– Он всю жизнь горбатился на них, – говорила тетка Жозефина одному из покупателей. – А кроме грыжи, ничего не заработал. И теперь мочится кровью. А где взять деньги на докторов?В этот вечер мама приготовила zarzuela, рагу из креветок, моллюсков и цыпленка. Но у Мерседес не было аппетита. Она чувствовала себя больной. И мама уложила ее в постель с грелкой.
Что бы там ни говорили, Мерседес гордилась своим отцом.На каждом доме она узнавала вещи, сделанные его руками, – от тяжелых железных дверных колец до причудливых флюгеров, что вертелись над крышами.Все эти предметы хранили в себе прикосновение его рук. Витиеватые замки и засовы, решетки заборов и балконов, горшки и сковородки – тысячи вещей, пришедших в жизнь людей из его кузницы. Но предметом особой гордости являлись ворота, которые он отковал для женского монастыря.Они были красивыми, крепкими и изящными. Извивающиеся на них змеи казались почти живыми, а лепестки цветов – мягкими и нежными. Она любила эти ворота и гордилась ими.Время от времени Мерседес захаживала навестить сестру Каталину. Обычно они встречались в тенистом саду, и старая монахиня угощала девочку молоком с кусочком бисквита.Однако от раза к разу сестра Каталина становилась все более молчаливой. Она сильно похудела, сделалась почти прозрачной и все чаще надолго впадала в задумчивость. Ее серые глаза потускнели, дыхание стало едва заметным. Но молчание не смущало Мерседес. Ей просто нравилось здесь бывать. Нравилось смотреть на ворота и с благоговением касаться затейливых изгибов черного металла. Ей нравилось спокойствие мощенного булыжником монастырского двора, по которому, словно тени, плыли черные фигуры монахинь. Ей нравилось ощущать тяжесть и близость голубого неба над головой.Порой она думала, что, пожалуй, тоже хотела бы стать монахиней. Отсюда, с вершины холма, открывался такой чудесный вид на бескрайнее море и далекие горы! А можно перегнуться через монастырскую стену и смотреть на расположенные внизу домишки Сан-Люка и на детишек-попрошаек, вьющихся вокруг юбок богатых дам. Здесь, наверху, так легко верится в Бога.Апрель сменился маем. И в полях зацвели мириады маков, словно миллион кошек поймали миллион птиц и из них брызнул миллиард капель алой крови. Май, 1927 Сан-Люк
В то утро целая толпа ребятишек собралась вокруг остановившегося возле школы автомобиля.Мерседес сразу определила, что эта машина совсем не такая, как дедушкин «форд». Она была длинная, изящная, сверкающая красной краской и хромированными деталями. Блестели спицы огромных колес.– «Студебекер-седан», – проговорил потрясенный Хуан Капдевила. Хуан был лучшим другом Мерседес и отлично разбирался в автомобилях. И еще у него были торчащие в стороны уши, которыми он мог шевелить, что делало его похожим на тощую летучую мышь.Зазвенел звонок, и дети неохотно поплелись в актовый зал школы.В этот раз расположившиеся на сцене учителя выглядели особенно строгими, и среди них находились еще двое незнакомых людей. После того как была прочитана молитва, вперед вышел сеньор Санчес, директор, и торжественно покашлял.– Большинство из вас, дети, знают, что в настоящий момент Испания ведет войну в Марокко, – начал он. – Героическую войну против жестокого и беспощадного врага. А во время войны людям нередко приходится жертвовать своими жизнями. Сегодня я хочу рассказать вам об одном человеке, который принес эту самую великую из жертв. О храбром солдате, сложившем голову, сражаясь в Африке. – Директор перекрестился, все остальные последовали его примеру. – Его звали лейтенант Филип Массагуэр. Он был старшим сыном в семье, которая так щедро помогает Церкви и нашей школе. Он погиб как герой во время штыковой атаки, проявив чудеса бесстрашия и самоотверженности. Его последними словами были «Да здравствует Испания!». В память о его беспримерном подвиге в нашей школе будет установлена мемориальная доска.Перед тем как распустить учащихся по классам, директор сделал последнее объявление:– После собрания прошу Мерседес Эдуард зайти ко мне в кабинет.