Для начала неплохо бы его отыскать. (Мне сказали, что изобилие карманов сейчас в моде, но я сильно сомневаюсь, что стоит набивать их все сразу – потеряешь способность самостоятельно передвигаться.) Задачка номер два – расслышать за воем электрогитары собеседника.
– Алло!? – пронзительно кричу я, стараясь переорать визжащую индианку, которую, судя по ее воплям, явно душат струной от вышеупомянутого ситара.
– Аllo, Angel, c'est Dider Lafitte a l'appareil.
Животворный бальзам вливается в мое ухо – музыкальный голос Дидье. Сразу вдруг загудело между ног, впрочем, я отношу это на счет злосчастных трусиков-стрингов, которые к настоящему моменту так врезались в попу, что перекрыли кровоснабжение органов репродуктивного значения. Лицо, хмурое, как туча, еще секунду назад, расплывается в улыбке. Да, именно то, что нужно: ненавязчивое внимание мужчины, от голоса которого наступает весна и распускаются бутоны. Сердце пробуждается: прочь, тоска; а вокруг в такт техно начинают мелодично позвякивать серебряные колокольчики.
– Дидье, – громко, чтобы Кери услышала, произношу его имя. – Как поживаешь?
Мег тут же заходится кашлем, разбрызгивая вокруг кусочки недожеванного яства. Увернувшись от особо крупного ломтика, расплываюсь в довольной улыбке. У меня рот до ушей растянулся, когда я заметила, какое застыло в глазах Кери выражение: будто ей только что сказали, что от воды полнеют и наутро она проснется четырнадцатого размера.
Ах да, а тем временем Дидье расточает в мое ухо благотворный бальзам, но смысл его слов по остроте момента я упустила.
– Буль-буль, буль-буль-буль… завтра?
Судя по интонации, он задал вопрос, и отделаться пустой отговоркой нельзя, поскольку я недостаточно информирована.
– Дидье, извини, пожалуйста, ты не мог бы повторить: в ресторане музыка слишком громкая.
– Ах, ты уже в ресторане. Я тоже хотел пригласить тебя завтра в ресторан, но ты, наверное, уже не захочешь пойти…
– Нет, ну то есть да. В смысле…
Черт, что ответить-то? Ловко он умеет застать врасплох. Ресторан. Хм-м, не слишком ли интимно? Ужин при свечах, задушевные разговоры, романтика. Одно дело – замешаться в толпе гостей или сидеть в кинотеатре, в темноте пялясь на экран, когда даже говорить друг с другом необязательно, и совсем другое – нервозно прищелкиваю языком – ужин на двоих. Черт побери, а почему бы и нет? Коннор, судя по разговорам, ловит кайф по полной программе – такую золотую рыбку выловил, что и Моби Дику до нее далеко, – а мне что, нельзя с новым другом в ресторан сходить? Не вижу причин отказываться; к тому же представилась отличная возможность утереть нос королеве дурных новостей (она же Кери), что само по себе достаточный повод согласиться.
– Прекрасно, Дидье, с удовольствием схожу с тобой в ресторан, – решительно отвечаю я, надув губки. – Только при одном условии: я угощаю. После того роскошного вечера на реке, который ты мне подарил, хотелось бы тебя отблагодарить.
Последняя фраза – работа исключительно на публику.
– Что ж, Энджел, с тех пор как я приехал, только и слышу, что об одном ресторане, которым владеет какой-то знаменитый шеф-повар. Называется «Девоншир».
«Блажь, какая блажь. Господи, да если он заставит меня платить, я голой останусь». Нашла же на меня эта феминистическая дурь! Каждый платит за себя, тьфу!
– «Девоншир»! – присвистываю я.
Мег опрокидывает на себя пиалу с желтым соусом из йогурта. Кери в своем кошмаре раздувается до двадцать второго размера.
– Oui, le «Devonshire», и за мой счет. Энджел, я настаиваю. О другом раскладе и речи быть не может, раз уж я сам пригласил. Во Франции так не поступают.
Уф, vive la France.
– Отлично, Дидье, договорились. Я с радостью пойду, – отвечаю звонким девчачьим голосом, приплясывая на обуглившихся останках своего лифчика.
– Хочешь, я встречу тебя на машине у больницы?
Морщу нос, а лицо заливает краской ярче точки на лбу индианки.
– Да нет, не стоит заезжать за мной в больницу, – закашливаюсь на последнем слове. – Давай лучше встретимся в отеле.
– Я рад, Энджел; завтра в восемь вечера, alors.
