Джадд отошел от бара, где продолжался разговор об овцах и политике, и, потягивая шампанское, вернулся мыслями к разговору с отцом, произошедшем два месяца назад. Попутно он ответил рассеянным кивком на улыбку мисс Минервы Гамильтон. Разговор происходил в Килмарноке в кабинете отца, и в то время Джадд еще не знал, что говорят они с отцом в последний раз. Он слышал собственный голос: «Отец, неужели ты серьезно собираешься уехать? До сезона стрижки всего две недели». Но Колин, как одержимый упаковывал саквояж. Джадд видел напряженные плечи отца, следил, с какой яростью швыряет он в саквояж бумаги и документы. Джадд узнал их: это были исконные документы, подтверждающие права собственности на старый замок в Шотландии и прилегающие к нему земли, часть документов относилась к XVI веку, времени царствования короля Генриха VIII. В саквояж отправилось также свидетельство о рождении Колина, его паспорт и билет на пароход.
– Вот на что человек может рассчитывать, Джадд, – говорил Колин. – Состояние сегодня есть, а завтра его нет, землю можно купить и потерять, друзья порой становятся врагами. Чужими оказываются сыновья, но одна истина остается незыблемой: унаследованное право по рождению. Банк может отнять у меня овцефермы, кредиторы способны отобрать все имущество, но одного они не в силах меня лишить: моей родословной. Я лорд, владелец Килмарнока.
Тогда-то Джадд понял, что отец собирается сбежать, чтобы никогда не вернуться. В отчаянной попытке удержать его Джадд наговорил ему много такого, о чем теперь жалел. То были обидные и злые слова, которые должны были задеть отца за живое, вызвать агрессивность, всегда, как он знал, таившуюся в нем. Он надеялся, что ему удастся разъярить отца, зажечь в нем желание бороться за Килмарнок. За тот, что был здесь, а не за старый, полуразвалившийся – пристанище призраков.
– Ты никогда не ценил свое наследие, – с горечью заключил Колин.
– Я – австралиец, отец, – ответил ему Джадд. – Вот моя родословная, она здесь, в этом месте.
– Родословная учителя.
– Да, учителя! Я не лорд, я не хочу быть лордом.
– Тогда, отправляйся в свою сельскохозяйственную школу и живи там. Можешь бросить все, что я для тебя построил, все, что создал, чтобы передать тебе. Иди же и будь простым учителем и учи простых детей в простой школе. Боже, Джадд, это же совсем не одно и то же, что преподавать в Оксфорде, а? Это какая-то паршивая сельскохозяйственная школа в захолустной колонии.
Отец с сыном меряли друг друга взглядами, стоя по разным сторонам ненавистного кабинета, и сказанные ими обоими слова уже невозможно было вернуть назад. Эхо их оставалось висеть в напряженной тишине кабинета, и оба испытывали такую душевную боль, горечь и сожаление, что ни один не смог пересилить себя и сказать: «Прости».
Стиснув бокал с шампанским, Джадд наблюдал за женщинами, столпившимися вокруг Луизы Гамильтон, яростно обмахивавшейся веером. Он видел, как Джоанна Уэстбрук поднесла к носу Луизы флакон с нюхательной солью. Дочери Луизы, молодые избалованные особы, беспомощно суетились вокруг матери. А потом он увидел в толпе мачеху. Полин было уже тридцать девять, но Джадд считал ее все еще красивой. Он знал, что в ее стройном грациозном теле поселилась боль, ему было прекрасно известно, как отражалось на ней бегство Колина. Ему вдруг пришло в голову, что все эти годы он, возможно, держался от нее на расстоянии, полагая, что Полин такая же, как отец, только потому, что она вышла за него замуж. Последние три месяца Джадд наблюдал, как стойко она переносит тяжесть отъезда Колина, и постепенно он начал восхищаться ею.
Джадд допил шампанское и вернулся к бару.
Джоанна, сидя рядом с Луизой, искала глазами Бет. Она увидела ее под портретом короля Георга. Забыв о бокале шампанского в руке, Бет стояла и куда-то пристально смотрела. Джоанна проследила за взглядом дочери и установила, что объектом ее внимания был Джадд Макгрегор. Выражение лица Бет снова всколыхнули в Джоанне чувство тревоги и предчувствие беды. Ей хорошо были понятны чувства дочери к красивому молодому человеку, потому что Бет только и говорила, что о мистере Макгрегоре.
