А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ты, кажется, собираешься напоминать про это при каждом удобном случае?
Кэтрин закатила глаза. Иногда муж напоминал испорченного ребенка, который чем больше дают, тем больше требует.
– Я просто говорю, что нельзя бросить семя и на следующий же день ожидать обильного урожая. Ему еще нужно созреть.
– Ты, как всегда, отзывчива, – насмешливо улыбнулся де Гросмон, одновременно благодаря за внимание и показывая без слов, что она абсолютная глупышка. – Преклоняюсь перед твоей великой мудростью. Для начала сойдет и Уикхэм.
В первый вечер в большом зале Луи сидел в кресле лорда за высоким столом в темно-красной одежде с золотой вышивкой. Кэтрин – по его настоянию – тоже одела самое лучшее. Из сундуков достали лучшие скатерти, которые желтели там последние десять лет. Хэмфри де Чешем не любил выставлять что-либо напоказ. Ему хватало чисто выскобленной столешницы, как сказала Кэтрин служанка, передавая ключи от сундуков с бельем.
Крепость была отлично построена в военном отношении, но ей совершенно не доставало женских рук. Хэмфри де Чешем был вдовцом, который обходился при необходимости девками из таверны, а все домашнее хозяйство Уикхэма взвалил на служанок.
Кэтрин видела, сколько предстоит сделать, но ее буквально душила придворная роскошь; молодой женщине гораздо больше был по душе стиль загородного дома, заданный Чешемом. Однако планы Луи не ограничивались свежим ароматным тростником на полу и несколькими дополнительными подушками на скамьях.
– Лорд должен жить как лорд, а не крестьянин, – отвечал он, когда Кэтрин сомневалась относительно необходимости расширять стойла, перестраивать кухни и полностью обновлять жилые покои. – Я велел мастерам вставить стекла в верхние окна и…
– Стекла? – воскликнула в ужасе молодая женщина. – Ты знаешь, сколько это будет стоить? Где ты возьмешь деньги?
– Есть способы, – неопределенно махнул рукой Луи и, прищурившись, посмотрел на нее. – Вечно ты высчитываешь полпенни и фартинги.
– А ты всегда тратишь даже то, чего у тебя никогда не было, – ядовито заметила Кэтрин.
Де Гросмон нахмурился, затем с видимым усилием стряхнул раздражение и положил свою руку на ее.
– Я не хочу ссориться с тобой, во всяком случае, не в первый же вечер на новом месте. Не порть его, Кэтти.
В глазах его появилось просительное выражение с легким оттенком долготерпения, которое всегда заставляло молодую женщину почувствовать себя каргой и губительницей любой радости.
Но если не в первый вечер, то когда, спросила себя Кэтрин со слабым предчувствием грядущего. Пока она держит язычок за зубами и играет вместе с ним, никаких споров не будет. Но стоит ей свернуть на более широкую и безопасную тропу, вместо того чтобы танцевать на лезвии ножа, ссоры неизбежны… как и прежде.
– Кэтти? – заискивающе произнес Луи, заглядывая ей в лицо. Затем выражение стало несколько озорным, и он сжал под столом ее бедро. – Тебе понравится стекло в спальне?
Молодая женщина улыбнулась. Есть в нем нечто такое, против чего решительно невозможно устоять. Она слышала, что горностаи умеют подманивать к себе птиц, так что бедняжки слетают с деревьев прямо им в пасть. Наверное, Луи немного похож на такого горностая.
– Понравится мне это или нет, но мы не сможем себе это позволить, – сказала она, но уже гораздо менее серьезным тоном.
– Мы не сможем себе это не позволить, – усмехнулся он, поднося свободной рукой кубок с вином к ее губам – Кому охота мерзнуть ночью?
Генрих Фитц-Импресс, наследник спорного королевства своей матери, вел себя на качающейся палубе как прирожденный моряк. Он широко расставил ноги, чтобы сохранять равновесие, и неотрывно следил за линией побережья Англии, постепенно вырисовывающейся за горизонтом. Ему было девять лет. Для своего возраста он был невысок, но крепок, с густыми ярко-рыжими волосами и светлыми, серыми, как стекло, глазами. Старики, которые еще помнили его прадедушку, Вильгельма Завоевателя, говорили, что прослеживается несомненное семейное сходство. Оливер же знал только одно: этот мальчишка ни минуты не сидит спокойно. Собственно говоря, он вообще никогда не садится. Вопросы льются из него, как вода, и на большую часть даже ответить нельзя. Ум этого девятилетнего ребенка настолько остр, что окружающие просто из последних сил выбиваются, чтобы снабдить его достаточной пищей.