– Ну, все, до встречи.
– «Ну, все»?! – взвизгивает Мег, когда я даю отбой. – Она говорит по телефону с самим Дидье Лафитом, договаривается с ним о свидании в «Девоншире» и просто говорит «ну все»! Хотела бы я узнать, что в таком случае способно вызвать у тебя бурю ликования, а не просто «ну все». И еще. – Она через весь стол тычет в меня пальцем. – Мне бы страшно хотелось узнать, что Коннор обо всем этом думает.
«Мне по барабану, честно говоря», – с какой-то упрямой обидой думаю я. Небрежно отмахиваюсь, стараясь изобразить предельное безразличие, с каким обычно Кери принимает от очередного поклонника бесценный бриллиант (а это, поверьте, случается).
– Мы только друзья, Мег, так что не трать время на бесплотные фантазии; Коннор тоже возражать не станет. – Пристально смотрю на Кери. – Я отправлю ему сообщение по электронной почте и непременно поставлю в известность. Похоже, в последнее время это самый эффективный способ связи с моим парнем.
Кери медленно опускает и поднимает веки. Уверена, что в ее глазах мелькнула ревность. Подумать только, Кери Дивайн ревнует! Вот уж не гадала, что доживу до такого момента.
– Только, девчонки, никому ни слова, – заговорщически склоняюсь над столиком, смакуя мгновение. – Вы мои лучшие подруги, и я на вас полагаюсь: никто не должен узнать о похождениях Дидье. Я дала слово друга и не хочу, чтобы из-за моего длинного языка его линчевала толпа.
– Ай, ну конечно, о чем речь. Можешь на нас положиться, – кивает Мег. – С ума сойти, не успеешь и глазом моргнуть, как она каждую субботу будет со знаменитостями встречаться.
– Не бойся, не будет. Наша Энджел уж очень тихая девочка, чтобы ходить по вечеринкам. Ночные клубы не для таких: она слишком боится голову потерять, – фыркает Кери, надув губки.
– Ну тебя! Самой-то, небось, завидно? – к моей огромной радости, ухмыляется Мег.
Довольно потирает руки и бомбочкой подскакивает на стуле.
– Дидье Лафит и ты: свиданки-гулянки и все такое. Ох, как-то вы запоете, когда узнаете…
Резко потягиваю носом.
– Никто ни о чем не узнает.
Оборачиваюсь к Кери, снисходительно похлопывая ее по руке.
– Ты не возражаешь, правда? Я помню, что ты первая узнала о приезде Дидье и хотела написать о нем в своей колонке, но, понимаешь ли, кое-что изменилось.
– Разумеется, – отвечает та, натянуто улыбаясь, будто ей губы скрепили степлером. – Я все понимаю.
– Так что ты не против пока придержать язык за зубами?
– Без проблем.
– Никому не расскажешь?
Та поднимает к груди худую руку и опускает ее на глубокий вырез своего кашемирового джемпера.
– Буду молчать как рыба, – устало произносит она. – Крест на сердце.
– Забавно, Кери, – ворчливо откликается Мег, указывая на подругу бокалом. – Не думала, что у тебя оно есть.
Глава 17
ТЫ СЕГОДНЯ ВЫГЛЯДИШЬ КАК-ТО ПО-ОСОБЕННОМУ
Мы отправились в «Девоншир». Мы – это я, Дидье и двое из его охраны, которые угрюмо сидели рядом с нами, совсем как «люди в черном». Весь вечер они слушали наши разговоры, хотя, насколько я могу судить, на самом деле эти громилы нас охраняли, причем за Дидье явно были готовы не пощадить живота своего. В общем, несмотря на двух молчаливо-загадочных приятелей, мы провели прекрасный вечер в шикарной обстановке. Сидели среди сливок общества, будто и сами к ним принадлежали, пили шампанское из высоких бокалов и закусывали дорогими яствами, стоившими не меньше самого Билла Гейтса, но куда более привлекательными. Дидье чувствовал себя как дома – еще бы! – одежда у него что надо: «Готье», «Гуччи» и прочее стоящее Громадных Денег. Обслуга сразу же признала в нем звезду международного масштаба, коей он и являлся; поразительно, как это наша официантка не поднесла ему яичники на блюдечке с голубой каемочкой – ей просто не терпелось завести от этого мужчины детей. Сидящие за соседними столиками тоже узнали моего спутника, и вскоре я заметила, что девяносто девять процентов посетителей гораздо с большим интересом разглядывают нас, чем поданные им блюда. Ну и тяжело же мне пришлось! Попробуйте-ка одновременно жевать, глотать, подносить ко рту пищу, не закапав соусом белую облегающую блузу, при этом держать живот втянутым и то и дело слизывать с зубов налипшие кусочки пищи. Подобная атмосфера сотворила с моей прожорливостью настоящее чудо: я клевала как птичка. Неудивительно, что основная масса знаменитостей сильно смахивают на экспонаты анатомических залов.
