Интересно, испытывала ли ее мать приступы тоски, которые так часто преследуют ее дочь? Ей-то что делать, если муж с головой ушел в дела и смотрит на Данику как на привычную и удобную вещь. А именно так относился к ней Блейк в последнее время.– Но отцу эти встречи не в тягость? – спросила Даника.– А ты как думаешь? – улыбнулась Элинор. – Да он без них просто жить не может. Впрочем, по-моему, даже он уже нуждается в отдыхе. Следующие четыре года у него будет тайм-аут… – Вот уже на протяжении двадцати одного года Уильям Маршалл был сенатором от Коннектикута. – Он все также активен и очень болезненно относится к переизбранию.Даника слушала мать и не понимала ее.Она смотрела на вещи совершенно иначе. Она уже была готова взбунтоваться, но, во-первых, ей не хватало для этого смелости, а во-вторых, она поняла, что это бесполезно. Увы, эту битву она скорее всего проиграет, а еще одного поражения она бы не перенесла. К тому же ей так не хотелось расстраивать отца – ведь она всегда стремилась заслужить его одобрение, а значит, должна была жить по его правилам.– В нынешней кампании отец не станет выдвигать своей кандидатуры, – увлеченно продолжала Элинор. – Оно и к лучшему. Он будет поддерживать Клейвлинга. Тебе уже, конечно, известно об этом?Даника знала, что отец должен сделать выбор между двумя кандидатами от своей партии, выдвинутыми к участию в президентской кампании. После первого тура стало ясно, что из двух кандидатов Клейвлинг более перспективен.– Да, я читала. Об этом пишут все газеты, – кивнула она.Мать раздраженно фыркнула. В «Ритце» нужно было сдерживать эмоции, но Даника поняла, что мать вне себя.– Не упоминай, ради Бога, о газетах, – сказала Элинор.– Но почему, мама?– Представь себе, что одна местная газетенка дала совершенно мерзкую статью о твоем отце. Он реагировал спокойно, но я возмущена. Газеты обожают цепляться к известным людям. Если им не удается ничего разнюхать о сокрытии доходов и тому подобном, они готовы ухватиться за любую мелочь. Сильные мира сего – их постоянная мишень, даже если не к чему придраться… Тебе бы следовало помнить об этом, Даника!– Мне? – удивилась Даника. – В отличие от вас с отцом я не вращаюсь в высших сферах.– Как знать, что будет, – многозначительно сказала миссис Маршалл. – Я вижу, ты не в курсе. Так вот, тебе следует знать, что вместе с твоим отцом Клейвлинга решил поддерживать и Блейк.Даника впервые слышала об этом.О том, что ее муж и отец объединили свои усилия в таком важном деле, она и не подозревала. Впрочем, Блейк не мог не знать, что сей факт ее не особенно впечатлит; ее мало интересовали предвыборные интриги, пресс-конференции, светские приемы. Ей были неинтересны все эти политические тусовки.– Они часами разговаривают по телефону, обсуждая все детали партийной борьбы.– Папа и Блейк? – вырвалось у Даники.Когда же они успели так близко сойтись? Между тем Блейк и ее отец были друзьями задолго до того, как Блейк и Даника поженились. Их отношения сложились гораздо раньше, и это не были отношения зятя и тестя.– Твой супруг – очень влиятельный человек в мире бизнеса, – назидательно продолжала Элинор. – Он из тех людей, которые обеспечивают успех любому предприятию. Джейсон Клейвлинг – именно такое предприятие, он, несомненно, победит на выборах. А быть в числе друзей президента Соединенных Штатов никому не помешает.– Удивляюсь, почему отец сам никогда не баллотировался в президенты? – пробормотала Даника.– Почему не баллотировался? – рассмеялась Элинор. – Я думаю, потому что это слишком рискованное дело. У твоего отца много врагов. Всякая сильная личность должна уметь идти на компромиссы, а Уильям не всегда готов к ним. Он хочет всецело контролировать ситуацию, а в случае с президентскими выборами это ему, увы, не под силу. Кроме того, – продолжала мать после паузы, – он вполне удовлетворен своим положением в сенате.Даника кивнула, погруженная в свои мысли. Неужели Блейк всерьез занялся политикой? Ей было обидно, что о таких серьезных переменах в жизни Блейк не счел нужным поставить в известность ее, свою жену.– Что ж, – спросила она, когда на столе появился суп из протертой тыквы и салат из крабов, – значит, скоро начнется вся эта предвыборная гонка?