– Только в потере Этель и в том, что случилось с Рогезой и Гавейном, я все равно не могу увидеть ничего хорошего.
Оливер немного подумал, потом тяжело вздохнул.
– Что касается Этель, то просто пришло ее время. Мне хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать людей, которые смогли прожить три раза по двадцать и еще десять лет, а Этель была даже старше. А Рогеза и Гавейн… что ж, пожалуй, тут ты права. Только время покажет, а если нет, то, по крайней мере, исцелит.
Кэтрин слегка прикоснулась кончиком языка к его соленой коже. Насколько же ей его не хватало!
– Да, конечно, – согласилась она и выбросила из мыслей образ белого разлагающегося тела на пристани.
– Неважно, что именно видела Этель. По крайней мере, сейчас… – Указательный палец Оливера описал на ладони молодой женщины круг, затем рука рыцаря медленно и нежно поползла выше по мягким мышцам предплечья и плеча. Тело Кэтрин откликнулось чувственной дрожью.
– Неважно, – тихо проговорила она и с нарастающей уверенностью добавила. – Ты прав, сейчас это совершенно неважно.
– Ты скоро получишь назад свои земли? – спросила Кэтрин, пригубив мед.
Они все еще были в постели. Восток светлел. Оливер приподнялся на локте, чтобы принять у нее чашу.
– Может быть, но думаю, не раньше, чем к лету. Стефан в плену, однако Фламандец, нынешний владелец Эшбери, не подчинился королеве. Весьма вероятно, что мне еще придется драться за них.
– Но, раз Стефан в плену, война наверняка почти кончилась? – запротестовала Кэтрин.
– Хотелось бы надеяться, – вздохнул рыцарь, – только все не так просто, как кажется на первый взгляд. Стефан-то в плену, но это еще не значит, что те, кто его поддерживает, склонят колени перед королевой. Если они сделают это, то наверняка потеряют земли и власть, которыми наслаждались под правлением короля. Матильда не знает, что такое прощение или компромисс. Она не признает чужой гордости, – только безоговорочное подчинение.
В его голосе прозвучало такое недовольство и осуждение, что молодая женщина поневоле спросила:
– Так зачем же ты-то ее поддерживаешь?
– Не ее, а ее дело. Моя семья присягнула на верность королеве как наследнице короля Генриха. Что же касается меня, то я по доброй воле дал клятву Роберту Глостеру, и теперь честь обязывает служить им обоим.
– Не столько обязывает, сколько связывает… в узел, – немного ядовито заметила Кэтрин, хотя без всякой задней мысли, потому что не склонялась ни на чью сторону. Да пусть бы они все провалились!
– Когда мой брат взбунтовался против Стефана, его лишили земель силой оружия. Всем, что у меня есть, я обязан милости графа Роберта и потому, развязав узел, останусь попросту нищим.
– И все же я…
Их разговор был прерван стуком в дверной столб. Из-за занавеса показалась голова Ричарда.
– Кэтрин, граф хочет тебя видеть. Он велел прийти в его покои вместе с сумкой.
– Он заболел? – резко спросил Оливер и потянулся за рубашкой.
Мальчик покачал головой. Волосы, давно нуждавшиеся в стрижке, упали на глаза, сделав похожим на лохматого щенка.
– Нет, плохо Стефану. Это из-за кандалов. У одного кольца оказались острые края, которые совсем порезали запястье.
Кэтрин, соблюдая благопристойность, повернулась к Ричарду спиной, быстро накинула нижнюю рубашку и принялась натягивать простые коричневые чулки. Оливер, оцепенев, уставился на посланца.
– Цепи?! Я считал, что Стефана держат под почетным домашним арестом!
– Королева Матильда заявила, что этого недостаточно, что он может бежать. Его слову нельзя верить. Он должен почувствовать тяжесть оков за то, что украл права, принадлежащие ей по рождению.
Оливер застонал и потер руками лицо. Кэтрин послышалось нечто вроде «тупая баба», но она была не совсем уверена.
Молодая женщина поспешно нацепила на себя остальную одежду, схватила стоящую в углу сумку, положила в нее горшочек с мазью из гусиной лапки, приготовленной еще Этель, несколько чистых льняных бинтов, затем поцеловала на прощание Оливера и пошла вслед за Ричардом через двор в замок.
