Она видела, что Джадд много черт унаследовал от него: упрямство, преданность мечте, но в нем также чувствовалась мягкость, унаследованная от Кристины.
– Я вернусь к обеду, – пообещала Полин, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. – Я попросила Дженни приготовить твой любимый пудинг.
– Знаешь, он никогда не ценил тебя, – сказал Джадд, когда она была уже в дверях.
– Может быть, ценил, по-своему, – грустно улыбнулась она.
– Как по-твоему, он когда-либо вернется к нам?
– Не знаю, Джадд.
– К тому времени Килмарнок станет твоим. Ты позволишь ему вернуться?
– Тоже не знаю.
Полин старалась не думать о том, что может сулить будущее. Она была настроена и дальше жить, как считала нужным, независимо от того, что думали, как она подозревала, ее подруги. Такое уже случалось и раньше: ей приходилось наблюдать, как общество возлагало вину на оставленную женщину. Но Полин отказывалась считать, что Колин оставил ее. Он сбежал, потому что стыдился себя, потому что надеялся спасти остатки уважения к себе, вернувшись в Шотландию в замок своих предков. Она не винила его за желание избавиться от брака, который, вероятно, не следовало заключать, а также от финансового краха. Полин не стала затворницей, она постоянно бывала на людях и неизменно ходила с гордо поднятой головой, хотя на нее и поглядывали украдкой. И она отказалась расстаться с Килмарноком. Чтобы расплатиться с долгами Колина, Полин использовала свое наследство и приняла финансовую помощь Фрэнка. Теперь этот дом стал ее, и она была решительно настроена никогда с ним не расставаться.
– Теперь все будет хорошо, мама, – сказал Джадд. – Вот увидишь.
Полин взялась за ручку и подумала о чуде, произошедшем как-то само собой, когда она перестала видеть в Джадде чужого ребенка. Полин собиралась еще что-то добавить, но вдруг позади нее раздался голос: «А, вот вы где!»
Она вздрогнула и обернулась: перед ней стоял Фрэнк.
– А я собралась к тебе в Лизмор, – сказала она.
– Да, знаю, но планы изменились. Я должен сейчас же ехать в «Меринду», поэтому заехал предупредить тебя, что нам придется отменить нашу деловую встречу.
– А что случилось в «Меринде»?
– Джоанна попала в беду в Западной Австралии, и Хью попросил меня помочь.
– Что с ней за беда?
– В записке Хью ничего точно не говорилось. Но дело срочное, по всему видно.
– Я еду с тобой, – сказала Полин.
– И я хочу поехать, – потянулся за пиджаком Джадд.
Когда они ехали по аллее к дому, Фрэнк сказал: «Там лошадь Рида».
– А вон тот, мне кажется, экипаж Гамильтона, – заметила Полин. – Хью, похоже, попросил помощи у многих.
– Тогда дело на самом деле очень серьезное, – заключил Фрэнк, помогая сестре выйти из экипажа.
К своему удивлению, они увидели гостиную, полную народа. Даже Иезекииль был там, его густая белая борода была аккуратно заправлена за пояс. Когда они вошли, старик-абориген говорил:
– Мои глаза зоркие. Возьми меня с собой. Я найду твою миссис.
– Спасибо, Иезекииль. Я пеню твое участие.
Полин потряс вид Хью. Он был непричесан и одет не так, как обычно одевался для приема гостей. И в глазах и голосе его она заметила что-то новое, чего раньше не видела.
Она сразу подошла к нему.
– Хью, что случилось?
Он рассказал о письме комиссара Фокса и о том, как пытался послать телеграмму в Западную Австралию. Но когда на телеграфе в Камероне ему объяснили, что линии в Налларборе по-прежнему нарушены, он решил организовать спасательную экспедицию.
– Это по моей части, – заявил Фрэнк. – У меня больше опыта снаряжения экспедиций, чем у кого другого. И на этот раз никаких репортеров не будет. Я еду с тобой. Никогда себе не прощу, если Эрик Грэхем умрет.
К Хью подошел Джадд.
– А что с вашей дочерью? Бет ведь тоже поехала в Западную Австралию?
– Она тоже пропала, – Хью едва мог говорить.
– Если можно, я бы тоже хотел поехать с вами на их поиск, – вызвался Джадд.
Но Хью покачал головой.
