Все сведения у Клементе приходилось вырывать чуть ли не силой.– Незадолго до вашего возвращения домой.– Что с ней случилось? – уже спокойно спросила Роза.– Наглоталась снотворного. Очень много разных лекарств… Кажется, она хотела умереть… – добавил Клементе, призвав на помощь все свое мужество. – Горничная нашла ее, вызвала «Скорую», а потом позвонила сюда. Она ничего никому не расскажет, ей можно доверять.– Позови Марио! – приказала хозяйка.Она ошиблась, думая, что ее уже ничто не может тронуть. Было и у нее уязвимое место, и судьба точно нанесла удар.– Слушаюсь, синьора, – почтительно отозвался Клементе.– Я еду в клинику Пресвятой Девы.Клиника Пресвятой Девы на шестьдесят процентов принадлежала Розе, хотя официально владельцем числилось акционерное общество с конторой в Вадуце. Здесь семейство Летициа спасалось от болезней. Никакие сведения о членах семьи ни при каких обстоятельствах не выходили за стены клиники. Глава 2 Почти шесть часов прождала Роза в комнате рядом с палатой интенсивной терапии, где лежала Глория. Время от времени к ней заходил профессор Батталья, внимательно следивший за состоянием больной. Он старался поддержать Розу, но пока не решался делать прогноз на будущее.– Как она?– Гораздо лучше, – поспешил заверить ее профессор.– Глория справится?– Должна. Организм крепкий, и привезли ее вовремя.– Будем надеяться… – вздохнула Роза.Врачи могли и ошибаться, несмотря на свой опыт и всесилие науки. Ведь человек всегда был странным созданием – он мог упасть с четвертого этажа и остаться целехоньким, а мог и умереть от пустяка.– Чем я могу вам помочь? – участливо справился профессор Батталья.– Сообщите, когда жизнь моей внучки будет вне опасности, хорошо бы поскорей!Роза не стала ничего есть, только выпила стакан воды. Время шло, а она все думала о Глории. Судьба внучки вовсе не походила на жизнь ее бабушки, но обе были одинаково несчастливы.Лишь ближе к вечеру Розе сообщили долгожданное известие: жизнь Глории вне опасности. Профессор Батталья улыбался. Он выглядел усталым, но удовлетворенным. Спасение внучки синьоры Летициа, пожалуй, даст возможность обновить в клинике радиологическое отделение.– Можете зайти к ней и поговорить, – предложил он, – но недолго и…– Не утомлять ее, знаю, – прервала его Роза и жестом приказала Олимпии взяться за кресло.– Я сам помогу вам, – вызвался профессор и покатил кресло в палату.Оказавшись рядом, лицом к лицу, бабушка и внучка никак не выказали своих чувств. Профессор оставил их наедине. Глория протянула Розе руку, и та сжала ладонь внучки в своей. У обеих руки были холодны как лед. Черты лица Глории заострились, а кожа казалась белее подушки. Карие глаза оттеняли темные круги.– У тебя чудесные духи, бабушка, «Арпеджио»… такой аромат… – едва слышно произнесла Глория.– Да, пахнут приятней, чем эти противные лекарства, – живо отозвалась Роза.– Прости, тебе приходится из-за меня страдать.– Жизнь закончится, когда ей положено. И нечего захлопывать дверь раньше времени, – назидательно заметила бабушка.– Мне так не терпелось покончить со всем этим. Я не счастья искала в забвении, а покоя. В этой абсолютной пустоте я чувствовала себя хорошо, как никогда.– Глупости! – резко оборвала внучку Роза. – Никогда не слышала подобной ерунды и слышать не желаю.Голос старой женщины звенел – Роза дала волю возмущению.– Ну вот, теперь я тебя узнаю, – с вымученной улыбкой произнесла Глория. – Не забудь, ты не должна меня утомлять, – иронически добавила девушка, намекая на рекомендации врача.– Ладно, оставим пока, – сдалась бабушка.Роза неотрывно смотрела на тонкий строгий профиль внучки, в ее огромные глубокие глаза, в которых еще таились мятежные отблески. А мягкие трепетные линии рта, казалось, дышали нежностью.– Ты меня простила?– Еще спрашиваешь!Роза сделала вид, что рассердилась.Ей показалось, будто жизнь вернулась в обычное русло и попытка самоубийства Глории – всего лишь дикая нелепость.– Тебе тоже надо бы отдохнуть, – участливо заметила Глория.– У тебя совета не спрашивают! – оборвала ее Роза.– Да уж, конечно! – усмехнулась Глория.