Стефана держали в небольшой, но довольно приятной угловой комнатке с расписанными фресками стенами и большой угольной жаровней, чтобы не пускать в помещение сырость. Уют резко нарушался только вбитым в каменную кладку железным кольцом. Через него была пропущена длинная тяжелая цепь, концы которой крепились к кандалам на запястьях пленника. Ноги тоже были скованы цепью, но она уже не вела к стене, а шла только от щиколотки к щиколотке.
Королю Стефану было лет тридцать-сорок. Его густые волосы казались чуть темнее, чем у Оливера. В светлой бороде блестела только одна седая полоска – прямо по середине подбородка. Глаза были светло-голубыми, окаймленные привлекательными морщинками, которые свидетельствовали о том, что, несмотря на все заботы, свалившиеся на него при вступлении на трон, этот человек был не прочь посмеяться. Кэтрин поневоле подумала, что королева Матильда, должно быть, очень сварлива и глупа, если велела так сковать пленника. Пусть даже он посягнул на ее место, но все же он оставался признанным королем и, кроме того, кузеном.
– А, Кэтрин! – Граф Роберт знаком велел ей войти в комнату. Он казался смущенным, во всяком случае щеки его горели. Молодая женщина вежливо присела перед ним, затем так же присела и перед Стефаном. Король или нет, но он был человеком высокого рода. В ответ на ее жест по лицу пленника промелькнула слабая улыбка.
– Я вызвал тебя, чтобы ты осмотрела рану на запястье лорда Стефана, – объявил граф и махнул одному из стражников.
Солдат достал ключ и отомкнул кольцо на правой руке.
– Не боитесь, что я попытаюсь освободиться? – насмешливо поинтересовался Стефан, скривив губы.
Роберту явно было очень неудобно.
– Нет, – сказал он, пряча взгляд. – Я не боюсь, но таково желание моей сестры, а я подчиняюсь ее воле.
– О, Роберт?! Вы, значит, перепрыгните через утес, если она прикажет? – Стефан сжал и разжал кулак, радуясь тому, что железо снято, пусть ненадолго. – Впрочем, возможно, вы уже так и поступили.
Роберт вздернул плечами, словно от физической боли.
– Я не стану играть словами. За цепи прошу прощения, но иных причин жаловаться на пребывание в моих руках у вас нет, – сказал он и кивнул Кэтрин, которая пристально следила за поединком двух мужчин, отмечая все, что оставалось между слов. – Займись лордом Стефаном, Кэтрин, и смотри, чтобы все было сделано, как подобает и наилучшим образом.
Молодая женщина послушно наклонила голову, но не удержалась:
– Я не знаю иных способов, милорд.
Стефан весело фыркнул. Роберт резко отвернулся к узкому окну; его нервное напряжение выдавало только легкое похлопывание сложенных за спиной рук. Кэтрин внимательно осмотрела запястье Стефана и покачала головой: оно было очень сильно натерто и изрезано острыми железными краями. С близкого расстояния стали заметны и другие следы на теле пленника, полученные, видимо, в битве при Линкольне. Даже самые ядовитые клеветники уважали его храбрость и удаль на поле боя. На скуле темнел уже начавший проходить пурпурно-сине-желтый синяк, а на губе виднелся почти заживший порез. Кэтрин не было жаль этого человека, но она невольно чувствовала к нему сострадание. Кроме того, она обнаружила, что Стефан нравится ей гораздо больше надменной королевы Матильды. Хотя, как говорил Оливер, это всего лишь половина проблемы. Матильду яростно поддерживали те, кого ей удалось исподволь привлечь на свою сторону, как, например, графа Роберта, но сторонников было слишком мало, а она не давала себе труда завоевывать новых.
– Будет больно, – предупредила Кэтрин. – Мне необходимо промыть рану и убедиться, что в нее не попала ржавчина.
– Ты не можешь причинить мне большей боли, чем я уже испытываю, – с легкой улыбкой ответил Стефан.
Он нравился молодой женщине все больше и больше. Кэтрин слышала, что он весьма нежно относится к своей жене. Мод Булонской, и это, пожалуй, очень хорошо: иначе у этого господина было бы столько же незаконных отпрысков, как и у старого короля.
Кэтрин тщательно промыла ссадину. Стефан, правда, напрягся, но не дрогнул и не издал ни звука. Она нанесла на запястье бальзам Этель и обвязала его бинтом.
– Если вы снова должны надеть оковы, нужно, чтобы кольцо было легче и лучше обработано, – сказала молодая женщина Стефану, но так, чтобы ее хорошо расслышал граф Роберт.
Последний отпрянул от окна и хмуро посмотрел на нее.
– Не смей вмешиваться. Кэтрин опустила глаза.
