– Когда я был мальчишкой, отец Перез нередко предостерегал людей от подобных штуковин, – сказал он Кончите. – Помню, он еще говорил, что вся эта механика – дело рук дьявола.Кончита улыбнулась.– По крайней мере, пока играет музыка, нас никто не слышит и мы можем поговорить.«Сегодня она красива как никогда», – отметил про себя Франческ. Ее платье и бархатная лента на лбу смотрелись просто великолепно. А волосы были не менее черными и блестящими, чем граммофонная пластинка, которую она в этот момент рассматривала.Выбрав одну из глянцевых шеллаковых Шеллак – смолистое вещество некоторых тропических растений, применяемое в производстве лака и пластмассы.
пластинок, она поставила ее на диск граммофона, покрутила ручку завода механизма и осторожно опустила иглу звукоснимателя. Послышалось шипение, затем комната наполнилась нежными звуками вальса.– Ты выглядишь сегодня очень элегантной, – сдержанно произнес Франческ.– Спасибо. Ты тоже очень элегантный. – Она застенчиво взглянула на него. – Хочешь посмотреть пластинки?Сидя рядышком на диване, они принялись перебирать стопку граммофонных пластинок. Он с волнением следил, как ее изящные белые руки перекладывали картонные футляры. Тонкие пальцы, похоже, не знали физического труда; бледно-розовые ногти были аккуратно острижены и безукоризненно чисты. Рядом с этими миниатюрными ладошками его собственные руки казались огромными уродливыми клешнями.– Ты здесь привыкла к красивой жизни… – заметил Франческ, оглядывая уютную комнату. – Чего только нет! Рюшечки-безделушечки. Везде лампы… Мебель вон дорогая… Ты же видела, как я живу. Неужели ты смогла бы чувствовать себя счастливой в моей кузнице?– Я могу быть счастливой где угодно, – просто сказала она и добавила: – Пока я кому-то нужна.– Я не о граммофоне и служанках, – перебил он. – Ты уже знаешь, что я отнюдь не джентльмен. Я отвратительный на вид, и мои манеры тоже отвратительные.Кончита посмотрела ему в глаза. Ее губы дрожали.– Ты не отвратительный, Франческ, – робко проговорила она.– Во всяком случае, далеко не Ромео. – Он почувствовал, что теряется, что не в состоянии задать вопросы, которые вертелись у него на языке, не в состоянии объяснить ей все то, что он так хотел, чтобы она поняла.Музыка с шипением замолкла, и Кончита сменила пластинку. Из металлической трубы полился волшебный голос Карузо, исполнявшего неаполитанскую песню о любви.– Смотри! – неожиданно воскликнула она. – Снег идет!Она подбежала к окну. В самом деле шел снег. Кружащиеся в хороводе снежники укрывали двор белоснежным покрывалом.– Снег, – прижавшись к оконному стеклу, восторженно прошептала Кончита. – Никогда не видела снега.– Никогда? – удивился Франческ.– Никогда в жизни! – Она, затаив дыхание, смотрела на порхающие за окном снежинки. – Какие они красивые! Как крылышки ангелочков! – Она повернулась к нему – огромные глаза светятся. – Пойдем во двор!– Промокнешь, – сказал он.– Ну и что? Я хочу попробовать, какой он на вкус.– Это не ванильное мороженое, – крикнул он, но она уже подбежала к двери и нетерпеливым жестом манила его за собой. – Хотя бы шаль набрось! – добавил Франческ, берясь за костыли. – Не забывай, в каком ты положении.– Тс-с-с! Давай выйдем, чтобы никто не слышал! Стараясь не шуметь, они вышли во двор. Холодно не было, даже после душного тепла дома. Франческ поднял лицо к небу и замер, лишь чуть вздрагивая от нежных, как поцелуи, прикосновений падавших на его щеки снежинок.Присев на корточки, Кончита собрала пригоршню снега и, слепив из него шарик, с жадностью надкусила его. На ее лице отразилось разочарование.– Да он безвкусный!– Я предупреждал, что это не мороженое, – назидательно проговорил Франческ.В деревне не было видно ни души; если даже кто и шел по улице, звук его шагов приглушался белоснежным покровом. На холме, в мерцающей серебром темноте, светились огни женского монастыря.– Мне жаль, что с тобой это произошло, – сказал Франческ.– Спасибо, – чуть слышно прошептала Кончита.– Если бы в нашей стране была справедливость, этот малый поплатился бы жизнью.