А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У него было такое чувство, будто он попал в западню. Он инстинктивно схватился за брюки и начал надевать их.
– Пардон, – произнес Вагарф и, повернувшись кругом, поплелся в свой угол.
– Правда, милый этот Эде, а? – пропищала Анита, но, увидев, что Семеш одевается, заволновалась: – Хочешь уйти? Это с твоей стороны очень некрасиво!
Нельзя сказать, чтобы Семеш был чересчур изнеженным человеком, однако в таком положении ему бывать еще не приходилось. Он посмотрел на Аниту и ужаснулся: в этой жалкой комнатушке, освещенной тусклым электрическим светом, даже Анита, пленявшая его красотой, оказавшись без красивых сапожок, мини-юбки и парика с очками, смотрелась как самая обыкновенная, ничем не выдающаяся девица. Вот что делает обстановка!..
– Ты хотя бы предложил мне сесть, – прощебетала Анита, остановившись перед столиком, за которым сидели Семеш и Дитке. – Я тебя все утро разыскиваю…
Столь неожиданное вторжение Аниты вывело Семеша из равновесия, и он недовольно буркнул:
– Какая ты грубая.
– Это почему же? А ты почему такой? Или ты меня уже больше не любишь?
– Путя, что я слышу? – воскликнула вдруг возмущенная Дитке, метнув в сторону Аниты презрительный взгляд. – Собственно говоря, кто она такая?… Да, Путя, кто она?… Почему ты мне ее не представил?
Семеш повернулся к Дитке и, нервно покашливая, проговорил:
– Разреши, дорогая, представить тебе мою сестру.
Семеш сверлил Аниту умоляющим взглядом. Однако она не поняла его и затараторила:
– Ну и шутник же ты!.. Ну и шутник!.. Я – его сестра? Что придумал! Если я твоя сестра, тогда эта дама, наверное, приходится тебе тетушкой, которая приехала из Америки и о которой ты рассказывал мне разные истории, не так ли?
Семеш, цепляясь за последнюю надежду, вновь повернулся к Дитке и начал объяснять:
– Малышка у нас с заскоками. Знаешь, современная молодежь вся такая…
– Представь меня как следует своей тетушке! – не отступала Анита. – Я – Анита, невеста Пути.
– Что такое?! – возмущенно взвизгнула вдова. – Какое бесстыдство! Путя, немедленно выбрось отсюда эту соплячку! Я – невеста Пути! И попрошу вас не забываться!
– Это я попрошу вас не забываться! И попрошу не оскорблять меня! Зачем Путе такая старая развалина?!
– Путя?! – Вдова задыхалась от распиравшей ее злости. – Я требую объяснения…
Семеш встал и быстро направился к туалету. Однако он вошел в дверь, что вела в служебный коридор, а оттуда во двор.
– В бюро жалоб сидит и плачет одна женщина… – позвонил Шатори Салкаи.
– Ну и что? – перебил его Шатори, недовольный тем, что его все время отрывают от работы и не дают возможности внимательно ознакомиться с очередным делом.
– Эта женщина называет себя тоже невестой мужчины с белой гвоздикой. Прислать ее к вам?
Минут через десять в дверь кабинета Шатори тихо постучали. Вошла пожилая женщина, с одутловатым лицом, очень полная.
– Вдова Телеки Армандне.
– Прошу вас, садитесь. – Шатори показал на стул возле небольшого столика.
– Прошу у вас защиты. Меня грубо обманул один мерзавец.
– Уважаемая, вопросами расторжения брака занимается суд, а не полиция.
– О каком расторжении вы говорите? – со слезами в голосе воскликнула женщина.
«Ах, да, – вдруг осенило Шатори, – она ведь представилась мне вдовой».
– Извините, но кого вы считаете мерзавцем?
– Как кого?! Своего жениха!
– Доктора Иштвана Семеша?
– Да, – тихо проговорила Дитке и даже перестала всхлипывать. – А вы его знаете, господин инспектор? Вот хорошо-то!..
– Прошу вас, изложите свою жалобу. К сожалению, у меня много работы, так что прошу вас изложить суть дела.
– У вас тоже много дел? А я-то думала, что их только у меня полно.
– Вы познакомились с Семешем через объявление в газете, да?