Уму непостижимо: стоило только оказаться рядом с этим человеком, и передо мной открылся путь в красивую жизнь. Поначалу я, конечно, опасалась, что наедине с Дидье, без спасительного прикрытия безликой толпы, мне будет несколько неловко. Однако разговор наш тек легко, а когда Дидье не удавалось подобрать нужное слово, мы переходили на французский. Должна признать, сидеть за столиком на двоих с посторонним мужчиной было несколько внове, хотя мое чувство собственного достоинства невероятно от этого выигрывало. Вы только представьте! Оказывается, я занятный собеседник, и за тринадцать лет, прожитых с Коннором, умудрилась-таки сохранить индивидуальность. На меня то и дело накатывали приливы гордости, когда Дидье смеялся над невзначай отпущенной шуткой или смаковал понравившееся ему слово. Давненько я не чувствовала себя такой интересной: будто родилась заново. Правда, иногда я забывалась, и мне начинало чересчур нравиться общество этого невероятно привлекательного мужчины – приходилось себя одергивать и утешаться мыслью, что общаюсь с нашей великой звездой исключительно по настоянию мамули. К тому же, знаете ли, после откровений Кери насчет переписки и звездно-полосатых… ну, не будем вспоминать – я подумала, что тоже имею право немного гульнуть.
Дидье рассказывал мне о мире шоу-бизнеса – я закинула удочку, чтобы прощупать его позиции касательно данного вопроса, и увлеченно слушала, страстно кивая, как и полагается несведущей в таких делах медсестре. Он так и не понял, что я знаю столько, сколько ему и не снилось. Незаметно перешли на личное, и мой обольстительный собеседник рассказал о Франции. В Париже он ведет городскую жизнь, а по выходным выбирается на гранд-пляж в Биарриц, гоняет с серфингистами, бродит по берегу и, зайдя в какое-нибудь кафе на променаде, любуется закатом. Дидье много рассказывал о дружбе наших матерей, и Дельфина мне как-то ближе стала, я прониклась чувством душевного сродства, которое казалось прежде недосягаемым, как горизонт. Я радовалась, что помогаю Дидье разговориться и в то же время получаю ценную возможность взглянуть на вещи мужским взглядом. С тех пор как уехал Коннор, мне этого страшно не хватало, ведь по телефону всего не объяснишь и не обсудишь, а что касается Дэна, так он, положа руку на сердце, не самый красочный представитель своего пола. (Порой даже я способна утереть ему нос, когда требуется вести себя по-мужски.)
Мне так легко было в компании нового приятеля, что я без раздумий согласилась встретиться с ним снова, и мы договорились во вторник вечером заняться тем, чем занимаются «нормальные люди» (по его собственным словам), а именно сходить в кино. Да, мы сжимали в руках билеты, как восторженная ребятня, и лопали поп-корн из огромных бумажных стаканов, запивая его холодным-холодным «Айрн брю» (прививаю французу любовь к шотландским традициям) – все это было «нормально». Ненормальность же состояла в том, что, во-первых, Дидье замаскировался. Конечно, он не надел ни накладных усов, ни парика, но бейсболка с большим козырьком здорово прикрывала верхнюю часть лица, а кроме того, он по самый подбородок обмотался шарфом; мы вошли со служебного входа; нам совершенно бесплатно вручили билеты на лучшие места; при желании мы могли бы опустошить целый кафетерий, и никто бы нам слова не сказал, ну и, конечно, на последнем ряду сидели неизменные «люди в черном». Надо сказать, водить дружбу со знаменитостями довольно занятное дело, так что мне выпала неплохая возможность скрасить дни вынужденного и, как выяснилось, нелегкого ожидания. С Коннором мы созваниваемся все реже и реже, цветов я так и не получила, и мне уже с трудом верится, что когда-нибудь он вернется и все будет по-старому. Конечно, я его все так же безумно люблю, но теперь этот человек кажется каким-то чужим. Я даже не сомневаюсь, что, когда он приедет, все снова наладится и пойдет по-старому, но, согласитесь, не могу же я свернуться калачиком и впасть в зимнюю спячку на целых четыре месяца. В особенности если вспомнить, что Коннор не сидит сложа руки, а делает себе в Лос-Анджелесе карьеру и раскрывает собственную индивидуальность (надеюсь, на том перечень его достижений заканчивается). Так с чего мне замыкаться в своем мирке? У меня отличная возможность расширить круг знакомств и интересов, а также неплохо продвинуться с помощью знаменитого француза. Вот такие у меня мысли. Назначение предстоящего вечера пока скрыто завесой тайны: во всяком случае, Дидье пообещал мне Роскошь с большой буквы Р. Хорошо для поднятия социального статуса восходящей радиозвезды (притворимся, что это про меня – по крайней мере до ближайшей пятницы), хотя для фигуры, пожалуй, не очень: из-за кулинарных излишеств бедра решительно начинают уподобляться округлостям Джей Ло (только без горячего латиноамериканского колорита).