– Я никогда не осмелилась бы, милорд, но вы велели мне заняться раной лорда Стефана, и я заговорила только как лекарь. Если не уменьшить трение на запястье, оно воспалится, а это может привести к горячке.
Граф покусал ноготь большого пальца, затем резко взмахнул рукой и прорычал в сторону стражника с ключом:
– Займись этим.
– Милорд. – Солдат поклонился и вышел из камеры.
– Благодарю, – снова улыбнулся Кэтрин Стефан. – Вы ангел-утешитель в чистилище. Я вознаградил бы вас, будь это в моей власти.
Молодая женщина решила про себя, что он очень вежлив. Она не могла представить королеву Матильду, которая при тех же обстоятельствах произнесла бы несколько вежливых слов в обмен на простое исполнение подчиненным своих обязанностей.
– Мне придется вернуться завтра, милорд, – сказала Кэтрин, обращаясь к графу Роберту. – За раной нужен уход, и потребуется перевязка.
– Как угодно. – Роберт дал ей монетку из своего кошелька. – Поскольку прошлым вечером я не видел Оливера в зале, полагаю, он был с тобой.
– Да, милорд. – Кэтрин слегка покраснела, потому что Стефан наблюдал за ней с видимым удовольствием.
– Пошли его ко мне. У меня для него задание. – Роберт жестом отпустил молодую женщину.
Кэтрин снова вежливо присела и с облегчением вышла на чистый холодный воздух лестницы.
Оливеру было поручено отвезти письма в Глостершир и в несколько владений графа Роберта в Монмаутшире. Затем его послали набрать по окрестностям как можно больше свежих лошадей, чтобы заменить потерянных в походе на Линкольн. Приказ был отдан на следующий день после праздника Святого Валентина. Королева Матильда готовилась покинуть Глостершир, чтобы отправиться сперва в Киренчестер, а потом в Винчестер.
– Значит, ты не поведешь лошадей в Бристоль? – спросила Кэтрин у Оливера, который в их комнатке складывал чистую рубашку и тунику в седельную сумку. Старую рубашку он решил оставить Агате для стирки. Голос молодой женщины не выражал ничего, кроме заботы. Крайнее разочарование ей удалось удержать при себе.
– Нет. Я должен найти лошадей и привести их в наш лагерь, где бы он ни находился. – Оливер слегка скривил губы. – С тем же успехом можно искать снег в июле. Люди, у которых еще есть скотина, спрячут ее сразу же, как услышат о моем появлении, или же постараются продать ее втридорога. Война уже взяла всех лучших животных. Остались только клячи.
– Разве ты не можешь сказать этого графу?
– О, ему это давно известно. Но его сестра ничего не хочет слушать.
Глаза Кэтрин сузились. Чем больше она видела и слышала о королеве Матильде, тем меньше она ей нравилась. Постепенно исчезала даже простая симпатия к женщине, которая пыталась пробиться в мире мужчин.
– Тогда в конце концов до нее вовсе никому не будет никакого дела, – сказала она, протягивая рыцарю капюшон, который лежал под корзиной с бельем, предназначенным для Агаты.
Оливер покачал головой и мрачно заметил:
– Попробуем сделать все, что в наших силах. Послушай, мне надо идти. Со мной отправляется Джеффри Фитц-Мар, а я понятия не имею, где он.
Он привлек молодую женщину к себе и крепко поцеловал. Она вернула поцелуй, на мгновение запустив пальцы в его густые волосы цвета хлеба.
– Береги себя.
– Ты тоже, – откликнулся рыцарь, покосившись на сумку повитухи, где лежал подаренный им зимой нож.
– Конечно.
Губы Кэтрин еще пощипывало от его поцелуя, пока она смотрела, как он быстро идет через двор. Потом молодая женщина слегка вздохнула и взялась за свои дела.
Минут через пять к ней заскочил Ричард, рядом с которым весело прыгал молодой пес, и попросил медовую лепешку, которые Этель всегда держала в глиняном горшке на случай его визитов.
Последние запасы, которые старая повитуха приготовила за неделю до смерти, почти все вышли. Кэтрин поняла, что для поддержания традиции ей придется взяться за дело самой. При виде нескольких золотистых хлебцев, оставшихся на дне горшка, она заморгала и прикусила губу. Мальчик ненадолго присел на стул у огня, надул щеки и внимательно осмотрел пасть собаки.
– Если я вернусь в зал, граф снова придумает для меня работу, – немного опечаленно сказал он. – А я и так все утро пахал, как мул. Терпеть не могу, когда армия собирается выступать.
