– Выходит, как и ты, – заметила она.
– О нет, мне далеко до ее очарования, – возразила Кэтрин. – И нет никакого желания обернуть любого мужчину вокруг своего мизинчика.
– Даже Оливера? – скептически покосилась на нее Эдит.
– Я надеюсь, что любые свои поступки Оливер совершает по собственному желанию, – нахмурилась Кэтрин. – Пытаться манипулировать им было бы бесчестно.
– Так, по-твоему, Элеонора бесчестна?
– Нет. Но то, что пристало ей, не пристало мне.
Они снова замолчали. Эдит продолжала помешивать бульон, чтобы клецки не прилипали ко дну котла.
– Все эти бесконечные путешествия то туда, то сюда, – заговорила она немного погодя – Тебе не хочется остановиться и осесть где-нибудь?
– Всем сердцем хочется, – страстно сказала Кэтрин – Я, правда, могла бы жить в Бристоле или Руане, но как часто я тогда буду видеть Оливера? Его сыновья вырастут, почти не зная отца. Мне известно, что так живет большинство женщин, но это не для меня.
– Да, я вполне понимаю, – проговорила Эдит. – Мы-то с Годардом живем бок об бок и вместе ведем свои дела. Я, конечно, управлялась с таверной в одиночку целых пять лет после смерти моего первого мужа, но теперь и представить себе не могу, как обойтись без Годарда.
Кэтрин поджала губы.
– Если Генрих возьмет верх, тогда Оливер, наверное, получит обратно свои земли, но ни на что нельзя рассчитывать. Пока мы существуем одним днем.
– Думаешь, Генрих на этот раз возьмет верх, с третьей попытки?
– Думаю, что никому не победить, разве что договорятся, – задумчиво сказала Кэтрин – Бароны Стефана поддерживают его ради дружбы и из-за присяги, но вряд ли они встанут на сторону Евстахия. Им хочется, чтобы следующим королем был Генрих, так что, может быть, они предпочтут держаться подальше от очередной войны за права. Будут небольшие стычки и перестрелки, борьба за позиции, но в конце концов бароны решат, и решат они в пользу Генриха.
– Тогда остается молиться, чтобы это произошло поскорее, – заметила Эдит.
– Аминь, – перекрестилась Кэтрин.
Мирная передышка кончилась: ее прервали возбужденные голоса. Дверь с треском распахнулась, и в комнату влетели два маленьких мальчика, крутясь, как дервиши. По пятам за ними неслась Розамунда. Годард и Оливер, погруженные в разговор, вошли значительно спокойнее.
– Мама, мы видели жеребенка! – громко объявил Генрих и вцепился в Кэтрин, заставив ее опустить колени и взять его на руки. Он не только носил имя своего королевского крестного, но, похоже, перенял изрядную долю кипящей энергии принца. Его волосы были слегка рыжеватыми, а глаза зеленые с ореховым оттенком, как у Кэтрин.
– Неужели, солнышко?
Генрих энергично закивал и тут же принялся описывать, хотя ограниченный запас слов затруднял это непростое занятие. Темноволосый сероглазый Саймон пытался помочь. Мальчишеские голоса становились все громче. Розамунда поморщилась и зажала пальцами ушки.
– Тихо! – взревел Оливер, перекрыв своим мощным баритоном все остальные голоса.
Повисла тишина, но отнюдь не мертвая. Мальчишки не заплакали, не испугались, а просто уставились на отца круглыми укоризненными глазами.
– Вот так лучше, – сказал Оливер, сурово посмотрев на них и сопроводив свои слова сухим кивком, хотя дрогнувшие уголки губ едва не испортили все впечатление. – Что подумают хозяева о ваших манерах?
Эдит улыбнулась. В уголках ее глаз собрались веселые морщинки.
– А, мы привыкли к такому, – откликнулась она. – Хотя обычно нашим посетителям нужно выпить кружечку другую эля, чтобы начать так орать. Не надо так уж нападать на котят. Их приятно слушать.
– Галки галдят, посчитай котят, – сказал Оливер, шутливо дернув Розамунду за прядку, и подхватил Саймона на руки. – Шумные котята.
– Неужели ты предпочел бы обойтись без них, чтобы было тихо? – спросила Эдит.
Оливер поцеловал сына.
– Даже самый громкий их крик возвращает мне рассудок. Конечно, было бы лучше, если бы они могли сидеть хоть минутку спокойно, как настоящее золотко, но, когда тебе всего три года от роду, не стоит требовать слишком многого.
