А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Он красивый! – всхлипнула она и расплакалась.
– Да, госпожа, – дипломатично отозвалась стоявшая на коленях Кэтрин, обрезая пуповину и удаляя послед.
Остальные женщины, обитавшие в этом доме, толпились вокруг, ворковали, то и дело дотрагивались до ребенка и обменивались всяческими замечаниями. Здесь были три тетушки, кузина и беззубая бабушка. Они пришли, чтобы помочь и засвидетельствовать свершившееся событие, превращая его таким образом в значительный общественный акт? Кэтрин уже успела привыкнуть к подобным собраниям, но пару раз ей все же очень хотелось заткнуть рот бабушке первой попавшейся тряпкой.
Одна из тетушек рысцой выбежала из комнаты, торопясь возвестить находящейся в ожидании мужской части, что на свет благополучно появился новый сын. Кэтрин проследила, чтобы мать обмыли, помогли взобраться на вновь застеленное семейное ложе и удобно обложили подушками.
Бабушка пошамкала беззубыми челюстями и потрепала повитуху по плечу:
– Не так уж плохо для молоденькой, которая сама никогда не рожала.
– Спасибо, – тепло поблагодарила Кэтрин.
– Я слышала о вас от госпожи Губерт из дома в конце улицы. Она уверяет, что вы со старухой очень умелые.
Кэтрин выдавила из себя улыбку и принялась складывать свои инструменты обратно в сумку. На этот раз понадобились только масло да острый нож.
– Но ты почему-то пришла одна, – не унималась бабушка.
– Моя наставница недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы идти в город, – ответила Кэтрин. – Годы и зима тяжело легли на ее плечи.
Она сжала губы. Этель чихала все утро и, несмотря на то, что сидела у самого огня, закутавшись в мантию и плащ, дрожала так, что было непонятно, как еще мясо держится на костях.
– Да, да. Мне самой уже три дюжины и еще десять зим, и кашель, как лай у собаки, – проговорила неотвязная старуха. – Точно говорю, иногда доходит до того, что, того и гляди, освобожу я свою постель как-нибудь утром.
Это было уже последней каплей. Кэтрин огляделась. Две тетушки купали младенца в серебряном тазу, а кузина прогревала его пеленки над жаровней с углем. Вдоль стен двигалась служанка, зажигавшая свечи с помощью специально предназначенной для этого длинной тонкой свечки. Кэтрин отметила, что это не обычные тусклые сальные свечи в виде веретена, а настоящие толстые восковые, вроде тех, какие горят в покоях графини.
Проследив за направлением ее взгляда, старуха проковыляла к нише в стене и вернулась с тремя гладкими, отливающими кремом свечками.
– Вот, возьми. Это тебе в честь благословенной Девы Марии, ведь сегодня ее праздник.
Кэтрин с удовольствием приняла дар. Она знала, насколько Этель любит восковые свечи. Всевозможные подарки, которыми наделяли повитух благодарные горожане, вообще были самой приятной особенностью их ремесла.
На улице царили серые февральские сумерки, холодный ветер обжигал лицо. Кэтрин натянула на плат капюшон и понадежнее закрепила застежку плаща, ее зубы стучали от холода. Колокол церкви Св. Марии у врат отзвонил полдень, к нему присоединились колокола собора Святого Петра. Молодая женщина подумала об Оливере. Интересно, что он сейчас делает? Трясется в седле с посиневшими от холода пальцами, или они уже добрались до места? Может быть, уже идет сражение? Две недели без всяких вестей серьезно нарушили душевное равновесие Кэтрин. Она постоянно грызла ногти и, несмотря на уверения Этель, что Оливер непременно вернется, не находила себе места от тревоги.
От стены дома Сапоньер отделилась темная фигура Годарда и незаметно пристроилась рядом с молодой женщиной, огромная и надежная, как шагающая стена. Кэтрин нравилось, что он рядом и что он молчит. Она так устала от разговоров ради разговора, когда жизненно необходимо, но и страшно, было только одно: получить известия об армии графа Роберта.
Они шли мимо собора Святого Петра вдоль берега реки. На поднявшейся от прилива воде плясали суда и шлюпки; в небе, словно жидкие обрывки облаков, вились чайки, вспарывая воздух резкими криками.