Оливер с нетерпением следил за приближением земли. Они направлялись в Уорхем. Он принадлежал графу Роберту, но был захвачен отрядами Стефана: именно поэтому они подходили в сопровождении пятидесяти двух боевых кораблей с тремя сотнями рыцарей на борту. Оливер был готов сражаться. Каждый из солдат Стефана имел для него лицо Луи де Гросмона, и он не собирался никого щадить.
Оливер совершил путешествие в Нормандию в составе посольства графа Роберта, целью которого было упросить мужа Матильды, Готфрида Анжуйского, явиться в Англию и оказать помощь в ее деле. Готфрид ответил, что он слишком занят собственной войной в Нормандии, но его «возлюбленная жена» – слова эти были произнесены с саркастическим поднятием бровей – может воспользоваться обществом и помощью ее старшего сына и провозглашенного наследника.
Пока Роберт был в Нормандии, Стефан успел оправиться от своей болезни. Перехватив инициативу, он взял Уорхем и двинулся на Оксфорд, где в данный момент и осадил королеву. Молчавшие на протяжении чуть ли не целого года боевые рога снова запели.
– Я умею говорить по-английски, – гордо заявил Генрих. – Henry ist mon noma.
Он покосился на Оливера, который разворачивал тяжелый сверток, сделанный из поддоспешника и кольчуги.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Gea, Ic cnawen, min lytel aethling. Oliver ist mon, – ответил Оливер и с удовольствием увидел, как у мальчика расширились глаза и приоткрылся рот от удивления.
– Все рыцари моего дяди Роберта говорят по-английски? – В голосе Генриха прозвучало неподдельное уважение.
Оливер сдержал улыбку и серьезно ответил:
– Большинство знают несколько слов, как вы. Но бегло умеют говорить немногие.
– Тогда как ты научился?
– Мой прадедушка был англичанином и сохранил свои земли после Гастингса. – Глядя поверх головы ребенка, Оливер прикидывал расстояние до земли. Он не испытывал особого страха перед водой или кораблями, но глупо одевать кольчугу посреди переправы. Впрочем, теперь берег был уже недалеко. Сквозь дымку проглядывали солома крыш и пена прибоя. Все остальные тоже потихоньку одевали доспехи и осматривали оружие.
Генрих наблюдал за рыцарем.
– Но у тебя норманнское имя, – сказал он упрямо. Оливер, который успел уже надеть гамбезон и теперь искал отверстие в стальной кольчуге, улыбнулся сквозь стиснутые зубы.
– Во мне смешанная кровь, как и в вас, сир. И опять Генрих был захвачен врасплох.
– Во мне нет… – начал было он, затем замолчал и задумался.
– Частично английская, частично анжуйская, частично норманнская, – сказал Оливер, пытаясь пролезть в кольчугу. Генрих машинально помог ему, ловко потянув вниз железную рубашку привычными к делу пальцами.
– Значит, я гожусь править всеми саксами, всеми норманнами и всеми анжуйцами, – заявил он. Детский тенорок странно контрастировал со страстностью заявления.
И Оливер увидел в веснушчатом лице непоседливого девятилетнего мальчишки черты будущего короля.
Граф Роберт опасался и надеялся, что Стефан бросит осаду Оксфорда и поспешит к югу, чтобы подкрепить гарнизон в Уорхеме. Для Роберта это означало бы более трудную битву, зато спасло бы Матильду от опасности. Однако Стефан устоял перед искушением и вцепился, как клещ, в Оксфорд, предоставив Уорхем собственной участи.
Корабль Оливера не принимал участия в атаке на гавань, потому что груз его был слишком ценен. Рыцарь и молодой принц, опершись на щиты, которые ограждали борт судна, смотрели, как остальные корабли окружают гораздо менее многочисленный флот Уорхема. Копья и абордажные крюки свистели в воздухе, впивались в дерево, пробивали паруса и рвали тела. Над водой разносились крики людей и звон оружия, долетая до корабля принца и охранявших его четырех судов.
Мальчик впитывал зрелище и шум битвы, его ноздри дрожали, а глаза стали огромными, как две луны, но больше от любопытства, чем от страха.
– Дядя Роберт победит, – уверенно сказал он. – Он не такой хороший командующий, как мой отец, но гораздо лучше, чем у них.
Оливер крепко стискивал кожу, обтягивающую край щита, и всей душой желал очутиться посреди битвы. Он хотел влиться в самую черную ее сердцевину и бить, бить, пока не придет забвение.