Мерседес сунула свои дрожащие ладошки себе под мышки. Все это могло означать только одно – наказание. А для девочек оно даже хуже, чем для мальчиков: их бьют по пальцам толстым концом указки.Леонард Корнадо пнул ее по ноге и стал заламывать себе руки, изображая боль. Хуан сочувственно похлопал ее по плечу. Мерседес поплелась в кабинет директора.Сеньор Санчес сидел за своим столом. Но он был не один. Напротив него расположился другой человек, в котором Мерседес узнала одного из гостей, присутствовавших на сегодняшнем собрании.– Вот девочка по фамилии Эдуард, – сказал сеньор Санчес.– В самом деле? – хриплым голосом проговорил незнакомец.Уставившиеся на Мерседес глаза были черные и очень сердитые, с тяжелыми веками и длинными темными ресницами. В них застыло какое-то непонятное, едва заметное выражение – не то ожидания, не то любопытства.– Ты слышала, что я говорил сегодня о героической гибели лейтенанта Филипа Массагуэра? – поигрывая очками, задал вопрос директор.Мерседес кивнула.– Вот брат этого человека, сеньор Джерард Массагуэр.Джерард Массагуэр. Мерседес застыла от ужаса. Неужели должно случиться что-то более страшное, чем наказание? А что, если это имеет отношение к отцу? Она вспомнила, как в Сан-Люк вернулся жестоко избитый Бертран Кантарелл. Ее начало трясти.– Сеньор Массагуэр только что прибыл из Африки, где он посетил могилу брата. А к нам он приехал, чтобы сообщить эту печальную новость. Он попросил меня познакомить его с лучшей ученицей школы. Поэтому я тебя и вызвал.– Ну что же, – заговорил Джерард Массагуэр. Он лениво положил ногу на ногу. – Ты Мерседес Эдуард, так?– Да, сеньор, – прошептала она.– О тебе прямо-таки слава разносится. Я слышал, ты отличница по всем предметам. Это правда? – Мерседес молчала. – Ну! – прикрикнул он. – Тебе что, кошка язык откусила?– Н-нет, сеньор.– Так ты отличница?– Да, сеньор.– Даже по арифметике?Мерседес растерянно посмотрела на директора.– Я… я думаю, да, сеньор.Джерард рассмеялся. Он был одет с иголочки. На лацкане пиджака аккуратно приколота маленькая полоска черной материи. Выглядел он, как кинозвезда. Его волнистые волосы были зачесаны назад, на мизинце правой руки сверкал крупный бриллиантовый перстень.– Не нужно ложной скромности, Мерседес Эдуард. Это дурное качество. Я люблю иметь дело с людьми, которые знают себе цену. – Его черные глаза изучающе разглядывали ее из-под тяжелых век. – Подойди.С бьющимся сердцем Мерседес повиновалась. Она почувствовала исходящий от этого человека запах, запах одеколона, новой одежды и мужского тела. Он впился в нее глазами.– Да, – произнес наконец Массагуэр. – У нее умное лицо. Как считаете, директор?– Истинная правда, сеньор Массагуэр, лицо умное.– Должно быть, сказалась хорошая наследственность. – Пухлые губы скривились. – В один прекрасный день она может стать настоящей красоткой. Какие чудесные глаза. А кто отец девочки?– Местный кузнец. Франческ Эдуард.– А-а! Этот смутьян.– Так точно, сеньор Массагуэр, анархист. Если не сказать хуже.– Сколько тебе лет, Мерседес?У нее пересохло в горле.– Девять.Она почувствовала, как сильными пальцами мужчина взял ее за подбородок. Его черные глаза смотрели в упор. Из-за вцепившихся в нее пальцев отвернуться от этого взгляда было невозможно.– Да ты дрожишь, Мерседес. Ты что, боишься меня? Мерседес ничего не ответила. Она ощутила, как сильно сжались пальцы, отчего ее зубы так сильно впились в щеки, что она даже сморщилась.– Не бойся меня. Ты меня очень интересуешь, Мерседес.Слегка покачивая очками, директор со снисходительной улыбкой наблюдал за происходящим.– Очень интересуешь, – повторил Джерард. – Я буду внимательно следить за твоими успехами. Уверен, ты способна на многое.Он наконец отпустил ее. Щеки Мерседес занемели. Она хотела потереть их, но не посмела.– А сейчас я хочу услышать, как ты пересказываешь таблицу времен глаголов.Мерседес забормотала заученную таблицу.– Быстрей! – грубо оборвал ее Джерард. – Так тебе дня не хватит.