— Оставь меня здесь. Я управлюсь один. Постараюсь, чтобы все было сделано быстро и чисто. Сейчас пленные спят. Так что шума не будет.
— Нечего меня ограждать! — выдохнул Джирет. Каол поскреб подбородок тыльной стороной ладони, перепачканной воловьей кровью.
— Это не в моих силах, даже если бы я и хотел. Нам не оградить и нашего наследного принца. Но мы должны хотя бы попытаться. А теперь иди. Чем дольше мы будем здесь прохлаждаться, тем больше опасность. Вдруг следом движется еще один караван? Они увидят следы колес и все поймут. Нельзя допускать, чтобы нас здесь схватили.
Здравый совет. В такие моменты Джирет отлично понимал, почему отец зачастую молчал, не возражая Каолу. Когда весть об ужасах ночной расправы дойдет до Итарры, наемники-головорезы получат от горожан щедрые пожертвования. Но если итарранская армия вместе с войсками Авенора обнаружат Аритона, последствия будут несравненно хуже. А такое рано или поздно должно случиться, несмотря на все меры предосторожности. Из Тайсана от Маноллы приходят вести одна другой мрачнее. Армия, которую Лизаэр готовит для поимки Повелителя Теней, показала себя более грозным противником, чем наемники. Если Илессид всерьез примется за кланы, их ждет примерно то же, что случилось в Ратане.
— Нам надо выбрать место для встречи, — наконец сказал Джирет.
Как всегда, Каол успел это обдумать раньше него.
— Встретимся у Фарлийских Камней, в глубине пустошей Даон Рамона.
Каол был прав: лучшего места не придумаешь. Туда не отважится заехать ни один караван, да и у головорезов не будет особой прыти лезть в те места. В древности там жили паравианцы, и на холмах до сих пор сохранились развалины их строений. Горожане до смерти боятся подобных мест, считая их нечистыми.
Путь в чужом седле; пыльная, утомительная дорога. Но даже это было лучше тягостной миссии, которую возложил на себя Каол. Джирет порывисто пожал ему руку.
— Не задерживайся, — срывающимся шепотом попросил он.
Джирет скрылся в темноте. Надо же, такой долговязый, а ходит совсем бесшумно. И его отец так ходил, Каол это помнил. Ничего удивительного, если он сам с детства учил каждого из них. Иногда у Каола сжималось сердце: сколько бы он ни обучал соратников искусству оставаться в живых, жизнь нередко перечеркивала его уроки. Главное, чтобы Джирет успел жениться и вырастить наследника. Только успеет ли?
Если итарранская армия вместе с войсками Илессида выступят против Аритона, можно будет распроститься с мечтой увидеть Фаленита верховным королем Ратана. Итамон — древняя столица его династии — так и останется городом призраков.
Ветер теребил в траве упавший пергамент. Каол выхватил кинжал, нагнулся и наколол перехваченное послание на острие. Пергамент нужно было сжечь, а кинжал как следует наточить. Какая разница, что их наследный принц воспротивился бы любой капле крови, пролитой ради него? Аритона сейчас здесь нет, а больше возражать некому. Каол невольно передернул плечами, вспомнив зеленые глаза, повидавшие слишком много на своем недолгом веку. Он вспомнил тяжкую ношу совести, сопровождавшую Фаленита повсюду. Наверное, поэтому очень немногие выдерживали взгляд Аритона.
— Даркарон побери твое высочество, — пробормотал Каол. — Как видишь, одним людям иногда приходится убивать других людей. Ты и сам прикладывал к этому руку, забыв про щепетильность. Иначе никого из нас тогда не осталось бы в живых, и наши кости белели бы сейчас по берегам Талькворина.
