– Я не удивлена, – сказала Кэтрин. – Я понимала, что слишком выросла для своего срока, чтобы носить всего лишь одного, разве что совсем уж великана.
Если говорить честно, она даже почувствовала облегчение.
– Ты сможешь остаться до моего разрешения? – взглянула она на Сибеллу.
Повитуха поджала губы; при этом обвивавшие их тонкие морщинки стали заметнее.
– Вряд ли я вернусь раньше, чем через три недели, – сказала она, – И я не уверена, что ты продержишься так долго.
– Но ты вернешься?
– Да, девочка, если уж тебе этого так хочется.
– Очень.
Кэтрин с трудом поднялась с соломенной циновки. Ее чрево шло от самых грудей и напоминало полную луну. Ей приходилось наклоняться, чтобы увидеть свои ноги, а надевание ботинок превратилось в совершенный кошмар. Она предложила повитухе чашу меда и вежливо выслушала все, что дама Сибелла имела сообщить о семейных делах, которые вызвали ее из Бристоля. Затем Кэтрин спросила о Джеффри и его детях.
– Он переносит свою потерю спокойно для окружающих, но не для себя, – печально ответила Сибелла. – Дети пока остаются с кузиной в Глостершире, а он навещает, когда может, но, мне кажется, что пока большее утешение он находит в чаше с вином.
– Как по-твоему, это пройдет?
– Бог знает, и время покажет, – Сибелла перекрестилась. – По крайней мере, он не прячет свое горе, как некоторые. У меня так и не выходит из головы бедная девочка. Мы ведь ничего не могли сделать.
– Ничего, – подтвердила Кэтрин, обхватив рукой свой живот и яростно повторяя про себя, что она сдержит клятву, данную Оливеру. Ради себя самой, ради него, ради Розамунды. И в память Эдон.
Сибелла допила мед и распрощалась, пообещав вернуться из Ладжерхола сразу, как только сможет.
Думая о двойняшках, Кэтрин стала разбирать пеленки и прикидывать, насколько именно больше их понадобится.
На рассвете поднялся морской туман. Оливер, кашляя, проснулся и обнаружил, что в этом тумане потонул весь лагерь. Солдаты возникали из мглы и пропадали в ней, словно призраки. Костры дымили и едва горели, все казалось странным и каким-то потусторонним. Но ведь в конце концов они находились у самых границ древнего королевства короля Артура. Чуть южнее были Корнуэл и развалины Тинтагеля, о котором говорили, что прежде он звался Камелот.
Оливер радовался, что его плащ подбит войлоком, потому что воздух был пронзительно холодным. До настоящей зимы было еще далеко, но ночевку в лагере в самом ее преддверии никак нельзя было назвать приятной. Левая рука рыцаря ныла, кончики пальцев застыли до потери чувствительности. Все сделанное из металла покрывали пятна ржавчины.
Ценой этих страданий они взяли Брайдпорт, как и надеялся Генрих, но прочие успехи оставались весьма сомнительными. Командующий Стефана де Траси укрылся за стенами своего замка в Барнстепле и отказывался выходить оттуда, чтобы дать сражение в открытом поле. Генрих упорно преследовал его, но не имел сил, чтобы расколоть такой крепкий орешек с одной попытки. При отступлении де Траси сжег все на своем пути, не оставив армии Генриха средств к пропитанию.
На завтрак в котле варилась жиденькая овсяная похлебка. Оливер, как лицо, распоряжающееся поставками продовольствия, весьма щепетильно относился к тому, чтобы не брать больше положенного. Нет злоупотреблений, нет и преступлений. Он плеснул в свою миску немного неаппетитного варева и с тоской вспомнил замечательные супы Кэтрин, горячие кирпичи очага, пылающие бревна и наслаждение, которое дает теплая сухая кровать.
Мимолетное мысленное удовольствие было тут же испорчено видением Кэтрин, простертой на родильном ложе; ее тело изгибалось дугой, а живот был вздут, как гора, ребенком, которого она не могла родить. Образ был таким ярким, что Оливер зашипел сквозь стиснутые зубы и с миской в руке пошел будить пинком еще кого-нибудь из спавших у его огня, чтобы не оставаться один на один со своими страхами.
Позавтракав, он позаботился о Люцифере и отправился искать Генриха. Туман постепенно редел; люди собирались у костров, грея руки, сплевывая и откашливаясь, чтобы прочистить легкие от зимней сырости.