Она начала сначала, так быстро, как только могла. Массагуэр слушал ее и хмурился. Когда она закончила, он повернулся к сеньору Санчесу и спросил:– Этого ребенка часто наказывают?– Пожалуй, никогда, – улыбнулся директор.– Плохо. Ее нужно бить. Девочек вообще нужно чаще бить. Так вот, директор, при первых же признаках лени с ее стороны, как только вы почувствуете, что она учится не в полную силу, я требую, чтобы ее сурово наказывали. Беспощадно. Пока не завизжит от боли. Договорились?– Все будет исполнено, как вы приказываете, сеньор Массагуэр.Что это, шутка? Мерседес била дрожь. Оценивающе разглядывая девочку, Джерард откинулся в кресле.– А скажи-ка, о чем мечтает маленькая Мерседес Эдуард?– Я… я не знаю, сеньор.– Но должно же быть что-то, чего бы тебе действительно хотелось, за что бы ты руку готова была отдать. Ну, я слушаю.– Я… я коплю деньги, – прошептала она, – на… велосипед.– Ага, велосипед. Тогда положи это в свою копилку. Мерседес увидела блеснувшую в протянутой руке Массагуэра монету.Когда она взяла ее, у нее даже дыхание перехватило, глаза чуть не выскочили из орбит – она была ошеломлена. На ладони лежал duro. Огромная серебряная монета достоинством в целых пять песет с изображением юного короля Альфонса XIII.Директор школы даже привстал со своего стула.– Вот это поистине царский подарок! Что нужно сказать, детка?– Спасибо, – пролепетала Мерседес, зажав в кулачке монету.– Спасибо большое, – поправил ее сеньор Санчес.– Спасибо большое.– Будешь хорошо учиться, в следующий раз получишь еще одну. Нет – будут слезы.Мерседес ошарашенно кивнула.– Ну что же, Санчес… – Джерард Массагуэр поднялся, бросив взгляд на свои изящные золотые часы. – Время бежит неумолимо. Пора.– Конечно, конечно, – засуетился директор и, повернувшись к Мерседес, шикнул: – Иди в класс. И не потеряй деньги, а то я тебе пальцы переломаю!Сжимая в руке монету, Мерседес пулей вылетела на школьный двор. Она не могла поверить в случившееся. Ее не наказали. А Джерард Массагуэр, самый могущественный из известных ей людей, подарил ей серебряный duro!Во дворе школы все так же сиял на солнце красный «студебекер». Возле автомобиля, небрежно опираясь на его полированный капот, стояла незнакомая молодая женщина. Она была очень стройная, с подстриженными «под мальчишку» золотистыми волосами. И очень красивая. Незнакомка курила сигарету, вставленную в длинный мундштук.На ней было белое ситцевое платье, собранное с одного бока в складки, прихваченные бантом, достаточно короткое, чтобы можно было разглядеть ее тонкие щиколотки и замшевые туфли на высоких каблуках.У Мерседес замерло сердце. Какая красавица! Просто ангел. Она представила себя стоящей вот так же, небрежно прислонившись к автомобилю. И с такими же золотистыми волосами.Когда Джерард и Санчес вышли из дверей школы, Мерседес спряталась за стволом старой липы.– Извини, дорогая, что заставил тебя ждать, – сказал Массагуэр. Он фамильярно ткнул Санчеса в грудь. – Я еще хотел спросить вас, а не мешает ли девочке учиться ее отец? Не вдалбливает ли он ей в голову свои идеи?– Да вроде нет, – ответил директор. – Похоже, Эдуард угомонился с тех пор, как женился на дочке Баррантеса.– Не будьте слишком доверчивы, – презрительно проговорил Джерард. – Я знаю этих людей. Они не меняют своих взглядов. Ну, до встречи, Санчес.Он распахнул перед своей невестой дверцу машины. «Студебекер» взревел и укатил прочь.Мерседес опустила глаза на лежащую у нее на ладони монету. Казалось, она только что заглянула в совершенно новый для нее мир.В класс она прибежала, когда прошло уже полурока истории, и, извинившись перед учительницей, села на свое место – за одной партой с Хуаном. У нее в ладони была крепко зажата монета.– Дай посмотреть, – сочувственно прошептал Хуан, поворачивая к подружке свою добрую мышиную мордочку.Мерседес протянула под партой стиснутую в кулак руку, затем медленно разжала пальцы. Вместо красных следов от ударов, которые ожидал увидеть Хуан, у нее на ладони сверкнула серебряная монета.Глаза мальчика раскрылись так широко, что у него даже зашевелились уши.