Прижав губы к снежку, она какое-то время молчала, затем наконец заговорила:– Я несколько иначе смотрю на все это. Я стараюсь думать только о будущем.Франческ сверху вниз посмотрел на нее. В ее черных волосах сверкали блестки снежинок. Он взял из ее рук снежок и бросил его на землю. Пальцы Кончиты были мокрые и холодные как лед. Держа их в своих ладонях, он нежно растирал их, стараясь согреть.– А ты пыталась представить себе, какой будет наша совместная жизнь? – тихо спросил Франческ.– Д-да, – не смея поднять на него глаза, пробормотала она.– Как мы будем вместе жить? И вместе есть?– Да.– И вместе спать?Он почувствовал, как задрожали ее пальцы.– Да.– И ты готова к этому?– Думаю, что да.В морозном воздухе у них изо рта поднимались маленькие облачка пара. Из ее рта облачка поднимались чаще.– Ты такая молодая… – охрипшим голосом проговорил он. – Такая красивая.Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Франческ наклонился и поцеловал ее. Губы Кончиты были холодны как лед. Его – пылали, как раскаленные угли. Она почувствовала на своей щеке жесткие колечки его курчавой бороды. Впервые он был нежен с ней. Он прижал ее к себе, его нечеловеческая сила потрясла ее. Она непроизвольно застонала, и он сразу же разжал руки.– Извини, – смущенно сказал Франческ.– Не извиняйся, – прошептала Кончита. – Мне тоже этого хотелось.Из окна донесся зовущий их голос. Франческ наклонился было, чтобы поцеловать ее еще раз, но она повернулась и стремительно побежала к дому.Поеживаясь, Франческ трясся в телеге, которую тянула усталая кобыла. Первые дни января принесли колючие ветры и пронизывающий холод.Погоняя лошадку, он услышал приближающийся сзади топот копыт. Его догоняли трое скачущих галопом всадников. Они обогнали телегу и остановились, перегородив дорогу.Франческ чертыхнулся и натянул вожжи.– В чем дело? – закричал он, откинув прикрывавший лицо шарф. – Вы мешаете мне проехать.Всадники спешились. Тот, что явно был их главарем, бросил поводья своему компаньону и небрежной походкой подошел к телеге.Франческ сразу узнал в нем Джерарда Массагуэра. Двое других были андалузскими цыганами с суровыми лицами.Массагуэр зло осклабился.– Вылезай, – рявкнул он и, когда Франческ не сдвинулся с места, повторил: – Вылезай, кузнец, или мы сами вытряхнем тебя из телеги.Медленно, стараясь не заводиться, Франческ слез, вытащил из телеги свои костыли и, опершись на них, взглянул на Массагуэра-младшего. Перед ним стоял ладно сложенный, темноволосый парень лет восемнадцати с застывшим на лице выражением ленивого высокомерия. У него были глаза с тяжелыми веками и по-мужски красивое лицо.– Говорят, ты собираешься жениться на Кончите, – спокойно сказал он. – Это правда?– Может быть.Массагуэр стоял, широко расставив ноги, засунутая в карман штанов рука позвякивала монетами. Он нагло улыбался Франческу.– А знаешь, я был у нее первым. И вторым.– Что тебе нужно? – не повышая голоса, спросил Франческ.Двое цыган подошли и встали по обеим сторонам своего хозяина. У каждого по толстой палке в руке.– У меня к тебе есть несколько вопросов, – заявил мальчишка. – И я хочу получить на них ответы.– А если я не смогу дать их?– Не сможешь – будешь избит. И сильно. – Оттопырив нижнюю губу, он нахально уставился на Франческа из-под своих тяжелых век. – Из девки кровь хлестала, как из зарезанной свиньи. А еще трезвонила, что первым у нее был мой брат! Во задачка-то! Но я уверен, что мой брат до нее не дотрагивался. Он ведь пидор. И еще я думаю, что она это знает. Поэтому-то она его и покрывает.– Я понятия не имею о сексуальных пристрастиях вашей достопочтимой семьи.– А я тебе объясню. Ты ведь, говорят, человек грамотный. Правда, башка набита всякими дурацкими идеями, но тем не менее мозги у тебя есть. Видишь ли, кузнец, если бы ты подтвердил, что Филип извращенец, мой отец лишил бы его наследства.Франческ, смотревший на Джерарда Массагуэра, не заметил, как один из цыган размахнулся и ударил его палкой по лицу. Дикая боль пронзила голову. Земля поплыла под ногами. Он почувствовал во рту вкус крови.– Ставки очень высоки, кузнец, – так же спокойно продолжал Массагуэр. – Целое состояние. Столько денег за всю жизнь не заработают и полтысячи кузнецов. Надеюсь, ты меня понимаешь?