В ней странно перемешалась кровь Дуньяни, уроженцев Ломбардии, сицилийцев Летициа и американцев Монро, среди предков которых были краснокожие. В двадцать шесть лет она имела диплом филолога, множество друзей по всему миру и титул княгини, полученный после бракосочетания с Консалво Брандолини дель Рио. Ею восхищались, и ей завидовали. И вот эта счастливица оказалась в реанимационном отделении, и ее чудом спасли.– Неужели тебе так невмоготу? – спросила Роза, стараясь не выдать собственного волнения. – Неужели тебе так трудно жить?– Этому ремеслу я еще не научилась.– Опять слова! – рассердилась бабушка. – И где ты их только набралась! Не то чтобы нам выпала лучшая в мире участь, но жизнь-то Бог дал всего одну…Глория устало смежила веки и отвернулась: что бы она ни сказала, все прозвучало бы фальшиво. Появилась медсестра – предупредить Розу, что пора уходить. Но, увидев, как безмолвно страдают обе женщины, осторожно прикрыла дверь.– Как же я не заметила, что с тобой происходит? – вздохнула Роза.– Я оказалась хитрей: мне удалось скрыть, а тебе не удалось обнаружить, – иронично заметила Глория, посмотрев бабушке в глаза.– Именно это меня и тревожит…– Думаешь, если бы ты догадалась, то смогла бы повлиять на меня?Глория усмехнулась, в словах ее чувствовался вызов.– Моя жизнь принадлежит мне! – резко произнесла она. Но тут же добавила: – К несчастью, мне…И она отвернулась, прячась лицом в подушки.Роза старалась подыскать нужные слова, уместные в такую минуту, но слова не находились, и она остро ощутила свою беспомощность. Ее обступали призраки прошлого, неуловимые и мучительные. Душевные силы, что когда-то помогали Розе пережить тяжелые моменты, теперь оставили ее. Она стара, безнадежно стара. Всего лишь снисходительная улыбка внучки развеяла иллюзии бабушки, считавшей себя сильной и могущественной.Роза попыталась сделать Глории внушение:– Глория, ты женщина, тебе уже двадцать шесть. У меня в твоем возрасте было двое сыновей…Перед глазами Розы встали ее дети: крепкие, красивые мальчики. Эти воспоминания придали ей сил, но она тут же отбросила их и обратилась к внучке с суровыми словами:– Ты живешь как во сне. Я считала тебя взрослой женщиной, да, видно, ошибалась.Глаза Розы гневно сверкали, лицо пылало от негодования.– Ты что думаешь, жизнь – это волшебная сказка?– Ничего я не думаю… – робко возразила Глория.– Конечно! Малейшая трудность – и тебе хочется уйти, хлопнув дверью. Но жизнь несется, как скорый поезд. На ходу не выскочишь… И не забудь, я тоже в этом поезде!– Прости, бабушка…Голос Глории звучал мягче.– И я когда-то жила в розовом тумане, – не унималась Роза, – и я верила, что жизнь – прекрасный цветок, распустившийся для меня. Когда ты молода, тебе кажется, что только сорви его – и на твой век хватит этой живой благоуханной прелести. И ты осторожно прячешь цветок в ладонях, вдыхая его аромат, с закрытыми глазами, со счастливой улыбкой умиления… – Голос Розы срывался от волнения. – А когда раскроешь ладони, оказывается, твой прекрасный цветок завял; лепестки засохли и опали, развеялось благоухание. И ты держишь в руках что-то жалкое… Тогда тебя охватывает горечь, горечь утраченных иллюзий. Все существо твое рвется к этому цветку, а его уже нет. Но душевный порыв остается, остается до самого заката жизни, если, конечно, тебя не унесет в могилу раньше времени несчастный случай или безжалостная болезнь. Однако жизнь иногда дает нам утешение, спасая от безнадежности. Ты, например, мое спасение; ты вознаграждаешь меня за страдания. Где-то в этом необъятном мире есть утешение и для тебя, и ты его непременно найдешь.Роза говорила искренне; последние слова она произнесла тихо и печально. Глория молча слушала бабушку.– Все именно так, – продолжала Роза. – Ты искала смерти, потому как решила, будто тебя в жизни уже ничего не ждет. А ведь ты еще и не срывала свой прекрасный цветок!Слушая бабушку, Глория ощутила, как глубоко одиночество старой женщины, которую считали всемогущей.– Наверное, мы обе сегодня кое-что поняли, – произнесла она.– Надеюсь, – грустно откликнулась Роза.И печаль бабушки, словно в зеркале, отразилась в глазах внучки.