– Полагаю, что да. Кажется, ты не очень этому рада?– У нас в расписании итак немало званых ужинов и обедов, – Даника неопределенно пожала плечами. – А сколько еще прибавится!– Разве ты только этим занимаешься? – удивилась Элинор.Когда миссис Маршалл было столько лет, сколько сейчас ее дочери, она целиком была погружена во все дела мужа.– Не только… – смущенно пробормотала Даника.Нет, конечно, у нее было чем заняться: она ходила в кино, любила прокатиться с Блейком за город, а то и съездить в Кеннебанкпорт. Но мать заподозрила совершенно другое.– Дорогая, – начала она, широко раскрывая глаза, – уж не хочешь ли ты сказать, что беременна?– Нет, мама, – улыбнулась Даника. – Еще нет.– Но ведь ты бы хотела завести ребенка?– Мама, тебе же прекрасно известно, что мне бы хотелось…– Может, у вас какие-то проблемы? – не успокаивалась мать.– Да нет же, все у нас в порядке.– Не будь такой скрытной, дорогая, – проворковала Элинор. – Я ведь твоя мать и имею право знать, в чем дело. Ведь ты замужем уже восемь лет…– Тогда я была слишком молода для этого. Не думаю, что в двадцать один или двадцать два года из меня вышла бы хорошая мать. Господи Боже, ты говоришь таким тоном, словно мой поезд уже уходит!.. Мне всего двадцать восемь лет. Сегодня женщины и в сорок рожают.– Что верно, то верно. Но когда тебе исполнится сорок, Блейку будет пятьдесят пять. Столько же, сколько сейчас твоему отцу. Подумай об этом!– Отец рано женился, – возразила Даника. – Это совсем другое дело. Если бы Блейк хотел завести детей, ему следовало подумать о том, чтобы жениться пораньше.– И тем не менее я уверена, что и ему не хочется больше откладывать. Кроме того, подумай об отце. Он так мечтает стать дедушкой.– Ты уже говорила об этом, мама.Подобные разговоры были мучительны для Даники. Ей так хотелось иметь ребенка! Она и сама мечтала о том, чтобы у них с Блейком родился малыш, чтобы Блейк стал отцом, а она – матерью. Но одного хотения мало…– Так ты обещаешь мне, что порадуешь своего отца?– Надеюсь.Не могла же она сказать матери, что проблема была и заключалась в Блейке: он либо уезжал по делам, оставляя ее одну дома, либо возвращался с работы усталым и раздраженным. К сожалению, отношения Даники и Элинор никогда не были доверительными. Данике и в голову не приходило рассказывать своей матери свои детские секреты. Да и сама Элинор никогда не пыталась сделать их отношения более теплыми.Даника попыталась сменить тему.– Что касается политической карьеры Блейка, – сказала она, – я бы с удовольствием отправилась с ним в Мэн. Кстати, тебе нужно посмотреть наш дом. Это прелесть что такое!И Даника оживленно начала рассказывать матери о хлопотах по устройству загородного дома. По крайней мере, это была относительно безопасная тема. Правда, и на этот раз мать нашла, к чему придраться.– Мне не нравится, что ты ездишь туда одна, – решительно заявила она.– В следующий раз я поеду туда с Блейком, – заверила ее Даника. – Во всяком случае, он мне обещал. Если, конечно, теперь он не будет занят целиком предвыборной кампанией Клейвлинга…– Конечно, теперь он будет очень занят… Но разве это причина, чтобы ездить одной?– В этом нет ничего страшного, мама. Каких-то полтора часа.– За полтора часа на твоем автомобильчике вполне можно угодить в аварию. Если Блейк не сможет ездить с тобой, тебя должен отвозить Маркус.– Господи, да зачем ему торчать там без дела столько времени?! Ведь я буду занята домом…– Ничего, подождет! Это же его работа. Заодно и он там осмотрится. Все равно ему придется переехать туда с женой.– Нет, они туда не поедут, – решительно возразила Даника. Мать изумленно подняла брови. – Я хочу, чтобы этот дом был только мой и Блейка, – объяснила дочь. – Это будет наше загородное гнездо. Мы не будем там принимать гостей и обойдемся без прислуги.– А кто будет вам готовить? Ты об этом подумала?– Я же умею готовить, мама!– Знаю, знаю. Но не лучше, если будет готовить миссис Хэнна?Даника нахмурилась. Она и так всегда уступала матери и шла на попятную. Теперь она твердо решила настоять на своем.– Нет. Хэнна будет присматривать за квартирой в Бостоне, пока мы с Блейком будем в Мэне. К тому же мне совсем не помешает поучиться хозяйничать. Отцу там очень понравится. Ведь вы приедете к нам, правда?