Это кирпичное жилище с деревянными перекрытиями и кафельным полом, расположенное высоко в горах к западу от Тусона над шоссе Золотые Ворота. Дом небольшой, но очень красивый. Джоул строил его своими собственными руками.Внутри помещение обставлено тщательно подобранной мебелью из мескитового дерева, сосны и ореха. На полу лежат индейские коврики, а несколько наиболее изящных экземпляров украшают стены. Картин нет. Здесь красуются коллекции керамики и корзин индейцев племени хопи. Возле камина стоит великолепный испанский сундук старинной работы.В стену над камином вделано чудесное каменное резное украшение.Повсюду расставлены скульптуры, выполненные из песчаника и мыльного камня. Среди них выделяется одна, из мрамора: это замечательное скульптурное изображение головы. Именно подобные работы позволили ему скопить деньги на покупку участка земли и строительных материалов для постройки дома.Джоул Леннокс сидит, уткнувшись лицом в ладони.Он провел ужасную ночь. Обливаясь потом, мечась в кошмарном сне, он испытал адовы муки. Его собственная боль, боль других людей словно приобрели в его сознании реальные очертания. Все то, что с ним делали и что заставляли делать, уже никогда не оставит его, ему не уйти от этого. Джоул чувствует себя настолько разбитым, будто не спал долгие годы.Невыносимо. Это решение зрело в нем многие месяцы. И вот он уже осуществляет его.Джоул подходит к шкафу и достает оттуда винтовку М-16. Оружие привычно ложится в его ладони.Из ящика стола он берет магазин и начинает методично вставлять в него блестящие патроны. Он делает это с монотонностью религиозного ритуала. Во рту пересохло. Он выходит на крыльцо и спускается в сад.Его сад – это звенящая пустыня, величественная и бескрайняя. Здесь он построил свой дом. Семнадцать акров земли, поросшей чахлыми кустами, колючками, кактусами, чольей, агавой и мескитовыми деревьями. Сухие, изможденные ветки, шипы, пастельные краски. И тишина. А вокруг мрачные, тускло-фиолетовые силуэты гор. Никому не нужная, но бесценная для него земля.Из всех способных выжить здесь растений он больше всего любит кактусы сагуаро. Эти манящие к себе гиганты достигают порой десятиметровой высоты. Их ребристые, покрытые колючками стволы иногда имеют толстые отростки, напоминающие воздетые к небу руки. Кактусы стоят, словно огромные одинокие истуканы. Во многих видны дупла дятлов. В это время года сагуаро наливаются соком и выглядят не такими сморщенными, как летом.Индейцы считают эти чудесные создания природы такими же одушевленными, как и они сами. Но для Леннокса они значат больше. Они – его народ. Его плоть.Он невидящим взором смотрит на пустыню. Он, как козел отпущения, пришел сюда, дабы обрести покой. Но это был лишь обман. Он так и не смог убежать от своих кошмаров.Джоул садится на ступеньку, упирает винтовку прикладом в землю, снимает ее с предохранителя и засовывает дуло в рот. Так будет вернее. И ни прощальной записки, ни раскаяния. Простой и безболезненный выход.Холодная сталь утыкается ему в нёбо. Горьковатый привкус смазочного масла. Осталось только протянуть руку и надавить на спусковой крючок. Он спокоен. Он чувствует, как под его большим пальцем сместился на миллиметр курок. На два миллиметра.Он думает о тишине. О покое.Высоко в небе парит сокол. Кажется, что он неподвижен, но это лишь обман зрения. Он летит, летит… Он свободен!