Бойцы готовились к отъезду. Каол слышал приглушенный голос Джирета, созывавшего остальных. Позвякивала упряжь, скрипели стремена. Каол резко сорвал с кинжала проколотый свиток. Он не представлял себе иной жизни, кроме непрестанной борьбы за существование. Все кланы вели такую жизнь вот уже пятьсот лет подряд. Битва в Страккском лесу заставила Каола понять многое из того, что безуспешно пытался втолковать ему покойный Стейвен, отец Джирета. Главное — что не бывает полностью правых и полностью виноватых, а на пути к высокой цели приходится не раз вываляться в грязи. Да и в крови запачкаться тоже.
Совесть и сострадание не сделают Аритона королем. Возможно, две дюжины перерезанных сегодня глоток в дальнейшем позволят спасти многие сотни жизней, и прежде всего — жизнь самого Фаленита.
Убивая врагов, Каол не испытывал удовольствия, но в отличие от Аритона не ощущал и угрызений совести. Слишком много друзей и соратников пришлось ему похоронить за свою жизнь, не говоря уже о близких людях.
Холмы тянулись до самого горизонта, скрываясь в пыльной дымке. Над ними висело беспощадно жгучее оранжевое солнце. Растрескавшаяся почва, давно не видевшая дождя, пылила под конскими копытами. Кое-где желтели клочья пожухлой травы. В давние времена здешние травы были в половину человеческого роста; их густой зеленый ковер покрывал долины и взбирался по холмам. Когда-то на лугах Даон Рамона танцевали единороги… Сейчас, вместе с приближающимся всадником, по пустынной дороге двигалось облако пыли.
Каол подъезжал к Фарлийским Камням — условленному месту встречи с Джиретом Рыжебородым. Однако настроение Джирета от этого лучше не стало.
Молодой Валерьент находился на вершине холма, откуда было удобно наблюдать за дорогой и окрестностями. Узнав о появлении Каола, он выругался:
— Даркарон его побери! Он думал, что мы так и будем дожидаться его?
Джирет вскочил. Под ногами хрустнули высохшие лишайники. Боец, сообщивший ему эту весть, был его сверстником. Одним из четырнадцати мальчишек, переживших бойню в Страккском лесу.
— Мы же оставили ему лошадь. — Джирет сердился и вместе с тем радовался, что с Каолом ничего не случилось. — За это время можно было бы и пешком дойти. Я ждал его тремя днями раньше.
— Похоже, он не один.
Порывистый светловолосый сверстник Джирета выгнул спину и потянулся. Тускло блеснули заклепки на его кольчуге. Лезвие меча, наоборот, ярко вспыхнуло, будто его опустили в кислоту.
Джирет стиснул зубы. Новость подействовала на него раздражающе. Он быстро спустился с холма в ложбинку, где спали бойцы. Три долгие бессонные ночи (и вдобавок темные, ибо костров из соображения безопасности не разводили) взяли свое. За все время пути они не видели ни одного паравианского призрака, но в воздухе что-то витало, наполняя сердца глубокой печалью.
Всадник остановился невдалеке от того места, где паслись захваченные бойцами лошади. Джирет, прятавшийся в ольшанике, пригляделся и сразу обратил внимание на узкие плечи. Кого это он с собой привез?
Наблюдая сквозь ветви ольшаника, Джирет ждал, что будет дальше. Каол спрыгнул с лошади. Второй всадник оставался в седле. «Никак мальчишка? — подумал Джирет, глядя на тщедушные плечи. — Где же Каол его нашел?»
— Чтоб нас пожрали ийяты, неужели нельзя было без приключений?
Его слова спугнули зяблика, и тот метнулся прочь из ольшаника. Прятаться дальше было бесполезно: Каол явно почуял его присутствие. Джирет стал выбираться наружу, но даже в гневе он не позволил себе сломать ни одной веточки.
Судя по сгорбленным плечам Каола, дорога утомила его. Достав бурдюк с водой, он промочил горло и быстро сплюнул.
— У нее двое малышей, — сказал он.
Джирет так и застыл на месте, окруженный роем назойливых цикад. Ему было достаточно взглянуть на измученное лицо Каола, и его гнев растаял.
— Я думал, там были одни мужчины.