– Да, с бракованными узлами всегда проблем не оберешься, – гремит в наушниках голос Кувалды. – Только при чем здесь дети?
– Мне кажется, ты немного перепутал, Кувалда, – улыбаюсь я. – Мы говорим не о технике, а о нерушимости брачных уз.
– Ах да, понял. Брак – дело серьезное. А я-то думал, мы про детей.
– Хм, не знаю, Кувалда. Поставить тебе какую-нибудь песню?
– И то верно, ангел. Мы тут с ребятами в гараже хотели послушать «Летучую мышь из ада» Митлоуфа, если не внапряг.
– Конечно, без проблем.
Как бы я ни старалась поднять музыкальный рацион своей передачи до удобоваримого уровня, за вкусы своих постоянных слушателей я не в ответе.
Нерушимость брачных уз. Тему сегодняшней дискуссии подняла Глэдис – да, я по-прежнему веду шоу, во всяком случае, до пятницы. Она только что обнаружила, что ее сноха Мэнди наставила рога своему мужу Майклу с мастером, который пришел устанавливать домашний кинотеатр. Судя по всему, установив систему и вручив инструкции, он под замечательное звуковое сопровождение решил наглядно продемонстрировать, как пользоваться «ручной настройкой». Как потом выяснилось, Мэнди также переспала с газовщиком, наладчиком стиральных машин, почтальоном и всеми остальными представителями противоположного пола, когда-либо переступавшими порог семейного гнездышка этой милой четы, за исключением разве что члена секты «Свидетелей Иеговы» (остается надеяться). Глэдис дозвонилась первой и сразу придала ускорение нашей дискуссии.
– После того как Майкл обо всем узнал, на нем лица нет, бедняжечка, – жалуется она, нисколько не стесняясь полоскать грязное белье своей семьи в радиоволнах нашего эфира. – А ведь он был предан девчонке как старый пес. Я ему сказала: «Майкл, да не стоит она тебя. Гони ее в шею и найди себе приличную девушку, которая не станет крутить шашни с первым встречным». А он так к ней привязан, к этой уличной девке, так привязан – вот и мается, бедолага.
Глэдис смачно отхлебывает чай, а я, пользуясь моментом, выбираю следующую запись, принципиально решив ничего не напоминать своей пожилой собеседнице. Предоставим ей сколько угодно делать вид, будто запамятовала, что «святой Михаил», «преданный старый пес», и сам пускался во все тяжкие и время от времени примыкал к шайке бродячих собак, о чем Глэдис лично призналась в прямом эфире. На мой взгляд, этот четвероногий просто встретил в уличной кошечке Мэнди родственную душу. Мне только остается, не вмешиваясь в лиричные рассуждения Глэдис о супружеской верности, молча поражаться подобным парам. Если они с самого начала собирались друг друга обманывать, чего же ради тогда сходиться и корчить друг перед другом преданность? Или именно в этом и заключен весь смысл их отношений? Если судьбе было угодно свести людей, склонных к измене, может, так и надо? Семейная стабильность им в радость, а заодно можно и на стороне интрижки заводить. А может быть, такие отношения стали нормой наших дней? Кстати, не далее как сегодня утром мы с Дэном прочли в «светских бреднях», что тридцать процентов пар не моногамны. Так что если дела и на самом деле обстоят столь плачевно, тогда разговоры о верности попросту неактуальны.