– Ты все-таки собираешься сделать это?Джоул слышит голос отчетливо, как набат, хотя рядом никого нет.– И это ты называешь справедливостью? Что ж, валяй! Стреляй, мать твою!Мягкий, протяжный алабамский выговор. Он узнал его. Этот голос принадлежит Люку Джеффризу. Джоул отпускает курок. Его глаза удивленно округляются.– Послушай, – говорит голос Джеффриза. – Неужели ты там так ничему и не научился? Ведь лучше убивать, чем быть убитым. Лучше драться, чем сдаваться. Забыл?Джоула охватывает дрожь, такая безудержная, что мушка винтовки начинает стучать ему по зубам. Весь в поту, едва сдерживая внезапный порыв рвоты, он вынужден вынуть дуло изо рта и, скрежеща зубами, несколько раз с шумом глубоко вдохнуть через нос. В ушах гул.Джоул тупо озирается, словно Джеффриз и на самом деле может быть где-то здесь, хотя он прекрасно знает, что сержант погиб в юго-восточной Азии три года назад и вернулся домой в гробу с биркой «Убит при исполнении».Рядом с ним никого нет. Пот заливает ему глаза.Дуло винтовки совершает какие-то беспорядочные, дерганые круговые движения. Так всегда бывает, когда смерть рядом. Страх и злость.Он закрывает глаза, на сетчатке вновь вспыхивают страшные образы. Но дрожь постепенно стихает, и ему удается встать на ноги. Он поднимает винтовку и целится в ближайший кактус-сагуаро, десятиметровый исполин с канделябром устремленных вверх отростков. Пластиковая ложа крепко прижимается к щеке.На этот раз у него не дрогнет рука. Он нажимает на курок.Пуля прошивает ствол кактуса, оставляя на нем рваную дыру. По пустыне катится эхо. Испуганные птицы срываются с мест. Плечо чувствует отдачу. Все вокруг погружается в еще более звенящую тишину.Джоул снова целится и снова стреляет. Опять чувствует отдачу. Еще одна дыра в теле кактуса. Его теле. Кактус, который он так любит, содрогается от удара пули.Пот застилает глаза. Закипающая в нем ярость требует выхода. Он устанавливает переводчик винтовки в режим автоматического ведения огня и собирается с духом. Его зубы оскалены, он почти ничего не видит. Сагуаро представляется ему темным расплывчатым силуэтом на фоне кроваво-красного мира.Джоул кладет палец на курок и изо всех сил нажимает на него.Пули буравят кактус и землю у его основания. Во все стороны летят зеленые куски его мягкой плоти. Оглушительный треск бьет в уши, в грудь, пронзает мозг. Еще до того как пустеет магазин, гигантский сагуаро, подрезанный очередью, начинает заваливаться.Одновременно с последним выстрелом его многотонная махина ударяется в землю. Он так и лежит – с распростертыми в пыли руками-отростками.Леннокс опускает винтовку и тяжело садится на ступеньку крыльца. Он задыхается. Его душит ярость, отчаянная и отвратительная. Он почти убил себя. Почти. С самого дня своего рождения он стал жертвой. И вот сейчас он чуть не снес себе башку на крыльце собственного дома.Джоул пытается что-то сказать. Его истерзанная диафрагма не позволяет ему сделать это. Наконец дар речи возвращается к нему.– Кто-то, – выдыхает он, – кто-то должен заплатить.– Да-а? – совсем рядом произносит Джеффриз и негромко смеется. – Да кто же это тебе, мужик, будет платить? Кто?– Она. Она заплатит, – говорит Джоул, прислоняясь лбом к стволу винтовки. Его лицо становится словно каменным. – Я заставлю ее заплатить.