Седовласый командующий что-то пробурчал, потом вылил остатки воды себе на голову. Радужная россыпь капелек сверкнула в его запыленных волосах. Замедляя движение на шрамах, струйки стекали по лицу вниз. Глаза Джирета и Каола встретились.
После трагедии в Страккском лесу никто из выживших не напоминал Каолу о том, о чем он сам боялся вспоминать… Аритон умолял его держать детей клана подальше от страшной битвы на берегах Талькворина. Упрямство Каола, по сути дела, подрубило северные ратанские кланы, лишив их будущего. Лесной мох тогда сделался ярко-красным от детской крови. Кто знает, послушайся он Аритона, может, не было бы и другого злодеяния — уничтожения Лизаэром женской линии кланов… Каол тоже никогда не говорил об этом вслух, но память о страшной плате за своеволие оставалась его незаживающей раной.
— Эти детишки спрятались в рогожах. Не волнуйся, я сделал так, что тел они не видели.
Джирет закрыл глаза и усилием воли заставил себя молчать. Цикады, потревоженные выплеснутой водой, метались вокруг его сапог и кольчуги.
— Есть вещи, которые приходится делать, — тихо сказал Каол. — Но я не могу убивать женщин и детей. Даже ради спасения жизни нашего наследного принца.
Джирет перевел взгляд на пленницу. Невысокая, ладно скроенная, с каштановыми волосами. Наверное, даже миловидная, если бы не чумазое лицо и предельная усталость. Рот ее был заткнут куском рогожи. Покрасневшие глаза смотрели пугливо и в то же время вызывающе. Женщина прижимала к себе ребенка; на вид ему было не больше трех лет. Второй малыш спал в седельной сумке, посасывая грязный палец.
От взгляда пленницы Джирету стало не по себе.
— Я и так все понимаю, — сказал он Каолу, предваряя его объяснения. — Рот ей пришлось заткнуть, а то бы она без конца кричала. Не удивлюсь, если она пыталась ударить тебя ножом в спину.
— Почти так. На то у нее были свои причины — я убил ее брата.
Он мотнул головой, стряхивая с волос последние капли.
— Иначе было нельзя. О джелотском разгроме знал каждый возница. Слухи — что ветер. В кулаке все равно не удержишь.
Сказанное не удивило Джирета. Он вновь посмотрел на пленницу.
— Я развяжу тебя, но только в том случае, если ты не причинишь вреда моим бойцам.
Пленница злобно сверкнула на него глазами. Она была почти уверена, что ее изнасилуют либо бросят в здешней глуши, отобрав детей. Что ж, бойцы имели на это право: когда-то горожане, вторгшиеся в Страккский лес, безжалостно убили их матерей и сестер. Кланы настолько поредели, что каждый ребенок — не важно, украденный или зачатый насильственным образом — являлся подарком судьбы. Только горечь воспоминаний об участи собственной матери и сестер удерживали Джирета от безрассудной мести. Хотя горожане и называли их варварами, совесть не позволяла ему воевать с женщиной и малолетними детьми. Потянув Каола за мокрый рукав, Валерьент увел его подальше от пленницы. Когда они отошли на достаточное расстояние, Джирет сказал:
— Кому-то из нас необходимо разыскать Аритона.
— И как ты это мыслишь?
Каол вытер воду с лица и поморщился; на его подбородке отчетливо вырисовывались следы женских ногтей. Взглянув на руки командующего, Джирет понял: пленница не только царапалась, но и весьма умело кусалась.
— После всего, что наш принц натворил в Джелоте, тамошний правитель разослал кучу вооруженных отрядов для его поимки. А толку-то? Ни они, ни головорезы со сворой ищеек не нашли и волоска с головы Аритона.
Джирет живо представил, какими способами Каол добыл эти сведения, но вдаваться в подробности не стал, а заговорил совсем о другом.
— Манолла просила о встрече в одной из бухт залива Бурь. Поскольку Сетвир откликнулся на ее просьбу, надо думать, там будет посланец Аритона.
— Отправь меня туда, — предложил Каол.