Когда Мерседес прибежала домой, мама еще не вернулась с работы, а папа работал в кузнице – он делал дверные петли для плотника Хосе Арно, который стоял рядом и что-то рассказывал.Промчавшаяся всю дорогу от школы до дома, задыхающаяся Мерседес сразу же выпалила им свою потрясающую новость. В печи в это время так гудело пламя, что ей пришлось кричать.Хосе Арно слушал и улыбался, однако папино лицо сделалось почему-то холодным и словно окаменело.– Посмотрите! – победно воскликнула все еще не пришедшая в себя Мерседес. – Вы только посмотрите, что подарил мне сеньор Массагуэр! И он обещал в следующий раз подарить мне еще одну такую же, если я буду хорошо учиться!Франческ взял из рук дочери монету и бросил ее в печь.Мерседес раскрыла от изумления рот.– Папа!– Никогда моя дочь не станет брать деньги у Массагуэров, – ледяным голосом произнес отец. – Никогда.– Но это моя монета! Отдай!Франческ снова взялся за молоток.– Ступай в комнату и садись за уроки, – приказал он.– Ты вор! – завопила Мерседес. – Вор! Отдай мне монету.Запустив руку в седые волосы, Арно неодобрительно закряхтел.– Нехорошо так разговаривать со своим отцом, Мерседес.– Но он украл мои деньги! – Слезы ручьями лились по ее щекам. – Он вор!В синих глазах Франческа застыл гнев.– Что ж, можешь забрать свои деньги. – Щипцами он выхватил из огня монету и бросил на раскрытую ладонь дочери.Не отдавая отчета своим действиям, она сжала пальцы. Раскаленный металл с шипением впечатался в руку. Девочка попыталась сбросить монету, но она прилипла к коже. От нестерпимой боли Мерседес завизжала и принялась бешено трясти рукой.Монета наконец оторвалась и упала на пол, оставив на ладони идеально ровный красный след.Рыдая, Мерседес сжалась в комок.– Никогда больше не называй меня вором, Мерседес. Никогда. – Франческ подтащил ее к бочке и сунул обожженную руку в воду, словно это был кусок железа, с которым он только что работал. – Никогда в жизни ты ничего не возьмешь ни у Джерарда Массагуэра, ни у кого-либо другого из этой семьи. Ты меня поняла?Мерседес вырвалась из его рук. В ее черных глазах на белом как полотно лице, казалось, бушевало пламя.– Я тебя ненавижу, – прошипела она и, не разбирая дороги, бросилась вон.Франческ снова принялся за работу – лицо злое. Плотник, стараясь успокоить его, положил ему на плечо руку.– Непростые существа эти дети. – Отец четверых детей и дед шести внуков, Арно сочувственно похлопал кузнеца по спине. – Они не слитки железа, из которых ты можешь выковать все, что тебе хочется, и не куски дерева, которые я могу обтесать. Особенно девочки. С ними еще труднее.Франческ стряхнул с себя руку старого приятеля и схватил кувшин с вином, стоявший возле двери, в самом прохладном месте кузницы. Он пил большими глотками, стараясь заглушить боль и клокотавшую в груди ярость.Он отчетливо представил черные глаза Джерарда Массагуэра, которыми смотрела на него Мерседес.Она не его дочь. И никогда ею не станет. Невидящим взглядом Франческ уставился на дрожащие в дверном проеме пылинки. Интересно, что скажет Кончита, когда узнает о случившемся?