Беверли-Хиллз
Ей снова снился все тот же сон.Мама и папа ругались. Лицо мамы было бледным и напряженным, и Иден понимала, что между родителями происходит страшный скандал. Папа кричал. Отвратительные слова. Отвратительные слова про маму.Иден хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать всех этих мерзостей, но она не могла пошевельнуться.Потом папа наконец заметил ее. Его лицо налилось кровью. Он встал и начал кричать на нее.Его губы задвигались, слетавшие с них слова были ужасны. Стены треснули, и начал обваливаться потолок. Дом рушился. Гигантские каменные плиты вот-вот готовы были упасть и раздавить их всех своими обломками.Она знала, что если ей удастся заставить папу замолчать, то дом перестанет разваливаться и они спасутся. И она закричала, стараясь заглушить его голос.Она кричала так громко, что, казалось, у нее что-то разорвалось внутри.И тут Иден проснулась. Мокрая от пота, она, обалдело тараща глаза, сидела в кровати. Сердце бешено колотилось. Тошнота и озноб были невыносимы.– Я что, кричала? – задыхаясь, спросила она. Но ответить ей было некому.Трясущимися пальцами она нащупала полоску фольги, осторожно насыпала на нее сероватого порошка, взяла в рот пластмассовую трубку и, щелкнув зажигалкой, поднесла пламя к фольге. Героин, плавясь, начал сублимироваться. Иден жадно втянула в себя густой сладковатый дымок.Затем, задержав его в легких, она откинулась на подушку и закрыла глаза. У нее было такое чувство, будто в нее вошла ночь, наполнив ее грудь звездами, лунами и планетами. Происходило волшебное таинство алхимии. Ее кровь насыщалась наркотиком и по кровеносным сосудам несла его в мозг. И мозг с благодарностью принимал этот дар. Возбуждая сознание и прогоняя боль и страх. Все исчезло. Осталось только ощущение полета. Свободного парения высоко, высоко в небе.
К Гнилому Расти Фаган приехал около двух часов дня, что было чрезвычайно рано. Клиенты чернокожего Гнилого приходили к нему не раньше трех-четырех. В это время он обычно и вставал.Тем не менее Гнилой сполз с постели и, как в тумане, поплелся открывать Расти дверь, которая была заперта на дюжину замков и засовов. На это ушло некоторое время.Наконец дверь распахнулась. Войдя внутрь, Расти с отвращением сморщил нос.– Боже правый! – проговорил он, пока Гнилой старательно запирал за ним дверь. – У тебя здесь вонища, как в сайгонском публичном доме.В 1969 году Расти был во Вьетнаме и при каждом удобном случае любил помянуть свое героическое прошлое. Правда, Гнилой как-то разговаривал с двумя братьями, которые тоже были там в шестьдесят девятом, и они рассказали ему, что весь свой срок Расти не просыхал от пьянства в оздоровительном центре Камрань-Бея.Самое большее, на что он был способен, это трахать вьетнамок, которых без труда можно было купить за кусок мяса или рыбы. Впрочем, как сказали братья, даже если они не хотели ни мяса, ни рыбы, он их все равно трахал. А однажды он изнасиловал тринадцатилетнюю девчонку на бильярдном столе.Разумеется, Гнилой вовсе не собирался использовать эти сведения против Расти, который был на фут выше и на семьдесят фунтов тяжелее него, да к тому же, если его разозлить, мог стать злобным, как бешеная собака.Со своей стороны, Расти не питал к Гнилому никаких чувств, кроме презрения, которое он испытывал ко всем наркоманам. Гнилой был торговцем, но респектабельности это ему не добавляло. Бизнесом он занимался лишь для того, чтобы заработать себе на наркотики. Каждую неделю через его руки проходили тысячи долларов, но у него никогда не было и десяти центов, и жил он как свинья. Когда-нибудь легавые его все-таки прищучат, вот тогда-то он взвоет.Сначала полная кличка Гнилого была Гнилой Зуб. Он получил ее, из-за того что курил марихуану и у него потемнели передние зубы. Но, после того как года три назад он прочно сел на иглу, это прозвище сократилось до просто Гнилой. И оно ему подходило.Расти взгромоздился на стол и смерил Гнилого пренебрежительным взглядом.– Товар у тебя?– Естественно.– Тащи.Они взвесили героин и сцепились по поводу цены. Гнилой не любил Расти Фагана. Расти был пройдохой и пижоном.