– Мне кажется, нам там будет скучно… Ты же знаешь, отец просто не умеет бездельничать.– Мама, вам там будет хорошо!– Ладно, – вздохнула мать, – мы приедем. Но мне бы хотелось, чтобы ты не была такой упрямой. Имей в виду, мне не нравится, что ты ездишь туда одна. Изволь считаться с моим мнением, в конце концов, я – твоя мать и беспокоюсь за тебя.– Тебя послушать, мама, так мне как будто еще шестнадцать лет.– Знаю, что не шестнадцать. Но все-таки волнуюсь. Во всяком случае, тебе следует ездить туда на «Мерседесе». Он гораздо устойчивее, чем малолитражка.– А мне нравится «Ауди». Мне не часто удается садиться за руль. В Бостоне ужасные дороги. По сравнению с ним, Кеннебанкпорт просто сказка. – Даника вздохнула и посмотрела в окно. – Когда выезжаешь на пустую дорогу, возникает такое потрясающее ощущение свободы! – с жаром проговорила она.– Ты рассуждаешь так, словно тебе действительно шестнадцать лет. Правда, тогда ты не говорила о свободе так патетически. К чему бы это?– А тебе никогда раньше не приходило в голову, что делала я в то время, когда вы с папой занимались политикой или собственной карьерой? – вдруг вопросом на вопрос ответила Даника.– Что ты имеешь в виду? – Элинор изумленно уставилась на дочь.– Ну, скажем, курение, алкоголь, злачные места…– За тобой всегда был хороший присмотр, я и не думала волноваться.– Но не каждую же минуту! Даже воспитательница не всегда знает, что происходит в спальне у девочек.– Не думаю, что в хорошем колледже… – начала миссис Маршалл.– Я говорю не о колледже, а о школе-интернате. До того, как я отправилась учиться в колледж, могло много чего произойти…– Но, Даника, о чем ты говоришь! Тебе тогда было только тринадцать лет.– Тем не менее я уже прекрасно во всем разбиралась. Некоторые девушки приносили в спальню разные запрещенные вещи. Причем за этим никто из персонала не следил. Вот видишь, мама, – раздраженно заключила Даника, – тебе бы следовало лучше знать о том, что происходит на самом деле.– Да, но… – медленно покачала головой Элинор, – надеюсь, ты не делала ничего такого…Вот так всегда. Даника улыбнулась.– Ну конечно. Я же была трусихой.– Трусихой? Нет-нет, дорогая, я думаю это не так. Просто ты всегда предъявляла к себе высокие требования.– Это папа предъявлял ко мне высокие требования. Так будет точнее. Я была так наивна, что если бы решилась на что-то, то меня бы сразу поймали. А если бы меня застали за чем-то неблаговидным, отец никогда бы мне этого не простил. – Ее улыбка померкла. – Ужасно прискорбно, что я бросила теннис. Я знаю, он ужасно расстроился тогда, но никогда ни словом об этом не обмолвился.– Он до сих пор старается посещать все турниры. Ты же знаешь, что он обожает теннис. Конечно, он больше не мечтает о том, чтобы ты была среди чемпионов. Делать нечего, он смирился с тем, что есть.Даника вяло поковыряла вилкой в салате из крабов.– Жаль, что у меня ничего не получилось. Если бы я добилась успеха, вот бы он мною гордился!– А ты и правда об этом жалеешь?– Что касается самого тенниса, то не особенно. Я вовсе не из тех, кто мечтает везде быть первым. К тому же, как говорится, что было, то прошло. Может быть, в этом я похожа на отца. Я смирилась с тем, что никогда не буду блистать на Уимблдоне… Смешно вспоминать об этом десять лет спустя.«Не столько странно, – добавила она про себя, – сколько грустно». Многие вещи она не решалась обсуждать с матерью. Элинор Маршалл всегда была в первую очередь женой, а уж потом матерью. В отношениях с дочерью она всегда стояла на позициях «дорогого Уильяма».– Кстати, – продолжала Элинор, – твоя подруга, участвуя в чемпионате Вирджинии Слимз, неплохо заработала.– Откуда ты знаешь? – встрепенулась Даника.– Отец читал в газете об этой… Как бишь ее?– Аарон Кригстайн.– Ну да… Она буквально зубами вырвала последнюю победу. Наверное, она истощена не только психически, но и физически. – Элинор приподняла брови. – Пока она здесь, может быть, вам с ней встретиться на корте? – поинтересовалась она.– У нее, я думаю, совсем другие планы.– Но я уверена, что она бы с радостью согласилась с тобой сыграть.– Я не играю. Тебе это прекрасно известно.