У замковой верфи стоял под разгрузкой небольшой, пришедший с моря ког, с него снимали ящики и бочки. Вполне обыденная сцена, и сначала Кэтрин практически не обратила на нее внимания, но, когда они с Годардом подошли поближе, оказалось, что никто не работает. Все люди столпились вокруг чего-то на земле. Один из более молодых грузчиков вдруг кинулся к воде, и его вырвало. Остальные прижимали ко ртам плащи и шапки.
Подчиняясь естественному любопытству, Кэтрин направилась к толпе. Наверное, там морская свинья или даже кит: эти создания изредка попадали с приливом в реку, вызывая всеобщее удивление, иногда смешанное с отвращением, если успевали умереть и их тела начинали разлагаться. Молодая женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть, что же такое белое лежит на причале у ног людей. Оно слишком маленькое и тонкое, чтобы быть морской свиньей или китенком.
– Пойдемте, госпожа, – внезапно проговорил Годард, схватив ее за локоть, но было уже поздно, потому что Кэтрин успела разглядеть кости, просвечивающие сквозь гнилую плоть, и понять, что люди смотрят на человеческое, точнее, бывшее человеческим тело.
Одну из ног обвивал конец веревки, за который зацепился клок розовой ткани, расшитой темно-красным цветочным узором. К черепу, который отвалился, когда мужчины вытаскивали тело, и лежал теперь, запутавшись в рыбачьей сети, еще крепилось несколько прядей волос. Их цвет был похож на цвет локона, вплетенного в тот узел, который Кэтрин дала Оливеру, но, когда они высохнут, то будут светлее: более каштанового оттенка. Молодая женщина почувствовала, как к ее горлу подкатывает комок. Теперь она знала, что случилось с Рогезой де Бейвиль.
– Это вышивальщица графини, – отрывисто сообщила она собравшимся людям. – Она исчезла в Сочельник, и никто не знал, что с ней сталось.
Горло сжимало так, что трудно было говорить.
– Бога ради, прикройте ее и позовите священника.
Оливер взял щит в левую руку и обнажил меч. Бойцы рядом с ним горячили коней и готовились к атаке. Резкий ветер жег сквозь доспехи и одежду, все еще мокрую после перехода через Фосседайк, но рыцарь не обращал внимания на холод, целиком сосредоточившись на предстоящей битве. Он не раз участвовал в мелких стычках, однако сейчас впервые ощутил вкус большого сражения. То же самое можно было сказать о большинстве людей, выстроившихся на плоском поле западнее города. Несмотря на то, что в Англии постоянно шла война, крупные битвы случались редко. Ставить все на исход одного сражения – непрактично, разумеется, если только удача не повернется к вам лицом или вы загнаны в угол и просто не имеете другого выхода. На сей раз честь первого хода принадлежала графу Роберту, а загнанным в угол оказался Стефан, однако обе армии были примерно равны по силе и умению. Как повернется битва, никто не знал.
Вдали, на холме, Оливер видел, как на стенах замка, окруженного осадными машинами Стефана, храбро полощутся знамена Честера и Глостера. Сам же Стефан примчался со всей своей армией на поле как только узнал, что брод Фосседайка взят.
– Он не ждал, что мы так быстро и с такими силами окажемся на его пороге, – насмешливо заметил Гавейн, когда отряды Стефана поспешно выстраивались напротив.
– Не ждал, – согласно кивнул Оливер и подул на замерзшие пальцы. – И именно потому, что не приготовился, стал действовать очертя голову. На месте Стефана я остался бы за городскими укреплениями и заставил нас атаковать, пробежавшись вверх по склону. Он лишился своего преимущества, спустившись к нам на равнину.
Тут рыцарь окинул взглядом занимаемую их отрядом удобную позицию на левом фланге армии графа Роберта.
Граф собрал здесь в основном рыцарей и баронов, лишившихся своих владений. Им противостояли графы и магнаты Стефана: Ричмонд, Норфолк, Нортхемптон, Суррей и Ворчестер. Центр держал Раннульф Честер; ему предстояло столкнуться с самим Стефаном и его пехотой. Граф Роберт вместе с вассалами из Уэльса взял на себя правый фланг, чтобы померяться силами с фландрскими наемниками Стефана.
Командующие скакали вдоль рядов, воодушевляя людей на битву громкими пышными фразами. Граф Роберт обладал глубоким проникновенным баритоном. В отличие от него Стефан обладал таким тонким тихим голоском, что ему пришлось пустить вместо себя одного из своих баронов, а именно Балдуина Фитц-Гилберта.