Расти предпочитал иметь дело со смазливыми «телками» И строить отношения с ними на очень доверительной основе. Он предпочитал иметь только одну, но очень надежную клиентку. Вот сейчас он как раз и был занят тем, что делал из Иден ван Бюрен такую «очень надежную клиентку». Не так давно он встретил ее в лос-анджелесском университете и сразу понял, что долго она там не задержится.Первым делом Расти скупил наркотики у местных торговцев, причем довольно дешево, так как он приобретал товар большими партиями. Затем стал продавать их Иден по дозе за раз, имея при этом около двух тысяч процентов навара. Он так организовал дело, что, когда Иден пыталась приобрести наркотик в обход него, всегда оказывалось, что тот или иной продавец только что продал последнюю дозу или как раз ожидает новых поступлений.Иден была настолько наивной и неопытной, что ей и в голову не приходило, что Расти предупредил всех известных ей торговцев, что, если они станут продавать ей героин, он просто оторвет им яйца. В отличие от бытующего мнения большинство торговцев наркотиками – вовсе не накачанные головорезы с пистолетами за поясом, а беспомощные затраханные наркоманы, почти такие же жалкие, как и их клиенты. И никому из них неприятности не нужны. Поэтому они делали так, как велел Расти.И, когда он заявил Иден, что только через него можно достать хороший товар, она ему поверила.Дело было весьма выгодным. Ведь Иден – дочка богатых родителей. И Расти знал, что сможет заработать на ней тысячи долларов.Но он занимался этим не только ради денег. Обостренное чутье наркомана подсказывало Гнилому, что истинное наслаждение доставляла Расти власть над людьми.Иден была великолепной девушкой. Не просто физически привлекательной. В ней чувствовалось нечто большее, какая-то загадка, очарование, что-то такое, что притягивало глаз.Расти не просто делал деньги и спал с ней. Он обворовывал ее душу, завладевал ее тайной.– А самому никогда не хотелось ширнуться? – спросил Гнилой, засовывая в карман полученные от Расти деньги.– Нет.– Боишься, а?– Просто не люблю.– Понимаю. Это ведь зараза, верно? Сатанинское зелье. От него загибаются. На сто процентов. Хорошо, что у Иден есть ты. Ты о ней позаботишься.– Ага, – буркнул Расти. – Очень хорошо.
Расти Фаган вернулся домой, чувствуя себя превосходно. Разумеется, он никогда не употреблял героин. Но отлично знал, какое действие оказывает на организм человека этот наркотик, как, впрочем, и многие другие, ибо в свое время не поленился и прочитал практически всю литературу по этому вопросу.От героина загибаются, как сказал Гнилой. И это правда. Сам Расти считал, что кокаиновый кайф гораздо лучше, особенно если знаешь, где достать качественный товар, а он это знал. Кокаин – великолепный наркотик. И весьма распространенный. Обалденное удовольствие. И к нему не привыкаешь, если, конечно, не начинаешь запихивать его в себя столовыми ложками.Расти всегда старался иметь дело с теми, кто был слабее него. Это вовсе не значило, что он собирался кого-то избивать. Просто, он терпеть не мог, когда сила была не на его стороне.Для него это было своеобразным средством воздействия.Когда кто-то оказывается в невыгодном положении и ты имеешь над ним власть, то знаешь, что твердо стоишь на ногах и никакие неприятные сюрпризы тебя не ждут. И можно заманивать новых клиентов, таких чистеньких, и опрятных, и, как правило, очень выгодных.Используя это средство воздействия, можно получить от них все, что угодно. Только загляни им в глаза – и увидишь их душу. Можно смотреть, как они корчатся в ломке, и получать наслаждение. Это так здорово. Лучше, чем кокаиновый кайф.Одна беда с наркоманами – они становились невменяемыми: совершенно тупели, когда были на взводе, или еще хуже – впадали в меланхолию.Не то чтобы Расти не мог с ними справиться. По сути дела это даже было частью удовольствия, которое он испытывал от власти над ними.Безусловно, Иден ван Бюрен уже пристрастилась к героину, хотя, возможно, сама она этого еще и не понимала, продолжая плавать в мире ласковых снов. Ничего, он ее разбудит. Не сразу. Постепенно. Когда придет время.Главное – посадить ее на иглу.Она еще не просила его об этом, но скоро обязательно попросит. И тогда ему понадобится кто-то, кто поможет ей это сделать. Расти подумал, что такой человек у него есть.