– Если ты уклонишься от своих обязанностей, кому-то придется поработать за двоих, – заметила Кэтрин.
– Совсем недолго, да и, скорее всего, Томасу. Я уже и так помог ему с кучей щитов. – Ричард прожевал кусок и звучно сглотнул. – Вернусь, как прикончу вот это.
Кэтрин протянула ему горшок.
– Лучше возьми обе последние лепешки. Одну для себя, другую для Томаса.
Мальчик потянулся было за лакомством, затем резко вскинул голову и на кого-то уставился. Кэтрин обернулась.
– Ты видела где-нибудь Оливера? – спросил Рэндал де Могун. Подбоченившись он, опирался локтем о дверной косяк.
Кэтрин окатило волной испуга, но она усилием воли уняла дрожь в спине и ответила без всякого выражения:
– Он пошел в зал.
Де Могун оглядел ее с ног до головы. Кэтрин покрепче сжала горшок, собираясь в случае необходимости ударить им незваного гостя, хотя было жаль портить красивую желтую глазурь. Годард ушел к себе, поэтому спасти ее от этого грубияна было некому. Молодой пес зарычал и оскалился на наемника.
– Что мне нравится, так это теплый прием, который всегда оказывают у данного очага, – усмехнулся де Могун, отцепился от косяка и неторопливо побрел через двор. По спине молодой женщины снова пробежали мурашки.
– Кто это? – спросил Ричард каким-то странным – тонким и одновременно испуганным – голосом.
Кэтрин посмотрела на него. Лицо мальчика посерело, а глаза расширились настолько, что зрачки почти слились с белками.
– Его зовут Рэндал де Могун. Он наемник. Что случилось?
– Я помню его с Пенфоса, – слабо проговорил Ричард. – Он был их вожаком.
Молодая женщина уставилась на него с таким чувством, словно глотнула ледяной воды.
– Почему ты так уверен?
– Туника. Я узнал его тунику. Она принадлежала лорду Аймери. Ее содрали с его тела прежде, чем перерезать ему горло. Я помню красную тесьму. Мать нашила ее меньше чем за две недели до этого, а остатка хватило мне на шляпу.
Он порылся в кошельке на своем поясе и извлек помятую, почти пришедшую в негодность фригийскую шапочку. Да, она, вне всякого сомнения, была обшита такой же тесьмой. Только Ричарду вовсе необязательно было ее предъявлять: Кэтрин сама очень ясно вспомнила, как Эмис расшивала тунику и шапку. Теперь она поняла, почему одежда де Могуна показалась ей знакомой.
– Они могли продать тунику, – сказала она, пытаясь, несмотря на собственное смятение, быть объективной. – Де Могун ездит на гнедом коне, и щит у него синий. А у человека, которого мы видели, конь был каштановой масти, а щит зеленый.
Молодая женщина еще не договорила, как в ее ушах прозвенело предостережение Этель: «Бойся человека на гнедом коне». Желудок болезненно сжался, не в последнюю очередь при мысли о том, что наемник – друг или был другом Оливера.
– Он мог их продать. А может, лошадь была ранена, а щит поврежден, и ему пришлось избавиться от них. У графа всегда так. Ему пришлось оставить боевого скакуна, на котором он ездил в Линкольне, потому что тот захромал, и пересесть на запасного серого.
– Но де Могун не продал бы узду и седло, – заметила Кэтрин. – Ты помнишь его седло? Оно было обтянуто шкурой черно-белой коровы. Две улики сильнее одной.
Они уставились друг на друга.
– Мы в любой момент можем пойти и посмотреть на его упряжь, – сказал Ричард. – Это недолго, зато мы убедимся. Сейчас его нет в лагере. Он пошел за Оливером в зал.
Догадываясь, что поступает неправильно, но не в силах противиться настоятельному желанию знать, Кэтрин накинула плащ, схватила сумку и двинулась к двери.
– Нет, – сказала она Ричарду, который побежал было за ней. – Ступай, разыщи Годарда и вели ему прийти ко мне.
– Но…
– Быстро.
Молодая женщина вытолкнула мальчика во двор и, когда он убежал вместе с собакой, которая бросилась за ним, как тень, гораздо медленнее и осмотрительнее направилась к коновязи наемников.
Многие солдаты ее уже знали. Они с Этель лечили их женщин, а повитухе, находящейся в курсе всех женских секретов, гарантирована определенная безопасность. На пользу Кэтрин было и то, что она, как всем было известно, пользует жену графа и помолвлена с лишенным наследства рыцарем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Оливер немного подумал, потом тяжело вздохнул.