Они все сели ужинать цыплячьим бульоном Эдит. Генрих и Саймон поглощали его с удовольствием и даже не слишком свинячили. Это были крепкие, подвижные дети, крупные для своего возраста, очень похожие по фигуре на Оливера. Очень изящная темноволосая Розамунда ворчала на грязь, которую они развели, и держалась, как настоящая леди, чем очень гордилась Кэтрин, – и Оливер тоже. Это было видно по выражению его серых глаз. Пусть не все улажено, но жизнь хороша и, как уверяла себя Кэтрин, будет еще лучше.
Этой ночью они с Оливером легли на постель в комнате, где уже ночевали прежде, в те дни, когда она была еще сараем. Мальчики спали вдвоем на куче соломы, покрытой, чтобы она не колола, овечьей шкурой. Розамунда дремала рядом с ними; ее дыхание смешивалось с дыханием малышей.
– Завтра в Бристоль, – тихо проговорил Оливер в волосы Кэтрин.
Она улыбнулась и прижалась к нему, прошептав:
– Тушеные угри.
Его грудь содрогнулась от безмолвного смеха. Он заключил ее в объятия, и они прижались рот ко рту, бедро к бедру. С тех пор как дети подросли, они стали настоящими мастерами в том, как заниматься любовью молча, и пользовались любой представившейся возможностью.
Забавно, думала Кэтрин, пока Оливер углублялся в нее, а она сжимала его ногами: Луи требовал, чтобы она для него кричала и стонала, а теперь ее принуждают к полнейшей тишине. Она крепче вцепилась в Оливера и изогнулась, сжав зубы, с напряженным горлом и тающим лоном. Слишком редко выпадали возможности. Его уста закрыли ее губы в страстном поцелуе, и они затряслись вместе, впивая радость друг друга с каждым содроганием, пока не обессилели.
Он приподнялся на локтях и собрал губами пот с углубления на ее горле. Кэтрин закрыла глаза, подставив шею. Ощущение его близости рассылало по ее плоти заключительную легкую дрожь удовольствия.
– Завтра в Бристоль, – повторил Оливер.
– Тушеные угри, – отозвалась она, подавив смешок.
– Генриха не будет там еще примерно неделю, но он превратит Бристоль в одну из своих опорных баз. Я хочу, чтобы ты осталась там с детьми, когда я уйду.
Кэтрин открыла глаза и всмотрелась в его лицо в полоске лунного света, падавшей через окно.
– Ради безопасности? – спросила она без всякого выражения.
– До тех пор пока мы не убедимся, что бароны заставили Стефана замолчать по-настоящему. Я не хочу, чтобы повторился Девиж.
Она провела своей ногой вдоль его бедра и икры и попыталась повторить тот же мурлыкающий тон, какой Элеонора Аквитанская использовала для флирта с мужчинами.
– Значит, ты пугаешь меня старыми призраками, а то вдруг не останусь?
Его зубы ласково сомкнулись на коже ее горла.
– Я знаю, что ты будешь там в безопасности… что ничего не случится.
– Тебе приятнее, чтобы беспокоилась я, а не ты?
– Если и будет бой, то мне там не участвовать, – сказал он с легкой ноткой нетерпения. – Я буду с обозом. Если Стефан пробьется так далеко, то нам всем конец.
– Ты говоришь это специально, чтобы успокоить меня?
– Разумеется. – Его губы, шелковистые и требовательные, снова прижались к ее – Мне не грозит никакая опасность. Просто я не знаю, с какой скоростью понадобится перемещаться Генриху. Мы не сможем позволить себе большой обоз.
– А, так ты просто меня не хочешь.
– Кэтрин! – сердито выдохнул он. Она со смехом обвила руками его шею.
– Сперва ты получил все, что надо, а потом собираешься поступать по-своему?
Он взял ее. Она испустила приглушенный вопль. Розамунда слегка шевельнулась во сне и, вздохнув, перевернулась на бок.
Кэтрин затаила дыхание. Оливер мгновенно отстал и лег на спину. Розамунда постепенно снова задышала ровно.
Пытаясь исправиться, Кэтрин нежно прижалась к Оливеру и положила на него руку.
Он взял ее за ладонь и прижал к своей груди с полусонным довольным бормотанием.
Кэтрин тоже устала, но лежала без сна гораздо дольше, наслаждаясь покоем, запахом трав и свежего сена, ощущением безопасности и благополучия. Ей хотелось запомнить эту минуту, удержать ее в памяти, превратить ее в талисман.
Засыпая, она сжала рукой узел Этель, висевшей на кожаном ремешке на ее шее.