Хотя тему для сегодняшней беседы выбрала не я, против ничего не имею. Неплохо послушать другие мнения, чтобы самой хоть чуть-чуть навести в мыслях порядок: после того как мы с подружками мило побеседовали за карри, в голове носятся всевозможные гипотезы, как стая борзых за зайцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Алло!? – пронзительно кричу я, стараясь переорать визжащую индианку, которую, судя по ее воплям, явно душат струной от вышеупомянутого ситара.
– Аllo, Angel, c'est Dider Lafitte a l'appareil.
Животворный бальзам вливается в мое ухо – музыкальный голос Дидье. Сразу вдруг загудело между ног, впрочем, я отношу это на счет злосчастных трусиков-стрингов, которые к настоящему моменту так врезались в попу, что перекрыли кровоснабжение органов репродуктивного значения. Лицо, хмурое, как туча, еще секунду назад, расплывается в улыбке. Да, именно то, что нужно: ненавязчивое внимание мужчины, от голоса которого наступает весна и распускаются бутоны. Сердце пробуждается: прочь, тоска; а вокруг в такт техно начинают мелодично позвякивать серебряные колокольчики.
– Дидье, – громко, чтобы Кери услышала, произношу его имя. – Как поживаешь?
Мег тут же заходится кашлем, разбрызгивая вокруг кусочки недожеванного яства. Увернувшись от особо крупного ломтика, расплываюсь в довольной улыбке. У меня рот до ушей растянулся, когда я заметила, какое застыло в глазах Кери выражение: будто ей только что сказали, что от воды полнеют и наутро она проснется четырнадцатого размера.
Ах да, а тем временем Дидье расточает в мое ухо благотворный бальзам, но смысл его слов по остроте момента я упустила.
– Буль-буль, буль-буль-буль… завтра?
Судя по интонации, он задал вопрос, и отделаться пустой отговоркой нельзя, поскольку я недостаточно информирована.
– Дидье, извини, пожалуйста, ты не мог бы повторить: в ресторане музыка слишком громкая.
– Ах, ты уже в ресторане. Я тоже хотел пригласить тебя завтра в ресторан, но ты, наверное, уже не захочешь пойти…
– Нет, ну то есть да. В смысле…
Черт, что ответить-то? Ловко он умеет застать врасплох. Ресторан. Хм-м, не слишком ли интимно? Ужин при свечах, задушевные разговоры, романтика. Одно дело – замешаться в толпе гостей или сидеть в кинотеатре, в темноте пялясь на экран, когда даже говорить друг с другом необязательно, и совсем другое – нервозно прищелкиваю языком – ужин на двоих. Черт побери, а почему бы и нет? Коннор, судя по разговорам, ловит кайф по полной программе – такую золотую рыбку выловил, что и Моби Дику до нее далеко, – а мне что, нельзя с новым другом в ресторан сходить? Не вижу причин отказываться; к тому же представилась отличная возможность утереть нос королеве дурных новостей (она же Кери), что само по себе достаточный повод согласиться.
– Прекрасно, Дидье, с удовольствием схожу с тобой в ресторан, – решительно отвечаю я, надув губки. – Только при одном условии: я угощаю. После того роскошного вечера на реке, который ты мне подарил, хотелось бы тебя отблагодарить.
Последняя фраза – работа исключительно на публику.
– Что ж, Энджел, с тех пор как я приехал, только и слышу, что об одном ресторане, которым владеет какой-то знаменитый шеф-повар. Называется «Девоншир».
«Блажь, какая блажь. Господи, да если он заставит меня платить, я голой останусь». Нашла же на меня эта феминистическая дурь! Каждый платит за себя, тьфу!
– «Девоншир»! – присвистываю я.
Мег опрокидывает на себя пиалу с желтым соусом из йогурта. Кери в своем кошмаре раздувается до двадцать второго размера.
– Oui, le «Devonshire», и за мой счет. Энджел, я настаиваю. О другом раскладе и речи быть не может, раз уж я сам пригласил. Во Франции так не поступают.
Уф, vive la France.
– Отлично, Дидье, договорились. Я с радостью пойду, – отвечаю звонким девчачьим голосом, приплясывая на обуглившихся останках своего лифчика.
– Хочешь, я встречу тебя на машине у больницы?
Морщу нос, а лицо заливает краской ярче точки на лбу индианки.
– Да нет, не стоит заезжать за мной в больницу, – закашливаюсь на последнем слове. – Давай лучше встретимся в отеле.
– Я рад, Энджел; завтра в восемь вечера, alors.
– Ну, все, до встречи.