В устах человека, только что проделавшего трудный путь, это звучало несколько странно и подозрительно.
Джирет разгадал его хитрость и криво усмехнулся.
— Ни за что. Раз ты привел нам три лишних рта, вот и позаботишься об их пропитании. Теперь эта бедняжка и ее дети повиснут на тебе. Мне придется поторапливаться. Даже при хорошей погоде и полном везении я едва ли достигну северного побережья раньше зимы.
— Мальчик мой, — возразил Каол, — твоя жизнь стоит дороже моей.
— Нет. — Джирет унаследовал отцовскую решимость: если он что задумал, его уже не свернешь. — Жизнь Аритона стоит дороже, чем обе наши. Он надежда всех ратанских кланов. Ты останешься здесь и будешь перехватывать гонцов. Вы должны знать, как развиваются события. Пока все, что знает эта пленница, может нам повредить, ее придется держать в отряде. Если судьба повернется к нам спиной, ожидание долго не продлится. Быть может, очень скоро исполнится твое заветное желание — отомстить Итарре.
Двуликий Дакар
Поразмыслив в тишине Альтейнской башни над предложением Люэйна, Сетвир понял, что иного выхода нет. Придется отправлять Дакара в Алестрон с поручением проникнуть в арсенал и проверить, не хранится ли там вновь изобретенный и тайно изготовленный дымный порох. Весть о новом путешествии достигла Безумного Пророка на палубе «Черного дракона», где он и пребывал в своей обычной позе — перегнувшись через перила. Морская болезнь сделала его почти таким же бесчувственным, как деревянная мачта, однако сил выругаться у него все-таки хватило. Они смеются над ним, что ли? Мало ему общества Аритона, так теперь еще тащись в Алестрон!
У тейр-Бридиона — тамошнего правителя — был гадючий нрав, у трех его младших братьев — тоже. Их недоверие к пришельцам из других мест и чрезвычайная подозрительность не знали себе равных. Явиться к ним с намерением проникнуть в арсенал мог только отъявленный глупец. Но даже если бы такой глупец и отыскался, еще у самого первого замка его тело превратилось бы в кусок ноздреватого сыра, проткнутое мечами и шпагами.
Дакар глотнул воздух и болезненно поморщился: живот опять начало крутить. Он искренне пожелал хранителю Альтейна покрыться сыпью, какая бывает после близкого общения с определенными женщинами. Пожелание (увы!) было неосуществимым: женщины давно перестали интересовать Сетвира. Дакар побрюзжал и по этому поводу. И вдруг его осенило. Если поднапрячься, узел всех несчастий удастся разрубить одним ударом.
Безумный Пророк откашлялся и усмехнулся, спрятав в бороде крокодилью улыбку.
— Превосходно, — прошептал он, доверительно обращаясь к клочьям пены за бортом «Черного дракона». В своем истовом служении Содружество обросло паутиной нелепостей и предрассудков. Будет совсем недурно, если из-за этого Повелитель Теней потерпит неудачу. Если братья Бридионы превратят Фаленита в мясной фарш, Асандир может винить в этом кого угодно, только не Дакара. А у Аритона, как известно, обостренная совесть — проклятие его династии. Карты и навигационные инструменты, присланные Сетвиром, заставили принца чувствовать себя обязанным. Ради этого он оставит свои замыслы и послушно включится в поручение Содружества.
Замышляя какие-нибудь пакости, Дакар всегда напевал. Он не обладал ни голосом, ни слухом, а нескончаемые приступы морской болезни сделали его голос хриплым и скрипучим. Но Безумному Пророку и не требовались слушатели. Он пел для себя, монотонно бормоча скабрезные куплеты, которых знал великое множество. Коку эти звуки напомнили разгрузку баржи со щебнем. Не выдержав, он кликнул юнгу и велел тому обстреливать Дакара горохом, пока не уберется с палубы.