Генрих завтракал со своим кузеном, Филиппом Глостером и Роджером, графом Херефордом. Они тоже жевали овсянку, но заправленную молоком и подслащенную медом. Рядом лакомилась молодая женщина, которая с удовольствием выскребала ложкой свою миску. Она была румяна, бела и с очень светлыми, почти серебристыми волосами. Для защиты от утреннего холода женщина была закутана в плащ Генриха. Оливер очередной раз поразился способности принца отыскивать красоток на ночь буквально посреди чистого поля. Жаль, что, преуспев в этом искусстве, он не умел таким же колдовским образом добывать овес, вяленую рыбу и вино.
Оливер отвесил поклон, но, прежде чем успел открыть рот, Генрих уже взмахнул своей ложкой из рога.
– Знаю, Паскаль. Мы не испытываем недостатка только в тумане и дожде, всего остального мало. Поблизости нет ни одного дружественного замка, где можно было бы раздобыть фураж, а у местного населения взять нечего, потому что де Траси все сжег.
Принц жестом велел Оливеру сесть, а сам остался стоять, прислонившись к столбу палатки.
– Конечно, если бы мы смогли взять Барнстепл… Его серые глаза блестели.
В один ужасный момент Оливеру показалось, что Генрих всерьез собирается предпринять этот шаг, но принц только с сожалением пожал плечами и вздохнул.
– К несчастью, у меня нет для этого сил, по крайней мере, сейчас. Но я уже запустил в этот край свои зубы и сделаю это еще раз.
– Значит, мы поворачиваем обратно? – уточнил Оливер с чувством облегчения.
– Да, – сказал Филипп Глостер, покосившись на Генриха. – Хотя и не без определенных споров.
Несмотря на то, что они с принцем были кузенами, фамильного сходства не наблюдалось. Филипп унаследовал карие воловьи глаза Мейбл и тонкие темные волосы графа Роберта. Он был настоящим солдатом но, как отец, не склонен идти на риск, если только его к этому не вынуждали. Его опыт уравновешивал и придавал форму мнениям и решениям Генриха. Роджер Херефорд, как обычно, промолчал. Его характер отличался строгостью и спокойствием. Заставить его вообще сказать что-нибудь было не легче, чем пытаться разжать челюсти бульдога деревянной ложкой.
Генрих отставил свою миску.
– Ты мог бы достать провиант, если бы я решил продолжить кампанию, не так ли?
– Только послав в Бристоль торговые суда, сир. Здесь нет ничего, кроме того, что мы везем с собой. Можно перевести людей на половинный рацион и надеяться, что удастся найти несколько ферм, избежавших огня, но это сильно ослабляет моральный дух.
– Следовательно, ты согласен с решением повернуть назад?
– Да, сир, согласен.
– В таком случае, можешь отправляться с авангардом. Выходите сразу, как свернете лагерь. – Генрих провел языком по внутренней стороне губ. – Думаю, не стоит напоминать, что в обязанности командира авангарда входит отыскать для нас безопасное место на ночь и продовольствие для людей и животных?
– Не стоит, сир, – сказал Оливер, умудрившись сохранить невозмутимое выражение. – Я это знаю.
Кэтрин содрогнулась, услышав цену, которую торговец полотном требовал за отрез простого небеленого льна для пеленок.
– Плохой урожай, – развел тот руками. – Слишком много солнца, дожди не в срок. Добавьте к этому то, что сожжено войной, и у вас не останется даже ниточки, чтобы ткать.
Он потер нос и посмотрел на женщину.
– Вот что я скажу, госпожа, раз уж вам очень нужно, я, так и быть, хоть себе и в убыток, предложу вам отрез за два шиллинга.
Кэтрин покачала головой.
– Нам надо есть, – сказала она, указав кивком головы на Розамунду, одетую в самое старое свое платье: оно было уже коротковато и с заляпанным пятнами подолом. В этом платье девочка обычно играла. У нее было еще два, гораздо лучших, однако Кэтрин знала, что торговцы всегда прикидывают, сколько смогут выручить, по виду покупателей.
Ей, разумеется, не хотелось, чтобы продавец счел, что с ней не стоит торговаться, поэтому сама оделась изящно, но просто: почтенная горожанка, готовая сделать покупку, но отнюдь не транжирить.
– За меньшую цену уступить не могу, но как вам вот этот кусочек? – Торговец достал изрядный кусок темно-желтой шерсти с узором из более темной нитки. – Сделайте платье для своей девочки. Цвет ей очень подходит. Я отдам не торгуясь.
Кэтрин задумалась. Это было его первое предложение, и на нем, пожалуй, удастся выгадать, если как следует поторговаться. Видя, что дело пошло, торговец предложил ей стул, чтобы отдохнуть.