– «Ну, все»?! – взвизгивает Мег, когда я даю отбой. – Она говорит по телефону с самим Дидье Лафитом, договаривается с ним о свидании в «Девоншире» и просто говорит «ну все»! Хотела бы я узнать, что в таком случае способно вызвать у тебя бурю ликования, а не просто «ну все». И еще. – Она через весь стол тычет в меня пальцем. – Мне бы страшно хотелось узнать, что Коннор обо всем этом думает.
«Мне по барабану, честно говоря», – с какой-то упрямой обидой думаю я. Небрежно отмахиваюсь, стараясь изобразить предельное безразличие, с каким обычно Кери принимает от очередного поклонника бесценный бриллиант (а это, поверьте, случается).
– Мы только друзья, Мег, так что не трать время на бесплотные фантазии; Коннор тоже возражать не станет. – Пристально смотрю на Кери. – Я отправлю ему сообщение по электронной почте и непременно поставлю в известность. Похоже, в последнее время это самый эффективный способ связи с моим парнем.
Кери медленно опускает и поднимает веки. Уверена, что в ее глазах мелькнула ревность. Подумать только, Кери Дивайн ревнует! Вот уж не гадала, что доживу до такого момента.
– Только, девчонки, никому ни слова, – заговорщически склоняюсь над столиком, смакуя мгновение. – Вы мои лучшие подруги, и я на вас полагаюсь: никто не должен узнать о похождениях Дидье. Я дала слово друга и не хочу, чтобы из-за моего длинного языка его линчевала толпа.
– Ай, ну конечно, о чем речь. Можешь на нас положиться, – кивает Мег. – С ума сойти, не успеешь и глазом моргнуть, как она каждую субботу будет со знаменитостями встречаться.
– Не бойся, не будет. Наша Энджел уж очень тихая девочка, чтобы ходить по вечеринкам. Ночные клубы не для таких: она слишком боится голову потерять, – фыркает Кери, надув губки.
– Ну тебя! Самой-то, небось, завидно? – к моей огромной радости, ухмыляется Мег.
Довольно потирает руки и бомбочкой подскакивает на стуле.
– Дидье Лафит и ты: свиданки-гулянки и все такое. Ох, как-то вы запоете, когда узнаете…
Резко потягиваю носом.
– Никто ни о чем не узнает.
Оборачиваюсь к Кери, снисходительно похлопывая ее по руке.
– Ты не возражаешь, правда? Я помню, что ты первая узнала о приезде Дидье и хотела написать о нем в своей колонке, но, понимаешь ли, кое-что изменилось.
– Разумеется, – отвечает та, натянуто улыбаясь, будто ей губы скрепили степлером. – Я все понимаю.
– Так что ты не против пока придержать язык за зубами?
– Без проблем.
– Никому не расскажешь?
Та поднимает к груди худую руку и опускает ее на глубокий вырез своего кашемирового джемпера.
– Буду молчать как рыба, – устало произносит она. – Крест на сердце.
– Забавно, Кери, – ворчливо откликается Мег, указывая на подругу бокалом. – Не думала, что у тебя оно есть.
Глава 17
ТЫ СЕГОДНЯ ВЫГЛЯДИШЬ КАК-ТО ПО-ОСОБЕННОМУ
Мы отправились в «Девоншир». Мы – это я, Дидье и двое из его охраны, которые угрюмо сидели рядом с нами, совсем как «люди в черном». Весь вечер они слушали наши разговоры, хотя, насколько я могу судить, на самом деле эти громилы нас охраняли, причем за Дидье явно были готовы не пощадить живота своего. В общем, несмотря на двух молчаливо-загадочных приятелей, мы провели прекрасный вечер в шикарной обстановке. Сидели среди сливок общества, будто и сами к ним принадлежали, пили шампанское из высоких бокалов и закусывали дорогими яствами, стоившими не меньше самого Билла Гейтса, но куда более привлекательными. Дидье чувствовал себя как дома – еще бы! – одежда у него что надо: «Готье», «Гуччи» и прочее стоящее Громадных Денег. Обслуга сразу же признала в нем звезду международного масштаба, коей он и являлся; поразительно, как это наша официантка не поднесла ему яичники на блюдечке с голубой каемочкой – ей просто не терпелось завести от этого мужчины детей. Сидящие за соседними столиками тоже узнали моего спутника, и вскоре я заметила, что девяносто девять процентов посетителей гораздо с большим интересом разглядывают нас, чем поданные им блюда. Ну и тяжело же мне пришлось! Попробуйте-ка одновременно жевать, глотать, подносить ко рту пищу, не закапав соусом белую облегающую блузу, при этом держать живот втянутым и то и дело слизывать с зубов налипшие кусочки пищи. Подобная атмосфера сотворила с моей прожорливостью настоящее чудо: я клевала как птичка. Неудивительно, что основная масса знаменитостей сильно смахивают на экспонаты анатомических залов.