– Для всех нас будет лучше, если ты останешься здесь. Мой эксперимент с использованием для дезинфекции мышьяка удался. Надо рассказать об этом другим овцеводам. Некоторым еще, может быть, удастся спасти свои фермы. Ты именно тот человек, который нужен, Джадд.
Ты знаешь рецептуру, которую я использовал. Тебе люди доверяют, тебя послушают.
Позднее, когда план экспедиции был составлен и участники ее утверждены, все разошлись. На дом опустилась зловещая тишина. Сара подошла к Хью.
– Я поеду с тобой в Западную Австралию. Я помогу тебе найти Джоанну и Бет, – сказала она.
30
– Мама, что происходит? – спросила Бет. – Женщины ведут себя не так, как всегда.
Прищурившись, Джоанна оглядела горизонт. Все те пять месяцев, что они прожили вместе с аборигенами, Джоанна изо дня в день устремляла взгляд к горизонту, там не было видно ни людей, ни верблюдов, – ничего, кроме бескрайней красной пустыни, теряющейся за горизонтом. Но она не расставалась с надеждой на спасение. У нее не было сомнений, что Хью обязательно их разыщет.
– Ты боишься, дорогая? – спросила она у Бет, наблюдая, как их друзья женщины собирали все, что годилось в пищу. В этот день что-то лишило их обычного спокойствия, и странное оживление в них заметить было не трудно.
– Не могу сказать, что боюсь, – ответила Бет, – но я раньше не видела их такими. Но они же не оставят нас здесь, правда, мама? Я хочу, чтобы папа нас нашел. Хочу домой.
В начале их жизни среди аборигенов Джоанна пыталась найти способ вернуться в Калагандру. Как только Бет окрепла, Джоанна обратилась к старейшинам в надежде, что они помогут им вернуться к цивилизации. Но род держал путь строго на восток к месту сбора, где им предстояло принять участие в важном корробори – ритуальном танце. Их нельзя было уговорить идти на запад к Калагандре, и они не могли дать Джоанне и Бет проводников. Тогда Джоанна заикнулась о том, что, может быть, ей с Бет отправиться назад вдвоем, но старейшины напомнили ей, что до Калагандры надо идти сотни миль по местности, полной опасностей. Одни они погибли бы неизбежно. Но старая мудрая Налиандра, чье имя в переводе означало «бабочка», сидевшая, сгорбившись, у своего костра, уверила их, что после корробори род снова пойдет на запад и поможет Джоанне с Бет вернуться к своему народу. Они поверили ей, потому что к мудрой Налиандре люди приходили за советом. Старейшины советовались с ней перед охотой, влюбленные девушки просили у нее любовные амулеты, бесплодные женщины приходили к ней вдохнуть дым магического костра с надеждой забеременеть. Она даже устраивала браки, не отходя от своего костра. Она была маленькая, словно кукла, пропыленная и сморщенная, с длинными, выбеленными годами голосами, но проницательные глаза ее, светившиеся мудростью и пониманием, всегда смотрели прямо на собеседника.
Джоанна вела счет дням, проведенным среди аборигенов, и не могла дождаться момента, когда они достигнут места, где повернут назад. Шел ноябрь. По ее предположениям, Хью должен был, несомненно, их искать. Она продолжала оставлять след своего пребывания: отмечала каждое место стоянки и выкладывала камешками знаки, указывающие, куда направился род. Каждый день Джоанна смотрела на компас и замечала, что беспорядочность колебаний стрелки усиливалась по мере их движения на восток, как будто они направлялись непосредственно к источнику, влияющему на компас. Теперь стоянка рода находилась в месте с названием Вунона, что в переводе с языка аборигенов означало «место, где живут валлаби». Место оправдывало название, и у рода мяса было вдоволь. Мужчины ловили этих маленьких животных, а женщины занимались своим постоянным делом: искали и собирали съестное, Джоанна с Бет помогали им в этом.
Вдруг раздался внезапный взрыв смеха: молодая вдова по имени Кунаварра изображала вождя рода, старого Йолгерупа. Был он сердитый на вид и говорил грозно, но, как узнала Джоанна, его стоило бояться не больше, чем ленивого старого кота. Йолгерупа все любили, и женщины подшучивали над ним с любовью. Кунаварра, что значит «жимолость», расхаживала с важным видом со своей палкой-копалкой и грозно рыкала, как делал старый вождь, когда хотел напомнить членам рода о своем статусе, а в следующий момент она изображала, как старик-вождь сидит на земле и играет с детьми, смеясь беззубым ртом. Женщины покатывались со смеху и обменивались репликами, непонятными Джоанне. За то время, что она путешествовала с родом Йолгерупа, она сумела выучить всего несколько слов, так как язык их оказался исключительно сложным и трудным для усвоения. Хорошо еще, что Налиандра, помогавшая Джоанне выхаживать Бет, в молодости жила в христианской миссии и немного говорила по-английски. Все, что теперь знала Джоанна о людях, среди которых жила, она узнала от Налиандры.