Берегов по-прежнему не было видно. «Черный дракон» держал курс на Фэрси. Аритона все так же держали на палубе прикованным к перилам кормы. Кок наотрез отказался кормить его с ложки, и капитан Диркен неохотно позволила пленнику есть самостоятельно. Для этого веревки заменили ножными кандалами. У кого-то другого наверняка взыграла бы уязвленная гордость, но Аритон как ни в чем не бывало сохранял привычное чувство юмора. Его терпение не казалось вынужденным или наигранным, хотя успехи Диркен в постижении искусства дальнего мореплавания могли вызывать только раздражение.
Когда на море был штиль, Аритон делал копии навигационных карт, присланных ему Сетвиром. Свободные от вахты матросы подтрунивали над Фаленитом, но чаще смотрели, как он работает. Каждый раз ворчливый и неуклюжий корабельный эконом приносил ему угольные палочки, перья и разноцветные чернила. На все вопросы Аритон отвечал приветливо и дружелюбно. Такая любезность казалась Дакару весьма и весьма подозрительной.
— Можете мне верить: Аритон явно что-то замышляет, — твердил он каждому, кого удавалось заполучить в слушатели.
Как-то Безумный Пророк решился вновь заговорить об этом с Диркен. Капитан слушала его и молча ковыряла в зубах тонкой костяной палочкой. Дакар так и не понял: верит она ему или нет. Диркен предпочитала доверять лишь самой себе и всегда помнила, что вокруг полно любопытных глаз и ушей.
Аритон был постоянной темой матросских разговоров в носовом кубрике. Матросы не уставали спорить о том, придет ли корабль в Фэрси, бились об заклад и без конца меняли суммы ставок. Аритона это не волновало. Только однажды он проявил слабость, не в силах терпеть соляную корку, которая разъедала ему кожу. Он попросил дать ему другую рубаху и снял старую, располосованную саблей Диркен. На его запястьях почти исчезли следы веревок, зато еще четче выявились прежние, куда более уродливые шрамы, которые он предпочел бы не показывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Нечего меня ограждать! — выдохнул Джирет. Каол поскреб подбородок тыльной стороной ладони, перепачканной воловьей кровью.
— Это не в моих силах, даже если бы я и хотел. Нам не оградить и нашего наследного принца. Но мы должны хотя бы попытаться. А теперь иди. Чем дольше мы будем здесь прохлаждаться, тем больше опасность. Вдруг следом движется еще один караван? Они увидят следы колес и все поймут. Нельзя допускать, чтобы нас здесь схватили.
Здравый совет. В такие моменты Джирет отлично понимал, почему отец зачастую молчал, не возражая Каолу. Когда весть об ужасах ночной расправы дойдет до Итарры, наемники-головорезы получат от горожан щедрые пожертвования. Но если итарранская армия вместе с войсками Авенора обнаружат Аритона, последствия будут несравненно хуже. А такое рано или поздно должно случиться, несмотря на все меры предосторожности. Из Тайсана от Маноллы приходят вести одна другой мрачнее. Армия, которую Лизаэр готовит для поимки Повелителя Теней, показала себя более грозным противником, чем наемники. Если Илессид всерьез примется за кланы, их ждет примерно то же, что случилось в Ратане.
— Нам надо выбрать место для встречи, — наконец сказал Джирет.
Как всегда, Каол успел это обдумать раньше него.
— Встретимся у Фарлийских Камней, в глубине пустошей Даон Рамона.
Каол был прав: лучшего места не придумаешь. Туда не отважится заехать ни один караван, да и у головорезов не будет особой прыти лезть в те места. В древности там жили паравианцы, и на холмах до сих пор сохранились развалины их строений. Горожане до смерти боятся подобных мест, считая их нечистыми.
Путь в чужом седле; пыльная, утомительная дорога. Но даже это было лучше тягостной миссии, которую возложил на себя Каол. Джирет порывисто пожал ему руку.
— Не задерживайся, — срывающимся шепотом попросил он.