На этот раз Франческ был готов к нападению с другой стороны и успел поднять руку. Удар пришелся по ребрам. От боли у него перехватило дыхание. Он закачался, крепче вцепился в свои костыли и, пока пытался прийти в себя, получил еще один удар в живот, заставивший его согнуться пополам.– После того как Педро и Хосе переломают тебе руки, – сказал Джерард, – они то же сделают с твоими ногами, и если ты и выживешь, то всю оставшуюся жизнь проведешь в постели дома для инвалидов. А чего ради?– Кончита ни о ком из вас ничего мне не рассказывала, – задыхаясь, прохрипел Франческ.– Но ты ведь собираешься на ней жениться. Ты ее, так сказать, возлюбленный. А девушки своим возлюбленным все рассказывают. Я правильно говорю, Хосе?Цыган, что был покрупнее, ухмыляясь, сделал шаг вперед и замахнулся палкой.Но удара так и не последовало. Зато выражение его физиономии изменилось с почти комической неожиданностью, когда громадная лапища Франческа схватила его запястье. Палка упала на землю. Завопив, он попытался вырваться. Другой рукой кузнец, словно тисками, стал сжимать кисть Хосе. Дикий вопль цыгана перешел в тоненький поросячий визг.Его приятель, подняв дубинку и изрыгая проклятия, подался было вперед, но в нерешительности остановился и, как и Джерард Массагуэр, ошарашенно вытаращил глаза на Хосе, который яростно норовил укусить руку кузнеца. Его зубы впились в костяшки огрубевших пальцев Франческа.Послышался отвратительный треск ломающихся костей. Визг захлебнулся, сменившись каким-то жалобным бульканьем. Закатив глаза, цыган обмяк, ноги подкосились. Когда Франческ отпустил его руку, она шлепнулась о землю, как пустая перчатка.Массагуэр побледнел. Его глаза уже не казались лениво-сонными, а смотрели встревоженно и настороженно. По обеим сторонам носа у него проступили две маленькие ямочки, словно отметины от когтей.– Если я не получу то, что мне надо от тебя, – сказал он, – я получу это от нее. Ты меня понимаешь? Мой брат ведь безразличен тебе. Зачем тебе его защищать?И Франческ принял решение.– У твоего брата с ней ничего не было, – отплевываясь кровью, проговорил он. – Не по ней он сохнет.– По кому же?– По одному парню, которого зовут Гарсиа. Джерард весь подался вперед, забыв от волнения об осторожности.– Гарсиа?– Какой-то поэт.– Гарсиа Лорка?– Да. Точно.– Знакомое имечко. – Массагуэр во все глаза смотрел на Франческа. – Федерико Гарсиа Лорка? Федерико Гарсиа Лорка (1898–1936) – испанский поэт и драматург. Убит фашистами.
И она сказала тебе, что Филип занимался с этим малым любовью?– Она отдала мне письма, которые твой брат написал ей.Черные глаза Джерарда радостно заблестели.– Эти письма. Где они?– Если ты еще раз к ней хотя бы приблизишься, – процедил Франческ, не сводя с Массагуэра своих пылающих синих глаз, – тебе очень сильно не поздоровится. Будь уверен.– Хорошо, хорошо. Я и близко к ней не подойду. Только отдай мне эти письма.– Сегодня вечером пришлешь ко мне в кузницу своего цыгана.– Отлично, – задыхаясь от восторга, прошептал Джерард. – Отлично. Просто замечательно. Ты об этом не пожалеешь, кузнец. – Он улыбнулся. Его смуглое лицо просияло. – А ты мне нравишься. Башка у тебя варит. Получишь у меня работу, когда я стану хозяином.– Ага, – буркнул Франческ. – Я сделаю для тебя пару крепких петель и надежный замок. Чтобы ты не вылез из гроба.Улыбка Джерарда испарилась. Его черные глаза буравили кузнеца. В этом взгляде было что-то звериное, какая-то бешеная страсть.– Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, кто чего хочет, не правда ли? – почти мягко сказал он.Франческ кивнул.– Мы знаем, кто чего хочет.Какое-то время оба мужчины молча смотрели друг на друга, затем Джерард рассмеялся.– Педро, забрось-ка этого придурка на его лошадь, – приказал он, указывая на все еще валявшегося на дороге Хосе.Франческ снова забрался в телегу и взялся за вожжи. Щека и ребра болели. Лицо распухло.Джерард Массагуэр развернул коня.– До встречи, кузнец! – крикнул он, и все трое поскакали прочь.