– Что касается Этель, то просто пришло ее время. Мне хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать людей, которые смогли прожить три раза по двадцать и еще десять лет, а Этель была даже старше. А Рогеза и Гавейн… что ж, пожалуй, тут ты права. Только время покажет, а если нет, то, по крайней мере, исцелит.
Кэтрин слегка прикоснулась кончиком языка к его соленой коже. Насколько же ей его не хватало!
– Да, конечно, – согласилась она и выбросила из мыслей образ белого разлагающегося тела на пристани.
– Неважно, что именно видела Этель. По крайней мере, сейчас… – Указательный палец Оливера описал на ладони молодой женщины круг, затем рука рыцаря медленно и нежно поползла выше по мягким мышцам предплечья и плеча. Тело Кэтрин откликнулось чувственной дрожью.
– Неважно, – тихо проговорила она и с нарастающей уверенностью добавила. – Ты прав, сейчас это совершенно неважно.
– Ты скоро получишь назад свои земли? – спросила Кэтрин, пригубив мед.
Они все еще были в постели. Восток светлел. Оливер приподнялся на локте, чтобы принять у нее чашу.
– Может быть, но думаю, не раньше, чем к лету. Стефан в плену, однако Фламандец, нынешний владелец Эшбери, не подчинился королеве. Весьма вероятно, что мне еще придется драться за них.
– Но, раз Стефан в плену, война наверняка почти кончилась? – запротестовала Кэтрин.
– Хотелось бы надеяться, – вздохнул рыцарь, – только все не так просто, как кажется на первый взгляд. Стефан-то в плену, но это еще не значит, что те, кто его поддерживает, склонят колени перед королевой. Если они сделают это, то наверняка потеряют земли и власть, которыми наслаждались под правлением короля. Матильда не знает, что такое прощение или компромисс. Она не признает чужой гордости, – только безоговорочное подчинение.
В его голосе прозвучало такое недовольство и осуждение, что молодая женщина поневоле спросила:
– Так зачем же ты-то ее поддерживаешь?
– Не ее, а ее дело. Моя семья присягнула на верность королеве как наследнице короля Генриха. Что же касается меня, то я по доброй воле дал клятву Роберту Глостеру, и теперь честь обязывает служить им обоим.
– Не столько обязывает, сколько связывает… в узел, – немного ядовито заметила Кэтрин, хотя без всякой задней мысли, потому что не склонялась ни на чью сторону. Да пусть бы они все провалились!
– Когда мой брат взбунтовался против Стефана, его лишили земель силой оружия. Всем, что у меня есть, я обязан милости графа Роберта и потому, развязав узел, останусь попросту нищим.
– И все же я…
Их разговор был прерван стуком в дверной столб. Из-за занавеса показалась голова Ричарда.
– Кэтрин, граф хочет тебя видеть. Он велел прийти в его покои вместе с сумкой.
– Он заболел? – резко спросил Оливер и потянулся за рубашкой.
Мальчик покачал головой. Волосы, давно нуждавшиеся в стрижке, упали на глаза, сделав похожим на лохматого щенка.
– Нет, плохо Стефану. Это из-за кандалов. У одного кольца оказались острые края, которые совсем порезали запястье.
Кэтрин, соблюдая благопристойность, повернулась к Ричарду спиной, быстро накинула нижнюю рубашку и принялась натягивать простые коричневые чулки. Оливер, оцепенев, уставился на посланца.
– Цепи?! Я считал, что Стефана держат под почетным домашним арестом!
– Королева Матильда заявила, что этого недостаточно, что он может бежать. Его слову нельзя верить. Он должен почувствовать тяжесть оков за то, что украл права, принадлежащие ей по рождению.
Оливер застонал и потер руками лицо. Кэтрин послышалось нечто вроде «тупая баба», но она была не совсем уверена.
Молодая женщина поспешно нацепила на себя остальную одежду, схватила стоящую в углу сумку, положила в нее горшочек с мазью из гусиной лапки, приготовленной еще Этель, несколько чистых льняных бинтов, затем поцеловала на прощание Оливера и пошла вслед за Ричардом через двор в замок.
Стефана держали в небольшой, но довольно приятной угловой комнатке с расписанными фресками стенами и большой угольной жаровней, чтобы не пускать в помещение сырость. Уют резко нарушался только вбитым в каменную кладку железным кольцом. Через него была пропущена длинная тяжелая цепь, концы которой крепились к кандалам на запястьях пленника. Ноги тоже были скованы цепью, но она уже не вела к стене, а шла только от щиколотки к щиколотке.