Как-то раз один из молодых мужчин рода вернулся с охоты со сломанной рукой. Старая Налиандра освежевала валлаби и плотно обернула руку теплой, покрытой кровью шкурой, закрепив ее бечевой. Шкура оставалась на руке несколько недель, и, как объяснила Налиандра Джоанне, за это время дух валлаби вошел в руку и залечил кость. Но Джоанна наблюдала, как шкура, подсыхая, твердела и в конце концов стала жесткой, как доска. По сути дела, высохшая шкура выполняла роль шины, поддерживающей в неподвижном состоянии кость, концы которой постепенно срослись. От Налиандры узнала Джоанна и о многочисленных законах и обычаях, определяющих жизнь племени начиная от запрета произносить имена умерших до брачной церемонии, необыкновенно простой: женщина спала с мужчиной, затем прилюдно он объявлял себя ее мужем, а она себя – его женой.
– А у твоего мужа есть еще жены? – спрашивала Налиандра Джоанну, когда рассказывала, что у мужчины-аборигена может быть не одна жена.
– А сколько у тебя было мужей? – поинтересовалась старуха у Джоанны и объяснила, что аборигенки выходят замуж в десять лет, а мужчина берет первую жену, не раньше, чем достигнет зрелого возраста, поэтому, когда аборигенке, как и Джоанне было за тридцать, она уже успевала несколько раз побывать замужем.
Труднее было разобраться в более сложных понятиях, например, в том, как аборигены представляли время. Основой всего было Время Мечтаний, причем Джоанна обнаружила, что оно относилось не только к прошлому, но также к настоящему и будущему. В их языке даже не существовало слов для обозначения прошлого, настоящего и будущего. У них все было Время Мечтаний. У рода не имелось слов вчера, сегодня, завтра, все заменяло одно выражение «в другой день».
Джоанна узнала, что всю жизнь аборигенов определяла природа. Например, они пользовались своеобразной системой счета. У них не было слов, обозначающих числа, и количество выражалось через названия животных. Собака означала число четыре, так как у нее четыре ноги, птица – число два, кенгуру – три. Смерть аборигены считали как другую часть жизни. Человек не умирал, а «уходил назад». Умереть значило стать Прародителем. Налиандра спросила у Джоанны:
– Кто твой Прародитель?
И услышала ответ:
– Не знаю.
Мудрая женщина грустно покачала головой:
– Тогда что же станет с твоей душой, когда ты умрешь? Джоанна узнала, что аборигенки называли себя не женщинами, а «дочерьми Времени Мечтаний».
В свою очередь, их восхищала Джоанна. Они видели, что Джоанна следовала песенной линии Прародителя Кенгуру, и спросили о ее тотеме. А когда она ответила: «Кенгуру», вспомнив, что говорила ей когда-то Сара, они с пониманием закивали головами. Аборигенки заключили, что она связана с ними родством, а поскольку ее кожа белая, как у призрака, она, должно быть, одержима духом Предка. Тогда они открылись ей, поведали свои секреты, охотно отвечали на ее вопросы о духовных связях между матерями и дочерьми, о песенных линиях, связывающих поколения. Женщины откровенно рассказывали ей о своих ритуалах, касавшихся толкования расположения звезд, предсказания будущего, целительства и рождения детей.
Но стоило Джоанне спросить:
– Вы знаете род Джугала? Вам известно что-нибудь о Карра-Карра? – они тут же умолкали, закрывались, как створки раковины. Она видела перед собой непроницаемые лица.
– Они выглядят веселее, чем обычно, – сказала Джоанна Бет, наблюдая, как Кунаварра развлекает своим шутовством других женщин. – Не думаю, что нам стоит чего-то бояться.
Но взгляд Бет оказался острее. Пристально следя за женщинами, она заметила, что они не только были веселыми, но и нервничали. «С чего бы это вдруг?» – гадала она.