Спрашивая себя, правильно ли он поступил, Франческ с минуту смотрел им вслед, затем повернулся и со злостью хлестнул свою кобылу. А-а, пошли они все к черту! Пусть братцы сами перегрызают друг другу глотки. Он уже и так хлебнул горя. Единственное, о чем он мечтал, это чтобы ему дали спокойно жить, ему и его жене.Но смысл сверливших его мозг мыслей дошел до Франческа, только когда он подъехал к кузнице. Его жене. Весна, 1918 В день свадьбы элегантная фигурка Кончиты уже явно указывала на ее положение. Рождение ребенка ожидали к маю.Франческ стоял перед алтарем. Бога он то ли ненавидел, то ли не верил в него – он и сам точно не знал. Его металлический голос гулким эхом отдавался под сводами церкви.В руках Кончита держала веточку цветущего миндаля. Белоснежное платье доходило ей до середины икр, оставляя открытыми изящные щиколотки в белых чулках и серебряные туфельки. По моде тех лет на ней была надета шляпка, прикрывавшая уши, и длинная искусно вышитая вуаль. На руках – тонкие кружевные перчатки, когда-то принадлежавшие ее матери.Она вся просто светилась. Беременность только усилила красоту. За вышитыми на вуали белыми розами сияли ее огромные глаза. На традиционные вопросы священника она отвечала чистым и спокойным голосом, и, когда в заключение церемонии Франческ повернулся к ней для поцелуя, она, коснувшись рукой его буйной бороды, бросила на него такой нежный взгляд, словно они были страстными любовниками, а не едва знакомыми чужими людьми.Когда они выходили из церкви, Кончита так крепко прижималась к его руке, что кузнец едва держался на ногах. Ветер крепчал, небо было затянуто свинцовыми тучами. Кончита откинула вуаль, чтобы фотограф мог запечатлеть их на церковных ступенях. Порывы ветра отчаянно трепали одежду новобрачных и гостей. Упали первые капли дождя. Франческ, который все утро выглядел хмурым и напряженным, теперь блаженно улыбался, не уверенный, правда, насколько успешно ему удалось пройти это тяжелое испытание.Праздновали свадьбу в ближайшем ресторане. За время обеда, да и в течение всего оставшегося вечера, Кончита почти все время молчала. Но не потому что стеснялась. Всем своим видом она излучала решительность женщины, сделавшей окончательный выбор.«Бедняжка, – восклицал про себя Баррантес. – Милая моя бедняжка!» Правильно ли он поступил с ней? Но задавать подобные вопросы было уже поздно. Она вышла замуж за Франческа и связана супружескими узами, словно кандалами, в которые кузнец заковал ее тонкие руки.Франческу было тридцать два года, девять из них он прожил одиноким калекой. У него не укладывалось в голове, что теперь его жизнь изменилась и что сидящая рядом с ним чудесная женщина – это его жена. Но еще более странным казалось то, что через несколько месяцев она должна была одарить его чужим ребенком.Он взглянул на нее, на это фарфоровое личико с сияющими изумрудными глазами, и ощутил, как его охватывает какое-то смешанное чувство возбуждения и боли. Она была его. Изящная и милая, она была его. Этой ночью она будет спать в его постели. И все последующие ночи тоже.– Думаю продать магазин, – во всеуслышание заявил Баррантес. Он выпил изрядное количество шампанского, и его грубоватое лицо раскраснелось, седые усы обвисли. – Нужно идти в ногу со временем.– Пить нужно меньше, – поддела его сестра.– У меня грандиозные планы. – Марсель засунул большие пальцы в карманы жилетки. – Хочу построить кинотеатр.– Что?Он одарил сидящих за столом лучезарной улыбкой.– А еще я собираюсь купить автомобиль.– Кинотеатр и автомобиль! Ты что, миллионер?– Я человек из народа! – провозгласил Баррантес, грохнув кулаком по столу. – Будущее Испании принадлежит техническому прогрессу. Автомобилям, кинотеатрам, радиоприемникам. И мой зять может это подтвердить. А, Франческ?Вместо ответа Франческ поднял бокал.– Я хочу предложить тост, – сказал он. – За мою жену Кончиту. – Он немного помедлил, в ожидании, пока гости наполнят бокалы. – Моя жена… – Его голос дрогнул. – Он повернулся к Кончите, которая тихонько сидела рядом с ним. – Я не оратор, Кончита. Но я готов отдать за тебя жизнь. Никто больше на заставит тебя страдать, – проникновенно закончил он. – Никто.Их взгляды встретились; в ее глазах стояли слезы. Вечер прошел в оживленных беседах подвыпивших гостей.К половине седьмого совсем стемнело, и пошел проливной дождь. Раскаты грома, доносившиеся с Пиренеев, обещали дальнейшее ухудшение погоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