– Снимите вес с ног, – сказал он, ласково подмигнув.
Кэтрин поблагодарила и предложила полтора шиллинга. Торговец покачал головой, прищелкнул языком и наконец объявил, что она просто грабит его, но он, так и быть, согласен на шиллинг и девять пенсов.
– Включая кусок шерсти? – спросила Кэтрин.
Он рассмеялся и почесал голову под войлочной шляпой.
– Ладно, с куском шерсти. Хорошо еще, что не все мои покупатели так сильно торгуются. Мне ведь тоже надо есть.
Кэтрин восприняла его жалобы достаточно спокойно. Каждый купец торгует на свой лад, но некоторые фразы, какой бы товар ни продавался, одинаковы для всех. Она расплатилась и принялась ждать, пока он свяжет лен и шерсть в узел с помощью куска конопляной веревки. Розамунда разглядывала шелка на краю прилавка и с завистью щупала блестящий кусок цвета морской волны.
– Такая молоденькая, а вкус хорош, – прокомментировал торговец, кивнув головой.
– Дорогой вкус, – ответила Кэтрин, подумав, что Розамунде в полной мере передалась любовь ее отца к роскоши. Несмотря на все свои недостатки, Луи обладал превосходным чувством стиля, и Розамунда, похоже, унаследовала его тоже.
– Господи, дай ей богатого мужа и пусть почаще заходит в мою лавку, – сказал торговец, молитвенно сложив руки. В его маленьких карих глазах промелькнули веселые искорки.
Кэтрин тоже улыбнулась и пошла оттаскивать Розамунду от шелков. Теперь, когда льна хватало, ей хотелось только одного: вернуться домой и дать отдохнуть ноющим ногам.
В этот момент поднялась суматоха. Они с торговцем кинулись смотреть, в чем дело, и увидели возбужденного всадника, который летел сквозь ярмарочную толпу, крича во весь голос. Его конь был в мыле, ноздри окаймляла красная полоска.
– Евстахий! – хрипло ревел всадник. – Идет Евстахий! Спасайтесь!
Кэтрин и торговец полотном, оцепенев, уставились друг на друга.
– Евстахий подавляет восстание в Восточной Англии, – слабо проговорила Кэтрин.
– Выходит, нет, раз он здесь. – Торговец принялся быстро сворачивать свой прилавок. – Хорошее перышко получит он на свою шляпу, если возьмет это место.
Всадник доскакал уже до рядов с тканями, по-прежнему выкрикивая:
– Евстахий и его армия меньше чем в пяти милях! Прячьтесь, пока можете!
– Меньше, чем в пяти, значит ближе к трем, – мрачно заметил торговец. – Он почти загнал лошадь, чтобы предупредить нас, но Евстахий вряд ли движется медленнее.
Тут торговец посмотрел на Кэтрин.
– Где вы живете, хозяйка, и где ваш муж?
– Я живу рядом с замком, а мой муж с принцем Генрихом, – растерянно проговорила Кэтрин, схватив Розамунду за руку.
– Хотите поехать в моей телеге? Ведь бежать-то вам трудно. – Он указал на ее вздутый живот.
Кэтрин с благодарностью приняла предложение и принялась помогать складывать тюки. Остальные торговцы тоже поспешно забрасывали товар на телеги и запрягали пони, а горожане бежали искать спасения в церкви и замке.
– Прокляни Господи эту войну, – бормотал торговец, загоняя лошадку задом в оглобли. – Мой отец торговал тканями при старом короле Генрихе. Можно было проехать от одного конца страны до другого и знать, что тебе ничего не грозит. У меня у самого дома сын двенадцати лет. Так ведь я не смею взять его ни в один город, потому что боюсь такого вот поворота дел.
Кэтрин подняла Розамунду на телегу. Ее живот тянуло, поясница слегка заныла. Она постаралась не задерживаться на этих ощущениях. Они могли означать начало схваток, но по расчетам Кэтрин ей оставалось носить еще не меньше двух недель, а главное сейчас было доставить Розамунду и очутиться самой в безопасном месте.
Она вскарабкалась на телегу и села рядом с дочкой на тюк полотна. Торговец вскочил на козлы и хлопнул поводьями. Лошадка стронулась с места; тележка покатилась по дороге. Тряска судорогами отдавалась в животе Кэтрин. Она обхватила его руками и обнаружила, что он тугой, как барабан. Поясницу не отпускала боль. Повсюду вокруг бежали люди, спотыкались и кричали от страха.
Розамунда гладила тюк, словно ощущение гладкого шелка под пальцами успокаивало ее.
– Принц Евстахий не поймает нас, да, мама?