Сан-Люк
Майя наблюдала, как Мерседес разговаривает с начальником строительства.В последнее время они каждый уик-энд приезжали сюда, чтобы лично убедиться в том, как идут дела.Дом быстро обретал свои очертания. Уже был полностью закончен бассейн, и теперь над ним возводился огромный стеклянный купол. Так что у великолепного здания будет чистое и прозрачное сердце с прохладной голубой водой в середине.Процесс строительства этого чудесного особняка целиком и полностью завладел воображением Майи. Совершенно независимо от их личных отношений с Мерседес, она чувствовала себя глубоко тронутой тем, что ее босс так много консультировалась с ней по поводу архитектурного решения и внутренней отделки будущего дома.Приближался день рождения Мерседес. Ее пятьдесят третий день рождения, который она уже третий год подряд будет отмечать вместе с Майей.За прошедшие три года их отношения углубились и окрепли. Они стали очень близкими подругами. Майя чувствовала, особенно в первое время, что в Мерседес таилась какая-то нераскрытая сила, словно она боялась, что их дружба может перерасти в нечто большее. Мерседес никогда не говорила о Матильде, той женщине, которой уже «не было среди живых», но Майя знала, что скрытность Мерседес в значительной степени обусловлена воспоминаниями об этой странной женщине из ее далекой юности.Но дружба их продолжала развиваться, и Майя всем сердцем полюбила Мерседес Эдуард.– Он говорит, что строительство будет закончено к середине августа, – сказала Майе подошедшая к ней Мерседес.– Как замечательно!– Да. – Мерседес взяла ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Беверли-Хиллз
Ей снова снился все тот же сон.Мама и папа ругались. Лицо мамы было бледным и напряженным, и Иден понимала, что между родителями происходит страшный скандал. Папа кричал. Отвратительные слова. Отвратительные слова про маму.Иден хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать всех этих мерзостей, но она не могла пошевельнуться.Потом папа наконец заметил ее. Его лицо налилось кровью. Он встал и начал кричать на нее.Его губы задвигались, слетавшие с них слова были ужасны. Стены треснули, и начал обваливаться потолок. Дом рушился. Гигантские каменные плиты вот-вот готовы были упасть и раздавить их всех своими обломками.Она знала, что если ей удастся заставить папу замолчать, то дом перестанет разваливаться и они спасутся. И она закричала, стараясь заглушить его голос.Она кричала так громко, что, казалось, у нее что-то разорвалось внутри.И тут Иден проснулась. Мокрая от пота, она, обалдело тараща глаза, сидела в кровати. Сердце бешено колотилось. Тошнота и озноб были невыносимы.– Я что, кричала? – задыхаясь, спросила она. Но ответить ей было некому.Трясущимися пальцами она нащупала полоску фольги, осторожно насыпала на нее сероватого порошка, взяла в рот пластмассовую трубку и, щелкнув зажигалкой, поднесла пламя к фольге. Героин, плавясь, начал сублимироваться. Иден жадно втянула в себя густой сладковатый дымок.Затем, задержав его в легких, она откинулась на подушку и закрыла глаза. У нее было такое чувство, будто в нее вошла ночь, наполнив ее грудь звездами, лунами и планетами. Происходило волшебное таинство алхимии. Ее кровь насыщалась наркотиком и по кровеносным сосудам несла его в мозг. И мозг с благодарностью принимал этот дар. Возбуждая сознание и прогоняя боль и страх. Все исчезло. Осталось только ощущение полета. Свободного парения высоко, высоко в небе.