Молодая Виннинг-Арра продолжала веселить женщин. Она бросала свою палку, словно это было копье, и прыгала на одной ноге, подражая мужчинам рода. Глядя на полные корзины и плетеные мешки за спинами, Джоанна не переставала удивляться, как им удавалось находить так много всего съедобного на, казалось бы, совершенно бесплодной земле. Ей вспомнился скелет человека в пустыне, чьи очки она подобрала. Тот несчастный умер голодной смертью, уверенный, что в пустыне нечего есть. Но Кунаварра, Виннинг-Арра и другие женщины с легкостью находили корни и семена, дикие орехи и ягоды, муравьев-медосборщиков, личинок и ящериц, – все, что могло стать вкусным угощением для членов рода. Они находились в центре огромной, пышущей жаром пустыни, где деревья не вырастали выше пояса. И тем не менее волосяной пояс Кунаварры был увешан сотнями извивающихся белых личинок. Джоанна находила, что, запеченные, они по вкусу очень напоминали лесной орех. А Виннинг-Арра поймала пару упитанных ящериц, которые назывались вараны, другие женщины также могли гордиться своей добычей: крысами, змеями и пойманными в силки птицами. Вечером ожидалось настоящее пиршество, отчего воздух наполнится букетом аппетитных ароматов.
Джоанна с глубочайшим интересом наблюдала за своей новой «семьей». За исключением старой Налиандры. в обязанности которой входило смотреть, чтобы не гас огонь в кострах, все остальные женщины рода – от самой старой прабабки до малых детей – занимались собирательством. Там были нескладные подростки, гибкие, грациозные молоденькие девушки, молодые матери и женщины преклонных лет, высохшие от жизни под палящим солнцем пустыни. Их тела со шрамами – знаками племени украшали ожерелья и пояса, сплетенные из человеческого волоса, перья и зубы динго. Иногда женщины раскрашивали свое тело, если собираемая пища имела для них особое религиозное значение.
Между этими разными родственницами и разными поколениями была крепкая связь. С завистью наблюдала она ступени родословной – картину, которую она представляла себе очень давно. Перед ней была последовательность поколений от прабабок до правнучек. Самый маленький ребенок, глядя на седую женщину, опирающуюся на палку, мог видеть предшествовавшие поколения. И Джоанне подумалось, что в этом и состояла причина, почему аборигенам не нужны были слова, обозначающие прошлое, настоящее и будущее. Они все были здесь и сейчас.
Она пожалела, что Бет не знала ни бабушки леди Эмили, ни прабабушки Нейоми. Бет унаследовала черты жен-шин рода Мейкпис: густые каштановые волосы, высокий лоб и пушистые ресницы. Росла она быстро и обещала быть высокой. Два месяца назад Бет исполнилось тринадцать лет, она превращалась в очаровательную девушку. Как и Джоанна, Бет продолжала носить европейскую одежду, хотя ее блузка и юбка успели изрядно износиться. Ходила он с распущенными волосами на манер аборигенов, а лицо ее сильно загорело, как и у Джоанны. Теперь Бет была полна сил, но выздоравливала она очень медленно. В первые дни Джоанне казалось, что дочь не выживет после стольких дней блужданий по пустыне без еды и воды, до того, как на нее не наткнулись аборигены. Джоанна интересовалась лечебными свойствами корней и ягод, которые старая аборигенка давала Бет. Мудрая женщина отвечала, что существует Змея-Радуга, создательница всех рек и колодцев, а на небе есть Мать Всего, и это их силы лечили ее дочь, а не свойства корней и ягод. Сначала сил Бет хватало только на то, чтобы есть, пить и говорить, но спустя неделю она уже могла садиться. Но прошло много времени, прежде чем ей хватило сил встать и сделать первые шаги, и Джоанна с Налиандрой помогли ей дойти до реки.
Заметив, с каким вниманием Бет наблюдает за Кунаваррой, Джоанна снова задумалась над необычным поведением женщин. Смех и шутовство всегда составляли часть их ежедневных походов за пищей, но в этот день они смеялись какими-то неестественно высокими голосами и больше танцевали, что выделяло этот день из ста пятидесяти других дней, прожитых Джоанной среди них. Они были возбуждены больше обычного, смех их резал ухо своей резкостью, и все это несколько настораживало Джоанну.
Наконец сбор пищи закончился, и женщины вернулись в лагерь. Джоанна с Бет шли в толпе женщин ниже их ростом, темнокожих, тела которых не прикрывало ничего, кроме слоя жира эму и пепла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60