Королю Стефану было лет тридцать-сорок. Его густые волосы казались чуть темнее, чем у Оливера. В светлой бороде блестела только одна седая полоска – прямо по середине подбородка. Глаза были светло-голубыми, окаймленные привлекательными морщинками, которые свидетельствовали о том, что, несмотря на все заботы, свалившиеся на него при вступлении на трон, этот человек был не прочь посмеяться. Кэтрин поневоле подумала, что королева Матильда, должно быть, очень сварлива и глупа, если велела так сковать пленника. Пусть даже он посягнул на ее место, но все же он оставался признанным королем и, кроме того, кузеном.
– А, Кэтрин! – Граф Роберт знаком велел ей войти в комнату. Он казался смущенным, во всяком случае щеки его горели. Молодая женщина вежливо присела перед ним, затем так же присела и перед Стефаном. Король или нет, но он был человеком высокого рода. В ответ на ее жест по лицу пленника промелькнула слабая улыбка.
– Я вызвал тебя, чтобы ты осмотрела рану на запястье лорда Стефана, – объявил граф и махнул одному из стражников.
Солдат достал ключ и отомкнул кольцо на правой руке.
– Не боитесь, что я попытаюсь освободиться? – насмешливо поинтересовался Стефан, скривив губы.
Роберту явно было очень неудобно.
– Нет, – сказал он, пряча взгляд. – Я не боюсь, но таково желание моей сестры, а я подчиняюсь ее воле.
– О, Роберт?! Вы, значит, перепрыгните через утес, если она прикажет? – Стефан сжал и разжал кулак, радуясь тому, что железо снято, пусть ненадолго. – Впрочем, возможно, вы уже так и поступили.
Роберт вздернул плечами, словно от физической боли.
– Я не стану играть словами. За цепи прошу прощения, но иных причин жаловаться на пребывание в моих руках у вас нет, – сказал он и кивнул Кэтрин, которая пристально следила за поединком двух мужчин, отмечая все, что оставалось между слов. – Займись лордом Стефаном, Кэтрин, и смотри, чтобы все было сделано, как подобает и наилучшим образом.
Молодая женщина послушно наклонила голову, но не удержалась:
– Я не знаю иных способов, милорд.
Стефан весело фыркнул. Роберт резко отвернулся к узкому окну; его нервное напряжение выдавало только легкое похлопывание сложенных за спиной рук. Кэтрин внимательно осмотрела запястье Стефана и покачала головой: оно было очень сильно натерто и изрезано острыми железными краями. С близкого расстояния стали заметны и другие следы на теле пленника, полученные, видимо, в битве при Линкольне. Даже самые ядовитые клеветники уважали его храбрость и удаль на поле боя. На скуле темнел уже начавший проходить пурпурно-сине-желтый синяк, а на губе виднелся почти заживший порез. Кэтрин не было жаль этого человека, но она невольно чувствовала к нему сострадание. Кроме того, она обнаружила, что Стефан нравится ей гораздо больше надменной королевы Матильды. Хотя, как говорил Оливер, это всего лишь половина проблемы. Матильду яростно поддерживали те, кого ей удалось исподволь привлечь на свою сторону, как, например, графа Роберта, но сторонников было слишком мало, а она не давала себе труда завоевывать новых.
– Будет больно, – предупредила Кэтрин. – Мне необходимо промыть рану и убедиться, что в нее не попала ржавчина.
– Ты не можешь причинить мне большей боли, чем я уже испытываю, – с легкой улыбкой ответил Стефан.
Он нравился молодой женщине все больше и больше. Кэтрин слышала, что он весьма нежно относится к своей жене. Мод Булонской, и это, пожалуй, очень хорошо: иначе у этого господина было бы столько же незаконных отпрысков, как и у старого короля.
Кэтрин тщательно промыла ссадину. Стефан, правда, напрягся, но не дрогнул и не издал ни звука. Она нанесла на запястье бальзам Этель и обвязала его бинтом.
– Если вы снова должны надеть оковы, нужно, чтобы кольцо было легче и лучше обработано, – сказала молодая женщина Стефану, но так, чтобы ее хорошо расслышал граф Роберт.
Последний отпрянул от окна и хмуро посмотрел на нее.
– Не смей вмешиваться. Кэтрин опустила глаза.