– Мама, я и не думала никогда, что он такой обаятельный, – сказала Бет после ежегодной сельскохозяйственной выставки, на которой Джадд получил приз за племенного барана. – Я видела его много раз, но только теперь поняла, какой он замечательный. И он будет моим учителем в новой школе, подумать только!
Джоанна понимала, что не так уж далек тот день, когда Бет выйдет замуж. Она уедет и будет жить где-либо в другом месте. Как же тогда ей защитить дочь?
– Боже, – говорила Луиза, неожиданно ставшая центром женского внимания. – Должно быть, ночь слишком жаркая, но мне что-то на самом деле нехорошо.
Полин стояла рядом, наблюдая, как Джоанна хлопочет, стараясь помочь, и вдруг поймала мельком брошенный на нее взгляд Луизы с таким знакомым выражением испуга. И Полин тут же поняла, в чем дело: Луиза снова ждала ребенка, а тринадцать лет ей так хорошо удавалось этого избегать.
– Луиза, – сказала Джоанна, – ты на самом деле выглядишь неважно. Я пойду поищу место, где бы тебе прилечь.
Джоанна вышла из зала и подошла к портье. Ей пришлось немного подождать, пока он разбирает какие-то квитанции.
– Я миссис Уэстбрук, – представилась Джоанна, когда портье наконец оторвался от своего занятия. – Я хотела спросить, нет ли свободной комнаты, где одна из наших гостей могла бы немного отдохнуть? Ей стало немного нехорошо.
– Вы миссис Уэстбрук? – перебил ее портье. – Простите, но меня не предупредили, когда я пришел на дежурство, что это вы устраиваете сегодня званый ужин. Вас здесь спрашивал один джентльмен. Я сказал, что вас с мужем нет в гостинице.
– Что за джентльмен? Как его зовут?
– Он сказал, что вы его не знаете, а он – вас. Он моряк, думаю, капитан дальнего плавания.
– Капитан! И он не оставил никакой записки?
– По его словам, ему надо было успеть на корабль, а там, куда он отправляется, вам его не разыскать.
Я искренне сожалею, миссис Уэстбрук, – сказал портье, увидев, насколько она огорчена. – Если бы я знал, что вы в ресторане…
– Он ушел давно?
– Минут десять, я думаю, прошло.
Джоанна поспешила через вестибюль к входным дверям. На улице она посмотрела по сторонам и увидела на углу под фонарем двух мужчин: один из них был продавец газет, другой – моряк. Она подошла поближе. Моряку на вид было лет семьдесят. Годы выбелили его волосы и аккуратно подстриженную бородку и оставили на лице борозды морщин.
– Извините, – сказала она.
Оба взглянули на нее с удивлением.
– Это вы сейчас были в гостинице и спрашивали миссис Уэстбрук?
– Да.
– Я Джоанна Уэстбрук.
– Приятно познакомиться, миссис Уэстбрук. Мое имя Гарри Филдинг.
Джоанна пожала его руку, жесткую, как дерево.
– О чем вы хотели поговорить со мной, капитан Филдинг?
– Я находился далеко. Большей частью в Азии, – начал объяснять он. – Вернулся я совсем недавно. Обычно у меня уходит целая неделя, чтобы просмотреть газеты и быть в курсе всех событий, вот поэтому я не сразу увидел в газете ваше объявление. Газета была настолько старой, что я не стал об этом задумываться. А в сегодняшнем номере «Таймс» мне на глаза попалась заметка о том, что вы с мужем будете на представлении и остановились в этой гостинице. Очень рад, что мы не разминулись.
Она выжидательно улыбнулась.
– Капитан Филдинг, прошу вас, продолжайте. Он достал из кармана газетную вырезку.
– Так вы и есть миссис Джоанна Уэстбрук, верно? Та дама, что поместила в газете это объявление?
Джоанна посмотрела на объявление, помешенное в газете Фрэнка давным-давно.
– Да, это мое объявление.
– В нем сказано, что вы интересуетесь сведениями о корабле «Беовульфе». В молодости я служил на нем помощником боцмана. Я могу рассказать, что вы хотите узнать.
– А я уже потеряла всякую надежду! – воскликнула Джоанна. – Капитан Филдинг, я пытаюсь проследить судьбу двух пассажиров, находившихся на борту «Беовульфа» в 1830 году. Вы были в то время на этом судне?
– Так точно, был. Мне было двадцать в ту пору, и я отправился открывать мир.
– Не могли бы вы припомнить пассажиров? – спросила Джоанна, с трудом скрывая волнение. – Я понимаю, конечно, что прошло очень много времени.