Барселона
Жужжание пускового механизма. Затем два коротких выстрела. И глиняный диск разлетается на сотни осколков. Публика восторженно аплодирует.Стрелок, молодой маркиз, переломил ружье и достал стреляную гильзу. Этим вечером стрельба у него ладилась. Он защелкнул ружье и встал наизготовку.– Пуск!Жужжание.Бах. Бах.Сидящий на балконе Джерард Массагуэр положил ногу на ногу, его руки сцеплены за головой. Мариса вместе с другими женщинами – участницами соревнований была занята тренировкой. Она уже выиграла первые два раунда и в скором времени должна была снова выйти на линию огня.Джерард не сомневался, что этот брак будет для него удачным. Мариса была итальянкой. Ее семья имела великолепные связи: дядя – итальянский герцог, считался другом Муссолини, а многочисленные кузены занимали весьма высокое положение в фашистской иерархии. После свадьбы Джерард и Мариса собирались провести медовый месяц в Риме и Флоренции, во время которого Массагуэра должны были представить самому дуче. Он с нетерпением ждал этой встречи, считая ее огромной честью для себя. Люди могут сколько угодно смеяться над шутовскими выходками Муссолини, но он все равно великий человек. А фашизм, как фактор международной политики, укрепился надолго.За ними было будущее. Коммунисты медленно, но уверенно уступали свои позиции по всей Европе. В Португалии, Италии, Германии они уже проиграли свои битвы. Фашизм обещал народам порядок и процветание. Он стал именно той философией, которая нужна была Европе двадцатого столетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Что бы там ни говорили, Мерседес гордилась своим отцом.На каждом доме она узнавала вещи, сделанные его руками, – от тяжелых железных дверных колец до причудливых флюгеров, что вертелись над крышами.Все эти предметы хранили в себе прикосновение его рук. Витиеватые замки и засовы, решетки заборов и балконов, горшки и сковородки – тысячи вещей, пришедших в жизнь людей из его кузницы. Но предметом особой гордости являлись ворота, которые он отковал для женского монастыря.Они были красивыми, крепкими и изящными. Извивающиеся на них змеи казались почти живыми, а лепестки цветов – мягкими и нежными. Она любила эти ворота и гордилась ими.Время от времени Мерседес захаживала навестить сестру Каталину. Обычно они встречались в тенистом саду, и старая монахиня угощала девочку молоком с кусочком бисквита.Однако от раза к разу сестра Каталина становилась все более молчаливой. Она сильно похудела, сделалась почти прозрачной и все чаще надолго впадала в задумчивость. Ее серые глаза потускнели, дыхание стало едва заметным. Но молчание не смущало Мерседес. Ей просто нравилось здесь бывать. Нравилось смотреть на ворота и с благоговением касаться затейливых изгибов черного металла. Ей нравилось спокойствие мощенного булыжником монастырского двора, по которому, словно тени, плыли черные фигуры монахинь. Ей нравилось ощущать тяжесть и близость голубого неба над головой.Порой она думала, что, пожалуй, тоже хотела бы стать монахиней. Отсюда, с вершины холма, открывался такой чудесный вид на бескрайнее море и далекие горы! А можно перегнуться через монастырскую стену и смотреть на расположенные внизу домишки Сан-Люка и на детишек-попрошаек, вьющихся вокруг юбок богатых дам. Здесь, наверху, так легко верится в Бога.Апрель сменился маем. И в полях зацвели мириады маков, словно миллион кошек поймали миллион птиц и из них брызнул миллиард капель алой крови. Май, 1927 Сан-Люк
В то утро целая толпа ребятишек собралась вокруг остановившегося возле школы автомобиля.Мерседес сразу определила, что эта машина совсем не такая, как дедушкин «форд». Она была длинная, изящная, сверкающая красной краской и хромированными деталями. Блестели спицы огромных колес.– «Студебекер-седан», – проговорил потрясенный Хуан Капдевила. Хуан был лучшим другом Мерседес и отлично разбирался в автомобилях. И еще у него были торчащие в стороны уши, которыми он мог шевелить, что делало его похожим на тощую летучую мышь.Зазвенел звонок, и дети неохотно поплелись в актовый зал школы.В этот раз расположившиеся на сцене учителя выглядели особенно строгими, и среди них находились еще двое незнакомых людей. После того как была прочитана молитва, вперед вышел сеньор Санчес, директор, и торжественно покашлял.