К Гнилому Расти Фаган приехал около двух часов дня, что было чрезвычайно рано. Клиенты чернокожего Гнилого приходили к нему не раньше трех-четырех. В это время он обычно и вставал.Тем не менее Гнилой сполз с постели и, как в тумане, поплелся открывать Расти дверь, которая была заперта на дюжину замков и засовов. На это ушло некоторое время.Наконец дверь распахнулась. Войдя внутрь, Расти с отвращением сморщил нос.– Боже правый! – проговорил он, пока Гнилой старательно запирал за ним дверь. – У тебя здесь вонища, как в сайгонском публичном доме.В 1969 году Расти был во Вьетнаме и при каждом удобном случае любил помянуть свое героическое прошлое. Правда, Гнилой как-то разговаривал с двумя братьями, которые тоже были там в шестьдесят девятом, и они рассказали ему, что весь свой срок Расти не просыхал от пьянства в оздоровительном центре Камрань-Бея.Самое большее, на что он был способен, это трахать вьетнамок, которых без труда можно было купить за кусок мяса или рыбы. Впрочем, как сказали братья, даже если они не хотели ни мяса, ни рыбы, он их все равно трахал. А однажды он изнасиловал тринадцатилетнюю девчонку на бильярдном столе.Разумеется, Гнилой вовсе не собирался использовать эти сведения против Расти, который был на фут выше и на семьдесят фунтов тяжелее него, да к тому же, если его разозлить, мог стать злобным, как бешеная собака.Со своей стороны, Расти не питал к Гнилому никаких чувств, кроме презрения, которое он испытывал ко всем наркоманам. Гнилой был торговцем, но респектабельности это ему не добавляло. Бизнесом он занимался лишь для того, чтобы заработать себе на наркотики. Каждую неделю через его руки проходили тысячи долларов, но у него никогда не было и десяти центов, и жил он как свинья. Когда-нибудь легавые его все-таки прищучат, вот тогда-то он взвоет.Сначала полная кличка Гнилого была Гнилой Зуб. Он получил ее, из-за того что курил марихуану и у него потемнели передние зубы. Но, после того как года три назад он прочно сел на иглу, это прозвище сократилось до просто Гнилой. И оно ему подходило.Расти взгромоздился на стол и смерил Гнилого пренебрежительным взглядом.– Товар у тебя?– Естественно.– Тащи.Они взвесили героин и сцепились по поводу цены. Гнилой не любил Расти Фагана. Расти был пройдохой и пижоном.Расти предпочитал иметь дело со смазливыми «телками» И строить отношения с ними на очень доверительной основе. Он предпочитал иметь только одну, но очень надежную клиентку. Вот сейчас он как раз и был занят тем, что делал из Иден ван Бюрен такую «очень надежную клиентку». Не так давно он встретил ее в лос-анджелесском университете и сразу понял, что долго она там не задержится.Первым делом Расти скупил наркотики у местных торговцев, причем довольно дешево, так как он приобретал товар большими партиями. Затем стал продавать их Иден по дозе за раз, имея при этом около двух тысяч процентов навара. Он так организовал дело, что, когда Иден пыталась приобрести наркотик в обход него, всегда оказывалось, что тот или иной продавец только что продал последнюю дозу или как раз ожидает новых поступлений.Иден была настолько наивной и неопытной, что ей и в голову не приходило, что Расти предупредил всех известных ей торговцев, что, если они станут продавать ей героин, он просто оторвет им яйца. В отличие от бытующего мнения большинство торговцев наркотиками – вовсе не накачанные головорезы с пистолетами за поясом, а беспомощные затраханные наркоманы, почти такие же жалкие, как и их клиенты. И никому из них неприятности не нужны. Поэтому они делали так, как велел Расти.И, когда он заявил Иден, что только через него можно достать хороший товар, она ему поверила.Дело было весьма выгодным. Ведь Иден – дочка богатых родителей. И Расти знал, что сможет заработать на ней тысячи долларов.Но он занимался этим не только ради денег. Обостренное чутье наркомана подсказывало Гнилому, что истинное наслаждение доставляла Расти власть над людьми.Иден была великолепной девушкой. Не просто физически привлекательной. В ней чувствовалось нечто большее, какая-то загадка, очарование, что-то такое, что притягивало глаз.Расти не просто делал деньги и спал с ней. Он обворовывал ее душу, завладевал ее тайной.– А самому никогда не хотелось ширнуться? – спросил Гнилой, засовывая в карман полученные от Расти деньги.– Нет.– Боишься, а?– Просто не люблю.– Понимаю. Это ведь зараза, верно? Сатанинское зелье. От него загибаются. На сто процентов. Хорошо, что у Иден есть ты. Ты о ней позаботишься.– Ага, – буркнул Расти. – Очень хорошо.