ГЛАВА 34
БРИСТОЛЬ, АПРЕЛЬ 1153 ГОДА
Луи сидел в уголке «Русалки», потягивал вино и посматривал на посетителей. В основном это были моряки или люди с обветренными, покрытыми шрамами лицами солдат. Такие же, как и он, если не считать постоянно меняющегося списка любимцев фортуны.
Луи все еще был красив. Святая земля стерла все мальчишеское из его улыбки и посыпала его голову редким серебром, но это скорее прибавило ему очарования, чем испортило внешний вид. Игривость стала опасной, а он, как и раньше, притягивал женщин, словно магнит железо.
Он посмотрел на свои руки: коротко остриженные ногти и загорелые коричневые пальцы. В последние дни Луи часто изучал их, дабы убедиться, что ничего не видно, что никто, кроме него, не знает о наследстве, которое он привез домой из Святой земли, хотя сам успел прийти к выводу, что совершенно ничего святого в ней нет. Наоборот, она была владением дьявола.
Его благополучное падение в ад обеспечила женщина, встреченная у Силоама. Он взял ее тело, облепленное шелковой тканью и пропахшее потом желания. Он жил в ее доме, утопающем в роскоши любых наслаждений и всех вообразимых пороков, жадно поглощая богатства, полученные ею от других мужчин. Она была куртизанкой, полуночным утешением высших лиц и прелатов, состоящих на службе у короля Иерусалима. У нее были миндалевидные темные глаза, подведенные углем, золотистая кожа цвета меда и маленькое чувственное тело, способное оборачиваться вокруг мужчины и сжимать его, словно удав. А теперь от нее не осталось ничего, кроме праха и костей. Ее звали Ясмин. Она дала ему все, – в том числе, и близкую гибель.
Он сжал руки в кулаки, но при этом косточки так четко проглянули под кожей, что слишком ясно напомнили о грядущей судьбе. Он схватил чашу и залпом осушил ее. По привычке Луи заказал самое лучшее, чем располагала «Русалка», однако приходилось не замечать, что вино мало чем отличалось от уксуса.
Дверь распахнулась, и в забитую посетителями таверну протиснулся Ивейн, гоня перед собой неописуемого вида человечка средних лет с волосами цвета песка и редкой желтоватой бороденкой.
– Вовремя, – прошипел себе под нос Луи и махнул рукой служанке, чтобы та принесла еще кувшин вина.
Ивейн подвел человечка в столу Луи и исчез, повинуясь щелчку загорелых пальцев.
– Ты аптекарь Адам?
Служанка поставила на стол новый кувшин вина и вторую чашу. Луи по привычке отплатил ей взглядом и улыбкой.
– Угу, – осторожно кивнул человечек. – Какое у вас ко мне дело?
– Лекарство, – Луи налил себе густого красного вина и пододвинул чистую чашу поближе к гостю. – Я слыхал, что ты искусен в составлении всяких средств.
– Это так. – Адам отхлебнул из своей чаши и пощипал себя за верхнюю губу, чтобы стряхнуть с усов капельки вина. Его светло-голубые глаза оставались настороженными. – Лекарство от чего?
– Сперва поклянись, что сохранишь тайну. Адам несколько раз близко моргнул.
– Это будет стоить дороже.
– Я могу заплатить. – Луи порылся в своем кошельке. Он совсем недавно извлек из него обычный серебряный полпенни, чтобы кинуть девчонке, но теперь в полусогнутой ладони блеснула так, чтобы это мог видеть один аптекарь, настоящая византийская золотая монета.
Веки человечка заработали, как крылья бабочки, бьющейся в окно.
– Одна такая сейчас, одна после, когда зелье будет готово.
Адам потянулся за золотом, но Луи отдернул руку и зажал монету в кулаке.
– Но только в том случае, если поклянешься не распускать язык.
– Я был бы сумасшедшим, если бы не поклялся, – отозвался Адам с беззвучным смехом.
– Вот именно, потому что либо ты молчишь, либо я отрежу тебе язык собственным мечом. – Луи коснулся рукояти, чтобы угроза прозвучала более веско.
Аптекарь побледнел и сглотнул, но жадность пересилила осторожность.
– Клянусь, – сказал он и протянул руку.
Луи сунул монету ему в ладонь; его темные глаза приобрели свирепое выражение.
– Ты знаешь, что тебя ждет, – сказал он, сделал еще глоток вина, словно это была красная живая кровь, и резко опустил чашу на стол. – Это, понимаешь, не для меня. Я действую от имени друга.
– Разумеется. – Адам наклонил голову и погладил кошелек, где теперь лежал золотой.
Все еще медля вручить свою судьбу в чужие руки, Луи извлек из поясной сумки кусок пергамента.