– А откуда вам это известно?… После смерти супруга я четыре года жила одна-одииешенька, а вы, наверное, знаете, каково женщине жить одной, тем более если у нее есть небольшая мастерская. Всякие мерзавцы… простите, поставщики товара, рабочие, видя, что в деле не чувствуется твердой мужской руки, буквально на каждом шагу стараются тебя обмануть… Вот почему я откликнулась на объявление в газете. Там было написано, что мужчина серьезный… Я считала: раз так в газете напечатано, – значит, так оно и есть…
– Сколько денег взял у вас взаймы ваш жених?
– Вы и об этом знаете? Тогда мое положение не так уж плохо. Вчера я дала ему десять тысяч форинтов, а до этого – шестьдесят тысяч, господин инспектор.
– Я знаю, – оборвал ее Шатори. – Знаю и о вилле, что строится на Холме Роз… Словом, вы хотите сделать заявление о том, что стали жертвой мошенника?
– Нет! Что вы! – запротестовала Дитке. – Я только хочу, чтоб мне вернули моего Путю, отобрав его у накрашенной особы с лицом вампира.
– А где вы встречались со своим женихом?
– Последний раз в эспрессо «Люксор».
– Уважаемая, я имею все основания полагать, что ваш жених – мошенник. Вы не первая, кто стал жертвой его обмана. К нам обратилась уже учительница математики, у которой он выманил тоже якобы на достройку виллы на Холме Роз двадцать тысяч форинтов.
– Нет! – с болью в голосе воскликнула обманутая вдова. – Если вы, товарищ инспектор, знаете моего П'утю, то должны знать, что он на такую подлость но способен! Я в этом уверена!
– Никакой виллы на Холме Роз у вашего Пути нет и в помине! Постоянное местожительство Иштвана Семеша находится в Алаче, где живет его мать, но и она не видела сына уже больше месяца, – сообщил даме Шатори.
– Быть этого не может! – запричитала вдова, размазывая носовым платком пудру по лицу.
Шатори нажал кнопку на столе. В кабинет вошла секретарша.
– Прошу вас, сядьте за машинку, – попросил ее Шатори и обратился к Дитке: – Могу я с ваших слов про диктовать секретарю заявление?
– Да… – со слезами на глазах выдавила из себя вдова.
Когда же ей предложили подписать заявление, она робко спросила:
– А ему, правда, ничего не будет? Я не хочу, чтоб он из-за моих денег угодил в тюрьму. Я только хотела вернуть его к себе, пусть он станет моим мужем…
– Для этого вам и необходимо подписать это заявление, – объяснил Шатори.
– Правда, вы мне его вернете, да? – Дитке положила руку на стол и долго смотрела на подписанную ею бумагу.
Семеш, несколько обеспокоенный вчерашним происшествием в кафе, не заметил сегодня на лице официантки, которая его обслуживала, ни тени насмешки или презрения.
Видимо, после его ухода Дитке и Анита вели себя вполне прилично и никакого скандала не поднимали. И все-таки, входя в кафе, он чувствовал, как сердце его бьется учащенно.
«Ну, это мое последнее рандеву», – решил он про себя. Уехать в провинцию, не побывав на сегодняшнем рандеву, он никак не мог. В письме, которое он получил от очередной кандидатки в невесты, содержалось слишком соблазнительное предложение.
«Вот это дельце обделаю, и все, конец», – говорил он себе.
В эспрессо жизнь текла своим чередом. И все же что-то беспокоило Семеша. Он, быть может, даже повернул бы с порога назад, если б не заметил у окна женщину лет пятидесяти со скорбным выражением лица. Она была вся в черном. Время от времени она с беспокойством поглядывала на часики. Оставалось двадцать минут до условленного времени.
На какое-то мгновение Семеш подумал, что женщина в черном, наверное, ждет вовсе не его, однако он все же всунул в петлицу пиджака белую гвоздику.
Увидев это, женщина смущенно улыбнулась. Семеш понял ее улыбку как знак одобрения и, подойдя ближе, представился. При этом одной рукой он приглаживал волосы на голове, чтобы скрыть лысину, уже обозначившуюся на самом затылке.
Начал он, как обычно, со словесных ухаживаний. С жаром проговорил уже заученный монолог об обязанностях настоящего мужчины, однако голос его сегодня звучал как-то неубедительно и даже фальшиво.
«Сегодня я далеко не в лучшей форме», – отметил он про себя, почувствовав, что на сей раз в его словах нет магической силы. Взгляд его перескакивал с одного предмета на другой: с красных обоев – на столики, накрытые кружевными скатертями, а потом – на гардины, висевшие у входной двери.
Бросив взгляд в окно, Семеш увидел у самого тротуара «опель» с багажной сеткой на крыше.