– Гм… И напрасно! У тебя замечательно получалось, дорогая. Если тебе не суждено стать чемпионкой, это не причина, чтобы вообще бросать спорт. Дорогая, когда тебе было шестнадцать лет, ты была в пятерке лучших теннисисток. Кстати, когда ты в последний раз держала в руках ракетку?Даника пристально посмотрела матери в глаза.– Последний раз я держала в руках ракетку в субботу второго июня – за три дня до моего восемнадцатилетия.– Неужели? Десять лет назад! Разве это не смешно?– По-моему, нет. Вспомни лучше, почему я бросила теннис.– Ах да, у тебя же было повреждено плечо…– Дело не только в этом, – возразила Даника. – Мы уже обсуждали эту тему, мама. Сколько было разговоров обо мне, о тебе, о папе и о школе-интернате… Я чувствовала себя несчастной, и мне не хотелось играть в теннис. Плечо можно было привести в порядок, но, понимаешь, я потеряла всякий интерес к спорту…Даника умолкла. Эту тему можно обсасывать неделями, но все равно им не понять друг друга. Мать будет вечно сетовать на то, что травма плеча прервала спортивную карьеру дочери. В том, что из-за травмы пришлось выбыть из соревнований, не было ничего необычного. Другое дело, расстаться со спортом по доброй воле.– Что это мы вдруг заговорили о теннисе? – улыбнулась Даника.– Да так просто. Теннис – прекрасное занятие. Но ведь можно играть просто так – для удовольствия. Верно? В конце концов, это прекрасно развивает… Нет, конечно, что касается твоей фигуры, то тут полный порядок. Я только хотела сказать, что тебе это пошло бы на пользу…– Мне хватает физической нагрузки. Я люблю ходить пешком.– Но я имею в виду целенаправленные систематические занятия.– Три раза в неделю я занимаюсь балетом, – напомнила матери Даника.– Да, но в смысле общения этого недостаточно.– Тут ты снова ошибаешься, мамочка. На занятиях я встречаюсь с замечательными людьми. Они, может, и не похожи на моих знакомых по теннисному клубу, но, поверь, общение с ними мне очень интересно.Но Элинор уже погрузилась в свои мысли, поэтому ограничилась сдержанным кивком.«Ну что ж, – подумала Даника, – все как обычно – «задушевная» беседа с матерью, «тепло» родительской любви, «забота» о единственной дочери. А чего, собственно, она ожидала?!»
Немного позже, неторопливо проходя через городской парк, Даника перебирала в памяти разговор с матерью. Каждый раз одно и то же.Всю жизнь Даника надеялась, что когда-нибудь их отношения с матерью изменятся. Еще маленькой девочкой она мечтала поскорее вырасти, чтобы можно было путешествовать вместе с родителями. Однако, едва она стала старше, ее отправили в школу-интернат, а потом – в академию тенниса в Арманд. Затем был колледж… Даже теперь, когда она стала взрослой и вышла замуж за приятеля отца, в ее отношениях с родителями не прибавилось тепла.Даника остановилась посередине деревянного мостика через пруд. Ее внимание привлекла забавная сценка. На берегу, у самой кромки воды, стоял малыш. Рядом с ним на корточки присела мать. Малыш отщипывал от булки кусочки и бросал лебедям. Время от времени он отправлял кусочек к себе в рот и угощал мать. Дул сильный ветер, по воде бежали волны, но ни ребенок, ни мать словно не замечали холода.Малышу было года три, не больше. Даника попыталась вспомнить себя в этом возрасте, но не смогла. Когда ей исполнилось четыре года, ее отдали в детский сад, в пять лет – в частную школу в пригороде Хартфорда, а на лето всегда отправляли в лагерь.Из самого раннего детства в памяти отчетливо сохранилось лишь несколько эпизодов. Она помнила, как ее водили в Элизабет-парк кормить поп-корном рыбу. Теперь она недоумевала: какая рыба могла есть поп-корн? Впрочем, важен был сам процесс… Но и тогда с ней была не мать, а нянька.Малыш искрошил остатки булки птицам, потом принялся хлопать рукавичками по своей курточке. Еще через минуту мать подхватила его на руки и, крепко прижав к себе, понесла по дорожке. Даника с завистью смотрела им вслед. Она и сама не знала, кому завидует больше: ребенку, у которого была такая нежная мать, или матери, у которой был такой прелестный малыш. Даника подумала о том, что, будь у нее ребенок, она чувствовала бы себя совсем по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39