Уму непостижимо: стоило только оказаться рядом с этим человеком, и передо мной открылся путь в красивую жизнь. Поначалу я, конечно, опасалась, что наедине с Дидье, без спасительного прикрытия безликой толпы, мне будет несколько неловко. Однако разговор наш тек легко, а когда Дидье не удавалось подобрать нужное слово, мы переходили на французский. Должна признать, сидеть за столиком на двоих с посторонним мужчиной было несколько внове, хотя мое чувство собственного достоинства невероятно от этого выигрывало. Вы только представьте! Оказывается, я занятный собеседник, и за тринадцать лет, прожитых с Коннором, умудрилась-таки сохранить индивидуальность. На меня то и дело накатывали приливы гордости, когда Дидье смеялся над невзначай отпущенной шуткой или смаковал понравившееся ему слово. Давненько я не чувствовала себя такой интересной: будто родилась заново. Правда, иногда я забывалась, и мне начинало чересчур нравиться общество этого невероятно привлекательного мужчины – приходилось себя одергивать и утешаться мыслью, что общаюсь с нашей великой звездой исключительно по настоянию мамули. К тому же, знаете ли, после откровений Кери насчет переписки и звездно-полосатых… ну, не будем вспоминать – я подумала, что тоже имею право немного гульнуть.
Дидье рассказывал мне о мире шоу-бизнеса – я закинула удочку, чтобы прощупать его позиции касательно данного вопроса, и увлеченно слушала, страстно кивая, как и полагается несведущей в таких делах медсестре. Он так и не понял, что я знаю столько, сколько ему и не снилось. Незаметно перешли на личное, и мой обольстительный собеседник рассказал о Франции. В Париже он ведет городскую жизнь, а по выходным выбирается на гранд-пляж в Биарриц, гоняет с серфингистами, бродит по берегу и, зайдя в какое-нибудь кафе на променаде, любуется закатом. Дидье много рассказывал о дружбе наших матерей, и Дельфина мне как-то ближе стала, я прониклась чувством душевного сродства, которое казалось прежде недосягаемым, как горизонт. Я радовалась, что помогаю Дидье разговориться и в то же время получаю ценную возможность взглянуть на вещи мужским взглядом. С тех пор как уехал Коннор, мне этого страшно не хватало, ведь по телефону всего не объяснишь и не обсудишь, а что касается Дэна, так он, положа руку на сердце, не самый красочный представитель своего пола. (Порой даже я способна утереть ему нос, когда требуется вести себя по-мужски.)
Мне так легко было в компании нового приятеля, что я без раздумий согласилась встретиться с ним снова, и мы договорились во вторник вечером заняться тем, чем занимаются «нормальные люди» (по его собственным словам), а именно сходить в кино. Да, мы сжимали в руках билеты, как восторженная ребятня, и лопали поп-корн из огромных бумажных стаканов, запивая его холодным-холодным «Айрн брю» (прививаю французу любовь к шотландским традициям) – все это было «нормально». Ненормальность же состояла в том, что, во-первых, Дидье замаскировался. Конечно, он не надел ни накладных усов, ни парика, но бейсболка с большим козырьком здорово прикрывала верхнюю часть лица, а кроме того, он по самый подбородок обмотался шарфом; мы вошли со служебного входа; нам совершенно бесплатно вручили билеты на лучшие места; при желании мы могли бы опустошить целый кафетерий, и никто бы нам слова не сказал, ну и, конечно, на последнем ряду сидели неизменные «люди в черном». Надо сказать, водить дружбу со знаменитостями довольно занятное дело, так что мне выпала неплохая возможность скрасить дни вынужденного и, как выяснилось, нелегкого ожидания. С Коннором мы созваниваемся все реже и реже, цветов я так и не получила, и мне уже с трудом верится, что когда-нибудь он вернется и все будет по-старому. Конечно, я его все так же безумно люблю, но теперь этот человек кажется каким-то чужим. Я даже не сомневаюсь, что, когда он приедет, все снова наладится и пойдет по-старому, но, согласитесь, не могу же я свернуться калачиком и впасть в зимнюю спячку на целых четыре месяца. В особенности если вспомнить, что Коннор не сидит сложа руки, а делает себе в Лос-Анджелесе карьеру и раскрывает собственную индивидуальность (надеюсь, на том перечень его достижений заканчивается). Так с чего мне замыкаться в своем мирке? У меня отличная возможность расширить круг знакомств и интересов, а также неплохо продвинуться с помощью знаменитого француза. Вот такие у меня мысли. Назначение предстоящего вечера пока скрыто завесой тайны: во всяком случае, Дидье пообещал мне Роскошь с большой буквы Р. Хорошо для поднятия социального статуса восходящей радиозвезды (притворимся, что это про меня – по крайней мере до ближайшей пятницы), хотя для фигуры, пожалуй, не очень: из-за кулинарных излишеств бедра решительно начинают уподобляться округлостям Джей Ло (только без горячего латиноамериканского колорита).