пластинок, она поставила ее на диск граммофона, покрутила ручку завода механизма и осторожно опустила иглу звукоснимателя. Послышалось шипение, затем комната наполнилась нежными звуками вальса.– Ты выглядишь сегодня очень элегантной, – сдержанно произнес Франческ.– Спасибо. Ты тоже очень элегантный. – Она застенчиво взглянула на него. – Хочешь посмотреть пластинки?Сидя рядышком на диване, они принялись перебирать стопку граммофонных пластинок. Он с волнением следил, как ее изящные белые руки перекладывали картонные футляры. Тонкие пальцы, похоже, не знали физического труда; бледно-розовые ногти были аккуратно острижены и безукоризненно чисты. Рядом с этими миниатюрными ладошками его собственные руки казались огромными уродливыми клешнями.– Ты здесь привыкла к красивой жизни… – заметил Франческ, оглядывая уютную комнату. – Чего только нет! Рюшечки-безделушечки. Везде лампы… Мебель вон дорогая… Ты же видела, как я живу. Неужели ты смогла бы чувствовать себя счастливой в моей кузнице?– Я могу быть счастливой где угодно, – просто сказала она и добавила: – Пока я кому-то нужна.– Я не о граммофоне и служанках, – перебил он. – Ты уже знаешь, что я отнюдь не джентльмен. Я отвратительный на вид, и мои манеры тоже отвратительные.Кончита посмотрела ему в глаза. Ее губы дрожали.– Ты не отвратительный, Франческ, – робко проговорила она.– Во всяком случае, далеко не Ромео. – Он почувствовал, что теряется, что не в состоянии задать вопросы, которые вертелись у него на языке, не в состоянии объяснить ей все то, что он так хотел, чтобы она поняла.Музыка с шипением замолкла, и Кончита сменила пластинку. Из металлической трубы полился волшебный голос Карузо, исполнявшего неаполитанскую песню о любви.– Смотри! – неожиданно воскликнула она. – Снег идет!Она подбежала к окну. В самом деле шел снег. Кружащиеся в хороводе снежники укрывали двор белоснежным покрывалом.– Снег, – прижавшись к оконному стеклу, восторженно прошептала Кончита. – Никогда не видела снега.– Никогда? – удивился Франческ.– Никогда в жизни! – Она, затаив дыхание, смотрела на порхающие за окном снежинки. – Какие они красивые! Как крылышки ангелочков! – Она повернулась к нему – огромные глаза светятся. – Пойдем во двор!– Промокнешь, – сказал он.– Ну и что? Я хочу попробовать, какой он на вкус.– Это не ванильное мороженое, – крикнул он, но она уже подбежала к двери и нетерпеливым жестом манила его за собой. – Хотя бы шаль набрось! – добавил Франческ, берясь за костыли. – Не забывай, в каком ты положении.– Тс-с-с! Давай выйдем, чтобы никто не слышал! Стараясь не шуметь, они вышли во двор. Холодно не было, даже после душного тепла дома. Франческ поднял лицо к небу и замер, лишь чуть вздрагивая от нежных, как поцелуи, прикосновений падавших на его щеки снежинок.Присев на корточки, Кончита собрала пригоршню снега и, слепив из него шарик, с жадностью надкусила его. На ее лице отразилось разочарование.– Да он безвкусный!– Я предупреждал, что это не мороженое, – назидательно проговорил Франческ.В деревне не было видно ни души; если даже кто и шел по улице, звук его шагов приглушался белоснежным покровом. На холме, в мерцающей серебром темноте, светились огни женского монастыря.– Мне жаль, что с тобой это произошло, – сказал Франческ.– Спасибо, – чуть слышно прошептала Кончита.– Если бы в нашей стране была справедливость, этот малый поплатился бы жизнью.Прижав губы к снежку, она какое-то время молчала, затем наконец заговорила:– Я несколько иначе смотрю на все это. Я стараюсь думать только о будущем.Франческ сверху вниз посмотрел на нее. В ее черных волосах сверкали блестки снежинок. Он взял из ее рук снежок и бросил его на землю. Пальцы Кончиты были мокрые и холодные как лед. Держа их в своих ладонях, он нежно растирал их, стараясь согреть.