– …Из множества писем, которые я получил в ответ на свое объявление в газете, меня больше всего тронуло ваше… – проговорил он, забыв, что эту фразу он только что уже дважды повторил.
– Буду предельно откровенен. Наша сегодняшняя встреча, хотя она и первая, убеждает меня в том, что я не ошибся. Мужчина в моем возрасте, когда все шалости, так сказать, и похождения уже канули в прошлое…
И вдруг язык его будто прирос к гортани. Семеш больше не смог произнести ни звука. Дело в том, что у кафе остановилась пестро окрашенная полицейская машина, а через несколько секунд в дверях эспрессо показалась огромная овчарка в сопровождении двух полицейских.
Семеш с полуоткрытым ртом уставился на полицейских. Его сковал ужас.
«Да ведь это же Кантор и с ним Чупати!» – молниеносно пронеслось в голове Семеша. В памяти до мельчайшей подробности мгновенно всплыли встречи с ними на границе, куда Семеша несколько лет назад посылали от редакции написать репортаж об известном пограничнике и его четвероногом друге. Он действительно написал тогда о них статью в областную газету. Оцепенение сменилось мелкой нервной дрожью.
«Полицейские», – билась тревожная мысль. Семеш вскочил на ноги.
– Пардон, – пробормотал он даме и, прижав ладонь левой руки к желудку, двинулся в сторону туалета. Страх сковывал его движения. Его охватывал ужас при мысли о том, что это – конец.
«А может, они вовсе и не за мной пришли? – старался успокоить себя Семеш, заходя в туалет. – Нужно сматываться в провинцию. Если б я вчера сел на вечерний поезд, то и не было бы сегодняшней встречи…»
До сих пор все у него шло гладко, даже больше чем гладко.
В комнатке, где находился умывальник, Семеш столкнулся с каким-то мужчиной. Пробормотав извинения, Путя устремился в туалет. Он даже не заметил, как из его петлички выпала на пол белая гвоздика.
Словно кошка, загнанная жестокими мальчишками в угол, Семеш озирался по сторонам, стараясь сообразить, что же предпринять. Ведь говорят, из любого положения, каким бы безвыходным оно ни казалось, можно найти выход. И Семеш его нашел.
Из умывальника одна дверь вела в зал, а другая – в служебное помещение. Семешу явно везло.
Дверь была полуоткрыта. Через несколько секунд Семеш оказался во дворе, заваленном пустыми ящиками из-под пива и пустыми бочками. Семеш обо что-то споткнулся, что-то кольнуло его в бок, но он ничего не чувствовал. Выскочив через открытые ворота на улицу, Семеш огляделся. Первое, на чем остановился его испуганный взгляд, был «опель» с багажной сеткой на крыше. Несколько ключей к «опелю» лежали у Семеша в кармане.
Подойдя к машине, он дрожащей рукой вставил первый ключ в замок.
«Хоть бы подошел ключ, и как можно скорее отсюда!» – лихорадочно соображал Семеш. Желание сбежать, испариться с этого места подавило все прочие желания.
Поспешный уход из зала одного из посетителей не прошел не замеченным для Кантора: он рванулся было вслед за Семешем, но его остановил строгий голос хозяина:
– Не дури! Кажется, это наш человек.
Однако, даже несмотря на столь грубый окрик, Кантор все же направился за человеком, который неизвестно почему показался ему подозрительным. Хозяин захлопнул дверь в туалет перед самым носом собаки.
И в тот же миг раздался женский визг. Шатори громко сказал:
– Подойдите сюда кто-нибудь! Даме плохо: она в обмороке.
Чупати распахнул дверь перед Кантором. Пес замер на пороге. В нос ударил резкий запах хлорки. На полу валялась примятая ногой белая гвоздика.
– Белая гвоздика! Нюхай! Ищи след! – раздался над головой овчарки встревоженный голос хозяина.
Овчарку охватило радостное волнение поиска. Несмотря на сильные неприятные запахи посторонних предметов, чуткий нос Кантора уловил слабый запах рук человека, который только что исчез из помещения.
Чупати догнал овчарку только у двери в коридор. Старшина открыл ее. Пес, делая большие прыжки, помчался вниз по лестнице и выскочил на небольшой сумрачный двор, заваленный всяким хламом и тарой.
Когда Чупати, едва поспевая за Кантором, выбежал на улицу, то увидел, как со стоянки выруливает чей-то «опель».
– Держите его! Держите! – громко крикнул старшина вслед «опелю», который уже выезжал на шоссе.
Кантор тем временем вскочил на крышу машины.