– Да, – вздохнула Роза, – в моем прошлом довольно тайн, несбывшихся желаний и утраченных грез. Сердце мое переполнено тоской, дорогая…Никогда Глория не видела Розу Летициа такой – признания бабушки никак не соотносились с привычным для нее обликом главы семейства.– Я сожалею… – произнесла Глория, то ли имея в виду свой безрассудный поступок, то ли неизвестные доселе страницы жизни Розы, что так неожиданно открылись ей.– Ну, хватит, – отрезала Роза и, нажав кнопку, развернула кресло-каталку к огромному окну. Она не хотела, чтобы внучка заметила нахлынувшие слезы.Роза сдвинула кремовую нейлоновую занавеску и взглянула на огни города. Ее затуманенному взору они казались колеблющимся пламенем свечей на фоне черных крыш и блестящего от дождя асфальта. На колокольне церквушки рядом с клиникой пробили часы. Синьора Роза нахохлилась в кресле. Никогда еще Глория не чувствовала, что бабушка так дорога ей.В дверях показалась медсестра, из-за ее спины выглядывала вторая.– Извините, – вполголоса, но твердо произнесла сестра, – надо сделать укол, а потом синьоре лучше отдохнуть.Роза Летициа энергично высморкалась. К ней вернулась обычная уверенность.– Ухожу! – заявила она и властно добавила, двигаясь к дверям: – Следите как следует за моей внучкой, а то не сносить вам головы! Глава 3 Олимпия проверила температуру воды в ванне и осторожно подложила под голову синьоре Розе резиновую, обшитую губкой подушечку.– Вам удобно? – заботливо спросила Олимпия, стараясь как можно лучше исполнять свои обязанности.– Прекрасно! – ответила хозяйка.В мягком тепле огромной ванны розового мрамора Роза наконец-то отдыхала после напряжения дня. А в мыслях она вся была в прошлом; молодость ее давно отцвела, отцвело и тело, скрытое сейчас под шапкой пены.– Все проржавело, – пробормотала Роза, – проржавело и никуда не годится…– Вы что-то сказали, синьора? – спросила Олимпия.– Ничего! – отрезала госпожа.Розе хотелось одиночества, но оставаться одна она не могла: безжалостная физическая немощь не позволяла. Когда-то, ощутив наступление старости, Роза боролась с ней всячески, прибегнув и к скальпелю, и к тысяче дьявольских ухищрений косметики, чтобы сохранить блеск молодости. Знаменитейшие хирурги творили чудеса, но у старости был непобедимый союзник – время. Роза вдруг припомнила старый афоризм: «Смерть – это обычай, которого, рано или поздно, приходится придерживаться каждому».Она усмехнулась – не смерть страшна, а старость и дряхлость. Смерть – это удел каждого человека.Сегодня Роза просила Всевышнего прибавить ей жизненных сил и отпустить еще немного времени: она нужна внучке. У Розы осталась только Глория; жизнь внучки – драгоценный сосуд, и она желала наполнить его всеми сокровищами мира. Нет, бедняжка не имеет права вышвырнуть себя на свалку!Тревоги, терзавшие старое, но неукротимое тело Розы, отразились на ее лице.– Может, мне позвонить доктору Аллегри? – как бы невзначай спросила Олимпия, растиравшая по совету врачей безжизненные ноги хозяйки жесткой губкой.– Ты заболела? – съехидничала Роза.– Нет! – с удивлением ответила девушка.– Тогда в чем дело? – сердито спросила госпожа.Доктор Аллегри, молодой кардиолог, недавно занял место старого профессора Урбино, оставившего практику. Олимпия не стала возражать синьоре, но про себя решила все-таки позвонить врачу, с которым она обычно действовала в согласии. Сиделку беспокоило состояние Розы.Старуха, желая показать, что силы у нее есть, надела на руку махровую рукавичку и принялась намыливать плечи и шею.– Сегодня на ужин, – с улыбкой объявила Олимпия, – повар приготовит нам суп павезе; знаете, такой с яйцом…– Прекрасная новость! – сыронизировала Роза. – Будто существует способ готовить суп павезе без яйца!– Я хотела только сказать, что будет ваш любимый суп, – ответила обиженная Олимпия.– Не разговаривай со мной, как с ребенком; я пока еще не впала в детство. Давай вытаскивай меня из ванны! – приказала синьора.Олимпия разложила на кресле мягкую махровую простыню, подхватила хозяйку и, опустив ее в кресло-каталку, начала вытирать.– Жаль, что я не могу помочь вам, – с горечью произнесла девушка.– Ну хватит, Олимпия! – оборвала сиделку Роза. – Занимайся тем, за что тебе платят, а больше никуда не лезь.