– Я никогда не осмелилась бы, милорд, но вы велели мне заняться раной лорда Стефана, и я заговорила только как лекарь. Если не уменьшить трение на запястье, оно воспалится, а это может привести к горячке.
Граф покусал ноготь большого пальца, затем резко взмахнул рукой и прорычал в сторону стражника с ключом:
– Займись этим.
– Милорд. – Солдат поклонился и вышел из камеры.
– Благодарю, – снова улыбнулся Кэтрин Стефан. – Вы ангел-утешитель в чистилище. Я вознаградил бы вас, будь это в моей власти.
Молодая женщина решила про себя, что он очень вежлив. Она не могла представить королеву Матильду, которая при тех же обстоятельствах произнесла бы несколько вежливых слов в обмен на простое исполнение подчиненным своих обязанностей.
– Мне придется вернуться завтра, милорд, – сказала Кэтрин, обращаясь к графу Роберту. – За раной нужен уход, и потребуется перевязка.
– Как угодно. – Роберт дал ей монетку из своего кошелька. – Поскольку прошлым вечером я не видел Оливера в зале, полагаю, он был с тобой.
– Да, милорд. – Кэтрин слегка покраснела, потому что Стефан наблюдал за ней с видимым удовольствием.
– Пошли его ко мне. У меня для него задание. – Роберт жестом отпустил молодую женщину.
Кэтрин снова вежливо присела и с облегчением вышла на чистый холодный воздух лестницы.
Оливеру было поручено отвезти письма в Глостершир и в несколько владений графа Роберта в Монмаутшире. Затем его послали набрать по окрестностям как можно больше свежих лошадей, чтобы заменить потерянных в походе на Линкольн. Приказ был отдан на следующий день после праздника Святого Валентина. Королева Матильда готовилась покинуть Глостершир, чтобы отправиться сперва в Киренчестер, а потом в Винчестер.
– Значит, ты не поведешь лошадей в Бристоль? – спросила Кэтрин у Оливера, который в их комнатке складывал чистую рубашку и тунику в седельную сумку. Старую рубашку он решил оставить Агате для стирки. Голос молодой женщины не выражал ничего, кроме заботы. Крайнее разочарование ей удалось удержать при себе.
– Нет. Я должен найти лошадей и привести их в наш лагерь, где бы он ни находился. – Оливер слегка скривил губы. – С тем же успехом можно искать снег в июле. Люди, у которых еще есть скотина, спрячут ее сразу же, как услышат о моем появлении, или же постараются продать ее втридорога. Война уже взяла всех лучших животных. Остались только клячи.
– Разве ты не можешь сказать этого графу?
– О, ему это давно известно. Но его сестра ничего не хочет слушать.
Глаза Кэтрин сузились. Чем больше она видела и слышала о королеве Матильде, тем меньше она ей нравилась. Постепенно исчезала даже простая симпатия к женщине, которая пыталась пробиться в мире мужчин.
– Тогда в конце концов до нее вовсе никому не будет никакого дела, – сказала она, протягивая рыцарю капюшон, который лежал под корзиной с бельем, предназначенным для Агаты.
Оливер покачал головой и мрачно заметил:
– Попробуем сделать все, что в наших силах. Послушай, мне надо идти. Со мной отправляется Джеффри Фитц-Мар, а я понятия не имею, где он.
Он привлек молодую женщину к себе и крепко поцеловал. Она вернула поцелуй, на мгновение запустив пальцы в его густые волосы цвета хлеба.
– Береги себя.
– Ты тоже, – откликнулся рыцарь, покосившись на сумку повитухи, где лежал подаренный им зимой нож.
– Конечно.
Губы Кэтрин еще пощипывало от его поцелуя, пока она смотрела, как он быстро идет через двор. Потом молодая женщина слегка вздохнула и взялась за свои дела.
Минут через пять к ней заскочил Ричард, рядом с которым весело прыгал молодой пес, и попросил медовую лепешку, которые Этель всегда держала в глиняном горшке на случай его визитов.
Последние запасы, которые старая повитуха приготовила за неделю до смерти, почти все вышли. Кэтрин поняла, что для поддержания традиции ей придется взяться за дело самой. При виде нескольких золотистых хлебцев, оставшихся на дне горшка, она заморгала и прикусила губу. Мальчик ненадолго присел на стул у огня, надул щеки и внимательно осмотрел пасть собаки.
– Если я вернусь в зал, граф снова придумает для меня работу, – немного опечаленно сказал он. – А я и так все утро пахал, как мул. Терпеть не могу, когда армия собирается выступать.