– А ты пыталась представить себе, какой будет наша совместная жизнь? – тихо спросил Франческ.– Д-да, – не смея поднять на него глаза, пробормотала она.– Как мы будем вместе жить? И вместе есть?– Да.– И вместе спать?Он почувствовал, как задрожали ее пальцы.– Да.– И ты готова к этому?– Думаю, что да.В морозном воздухе у них изо рта поднимались маленькие облачка пара. Из ее рта облачка поднимались чаще.– Ты такая молодая… – охрипшим голосом проговорил он. – Такая красивая.Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Франческ наклонился и поцеловал ее. Губы Кончиты были холодны как лед. Его – пылали, как раскаленные угли. Она почувствовала на своей щеке жесткие колечки его курчавой бороды. Впервые он был нежен с ней. Он прижал ее к себе, его нечеловеческая сила потрясла ее. Она непроизвольно застонала, и он сразу же разжал руки.– Извини, – смущенно сказал Франческ.– Не извиняйся, – прошептала Кончита. – Мне тоже этого хотелось.Из окна донесся зовущий их голос. Франческ наклонился было, чтобы поцеловать ее еще раз, но она повернулась и стремительно побежала к дому.Поеживаясь, Франческ трясся в телеге, которую тянула усталая кобыла. Первые дни января принесли колючие ветры и пронизывающий холод.Погоняя лошадку, он услышал приближающийся сзади топот копыт. Его догоняли трое скачущих галопом всадников. Они обогнали телегу и остановились, перегородив дорогу.Франческ чертыхнулся и натянул вожжи.– В чем дело? – закричал он, откинув прикрывавший лицо шарф. – Вы мешаете мне проехать.Всадники спешились. Тот, что явно был их главарем, бросил поводья своему компаньону и небрежной походкой подошел к телеге.Франческ сразу узнал в нем Джерарда Массагуэра. Двое других были андалузскими цыганами с суровыми лицами.Массагуэр зло осклабился.– Вылезай, – рявкнул он и, когда Франческ не сдвинулся с места, повторил: – Вылезай, кузнец, или мы сами вытряхнем тебя из телеги.Медленно, стараясь не заводиться, Франческ слез, вытащил из телеги свои костыли и, опершись на них, взглянул на Массагуэра-младшего. Перед ним стоял ладно сложенный, темноволосый парень лет восемнадцати с застывшим на лице выражением ленивого высокомерия. У него были глаза с тяжелыми веками и по-мужски красивое лицо.– Говорят, ты собираешься жениться на Кончите, – спокойно сказал он. – Это правда?– Может быть.Массагуэр стоял, широко расставив ноги, засунутая в карман штанов рука позвякивала монетами. Он нагло улыбался Франческу.– А знаешь, я был у нее первым. И вторым.– Что тебе нужно? – не повышая голоса, спросил Франческ.Двое цыган подошли и встали по обеим сторонам своего хозяина. У каждого по толстой палке в руке.– У меня к тебе есть несколько вопросов, – заявил мальчишка. – И я хочу получить на них ответы.– А если я не смогу дать их?– Не сможешь – будешь избит. И сильно. – Оттопырив нижнюю губу, он нахально уставился на Франческа из-под своих тяжелых век. – Из девки кровь хлестала, как из зарезанной свиньи. А еще трезвонила, что первым у нее был мой брат! Во задачка-то! Но я уверен, что мой брат до нее не дотрагивался. Он ведь пидор. И еще я думаю, что она это знает. Поэтому-то она его и покрывает.– Я понятия не имею о сексуальных пристрастиях вашей достопочтимой семьи.– А я тебе объясню. Ты ведь, говорят, человек грамотный. Правда, башка набита всякими дурацкими идеями, но тем не менее мозги у тебя есть. Видишь ли, кузнец, если бы ты подтвердил, что Филип извращенец, мой отец лишил бы его наследства.Франческ, смотревший на Джерарда Массагуэра, не заметил, как один из цыган размахнулся и ударил его палкой по лицу. Дикая боль пронзила голову. Земля поплыла под ногами. Он почувствовал во рту вкус крови.– Ставки очень высоки, кузнец, – так же спокойно продолжал Массагуэр. – Целое состояние. Столько денег за всю жизнь не заработают и полтысячи кузнецов. Надеюсь, ты меня понимаешь?На этот раз Франческ был готов к нападению с другой стороны и успел поднять руку. Удар пришелся по ребрам. От боли у него перехватило дыхание. Он закачался, крепче вцепился в свои костыли и, пока пытался прийти в себя, получил еще один удар в живот, заставивший его согнуться пополам.