– Да, с бракованными узлами всегда проблем не оберешься, – гремит в наушниках голос Кувалды. – Только при чем здесь дети?
– Мне кажется, ты немного перепутал, Кувалда, – улыбаюсь я. – Мы говорим не о технике, а о нерушимости брачных уз.
– Ах да, понял. Брак – дело серьезное. А я-то думал, мы про детей.
– Хм, не знаю, Кувалда. Поставить тебе какую-нибудь песню?
– И то верно, ангел. Мы тут с ребятами в гараже хотели послушать «Летучую мышь из ада» Митлоуфа, если не внапряг.
– Конечно, без проблем.
Как бы я ни старалась поднять музыкальный рацион своей передачи до удобоваримого уровня, за вкусы своих постоянных слушателей я не в ответе.
Нерушимость брачных уз. Тему сегодняшней дискуссии подняла Глэдис – да, я по-прежнему веду шоу, во всяком случае, до пятницы. Она только что обнаружила, что ее сноха Мэнди наставила рога своему мужу Майклу с мастером, который пришел устанавливать домашний кинотеатр. Судя по всему, установив систему и вручив инструкции, он под замечательное звуковое сопровождение решил наглядно продемонстрировать, как пользоваться «ручной настройкой». Как потом выяснилось, Мэнди также переспала с газовщиком, наладчиком стиральных машин, почтальоном и всеми остальными представителями противоположного пола, когда-либо переступавшими порог семейного гнездышка этой милой четы, за исключением разве что члена секты «Свидетелей Иеговы» (остается надеяться). Глэдис дозвонилась первой и сразу придала ускорение нашей дискуссии.
– После того как Майкл обо всем узнал, на нем лица нет, бедняжечка, – жалуется она, нисколько не стесняясь полоскать грязное белье своей семьи в радиоволнах нашего эфира. – А ведь он был предан девчонке как старый пес. Я ему сказала: «Майкл, да не стоит она тебя. Гони ее в шею и найди себе приличную девушку, которая не станет крутить шашни с первым встречным». А он так к ней привязан, к этой уличной девке, так привязан – вот и мается, бедолага.
Глэдис смачно отхлебывает чай, а я, пользуясь моментом, выбираю следующую запись, принципиально решив ничего не напоминать своей пожилой собеседнице. Предоставим ей сколько угодно делать вид, будто запамятовала, что «святой Михаил», «преданный старый пес», и сам пускался во все тяжкие и время от времени примыкал к шайке бродячих собак, о чем Глэдис лично призналась в прямом эфире. На мой взгляд, этот четвероногий просто встретил в уличной кошечке Мэнди родственную душу. Мне только остается, не вмешиваясь в лиричные рассуждения Глэдис о супружеской верности, молча поражаться подобным парам. Если они с самого начала собирались друг друга обманывать, чего же ради тогда сходиться и корчить друг перед другом преданность? Или именно в этом и заключен весь смысл их отношений? Если судьбе было угодно свести людей, склонных к измене, может, так и надо? Семейная стабильность им в радость, а заодно можно и на стороне интрижки заводить. А может быть, такие отношения стали нормой наших дней? Кстати, не далее как сегодня утром мы с Дэном прочли в «светских бреднях», что тридцать процентов пар не моногамны. Так что если дела и на самом деле обстоят столь плачевно, тогда разговоры о верности попросту неактуальны.
Хотя тему для сегодняшней беседы выбрала не я, против ничего не имею. Неплохо послушать другие мнения, чтобы самой хоть чуть-чуть навести в мыслях порядок: после того как мы с подружками мило побеседовали за карри, в голове носятся всевозможные гипотезы, как стая борзых за зайцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40