Джирет скрылся в темноте. Надо же, такой долговязый, а ходит совсем бесшумно. И его отец так ходил, Каол это помнил. Ничего удивительного, если он сам с детства учил каждого из них. Иногда у Каола сжималось сердце: сколько бы он ни обучал соратников искусству оставаться в живых, жизнь нередко перечеркивала его уроки. Главное, чтобы Джирет успел жениться и вырастить наследника. Только успеет ли?
Если итарранская армия вместе с войсками Илессида выступят против Аритона, можно будет распроститься с мечтой увидеть Фаленита верховным королем Ратана. Итамон — древняя столица его династии — так и останется городом призраков.
Ветер теребил в траве упавший пергамент. Каол выхватил кинжал, нагнулся и наколол перехваченное послание на острие. Пергамент нужно было сжечь, а кинжал как следует наточить. Какая разница, что их наследный принц воспротивился бы любой капле крови, пролитой ради него? Аритона сейчас здесь нет, а больше возражать некому. Каол невольно передернул плечами, вспомнив зеленые глаза, повидавшие слишком много на своем недолгом веку. Он вспомнил тяжкую ношу совести, сопровождавшую Фаленита повсюду. Наверное, поэтому очень немногие выдерживали взгляд Аритона.
— Даркарон побери твое высочество, — пробормотал Каол. — Как видишь, одним людям иногда приходится убивать других людей. Ты и сам прикладывал к этому руку, забыв про щепетильность. Иначе никого из нас тогда не осталось бы в живых, и наши кости белели бы сейчас по берегам Талькворина.
Бойцы готовились к отъезду. Каол слышал приглушенный голос Джирета, созывавшего остальных. Позвякивала упряжь, скрипели стремена. Каол резко сорвал с кинжала проколотый свиток. Он не представлял себе иной жизни, кроме непрестанной борьбы за существование. Все кланы вели такую жизнь вот уже пятьсот лет подряд. Битва в Страккском лесу заставила Каола понять многое из того, что безуспешно пытался втолковать ему покойный Стейвен, отец Джирета. Главное — что не бывает полностью правых и полностью виноватых, а на пути к высокой цели приходится не раз вываляться в грязи. Да и в крови запачкаться тоже.
Совесть и сострадание не сделают Аритона королем. Возможно, две дюжины перерезанных сегодня глоток в дальнейшем позволят спасти многие сотни жизней, и прежде всего — жизнь самого Фаленита.
Убивая врагов, Каол не испытывал удовольствия, но в отличие от Аритона не ощущал и угрызений совести. Слишком много друзей и соратников пришлось ему похоронить за свою жизнь, не говоря уже о близких людях.
Холмы тянулись до самого горизонта, скрываясь в пыльной дымке. Над ними висело беспощадно жгучее оранжевое солнце. Растрескавшаяся почва, давно не видевшая дождя, пылила под конскими копытами. Кое-где желтели клочья пожухлой травы. В давние времена здешние травы были в половину человеческого роста; их густой зеленый ковер покрывал долины и взбирался по холмам. Когда-то на лугах Даон Рамона танцевали единороги… Сейчас, вместе с приближающимся всадником, по пустынной дороге двигалось облако пыли.
Каол подъезжал к Фарлийским Камням — условленному месту встречи с Джиретом Рыжебородым. Однако настроение Джирета от этого лучше не стало.
Молодой Валерьент находился на вершине холма, откуда было удобно наблюдать за дорогой и окрестностями. Узнав о появлении Каола, он выругался:
— Даркарон его побери! Он думал, что мы так и будем дожидаться его?
Джирет вскочил. Под ногами хрустнули высохшие лишайники. Боец, сообщивший ему эту весть, был его сверстником. Одним из четырнадцати мальчишек, переживших бойню в Страккском лесу.
— Мы же оставили ему лошадь. — Джирет сердился и вместе с тем радовался, что с Каолом ничего не случилось. — За это время можно было бы и пешком дойти. Я ждал его тремя днями раньше.
— Похоже, он не один.