– Большинство из вас, дети, знают, что в настоящий момент Испания ведет войну в Марокко, – начал он. – Героическую войну против жестокого и беспощадного врага. А во время войны людям нередко приходится жертвовать своими жизнями. Сегодня я хочу рассказать вам об одном человеке, который принес эту самую великую из жертв. О храбром солдате, сложившем голову, сражаясь в Африке. – Директор перекрестился, все остальные последовали его примеру. – Его звали лейтенант Филип Массагуэр. Он был старшим сыном в семье, которая так щедро помогает Церкви и нашей школе. Он погиб как герой во время штыковой атаки, проявив чудеса бесстрашия и самоотверженности. Его последними словами были «Да здравствует Испания!». В память о его беспримерном подвиге в нашей школе будет установлена мемориальная доска.Перед тем как распустить учащихся по классам, директор сделал последнее объявление:– После собрания прошу Мерседес Эдуард зайти ко мне в кабинет.Мерседес сунула свои дрожащие ладошки себе под мышки. Все это могло означать только одно – наказание. А для девочек оно даже хуже, чем для мальчиков: их бьют по пальцам толстым концом указки.Леонард Корнадо пнул ее по ноге и стал заламывать себе руки, изображая боль. Хуан сочувственно похлопал ее по плечу. Мерседес поплелась в кабинет директора.Сеньор Санчес сидел за своим столом. Но он был не один. Напротив него расположился другой человек, в котором Мерседес узнала одного из гостей, присутствовавших на сегодняшнем собрании.– Вот девочка по фамилии Эдуард, – сказал сеньор Санчес.– В самом деле? – хриплым голосом проговорил незнакомец.Уставившиеся на Мерседес глаза были черные и очень сердитые, с тяжелыми веками и длинными темными ресницами. В них застыло какое-то непонятное, едва заметное выражение – не то ожидания, не то любопытства.– Ты слышала, что я говорил сегодня о героической гибели лейтенанта Филипа Массагуэра? – поигрывая очками, задал вопрос директор.Мерседес кивнула.– Вот брат этого человека, сеньор Джерард Массагуэр.Джерард Массагуэр. Мерседес застыла от ужаса. Неужели должно случиться что-то более страшное, чем наказание? А что, если это имеет отношение к отцу? Она вспомнила, как в Сан-Люк вернулся жестоко избитый Бертран Кантарелл. Ее начало трясти.– Сеньор Массагуэр только что прибыл из Африки, где он посетил могилу брата. А к нам он приехал, чтобы сообщить эту печальную новость. Он попросил меня познакомить его с лучшей ученицей школы. Поэтому я тебя и вызвал.– Ну что же, – заговорил Джерард Массагуэр. Он лениво положил ногу на ногу. – Ты Мерседес Эдуард, так?– Да, сеньор, – прошептала она.– О тебе прямо-таки слава разносится. Я слышал, ты отличница по всем предметам. Это правда? – Мерседес молчала. – Ну! – прикрикнул он. – Тебе что, кошка язык откусила?– Н-нет, сеньор.– Так ты отличница?– Да, сеньор.– Даже по арифметике?Мерседес растерянно посмотрела на директора.– Я… я думаю, да, сеньор.Джерард рассмеялся. Он был одет с иголочки. На лацкане пиджака аккуратно приколота маленькая полоска черной материи. Выглядел он, как кинозвезда. Его волнистые волосы были зачесаны назад, на мизинце правой руки сверкал крупный бриллиантовый перстень.– Не нужно ложной скромности, Мерседес Эдуард. Это дурное качество. Я люблю иметь дело с людьми, которые знают себе цену. – Его черные глаза изучающе разглядывали ее из-под тяжелых век. – Подойди.С бьющимся сердцем Мерседес повиновалась. Она почувствовала исходящий от этого человека запах, запах одеколона, новой одежды и мужского тела. Он впился в нее глазами.– Да, – произнес наконец Массагуэр. – У нее умное лицо. Как считаете, директор?– Истинная правда, сеньор Массагуэр, лицо умное.– Должно быть, сказалась хорошая наследственность. – Пухлые губы скривились. – В один прекрасный день она может стать настоящей красоткой. Какие чудесные глаза. А кто отец девочки?– Местный кузнец. Франческ Эдуард.– А-а! Этот смутьян.– Так точно, сеньор Массагуэр, анархист. Если не сказать хуже.– Сколько тебе лет, Мерседес?У нее пересохло в горле.– Девять.Она почувствовала, как сильными пальцами мужчина взял ее за подбородок. Его черные глаза смотрели в упор. Из-за вцепившихся в нее пальцев отвернуться от этого взгляда было невозможно.– Да ты дрожишь, Мерседес. Ты что, боишься меня? Мерседес ничего не ответила. Она ощутила, как сильно сжались пальцы, отчего ее зубы так сильно впились в щеки, что она даже сморщилась.– Не бойся меня. Ты меня очень интересуешь, Мерседес.Слегка покачивая очками, директор со снисходительной улыбкой наблюдал за происходящим.