– Что ты тут раскричался?! – спросил старшину Шатори, который тоже подбежал сюда и жестом руки подал шоферу знак подавать машину.
Через мгновение полицейская «Волга», заскрипев тормозами, остановилась перед Шатори.
Семеш тем временем, набрав скорость, взял направление к мосту Маргит. Подъехав к Большому кольцу, где висел запрещающий выезд «кирпич», Семеш с безумной смелостью акробата, работающего на проволоке без страховки, благополучно выехал на проспект и через несколько сот метров свернул на мост Маргит. Делая рискованные повороты, Семеш надеялся сбить овчарку с крыши, однако Кантор распластался на багажнике и благодаря этому удерживался на крыше бешено мчавшейся по улицам машины.
То и дело слышались скрежет тормозов, громкая брань шоферов, ругань испуганных пешеходов. Семеш, однако, ничего этого не замечал и не слышал. В ушах у него лишь гудела сирена полицейской машины, которая преследовала его по пятам. От звуков этой сирены у него мороз по коже пробегал. И хотя он, нарушая правила уличного движения, быстро выехал на мост, оторваться от преследования ему так и не удалось: звуки сирены то приближались, то немного отдалялись, но не было ни секунды, когда бы Семеш их вообще не слышал. Регулировщик, стоявший на мосту, заметив грубое нарушение «опелем» правил движения, угрожающе засвистел, приказывая безумному водителю немедленно остановиться.
Семеш же, казалось, ничего не слышал. Машина с сиреной гнала его вперед. На середине моста, у въезда на остров, остановились машины, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Семеш был вынужден затормозить и тут же решил выехать на трамвайную линию, чтобы вырваться из пробки. Сдавая немного назад, Семеш задел стоявшую позади него машину. Послышался скрежет металла, но Семеш даже не оглянулся.
В этот момент навстречу ему со стороны Буды показался трамвай. Семеш нажал на педаль тормоза. «Опель» замер на месте. В тот же миг Путя выскочил из машины, радиатор которой через мгновение оказался смятым головным вагоном трамвая.
Семеш бежал сломя голову, даже не чувствуя боли в ушибленном бедре…
С высоты багажника умный пес раньше Семеша заметил двигавшуюся им навстречу опасность. За какую-то долю секунды до того, как трамвай врезался в «опель», Кантор перепрыгнул с багажника на крышу соседней машины. Человек, выскочивший из «опеля», побежал по дороге, но в этот момент овчарке пришлось позаботиться о собственной безопасности. Кантор действовал в сложной обстановке. В довершение всего рядом с ним сейчас не было хозяина.
И Кантор начал действовать по собственному усмотрению. Пес сделал один прыжок… потом еще и еще… пока не оказался на тротуаре.
В этот момент к «опелю» подкатила полицейская машина. Высунувшись из окна, Шатори крикнул:
– Держите его! Держите!
Пробежав несколько сот метров, Семеш оглянулся и, к своему ужасу, увидел, что его догоняет огромная овчарка. А сирена полицейской машины все завывала и завывала. Бежать дальше было бессмысленно. Оставался один-единственный шанс на спасение, если он вообще существовал теперь для Семеша, – это прыгнуть в Дунай, перескочив через чугунные перила.
Семеш встал на перила, посмотрел вниз и ужаснулся: плавать-то он не умел.
В этот момент он почувствовал сильную боль в боку: его схватила овчарка и не отпускала, крепко прижав к железным перилам моста.
– Собака, собачка! – взмолился Семеш и упал на колени.
Пес на мгновение опешил, так как в его жизни еще не было такого случая, чтобы добыча, которую он догнал, вместо того чтобы сопротивляться пли попытаться бежать, опускалась перед ним на колени.
– Собачка, разве ты меня не узнаешь? – взмолился Семеш.
– Скажи-ка мне, Тютю, откуда тебя может знать этот господин? – обратился к Кантору подоспевший на место происшествия Чупати.
– Я однажды писал о вас статью в газету…
– Ну-ну, ты не больно-то заговаривайся! – перебил Семеша старшина. – Это тебе не поможет.
– Встаньте! – строго приказал Семешу Шатори. Капитан испытывал глубокое удовлетворение оттого, что и эта операция закончилась благополучно.
За день воздух в городе раскалился от зноя, и только ливень, хлынувший под вечер, несколько освежил его. Шатори с самого утра засел в своем кабинете на седьмом этаже, где, казалось, печем было дышать. Сидел и работал, истекая потом.
Услышав первые раскаты грома, он с облегчением вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58