Порывистый светловолосый сверстник Джирета выгнул спину и потянулся. Тускло блеснули заклепки на его кольчуге. Лезвие меча, наоборот, ярко вспыхнуло, будто его опустили в кислоту.
Джирет стиснул зубы. Новость подействовала на него раздражающе. Он быстро спустился с холма в ложбинку, где спали бойцы. Три долгие бессонные ночи (и вдобавок темные, ибо костров из соображения безопасности не разводили) взяли свое. За все время пути они не видели ни одного паравианского призрака, но в воздухе что-то витало, наполняя сердца глубокой печалью.
Всадник остановился невдалеке от того места, где паслись захваченные бойцами лошади. Джирет, прятавшийся в ольшанике, пригляделся и сразу обратил внимание на узкие плечи. Кого это он с собой привез?
Наблюдая сквозь ветви ольшаника, Джирет ждал, что будет дальше. Каол спрыгнул с лошади. Второй всадник оставался в седле. «Никак мальчишка? — подумал Джирет, глядя на тщедушные плечи. — Где же Каол его нашел?»
— Чтоб нас пожрали ийяты, неужели нельзя было без приключений?
Его слова спугнули зяблика, и тот метнулся прочь из ольшаника. Прятаться дальше было бесполезно: Каол явно почуял его присутствие. Джирет стал выбираться наружу, но даже в гневе он не позволил себе сломать ни одной веточки.
Судя по сгорбленным плечам Каола, дорога утомила его. Достав бурдюк с водой, он промочил горло и быстро сплюнул.
— У нее двое малышей, — сказал он.
Джирет так и застыл на месте, окруженный роем назойливых цикад. Ему было достаточно взглянуть на измученное лицо Каола, и его гнев растаял.
— Я думал, там были одни мужчины.
Седовласый командующий что-то пробурчал, потом вылил остатки воды себе на голову. Радужная россыпь капелек сверкнула в его запыленных волосах. Замедляя движение на шрамах, струйки стекали по лицу вниз. Глаза Джирета и Каола встретились.
После трагедии в Страккском лесу никто из выживших не напоминал Каолу о том, о чем он сам боялся вспоминать… Аритон умолял его держать детей клана подальше от страшной битвы на берегах Талькворина. Упрямство Каола, по сути дела, подрубило северные ратанские кланы, лишив их будущего. Лесной мох тогда сделался ярко-красным от детской крови. Кто знает, послушайся он Аритона, может, не было бы и другого злодеяния — уничтожения Лизаэром женской линии кланов… Каол тоже никогда не говорил об этом вслух, но память о страшной плате за своеволие оставалась его незаживающей раной.
— Эти детишки спрятались в рогожах. Не волнуйся, я сделал так, что тел они не видели.
Джирет закрыл глаза и усилием воли заставил себя молчать. Цикады, потревоженные выплеснутой водой, метались вокруг его сапог и кольчуги.
— Есть вещи, которые приходится делать, — тихо сказал Каол. — Но я не могу убивать женщин и детей. Даже ради спасения жизни нашего наследного принца.
Джирет перевел взгляд на пленницу. Невысокая, ладно скроенная, с каштановыми волосами. Наверное, даже миловидная, если бы не чумазое лицо и предельная усталость. Рот ее был заткнут куском рогожи. Покрасневшие глаза смотрели пугливо и в то же время вызывающе. Женщина прижимала к себе ребенка; на вид ему было не больше трех лет. Второй малыш спал в седельной сумке, посасывая грязный палец.
От взгляда пленницы Джирету стало не по себе.
— Я и так все понимаю, — сказал он Каолу, предваряя его объяснения. — Рот ей пришлось заткнуть, а то бы она без конца кричала. Не удивлюсь, если она пыталась ударить тебя ножом в спину.
— Почти так. На то у нее были свои причины — я убил ее брата.
Он мотнул головой, стряхивая с волос последние капли.
— Иначе было нельзя. О джелотском разгроме знал каждый возница. Слухи — что ветер. В кулаке все равно не удержишь.
Сказанное не удивило Джирета. Он вновь посмотрел на пленницу.