– После того как Педро и Хосе переломают тебе руки, – сказал Джерард, – они то же сделают с твоими ногами, и если ты и выживешь, то всю оставшуюся жизнь проведешь в постели дома для инвалидов. А чего ради?– Кончита ни о ком из вас ничего мне не рассказывала, – задыхаясь, прохрипел Франческ.– Но ты ведь собираешься на ней жениться. Ты ее, так сказать, возлюбленный. А девушки своим возлюбленным все рассказывают. Я правильно говорю, Хосе?Цыган, что был покрупнее, ухмыляясь, сделал шаг вперед и замахнулся палкой.Но удара так и не последовало. Зато выражение его физиономии изменилось с почти комической неожиданностью, когда громадная лапища Франческа схватила его запястье. Палка упала на землю. Завопив, он попытался вырваться. Другой рукой кузнец, словно тисками, стал сжимать кисть Хосе. Дикий вопль цыгана перешел в тоненький поросячий визг.Его приятель, подняв дубинку и изрыгая проклятия, подался было вперед, но в нерешительности остановился и, как и Джерард Массагуэр, ошарашенно вытаращил глаза на Хосе, который яростно норовил укусить руку кузнеца. Его зубы впились в костяшки огрубевших пальцев Франческа.Послышался отвратительный треск ломающихся костей. Визг захлебнулся, сменившись каким-то жалобным бульканьем. Закатив глаза, цыган обмяк, ноги подкосились. Когда Франческ отпустил его руку, она шлепнулась о землю, как пустая перчатка.Массагуэр побледнел. Его глаза уже не казались лениво-сонными, а смотрели встревоженно и настороженно. По обеим сторонам носа у него проступили две маленькие ямочки, словно отметины от когтей.– Если я не получу то, что мне надо от тебя, – сказал он, – я получу это от нее. Ты меня понимаешь? Мой брат ведь безразличен тебе. Зачем тебе его защищать?И Франческ принял решение.– У твоего брата с ней ничего не было, – отплевываясь кровью, проговорил он. – Не по ней он сохнет.– По кому же?– По одному парню, которого зовут Гарсиа. Джерард весь подался вперед, забыв от волнения об осторожности.– Гарсиа?– Какой-то поэт.– Гарсиа Лорка?– Да. Точно.– Знакомое имечко. – Массагуэр во все глаза смотрел на Франческа. – Федерико Гарсиа Лорка? Федерико Гарсиа Лорка (1898–1936) – испанский поэт и драматург. Убит фашистами.
И она сказала тебе, что Филип занимался с этим малым любовью?– Она отдала мне письма, которые твой брат написал ей.Черные глаза Джерарда радостно заблестели.– Эти письма. Где они?– Если ты еще раз к ней хотя бы приблизишься, – процедил Франческ, не сводя с Массагуэра своих пылающих синих глаз, – тебе очень сильно не поздоровится. Будь уверен.– Хорошо, хорошо. Я и близко к ней не подойду. Только отдай мне эти письма.– Сегодня вечером пришлешь ко мне в кузницу своего цыгана.– Отлично, – задыхаясь от восторга, прошептал Джерард. – Отлично. Просто замечательно. Ты об этом не пожалеешь, кузнец. – Он улыбнулся. Его смуглое лицо просияло. – А ты мне нравишься. Башка у тебя варит. Получишь у меня работу, когда я стану хозяином.– Ага, – буркнул Франческ. – Я сделаю для тебя пару крепких петель и надежный замок. Чтобы ты не вылез из гроба.Улыбка Джерарда испарилась. Его черные глаза буравили кузнеца. В этом взгляде было что-то звериное, какая-то бешеная страсть.– Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, кто чего хочет, не правда ли? – почти мягко сказал он.Франческ кивнул.– Мы знаем, кто чего хочет.Какое-то время оба мужчины молча смотрели друг на друга, затем Джерард рассмеялся.– Педро, забрось-ка этого придурка на его лошадь, – приказал он, указывая на все еще валявшегося на дороге Хосе.Франческ снова забрался в телегу и взялся за вожжи. Щека и ребра болели. Лицо распухло.Джерард Массагуэр развернул коня.– До встречи, кузнец! – крикнул он, и все трое поскакали прочь.Спрашивая себя, правильно ли он поступил, Франческ с минуту смотрел им вслед, затем повернулся и со злостью хлестнул свою кобылу. А-а, пошли они все к черту! Пусть братцы сами перегрызают друг другу глотки. Он уже и так хлебнул горя. Единственное, о чем он мечтал, это чтобы ему дали спокойно жить, ему и его жене.