– Когда вам будет столько лет, сколько мне, а это, поверьте, немало, вы узнаете, что плохо помните то, что произошло на прошлой неделе, а давние события память хранит во всех деталях. Это было мое первое место службы. Я могу сказать вам даже, какого цвета были глаза у нашего капитана.
– Помните молодую чету по фамилии Мейкпис? Их звали Джон и Нейоми?
– Мейкпис? – переспросил он. – Ну как же, конечно, помню. Это тот парень, что интересовался религией. Он говорил, что ищет Эдемский сад или что-то вроде того. Помню я и его привлекательную жену. Я подумал тогда, что их фамилия немного странная. Брови Филдинга сошлись на переносице. – И еще вспоминается мне одна странность. Когда я делал там остановку спустя несколько лет, мне рассказали о них совершенно невероятную историю.
– Где это было, капитан Филдинг? Вы помните, где именно они сошли с корабля?
Она ждала ответа, затаив дыхание.
– Еще бы не помнить, – сказал он. – Мы все еще подивились, что молодожены выбрали такое неподходящее место, чтобы обосноваться и начать совместную жизнь. Я могу точно назвать вам это место, миссис Уэстбрук. А что, это для вас так важно?
25
Джадд Макгрегор прочитал первые параграфы домашнего задания и уже знал, что работа выполнена на «отлично». Но, перевернув лист, чтобы узнать, кто из его учеников отличился, увидел подпись: Бет Уэстбрук. Он заколебался, девочка не может так хорошо знать биологию.
– У девочек нет тех способностей к учебе, которыми наделены мальчики, – заявил в декабре Джадд Макгрегор Майлзу Карпентеру, узнав, что Бет Уэстбрук была принята в школу. – Ни одной лишней минуты на ее обучение я не уделю, уверяю вас. Она будет получать те же задания, что и остальные. Времени на ее обучение мною будет тратиться столько, сколько и на мальчиков. А когда она отстанет в учебе, в чем нет сомнений, я буду настаивать на ее отчислении. И долго ждать этого момента не придется, мистер Карпентер, одной недели, думаю, хватит с избытком.
Но занятия начались в январе и шли уже четыре недели, а Бет Уэстбрук не отставала от одноклассников. Мало того, Джадд не мог не замечать, что она училась лучше многих мальчиков. И у него закралась мысль, что ей помогают заниматься дома.
С улицы донесся смех. Джадд выглянул в окно и увидел нескольких учеников на лужайке перед зданием школы. Они выкриками встречали Бет Уэстбрук, которую высадила у школы аборигенка Сара Кинг. Джадд видел, как напряглась Бет, стараясь не замечать колкостей. Он знал, что мальчишки досаждают ей, но вмешиваться не собирался. Преподаватели в Торгарра редко занимались личными проблемами своих учеников. Учащиеся выработали свой кодекс поведения и сами следили за его соблюдением. Одно из установленных правил предписывало ученику самому – или в данном случае самой – отстаивать свои интересы и не бегать к учителям жаловаться.
Джадду вспомнились его первые школьные дни. Для своего возраста он был ростом маловат, и другие ученики не давали ему пощады. Отец сказал Карпентеру: «Не делайте Джадду никаких поблажек из-за того, что он ростом мал. Относитесь к нему, как к остальным мальчикам. Это закалит его, сделает мужчиной». Джадд выдержал все проверки и посвящения, проявив стойкость, которой требовали неписаные правила поведения, и все испытания сделали его сильным и научили рассчитывать только на себя, не дожидаясь чужой помощи. Он также завоевал восхищение своих мучителей – тех, кого больше всего уважали и ценили.
– Нам не нужны здесь девчонки! – крикнул вслед Бет один из мальчишек.
Джадду сразу пришли на память слова отца: «Ты должен прилагать больше старания. Не хочешь же ты, чтобы все считали тебя девчонкой, верно?»
Джадд взглянул на февральское небо. Как видно, в этом году осенние дожди задерживаться не собирались. Джадд подумал об отце, со дня отъезда которого прошло уже пять месяцев. Он пытался представить, как Колин сидит среди кельтских реликвий в своем замке, где разгуливают сквозняки. Джадду очень хотелось бы знать, счастлив ли отец, или его сколько-нибудь тревожит раскаяние, или ему хотя бы немного стыдно.
– Что с тобой? – крикнул Бет другой мальчик. – Или ты никуда ни шагу без своей черномазой няньки?