– Вот составные части, – сказал он, нахмурившись. Луи понятия не имел, что именно требуется, потому что не умел ни читать, ни писать. Он купил рецепт у одного из странников, возвращавшихся на том же корабле домой. Этот человек уверял, что лекарство действует на очень многие болезни.
– Лекарство от чего?
– От золотухи. – Луи заставил себя не потереть запястье, где было пятно белой, как лишай, кожи с красным ободком по краям. Золотуха вполне приемлема. Проказа – нет. Проказа превратит его в отщепенца, чье существование зависит только от подаяния. Она сожрет его внешность, он не сможет видеть никого, кроме таких же прокаженных. Когда его бесцеремонно спихнут в могилу, может быть, через много мучительных лет, он уже не будет командиром Луи ле Люпом или любимцем женщин Луи ле Кольпом. Он не будет Луи де Гросмоном, наперсником королей, и даже Левисом из Чепстоу, внуком конюха. Он будет Луи Прокаженным, презираемым отщепенцем.
– А, золотуха, – повторил аптекарь, заговорщически кивнув, чтобы показать, что он охотно подыгрывает, но ни в коей мере не одурачен. Затем он просмотрел список, бормоча себе под нос и постоянно кивая. – Водолюб, щавель, травка святого Джона, серый лишайник… да, все это у меня есть. – Его голос упал до неразборчивого шепота, когда он перешел к другим составляющим, по-прежнему продолжая кивать. Но внезапно аптекарь остановился, и по его лицу пробежало выражение полнейшего отвращения.
– Вот этого у меня нет и я не смогу достать это, – сказал он.
– Почему? Что это такое? – Луи наклонился вперед, чувствуя, как его грудь сжимает паника.
– Жир мертворожденного младенца, который следует вытопить и использовать для того, чтобы примешать к нему все остальное.
Луи почувствовал, как его кишки на мгновение сжались, но еще глоток вина и отчаянное положение прогнали прочь это ощущение.
– А если я достану его для тебя? Аптекарь сглотнул и покачал головой.
– Это против всех христианских законов. Если кого-нибудь из нас поймают, то вздернут на ближайшей виселице.
– Нас не поймают. Тебе нечего бояться. Я достану это средство, а тебе придется только смешать его с остальными. Весь риск падает на меня, тебе же щедро заплатят.
– Я… я не знаю.
Тогда верни мне золото, и я найду другого, который согласится.
Адам пощупал кошелек, нахмурился и заерзал. Но он просто не мог заставить себя сунуть руку внутрь и швырнуть монету обратно.
– Это не годится, – сказал он.
– Почему? – пожал плечами Луи. – Если младенец мертв, то ему не нужен жир.
– А где найти повитуху, которая согласится подвергнуть опасности и себя тоже?
– Господь небесный, человече, да ты оглянись вокруг! – развел руками Луи – Армия принца Генриха, армия Глостера и всех их союзников. Где воины, там и шлюхи, а где шлюхи, там и повитухи. Я найду. – Он протянул руку. – Ну, отдавай золото или соглашайся.
Аптекарь прикусил нижнюю губу и все-таки быстро хлопнул по ладони Луи.
– Согласен, – хрипло проговорил он – Принеси мне средство, когда достанешь его.
Он поднялся на ноги с таким видом, словно его мутило, и судорожно вытер ладонь о бедро.
Когда аптекарь ушел, снова появился Ивейн и сел за тот же столик, чтобы прикончить кувшин вина вместе со своим хозяином. Луи никогда не посвящал его в свои затеи, а Ивейн никогда не спрашивал, придерживаясь того мнения, что рассуждения по поводу приказаний не доставляют ничего, кроме хлопот и моральных проблем.
– Куда мы отсюда двинемся? – спросил он. – Ты все еще собираешься наняться к принцу Генриху?
Луи поднес чашу к губам, залил вино в рот и сглотнул.
– Завтра, – ответил он. – Сегодня я не собираюсь идти дальше ближайшей пыльной канавы, если только не предлагать принцу запах прокисшего вина. Первое впечатление самое длительное. Отправляйся, на остаток дня ты совершенно свободен.
– Тогда, если нет разницы, я останусь здесь, – по-волчьи усмехнулся Ивейн.
– Как хочешь. – Луи швырнул на стол серебряный пенни, вышел из «Русалки» и отправился бродить по самому центру Бристоля, где царила деловая суета и где не ступала его нога с тех пор как он, простой двадцатиоднолетний гарнизонный солдат, привез сюда свою невесту выбрать безделушки и всякую хозяйственную мелочь.
Боже, как давно это было. Целую жизнь назад. Целую жизнь, полную странствий и метаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56