– Конечно, нет, – пожалуй, слишком беззаботно ответила Кэтрин. – Мы надежно укроемся в замке.
– Если нас туда впустят, – чуть слышно пробормотал торговец.
Но пока главное было добраться до замка; все горожане стремились туда же, и дорога была забита повозками, людьми, несущими в охапках свои вещи, испуганными лошадьми и их впавшими в панику владельцами. Торговец чертыхался и хлестал вокруг себя кнутом, но безрезультатно.
Кэтрин подхватила свой сверток и поманила за собой Розамунду.
– Быстрее пешком, – сказала она, с трудом слезла с телеги и попрощалась с торговцем. – Желаю удачи.
Тот мрачно покачал головой.
– Удача – это либо жизнь, либо имущество. Одно без другого не имеет смысла.
Кэтрин оставила его дюйм за дюймом продвигать телегу среди людских волн и влилась в менее густую толпу бегущих. Их толкали, пихали и били. Розамунда заплакала. Тупая боль в пояснице стала острее; тянущее ощущение в животе превратилось в схватку. Несмотря на тревогу, на острую необходимость добраться до убежища в замке, Кэтрин была вынуждена прислониться к стене дома и подождать.
– Мама, что случилось? – Голос Розамунды был высок и испуган. – Мне это не нравится. Я не хочу, чтобы принц Евстахий пришел и схватил меня!
Она вцепилась в руку Кэтрин и громко зарыдала. Кэтрин кусала губы, чтобы не охнуть от боли.
– Все в порядке, никто не собирается причинять тебе вреда, – выдохнула она, когда смогла говорить. – Я не позволю, чтобы что-нибудь подобное случилось. Обещаю.
Она заставила себя оторваться от стенки и снова присоединилась к толпе бегущих горожан.
Когда они добрались до внешних укреплений замка, ее скрутила вторая схватка, заставив согнуться и вскрикнуть.
– Мама! – заорала Розамунда. Ее темные глаза были полны страха.
Кэтрин боролась с болью. Когда она рожала дочь, схватки длились почти весь день, причем первые спазмы шли редко и нерегулярно. Сейчас же они были гораздо чаще и сильнее. Получалось, что роды будут короткими и бурными.
С облегчением она увидела соседку, которая спешила в замок с тремя детьми, уцепившимися за ее юбку. Два мальчика и девочка, с которыми всегда играла Розамунда, а их отец был поваром в замке. Их мать, Года, плела тесьму и шнуры и продавала их на пояса и обшивку.
Кэтрин окликнула ее; Года оглянулась. Ее и без того встревоженное лицо стало еще более озабоченным.
– Кэтрин?
– Ты не возьмешь с собой Розамунду? – выдохнула Кэтрин. – Я не могу бежать, и хочу, чтобы она очутилась в безопасности, что бы ни случилось.
Женщина посмотрела, как Кэтрин держится за живот.
– Бог с вами, госпожа, – сказала она. – Конечно, возьму. Кэтрин поцеловала дочку и коротко обняла.
– Ступай с Годой. Я найду тебя позже.
Нижняя губа Розамунды дрожала, но она была послушной девочкой и не имела повода сомневаться в словах матери. Кроме того, дочь Годы Альфреда была ее лучшей подругой.
– С тобой все в порядке? – спросила Года, которая порывалась бежать дальше, но все же медлила.
Кэтрин слегка махнула рукой и кивнула. Она чувствовала приближение следующей схватки.
– Да, ступай. Я скоро.
Года велела Розамунде взять Альфреду за руку и быстро зашагала дальше, заставляя детей почти бежать. Розамунда оглянулась через плечо и помахала рукой. Кэтрин увидела овал светлого личика, черную прядку, которая выбилась из косы и вилась у самой щеки, и спросила себя, неужели она видит дочь в последний раз.
Чтобы наказать себя за такие мрачные мысли, она заставила свои ноги двигаться. Когда схватка была слишком сильной, она останавливалась и часто дышала. Боль отпустила, и в этот момент Кэтрин услышала первый вопль, резко обернулась и увидела клубы дыма, поднимающиеся от строений позади.
Бегущая и кричащая толпа стала гуще. К ней присоединились те, кто были дома и не слышали предупреждения, а теперь бежали от грабежей и огня.
Кэтрин сглотнула, почувствовав запах горящей соломы, который ветер швырнул ей прямо в лицо. Замок был уже почти близко, но, если ей не удастся найти убежища за его стенами, она погибнет. Ужас погнал ее вперед, шаг за шагом, а за спиной нарастал гул разрушения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56