Бет обернулась, чтобы ответить, и Джадд закрыл окно, думая о том, что единственным недостатком жизни при школе были подобные отвлекающие распри. Ему недоставало тишины и спокойствия Килмарнока, но он обнаружил, что не может там жить. Слишком уж болезненным были постоянные напоминания. Отец продолжал оставаться там в каждом кирпиче и доске, в каждом наборе рыцарских доспехов, каждой чашке и каждой пылинке. Джадд вспомнил о письме с извинениями, которое начал писать отцу с просьбой вернуться. Он никогда его не закончит, и оно никогда не будет отправлено.
Джадд снова принялся читать работу Бет и сразу же ему представилась девочка, появившаяся в его классе одним январским утром. В ней не было заметно ни робости, ни нерешительности. Она просто стояла, как будто в ожидании какого-то события. На ней было длинное белое платье, и волосы сияли, а Джадду вспомнилась другая Бет Уэстбрук, которую он видел на ежегодной животноводческой выставке в Камероне. С косичками, в сарафане и с мальчишечьими ухватками, она бегала среди экспонатов в компании мальчишек. Но та девочка, что появилась в его классе до прихода остальных учеников, совсем не походила на мальчишку-сорванца. Из школьных документов он знал, что в прошлом сентябре ей исполнилось двенадцать лет, и уже были заметны признаки, которые, не пройдет и несколько месяцев, станут все больше и больше отвлекать его класс. Возможно, пока они воспринимали ее как обычного ученика и цеплялись к ней, как в свое время задирали одноклассники тщедушного Джадда Макгрегора. Но скоро, Джадд не сомневался, они начнут смотреть на нее совсем по-другому, и на занятиях им все труднее будет сосредоточиться по той же самой причине.
Наблюдая, как мальчишки дразнят ее, Джадд все больше склонялся к мысли, что долго ей в Тонгарра не задержаться. Ученики основательно портили ей жизнь. Им не нравилось ее присутствие, что было вполне объяснимо, тем более что училась она очень хорошо. Джадд знал, что один преподаватель отказался вызывать Бет, когда она поднимала руку. А другой учитель говорил, что подумывает уволиться в знак протеста. Возмущалась и часть родителей. Четверых мальчиков перевели в другие школы, когда отцы узнали, что занятия посещает девочка. Джадд оценивал возникающие сложности. Он пошел к мистеру Карпентеру и напомнил директору о вреде, который причинит школе присутствие в ней девочки, но в глазах Карпентера финансовый аргумент затмил все доводы Джадда.
– Мистер Макгрегор, – сказал директор, – взнос Уэстбрука более чем компенсирует нам потери из-за ухода этих учеников. Он обещал нам, что за каждый год пребывания в школе его дочери мы будем получать от него очередной взнос.
Но Джадд продолжал упирать на то, что это дело чести, а не денег. Посмотрите, доказывал он, на неприятности, ставшие следствием принятия в колониях нового законодательства, разрешающего лицам женского пола учиться в высших учебных заведениях. Массовые протесты в Мельбурнском университете, вызванные недавним приемом в него женщин, привели к длительному перерыву в занятиях. И ушедшие в знак протеста преподаватели отказались вернуться. Джадд гордился Тонгаррой. Ему не хотелось даже думать о возможных последствиях для репутации школы, этого снижения стандартов. Он сказал себе, что если повезет, девочка сама захочет уйти из школы. И если когда-либо она прибежит к нему жаловаться, что ей досаждают мальчишки, он будет просить, чтобы ее исключили из школы. Он снова взглянул на работу Бет и, решив, что слишком много времени раздумывал над такой незначительной проблемой, написал на листе сверху «отлично».
– Что с тобой? – крикнул мальчик по имени Рандольф Кэри. – Не можешь обойтись без своей черномазой няньки?
Это было уже слишком. Терпению Бет пришел конец. Мальчишки приставали к ней от самых ворот школы, где она вышла из экипажа, доставившего ее из «Меринды», и сказала «до свидания» Саре. Бет оставляла без внимания их оскорбления и злые насмешки, но тут она смолчать не смогла.
– Сара не черномазая, – отрезала она. – И она не нянька, а мой друг.
– Все знают, что твоя мать любовница черномазого, – внес свою лепту Майкл Каллахан. – Мой отец говорит, что ей надо идти жить с аборигенами, если они ей так нравятся.
– А твой отец пишет стишки, – продолжал цепляться Рандольф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60