Напротив Оливера кто-то из магнатов Стефана выкрикнул вызов на поединок, явно предпочитая традиционное начало битвы.
– Ха! По-моему, они думают, что это праздник! – прорычал прямо в ухо Оливера Рэндал де Могун.
Он не был лишен наследственных владений, но предпочел биться в рядах обиженных – скорее всего, в надежде получить за это немного собственной земли.
– Для них так оно и есть, – ответил Оливер, не отрывая глаз от рядов противника. Интересно, призвал ли в свои войска Валейран Ворчестер человека, захватившего Эшбери? С их точки зрения, мы всего лишь безземельные наемники, и этот вызов – явная насмешка.
Он еще раз оглядел ярко разодетых вражеских рыцарей, которые гарцевали и прихорашивались, и почувствовал прилив гнева, который не смогли бы вызвать никакие речи командиров. Ради тщеславия этих людей погиб его брат, а сам он превратился в изгнанника, кормящегося только своим мечом. Пусть так. Но, именем Всевышнего, сегодня он пришел взять свою плату!
Оливер слегка выехал вперед, готовясь ответить на очередной вызов на поединок. Рэндал де Могун пристроился рядом с ним, слегка склонив копье и жадно облизывая губы:
– Я собираюсь наделать таких дыр в их великолепных кольчугах, которые не сможет залатать ни один оружейник!
Глаза де Могуна горели, дыхание было прерывистым. Оливер внимательно посмотрел на него. Наемник выплескивал наружу всю свою агрессию. А почему бы и нет? Оливер сам ощутил огонь, который жег его внутренности, и позволил ему разлиться по жилам. Чуть позади слышалось такое же прерывистое дыхание Гавейна. Рыцарь коротко глянул на него. Молодой человек дрожал, но не столько от страха, сколько от гнева и возбуждения.
– Готов? – спросил Оливер.
– Еще бы! – ответил Гавейн, горяча своего скакуна с помощью поводьев и шпор.
Командир отряда Майлс Фитц-Уолтер, шериф Глостершира, привстал перед ними на стременах и громко проревел:
– Вперед!
Оливер вонзил шпоры в бока Героя и вместе с Гавейном, де Могуном и еще тридцатью рыцарями с грохотом помчался по мягкой земле навстречу врагам. Они не стали куртуазно обнажать мечи, чтобы обменяться несколькими вежливыми ударами, а атаковали всерьез, не останавливаясь, стремясь прорваться сквозь ряды противников и не оставлять за собой живых.
Не готовая к подобной атаке кавалерия Стефана обнаружила, что остается на милость людей, охваченных неукротимой ненавистью. Каждый удар был нацелен на то, чтобы покалечить или убить, а не изящно взять в плен для выкупа, как в основном и было принято. Весь левый фланг графа Роберта поднялся на волне этой первой, самой яростной атаки, которая сразу же перешла во вторую.
И уже ничего не значило, что силы примерно равны: люди Стефана не могли сравниться с охваченными жаждой битвы противниками. Оливер обнаружил, что машет мечом в пустом пространстве, потому что не нашлось никого, кто встал бы перед ним и ответил ударом на удар. Все пять графов, которые должны были встретить кавалерию Роберта, бежали вместе со своими отрядами, оставив поле за людьми Глостера, а Стефана в очень тяжелом положении.
Кэтрин зажгла вместо обычных лучин восковые свечи, подаренные ей старухой Сапоньер. По комнатке Этель разлился чистый яркий свет и запах меда, напоминавший о лете. Кэтрин глубоко вдыхала его, старясь выветрить из своих ноздрей смрад недавней находки.
Этель полусидя следила за ней с кровати, опираясь на два валика: так было легче дышать.
– Итак, она бросилась в реку, – прохрипела она, когда Кэтрин рассказала о Рогезе – Ну, ничего удивительного. Слишком горда, чтобы жить со стыдом.
Молодая женщина содрогнулась.
– Она же была суетна и любила прелести жизни. Поверить не могу, что она так распорядилась собой. Кроме того, это было бы слишком рано. У нее еще могли начаться месячные.
Этельреда окинула ее проницательным взглядом и парировала:
– Только с соизволения Господа. – Затем постаралась смягчить свой хриплый голос: – С тобой было так же?
Кэтрин даже перестала дышать, пораженная невероятной интуицией старой женщины. На мгновение она снова перенеслась в дни, последовавшие сразу после смерти Левиса, и увидела саму себя стоящей на парапете в сумерках и не сводящей взгляда с вязкой темной воды реки Уэй.