– Если ты уклонишься от своих обязанностей, кому-то придется поработать за двоих, – заметила Кэтрин.
– Совсем недолго, да и, скорее всего, Томасу. Я уже и так помог ему с кучей щитов. – Ричард прожевал кусок и звучно сглотнул. – Вернусь, как прикончу вот это.
Кэтрин протянула ему горшок.
– Лучше возьми обе последние лепешки. Одну для себя, другую для Томаса.
Мальчик потянулся было за лакомством, затем резко вскинул голову и на кого-то уставился. Кэтрин обернулась.
– Ты видела где-нибудь Оливера? – спросил Рэндал де Могун. Подбоченившись он, опирался локтем о дверной косяк.
Кэтрин окатило волной испуга, но она усилием воли уняла дрожь в спине и ответила без всякого выражения:
– Он пошел в зал.
Де Могун оглядел ее с ног до головы. Кэтрин покрепче сжала горшок, собираясь в случае необходимости ударить им незваного гостя, хотя было жаль портить красивую желтую глазурь. Годард ушел к себе, поэтому спасти ее от этого грубияна было некому. Молодой пес зарычал и оскалился на наемника.
– Что мне нравится, так это теплый прием, который всегда оказывают у данного очага, – усмехнулся де Могун, отцепился от косяка и неторопливо побрел через двор. По спине молодой женщины снова пробежали мурашки.
– Кто это? – спросил Ричард каким-то странным – тонким и одновременно испуганным – голосом.
Кэтрин посмотрела на него. Лицо мальчика посерело, а глаза расширились настолько, что зрачки почти слились с белками.
– Его зовут Рэндал де Могун. Он наемник. Что случилось?
– Я помню его с Пенфоса, – слабо проговорил Ричард. – Он был их вожаком.
Молодая женщина уставилась на него с таким чувством, словно глотнула ледяной воды.
– Почему ты так уверен?
– Туника. Я узнал его тунику. Она принадлежала лорду Аймери. Ее содрали с его тела прежде, чем перерезать ему горло. Я помню красную тесьму. Мать нашила ее меньше чем за две недели до этого, а остатка хватило мне на шляпу.
Он порылся в кошельке на своем поясе и извлек помятую, почти пришедшую в негодность фригийскую шапочку. Да, она, вне всякого сомнения, была обшита такой же тесьмой. Только Ричарду вовсе необязательно было ее предъявлять: Кэтрин сама очень ясно вспомнила, как Эмис расшивала тунику и шапку. Теперь она поняла, почему одежда де Могуна показалась ей знакомой.
– Они могли продать тунику, – сказала она, пытаясь, несмотря на собственное смятение, быть объективной. – Де Могун ездит на гнедом коне, и щит у него синий. А у человека, которого мы видели, конь был каштановой масти, а щит зеленый.
Молодая женщина еще не договорила, как в ее ушах прозвенело предостережение Этель: «Бойся человека на гнедом коне». Желудок болезненно сжался, не в последнюю очередь при мысли о том, что наемник – друг или был другом Оливера.
– Он мог их продать. А может, лошадь была ранена, а щит поврежден, и ему пришлось избавиться от них. У графа всегда так. Ему пришлось оставить боевого скакуна, на котором он ездил в Линкольне, потому что тот захромал, и пересесть на запасного серого.
– Но де Могун не продал бы узду и седло, – заметила Кэтрин. – Ты помнишь его седло? Оно было обтянуто шкурой черно-белой коровы. Две улики сильнее одной.
Они уставились друг на друга.
– Мы в любой момент можем пойти и посмотреть на его упряжь, – сказал Ричард. – Это недолго, зато мы убедимся. Сейчас его нет в лагере. Он пошел за Оливером в зал.
Догадываясь, что поступает неправильно, но не в силах противиться настоятельному желанию знать, Кэтрин накинула плащ, схватила сумку и двинулась к двери.
– Нет, – сказала она Ричарду, который побежал было за ней. – Ступай, разыщи Годарда и вели ему прийти ко мне.
– Но…
– Быстро.
Молодая женщина вытолкнула мальчика во двор и, когда он убежал вместе с собакой, которая бросилась за ним, как тень, гораздо медленнее и осмотрительнее направилась к коновязи наемников.
Многие солдаты ее уже знали. Они с Этель лечили их женщин, а повитухе, находящейся в курсе всех женских секретов, гарантирована определенная безопасность. На пользу Кэтрин было и то, что она, как всем было известно, пользует жену графа и помолвлена с лишенным наследства рыцарем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56