Генрих чуть не свесился за борт корабля.
– Как по-английски «смерть нашим врагам», Оливер? Рыцарь посмотрел на отпечатки, которые край щита оставил у него на ладонях.
– Deoth til urum feondum – сказал он с нажимом, но без особого энтузиазма.
Генрих сложил ладони трубочкой и громко прокричал эти слова над водой. Мало кто из атакующих говорил по-английски, но маленький принц все равно скомандовал.
Оливер смотрел на него и мечтал хотя бы об искорке этой непосредственной живости. Наверное, чтобы обладать ею, нужно быть девяти лет от роду и испытывать полное удовлетворение от своего положения в мире, но оба эти условия настолько давно исчезли из жизни рыцаря, что он и сам не помнил, когда это произошло.
Ожидание Оливера окончилось, как только войска графа Роберта взяли замок. Со щитом в левой руке и мечом в правой он одним из первых спрыгнул на берег и очутился в городе. Жители укрылись за заложенными на засовы дверьми, а битва за власть над Уорхемом бушевала на улицах и катилась по направлению к замку.
Оливер дрался как одержимый: вся ярость и горечь последних месяцев стекали по его клинку. Джеффри Фитц-Мар пытался держаться рядом с ним, но не мог, побежденный дикой свирепостью рыцаря.
– Боже, ты что, умереть хочешь, человече? – взревел он, ныряя за щит, чтобы уклониться от удара палицы.
– Почему бы нет? – коротко бросил Оливер, поскольку берег дыхание. Он зарубил стоявшего перед ним противника и снова устремился вперед.
Его желание едва не исполнилось: удар вражеского копья точно отправил бы его к праотцам, если бы одна из последних, случайных, стрел не впилась ему в ногу чуть ниже кольчуги, заставив вскрикнуть и упасть под ноги захваченному врасплох копейщику.
Джеффри с проклятием прыгнул вперед, чтобы встать над Оливером. При этом он сам играл со смертью, поскольку копье снова взметнулось для удара. Лежавший на земле рыцарь схватил врага за ногу, рванул и опрокинул. В этот момент подбежали другие люди из авангарда графа Роберта, и несчастный копейщик сам был пронзен одним из уэльских рыцарей.
– Господне око! – всхлипнул Джеффри, пока Оливер тяжело вставал на ноги. Стрела пробила мышцу бедра насквозь. – Убивай себя, если хочешь, эгоистичный ты бастард, но не надейся, что остальные будут умирать вместе с тобой!
– Так убирайся! – рыкнул Оливер. – Я не просил тебя вмешиваться и спасать мою жизнь!
– Тебе и не надо просить, – бросил Джеффри. – Я твой друг, хочешь ты этого или нет.
– Ха! Будь ты моим другом, ты не мешал бы ему прикончить меня.
Джеффри поиграл желваками, пытаясь взять себя в руки.
– Помешал бы. Твоя жизнь стоит дороже, чем бессмысленная гибель в этом маленьком грязном порту.
Он слегка наклонился, подставил плечо Оливеру и добавил с мрачной усмешкой:
– По крайней мере, дальше драться ты не можешь. Какое-никакое, а благо.
– Проклятие, – горько отозвался рыцарь.
К началу вечернего прилива замок Уорхем был взят. Полная победа. Принц Генрих ужинал в большом зале крепости, сидя на двух подушках, чтобы достать до стола. На его лбу сиял королевский золотой венец, против которого он долго возражал: натирает, кожа под ним чешется, голова болит.
– Если я король, то никто не может заставить меня носить корону, пока я сам не захочу, – недовольно заявил он дяде.
Роберт Глостер сурово взглянул на мальчика и ответил:
– Весьма вероятно, что тебе вообще не придется носить корону. Кроме того, очень неучтиво жаловаться, когда столько добрых рыцарей пожертвовали собой ради твоего дела.
Генрих опустил глаза на скатерть. Его лицо покраснело, губы капризно надулись, но стоило только этим признакам появиться, как они тут же и пропали. Мальчик прикоснулся к венцу на своем лбу.
– Извини, – сказал он просто и посмотрел на человека, сидевшего за графом Робертом. – Оливер, как по-английски «корона»?
– Cynehelm, сир, – склонил голову Оливер.