И, схватив фен, она принялась сушить горячей струей воздуха мокрые волосы.Она зря обидела девушку, но сейчас у Розы не было ни времени, ни желания скрывать свою природную резкость. К тому же никто не мог помочь ни ей, ни Глории. А Роза не могла ни есть, ни пить, ни тем более любезничать с кем-либо, пока не разберется, что там у Глории с этим негодяем. Уж она-то знала: из-за него внучка пыталась лишить себя жизни.Олимпия помогла хозяйке надеть шелковое, нежных тонов белье, темно-красное платье из мягкой шерсти, прекрасно скроенное по фигуре, и замшевые домашние туфли. Из украшений Роза выбрала ожерелье из розовых жемчужин. Девушка, взглянув на роскошь, которой та тщетно пыталась украсить старость, представила, как засияла бы ее собственная молодость в таких нарядах и драгоценностях.Роза тщательно накрасилась, словно собиралась в гости. Ей нравилось чувствовать себя в форме. Даже проводя целый день дома, она стремилась выглядеть безупречно. Это было своего рода уважение по отношению к самой себе. Олимпия помогла хозяйке закрепить на затылке шиньон золотыми шпильками в мелких бриллиантах. Убедившись, что все в порядке, Роза распорядилась:– Отвезешь меня в кабинет и оставишь одну. Пусть мне никто не мешает, ни под каким предлогом.Большие окна просторного кабинета выходили в сад. Отделанные светлым орехом стены, мягкий свет, удобные диваны и кресла с золотисто-бежевой обивкой, ковры розовых и золотых тонов излучали тепло и покой. Множество безделушек – у каждой из них была своя история – изящно расставлены на столиках. На этажерке сияла огромная раковина-наутилус, отливавшая нежным перламутром, в глубине которой словно скрывалась розовая заря.Это чудо природы из глубины веков стало фамильной реликвией – символом концерна «Роза Летициа и сыновья», эмблемой, с которой до сих пор летали по всему миру ее самолеты.– Роза в раковине, – прошептала старая женщина, коснувшись наутилуса хрупкими пальцами. Ей подарили раковину в детстве, и она, прижимая ее к уху, слышала шум моря и шелест падающих звезд. Девочке казалось, что в раковине скрыт вход в волшебный, зачарованный мир.Роза развернула кресло и взглянула на свой портрет в полный рост, висевший в глубине кабинета. Картину написал Аннигони между первой и второй мировыми войнами. В те времена Розу прозвали небесной амазонкой, потому что она сама испытывала самолеты, построенные ее концерном. Художник изобразил ее в костюме пилота, в очках и в шлеме, из-под которого выбивались черные кудри. Непослушные кудри и победоносный взгляд…Под портретом на камине были расставлены призы и памятные подарки – трофеи, собранные в разные периоды ее бурной жизни, которыми отмечались заслуги Розы в сфере бизнеса и авиации. Здесь же фотографии двух старших сыновей – Джулио и Альберто, – снятых на фоне знаменитого учебного самолета «РЛ-112», названного в честь Розы Летициа. Улыбающиеся лица молодых парней напоминали о давно ушедших счастливых днях. Но уже много лет назад черная пелена траура закрыла эти улыбки.Джулио разбился во время испытательного полета при невыясненных обстоятельствах. Альберто перенес тяжелый сердечный приступ и, казалось, пошел на поправку, как вдруг неожиданно скончался. Он умер на больничной койке между десятью вечера и пятью утра, в часы, когда в клиниках царит спокойное равнодушие. Так умирают тяжелобольные, стоит только отойти.На столике резного дерева рядом с камином расположился старинный бакелитовый телефон. Он напоминал черную бесстрастную черепаху, служил уже пятьдесят лет и, казалось, несмотря на свой умиротворенный вид, вполне сознавал собственную значимость в аристократической обстановке кабинета. В этой комнате, похожей больше на гостиную, чем на кабинет, пользуясь этим ветхозаветным аппаратом, Роза много лет держала в руках нити управления концерном.– А что теперь? – спросила сама себя старая женщина и горько усмехнулась. Она взглянула на наручные часы «Ягер Ле Культр», сделанные на заказ: цифры на белом диске были укрупнены, чтобы Роза могла их видеть без очков. Часы показывали девять вечера.«Кто знает, где он сейчас?» – подумала она и протянула руку к телефонной трубке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43