Но смысл сверливших его мозг мыслей дошел до Франческа, только когда он подъехал к кузнице. Его жене. Весна, 1918 В день свадьбы элегантная фигурка Кончиты уже явно указывала на ее положение. Рождение ребенка ожидали к маю.Франческ стоял перед алтарем. Бога он то ли ненавидел, то ли не верил в него – он и сам точно не знал. Его металлический голос гулким эхом отдавался под сводами церкви.В руках Кончита держала веточку цветущего миндаля. Белоснежное платье доходило ей до середины икр, оставляя открытыми изящные щиколотки в белых чулках и серебряные туфельки. По моде тех лет на ней была надета шляпка, прикрывавшая уши, и длинная искусно вышитая вуаль. На руках – тонкие кружевные перчатки, когда-то принадлежавшие ее матери.Она вся просто светилась. Беременность только усилила красоту. За вышитыми на вуали белыми розами сияли ее огромные глаза. На традиционные вопросы священника она отвечала чистым и спокойным голосом, и, когда в заключение церемонии Франческ повернулся к ней для поцелуя, она, коснувшись рукой его буйной бороды, бросила на него такой нежный взгляд, словно они были страстными любовниками, а не едва знакомыми чужими людьми.Когда они выходили из церкви, Кончита так крепко прижималась к его руке, что кузнец едва держался на ногах. Ветер крепчал, небо было затянуто свинцовыми тучами. Кончита откинула вуаль, чтобы фотограф мог запечатлеть их на церковных ступенях. Порывы ветра отчаянно трепали одежду новобрачных и гостей. Упали первые капли дождя. Франческ, который все утро выглядел хмурым и напряженным, теперь блаженно улыбался, не уверенный, правда, насколько успешно ему удалось пройти это тяжелое испытание.Праздновали свадьбу в ближайшем ресторане. За время обеда, да и в течение всего оставшегося вечера, Кончита почти все время молчала. Но не потому что стеснялась. Всем своим видом она излучала решительность женщины, сделавшей окончательный выбор.«Бедняжка, – восклицал про себя Баррантес. – Милая моя бедняжка!» Правильно ли он поступил с ней? Но задавать подобные вопросы было уже поздно. Она вышла замуж за Франческа и связана супружескими узами, словно кандалами, в которые кузнец заковал ее тонкие руки.Франческу было тридцать два года, девять из них он прожил одиноким калекой. У него не укладывалось в голове, что теперь его жизнь изменилась и что сидящая рядом с ним чудесная женщина – это его жена. Но еще более странным казалось то, что через несколько месяцев она должна была одарить его чужим ребенком.Он взглянул на нее, на это фарфоровое личико с сияющими изумрудными глазами, и ощутил, как его охватывает какое-то смешанное чувство возбуждения и боли. Она была его. Изящная и милая, она была его. Этой ночью она будет спать в его постели. И все последующие ночи тоже.– Думаю продать магазин, – во всеуслышание заявил Баррантес. Он выпил изрядное количество шампанского, и его грубоватое лицо раскраснелось, седые усы обвисли. – Нужно идти в ногу со временем.– Пить нужно меньше, – поддела его сестра.– У меня грандиозные планы. – Марсель засунул большие пальцы в карманы жилетки. – Хочу построить кинотеатр.– Что?Он одарил сидящих за столом лучезарной улыбкой.– А еще я собираюсь купить автомобиль.– Кинотеатр и автомобиль! Ты что, миллионер?– Я человек из народа! – провозгласил Баррантес, грохнув кулаком по столу. – Будущее Испании принадлежит техническому прогрессу. Автомобилям, кинотеатрам, радиоприемникам. И мой зять может это подтвердить. А, Франческ?Вместо ответа Франческ поднял бокал.– Я хочу предложить тост, – сказал он. – За мою жену Кончиту. – Он немного помедлил, в ожидании, пока гости наполнят бокалы. – Моя жена… – Его голос дрогнул. – Он повернулся к Кончите, которая тихонько сидела рядом с ним. – Я не оратор, Кончита. Но я готов отдать за тебя жизнь. Никто больше на заставит тебя страдать, – проникновенно закончил он. – Никто.Их взгляды встретились; в ее глазах стояли слезы. Вечер прошел в оживленных беседах подвыпивших гостей.К половине седьмого совсем стемнело, и пошел проливной дождь. Раскаты грома, доносившиеся с Пиренеев, обещали дальнейшее ухудшение погоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42