– Очень интересуешь, – повторил Джерард. – Я буду внимательно следить за твоими успехами. Уверен, ты способна на многое.Он наконец отпустил ее. Щеки Мерседес занемели. Она хотела потереть их, но не посмела.– А сейчас я хочу услышать, как ты пересказываешь таблицу времен глаголов.Мерседес забормотала заученную таблицу.– Быстрей! – грубо оборвал ее Джерард. – Так тебе дня не хватит.Она начала сначала, так быстро, как только могла. Массагуэр слушал ее и хмурился. Когда она закончила, он повернулся к сеньору Санчесу и спросил:– Этого ребенка часто наказывают?– Пожалуй, никогда, – улыбнулся директор.– Плохо. Ее нужно бить. Девочек вообще нужно чаще бить. Так вот, директор, при первых же признаках лени с ее стороны, как только вы почувствуете, что она учится не в полную силу, я требую, чтобы ее сурово наказывали. Беспощадно. Пока не завизжит от боли. Договорились?– Все будет исполнено, как вы приказываете, сеньор Массагуэр.Что это, шутка? Мерседес била дрожь. Оценивающе разглядывая девочку, Джерард откинулся в кресле.– А скажи-ка, о чем мечтает маленькая Мерседес Эдуард?– Я… я не знаю, сеньор.– Но должно же быть что-то, чего бы тебе действительно хотелось, за что бы ты руку готова была отдать. Ну, я слушаю.– Я… я коплю деньги, – прошептала она, – на… велосипед.– Ага, велосипед. Тогда положи это в свою копилку. Мерседес увидела блеснувшую в протянутой руке Массагуэра монету.Когда она взяла ее, у нее даже дыхание перехватило, глаза чуть не выскочили из орбит – она была ошеломлена. На ладони лежал duro. Огромная серебряная монета достоинством в целых пять песет с изображением юного короля Альфонса XIII.Директор школы даже привстал со своего стула.– Вот это поистине царский подарок! Что нужно сказать, детка?– Спасибо, – пролепетала Мерседес, зажав в кулачке монету.– Спасибо большое, – поправил ее сеньор Санчес.– Спасибо большое.– Будешь хорошо учиться, в следующий раз получишь еще одну. Нет – будут слезы.Мерседес ошарашенно кивнула.– Ну что же, Санчес… – Джерард Массагуэр поднялся, бросив взгляд на свои изящные золотые часы. – Время бежит неумолимо. Пора.– Конечно, конечно, – засуетился директор и, повернувшись к Мерседес, шикнул: – Иди в класс. И не потеряй деньги, а то я тебе пальцы переломаю!Сжимая в руке монету, Мерседес пулей вылетела на школьный двор. Она не могла поверить в случившееся. Ее не наказали. А Джерард Массагуэр, самый могущественный из известных ей людей, подарил ей серебряный duro!Во дворе школы все так же сиял на солнце красный «студебекер». Возле автомобиля, небрежно опираясь на его полированный капот, стояла незнакомая молодая женщина. Она была очень стройная, с подстриженными «под мальчишку» золотистыми волосами. И очень красивая. Незнакомка курила сигарету, вставленную в длинный мундштук.На ней было белое ситцевое платье, собранное с одного бока в складки, прихваченные бантом, достаточно короткое, чтобы можно было разглядеть ее тонкие щиколотки и замшевые туфли на высоких каблуках.У Мерседес замерло сердце. Какая красавица! Просто ангел. Она представила себя стоящей вот так же, небрежно прислонившись к автомобилю. И с такими же золотистыми волосами.Когда Джерард и Санчес вышли из дверей школы, Мерседес спряталась за стволом старой липы.– Извини, дорогая, что заставил тебя ждать, – сказал Массагуэр. Он фамильярно ткнул Санчеса в грудь. – Я еще хотел спросить вас, а не мешает ли девочке учиться ее отец? Не вдалбливает ли он ей в голову свои идеи?– Да вроде нет, – ответил директор. – Похоже, Эдуард угомонился с тех пор, как женился на дочке Баррантеса.– Не будьте слишком доверчивы, – презрительно проговорил Джерард. – Я знаю этих людей. Они не меняют своих взглядов. Ну, до встречи, Санчес.Он распахнул перед своей невестой дверцу машины. «Студебекер» взревел и укатил прочь.Мерседес опустила глаза на лежащую у нее на ладони монету. Казалось, она только что заглянула в совершенно новый для нее мир.В класс она прибежала, когда прошло уже полурока истории, и, извинившись перед учительницей, села на свое место – за одной партой с Хуаном. У нее в ладони была крепко зажата монета.– Дай посмотреть, – сочувственно прошептал Хуан, поворачивая к подружке свою добрую мышиную мордочку.Мерседес протянула под партой стиснутую в кулак руку, затем медленно разжала пальцы. Вместо красных следов от ударов, которые ожидал увидеть Хуан, у нее на ладони сверкнула серебряная монета.Глаза мальчика раскрылись так широко, что у него даже зашевелились уши.