Расти Фаган вернулся домой, чувствуя себя превосходно. Разумеется, он никогда не употреблял героин. Но отлично знал, какое действие оказывает на организм человека этот наркотик, как, впрочем, и многие другие, ибо в свое время не поленился и прочитал практически всю литературу по этому вопросу.От героина загибаются, как сказал Гнилой. И это правда. Сам Расти считал, что кокаиновый кайф гораздо лучше, особенно если знаешь, где достать качественный товар, а он это знал. Кокаин – великолепный наркотик. И весьма распространенный. Обалденное удовольствие. И к нему не привыкаешь, если, конечно, не начинаешь запихивать его в себя столовыми ложками.Расти всегда старался иметь дело с теми, кто был слабее него. Это вовсе не значило, что он собирался кого-то избивать. Просто, он терпеть не мог, когда сила была не на его стороне.Для него это было своеобразным средством воздействия.Когда кто-то оказывается в невыгодном положении и ты имеешь над ним власть, то знаешь, что твердо стоишь на ногах и никакие неприятные сюрпризы тебя не ждут. И можно заманивать новых клиентов, таких чистеньких, и опрятных, и, как правило, очень выгодных.Используя это средство воздействия, можно получить от них все, что угодно. Только загляни им в глаза – и увидишь их душу. Можно смотреть, как они корчатся в ломке, и получать наслаждение. Это так здорово. Лучше, чем кокаиновый кайф.Одна беда с наркоманами – они становились невменяемыми: совершенно тупели, когда были на взводе, или еще хуже – впадали в меланхолию.Не то чтобы Расти не мог с ними справиться. По сути дела это даже было частью удовольствия, которое он испытывал от власти над ними.Безусловно, Иден ван Бюрен уже пристрастилась к героину, хотя, возможно, сама она этого еще и не понимала, продолжая плавать в мире ласковых снов. Ничего, он ее разбудит. Не сразу. Постепенно. Когда придет время.Главное – посадить ее на иглу.Она еще не просила его об этом, но скоро обязательно попросит. И тогда ему понадобится кто-то, кто поможет ей это сделать. Расти подумал, что такой человек у него есть.
Сан-Люк
Майя наблюдала, как Мерседес разговаривает с начальником строительства.В последнее время они каждый уик-энд приезжали сюда, чтобы лично убедиться в том, как идут дела.Дом быстро обретал свои очертания. Уже был полностью закончен бассейн, и теперь над ним возводился огромный стеклянный купол. Так что у великолепного здания будет чистое и прозрачное сердце с прохладной голубой водой в середине.Процесс строительства этого чудесного особняка целиком и полностью завладел воображением Майи. Совершенно независимо от их личных отношений с Мерседес, она чувствовала себя глубоко тронутой тем, что ее босс так много консультировалась с ней по поводу архитектурного решения и внутренней отделки будущего дома.Приближался день рождения Мерседес. Ее пятьдесят третий день рождения, который она уже третий год подряд будет отмечать вместе с Майей.За прошедшие три года их отношения углубились и окрепли. Они стали очень близкими подругами. Майя чувствовала, особенно в первое время, что в Мерседес таилась какая-то нераскрытая сила, словно она боялась, что их дружба может перерасти в нечто большее. Мерседес никогда не говорила о Матильде, той женщине, которой уже «не было среди живых», но Майя знала, что скрытность Мерседес в значительной степени обусловлена воспоминаниями об этой странной женщине из ее далекой юности.Но дружба их продолжала развиваться, и Майя всем сердцем полюбила Мерседес Эдуард.– Он говорит, что строительство будет закончено к середине августа, – сказала Майе подошедшая к ней Мерседес.– Как замечательно!– Да. – Мерседес взяла ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42