Он чувствовал себя ужасно. Генрих настоял, чтобы его устроили за высоким столом, вместо того, чтобы отправить за один из боковых вместе с Джеффри и прочими приближенными рыцарями. Нога пульсировала от боли, хотя лекарь извлек наконечник стрелы, промыл и перевязал рану. Рыцарю хотелось только лечь и уснуть, но на данный момент он попал в любимцы принца Генриха, а мальчишка был свеж и бодр, как только что отчеканенная монетка.
– Хорошо, – кивнул Генрих. – Ic wille awerian min cynehelm.
Он перевел взгляд на своего дядю.
– Это значит: «Я буду носить мою корону». Роберт вымученно улыбнулся.
– А как будет «пора ложиться»? – спросил он у Оливера.
Следующие несколько дней Оливер был вынужден безвылазно сидеть в зале из-за своей ноги. Она заживала хорошо и практически не гноилась: может быть, из-за того, что рыцарь лечил ее сам. Умирать нужно было в битве, от быстрого удара копьем. Но даже самый отчаявшийся мужчина не выберет медленную мучительную смерть от сочащейся ядом раны.
После того как наконечник стрелы был удален, он извлек из седельной сумки маленький узелок. Лечить рану бальзамом из гусиного жира, который приготовила Кэтрин – это был один из ее первых составов, – доставляло даже какое-то извращенное удовольствие. Рыцарю нравилось вспоминать, как она размешивала толченые целебные травы в бледном жире и аккуратно разливала зелье по маленьким горшочкам, один из которых вручила ему.
– Вылечит или убьет, – пошутил он, принимая горшочек из ее руки.
Теперь он повторил эти слова сам себе, и его горло сжалось, хотя губы улыбались.
Принца Генриха очень заинтересовал деревянный горшочек с бальзамом.
– Что это?
– Целебная мазь для раны.
– А где ты ее взял? – Генрих понюхал зеленое вещество с приятным ароматом, взял немного на палец и растер.
– Получил от подруги. Знахарки.
Глаза мальчика загорелись от любопытства.
– Я никогда не встречал знахарок. Она живет где-нибудь поблизости?
– Только в моем сердце, – покачал головой Оливер.
– А, так она тебя заколдовала?
Оливер горько рассмеялся и готов был уже согласиться с мальчиком, но здравый смысл удержал его. Повитух и знахарок и так уже окружает достаточно суеверий, чтобы добавлять к ним еще, особенно если разговариваешь с будущим королем Англии.
– Нет, нет, – покачал головой он. – Она была вдова, и мы были помолвлены, но затем ее пропавший супруг воскрес из мертвых.
Господи, это было еще хуже. Во взгляде мальчика так и читалось слово «некромантия».
– Садись, – сказал Оливер. – Я попробую объяснить.
Генрих сел и, к его чести, даже почти не крутился, пока Оливер рассказывал о себе и Кэтрин. В этом тоже было мучительное наслаждение, словно из воспалившейся раны вытекла часть гноя.
Мальчик посмотрел на рыцаря задумчиво, но без особого понимания. Его собственные родители жили раздельно почти столько, сколько он себя помнил, а когда были вместе, то вели себя как кошка с собакой. У отца были возлюбленные, которые приходили и уходили. От одной из подобных связей у Генриха остался сводный брат, Гамелин.
– Есть и другие женщины, – махнул он рукой в направлении трех жен рыцарей, которые занимались вышиванием и болтали. Раздался легкий смех, рука поправила плат.
– На самом деле их слишком много, сир, – кивнул головой Оливер.
Генрих прищурился, затем решительно кивнул.
– Когда я стану королем, я полностью верну тебе твои земли и женю на богатой наследнице.
Оливер заставил себя улыбнуться.
– Ты не веришь мне? – вспыхнул Генрих.
– Нет, сир, я верю вам. Просто я был бы доволен одними землями.
Мальчик пожал плечами.
– Но тебе понадобится жена, которая родит сыновей для продолжения рода, – практично заметил он и вытер пальцы о штаны.
Появление воспитателя, господина Мэтью, который пришел за своим питомцем и увел его в мир Аристотеля и Вегеция, избавило Оливера от необходимости отвечать.
Он смотрел, как принц энергично прыгает вдоль зала. Наверное, Генрих прав. Чем плоха богатая наследница?
Деньги, связи, чувство долга. Рыцарь осторожно заткнул горшочек.
О долге он знал все.
Лицо Кэтрин было зеленым, как стекло окна, сквозь которое весеннее солнце пятнами падало на устланный тростником пол. Она ниже наклонилась над деревянной доской, и ее мучительно вырвало прямо в отхожую дыру. Ее рвало уже третье утро подряд, а менструация задерживалась уже почти на месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56