Когда Мерседес прибежала домой, мама еще не вернулась с работы, а папа работал в кузнице – он делал дверные петли для плотника Хосе Арно, который стоял рядом и что-то рассказывал.Промчавшаяся всю дорогу от школы до дома, задыхающаяся Мерседес сразу же выпалила им свою потрясающую новость. В печи в это время так гудело пламя, что ей пришлось кричать.Хосе Арно слушал и улыбался, однако папино лицо сделалось почему-то холодным и словно окаменело.– Посмотрите! – победно воскликнула все еще не пришедшая в себя Мерседес. – Вы только посмотрите, что подарил мне сеньор Массагуэр! И он обещал в следующий раз подарить мне еще одну такую же, если я буду хорошо учиться!Франческ взял из рук дочери монету и бросил ее в печь.Мерседес раскрыла от изумления рот.– Папа!– Никогда моя дочь не станет брать деньги у Массагуэров, – ледяным голосом произнес отец. – Никогда.– Но это моя монета! Отдай!Франческ снова взялся за молоток.– Ступай в комнату и садись за уроки, – приказал он.– Ты вор! – завопила Мерседес. – Вор! Отдай мне монету.Запустив руку в седые волосы, Арно неодобрительно закряхтел.– Нехорошо так разговаривать со своим отцом, Мерседес.– Но он украл мои деньги! – Слезы ручьями лились по ее щекам. – Он вор!В синих глазах Франческа застыл гнев.– Что ж, можешь забрать свои деньги. – Щипцами он выхватил из огня монету и бросил на раскрытую ладонь дочери.Не отдавая отчета своим действиям, она сжала пальцы. Раскаленный металл с шипением впечатался в руку. Девочка попыталась сбросить монету, но она прилипла к коже. От нестерпимой боли Мерседес завизжала и принялась бешено трясти рукой.Монета наконец оторвалась и упала на пол, оставив на ладони идеально ровный красный след.Рыдая, Мерседес сжалась в комок.– Никогда больше не называй меня вором, Мерседес. Никогда. – Франческ подтащил ее к бочке и сунул обожженную руку в воду, словно это был кусок железа, с которым он только что работал. – Никогда в жизни ты ничего не возьмешь ни у Джерарда Массагуэра, ни у кого-либо другого из этой семьи. Ты меня поняла?Мерседес вырвалась из его рук. В ее черных глазах на белом как полотно лице, казалось, бушевало пламя.– Я тебя ненавижу, – прошипела она и, не разбирая дороги, бросилась вон.Франческ снова принялся за работу – лицо злое. Плотник, стараясь успокоить его, положил ему на плечо руку.– Непростые существа эти дети. – Отец четверых детей и дед шести внуков, Арно сочувственно похлопал кузнеца по спине. – Они не слитки железа, из которых ты можешь выковать все, что тебе хочется, и не куски дерева, которые я могу обтесать. Особенно девочки. С ними еще труднее.Франческ стряхнул с себя руку старого приятеля и схватил кувшин с вином, стоявший возле двери, в самом прохладном месте кузницы. Он пил большими глотками, стараясь заглушить боль и клокотавшую в груди ярость.Он отчетливо представил черные глаза Джерарда Массагуэра, которыми смотрела на него Мерседес.Она не его дочь. И никогда ею не станет. Невидящим взглядом Франческ уставился на дрожащие в дверном проеме пылинки. Интересно, что скажет Кончита, когда узнает о случившемся?
Барселона
Жужжание пускового механизма. Затем два коротких выстрела. И глиняный диск разлетается на сотни осколков. Публика восторженно аплодирует.Стрелок, молодой маркиз, переломил ружье и достал стреляную гильзу. Этим вечером стрельба у него ладилась. Он защелкнул ружье и встал наизготовку.– Пуск!Жужжание.Бах. Бах.Сидящий на балконе Джерард Массагуэр положил ногу на ногу, его руки сцеплены за головой. Мариса вместе с другими женщинами – участницами соревнований была занята тренировкой. Она уже выиграла первые два раунда и в скором времени должна была снова выйти на линию огня.Джерард не сомневался, что этот брак будет для него удачным. Мариса была итальянкой. Ее семья имела великолепные связи: дядя – итальянский герцог, считался другом Муссолини, а многочисленные кузены занимали весьма высокое положение в фашистской иерархии. После свадьбы Джерард и Мариса собирались провести медовый месяц в Риме и Флоренции, во время которого Массагуэра должны были представить самому дуче. Он с нетерпением ждал этой встречи, считая ее огромной честью для себя. Люди могут сколько угодно смеяться над шутовскими выходками Муссолини, но он все равно великий человек. А фашизм, как фактор международной политики, укрепился надолго.За ними было будущее. Коммунисты медленно, но уверенно уступали свои позиции по всей Европе. В Португалии, Италии, Германии они уже проиграли свои битвы. Фашизм обещал народам порядок и процветание. Он стал именно той философией, которая нужна была Европе двадцатого столетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42