– Я же не утопилась, – натянуто проговорила она – Да, я думала об этом, но только одно мгновение.
– Этого достаточно. Всего лишь поскользнуться на мокром камне… – Этель закрыла глаза.
Кэтрин слегка содрогнулась.
– Откуда ты знаешь?
– Твой страх… то, как ты говорила… Я почувствовала связь с водой, темной водой, которая течет быстро. – Голос Этель упал до невнятного бормотания. – И еще я увидела человека с темными волосами и темными глазами…
Кэтрин буквально заледенела.
– Левис, – шепнула она.
Этель заговорила снова. Она произнесла всего одно слово, четкое и ясное, как пламя свечи:
– Берегись.
Кэтрин подошла к кровати, собираясь выяснить, что же она имела в виду, но старуха не ответила. Она уже громко храпела.
Замок Линкольн сверкал всеми огнями, поскольку командующие армией королевы праздновали победу. Город Линкольн тоже сверкал – пламенем пожара, поскольку простые солдаты грабили имущество горожан, которые сделали ошибку, выбрав в качестве своего защитника Стефана.
Оливер отказался отправиться за Рэндалом де Могуном на улицы Линкольна в поисках добычи. Одно дело биться с мужчинами в поле, совсем другое – выгонять женщин и детей из их жилищ, присваивать их добро и жечь дома. В каждом женском лице ему виделась бы Кэтрин, в каждом ребенке – Ричард. Война – вообще черное дело, но эта ее часть смердела особенно сильно, и Оливер остался в стенах замка. Все его участие в грабеже ограничилось присвоением бутылки лучшего гасконского вина, предназначенного для стола высоких особ.
Несмотря на отвращение к происходящему, рыцарь находился в самом приподнятом расположении духа. Легкость, с которой далась победа, и пленение самого Стефана означали, что судьба серьезно повернулась в сторону королевы. Если все продолжится так же, то он буквально через несколько месяцев снова станет хозяином своих владений. Ради подобной надежды стоило отведать душистого темного вина. Следующее Рождество он будет встречать за высоким столом в Эшбери, как делали его отец и брат. Там будут позолоченное рождественское дерево, всеобщее ликование и Кэтрин рядом с ним в зеленом венке из плюща и остролиста.
А пока приходилось довольствоваться простой доской в углу зала и компанией Джеффри Фитц-Мара и дюжины других рыцарей, которые отказались искать счастья в городе. Они обсуждали весь ход битвы, удар за ударом, особенно останавливаясь на моменте, когда Стефан, покинутый своими графами, брошенный наемниками, стоял один, вращая огромным датским топором и не давая никому приблизиться к себе, пока наконец удачный удар по шлему не оглушил его на достаточный срок, чтобы схватить и связать. Сейчас он был заперт в одном из верхних покоев замка. Раны пленника перевязали, обращались с ним вежливо, но охраняли так тщательно, что даже паук не смог бы незамеченным приблизиться к его двери.
– Мне скоро в караул, – сказал Джеффри, отказываясь от предложенного Оливером вина. – Нужно сохранить голову ясной.
– Ха, да разве он сможет бежать? – вставил кто-то из рыцарей.
– Вряд ли, но граф Роберт не выносит пьяных часовых.
Самому Оливеру предстояло заступать на дежурство на следующем рассвете. Он мог позволить себе выпить, правда, не напиваясь. Наполнив кубок в третий и последний раз, рыцарь передал бутылку другим, чтобы они ее докончили. Несмотря на то, что он желал поражения Стефана, его восхищала отвага этого человека, равно как и достойное поведение в несчастье. Возможно впервые за все время своего правления Стефан проявил поистине королевские качества… хотя это, конечно, не означало, что он имеет право носить корону.
– За победу! – провозгласил Оливер, поднимая кубок. – И пусть доведется нам вкусить ее каждый день!
– За победу! – повторил Джеффри, залпом допив остатки своего вина, затем он вытер рот и огляделся. – А где сегодня Гавейн?
– В городе вместе с де Могуном, – покачал головой Оливер.
Джеффри взял со стола шлем и поднялся на ноги.
– Я рад, что служебные обязанности вынудили меня остаться в замке этой ночью, – мрачно сказал он. – Нам говорили, что горожане заслуживают хорошего урока, но меня как-то мутит от возможности преподать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56