— Я развяжу тебя, но только в том случае, если ты не причинишь вреда моим бойцам.
Пленница злобно сверкнула на него глазами. Она была почти уверена, что ее изнасилуют либо бросят в здешней глуши, отобрав детей. Что ж, бойцы имели на это право: когда-то горожане, вторгшиеся в Страккский лес, безжалостно убили их матерей и сестер. Кланы настолько поредели, что каждый ребенок — не важно, украденный или зачатый насильственным образом — являлся подарком судьбы. Только горечь воспоминаний об участи собственной матери и сестер удерживали Джирета от безрассудной мести. Хотя горожане и называли их варварами, совесть не позволяла ему воевать с женщиной и малолетними детьми. Потянув Каола за мокрый рукав, Валерьент увел его подальше от пленницы. Когда они отошли на достаточное расстояние, Джирет сказал:
— Кому-то из нас необходимо разыскать Аритона.
— И как ты это мыслишь?
Каол вытер воду с лица и поморщился; на его подбородке отчетливо вырисовывались следы женских ногтей. Взглянув на руки командующего, Джирет понял: пленница не только царапалась, но и весьма умело кусалась.
— После всего, что наш принц натворил в Джелоте, тамошний правитель разослал кучу вооруженных отрядов для его поимки. А толку-то? Ни они, ни головорезы со сворой ищеек не нашли и волоска с головы Аритона.
Джирет живо представил, какими способами Каол добыл эти сведения, но вдаваться в подробности не стал, а заговорил совсем о другом.
— Манолла просила о встрече в одной из бухт залива Бурь. Поскольку Сетвир откликнулся на ее просьбу, надо думать, там будет посланец Аритона.
— Отправь меня туда, — предложил Каол.
В устах человека, только что проделавшего трудный путь, это звучало несколько странно и подозрительно.
Джирет разгадал его хитрость и криво усмехнулся.
— Ни за что. Раз ты привел нам три лишних рта, вот и позаботишься об их пропитании. Теперь эта бедняжка и ее дети повиснут на тебе. Мне придется поторапливаться. Даже при хорошей погоде и полном везении я едва ли достигну северного побережья раньше зимы.
— Мальчик мой, — возразил Каол, — твоя жизнь стоит дороже моей.
— Нет. — Джирет унаследовал отцовскую решимость: если он что задумал, его уже не свернешь. — Жизнь Аритона стоит дороже, чем обе наши. Он надежда всех ратанских кланов. Ты останешься здесь и будешь перехватывать гонцов. Вы должны знать, как развиваются события. Пока все, что знает эта пленница, может нам повредить, ее придется держать в отряде. Если судьба повернется к нам спиной, ожидание долго не продлится. Быть может, очень скоро исполнится твое заветное желание — отомстить Итарре.
Двуликий Дакар
Поразмыслив в тишине Альтейнской башни над предложением Люэйна, Сетвир понял, что иного выхода нет. Придется отправлять Дакара в Алестрон с поручением проникнуть в арсенал и проверить, не хранится ли там вновь изобретенный и тайно изготовленный дымный порох. Весть о новом путешествии достигла Безумного Пророка на палубе «Черного дракона», где он и пребывал в своей обычной позе — перегнувшись через перила. Морская болезнь сделала его почти таким же бесчувственным, как деревянная мачта, однако сил выругаться у него все-таки хватило. Они смеются над ним, что ли? Мало ему общества Аритона, так теперь еще тащись в Алестрон!
У тейр-Бридиона — тамошнего правителя — был гадючий нрав, у трех его младших братьев — тоже. Их недоверие к пришельцам из других мест и чрезвычайная подозрительность не знали себе равных. Явиться к ним с намерением проникнуть в арсенал мог только отъявленный глупец. Но даже если бы такой глупец и отыскался, еще у самого первого замка его тело превратилось бы в кусок ноздреватого сыра, проткнутое мечами и шпагами.
Дакар глотнул воздух и болезненно поморщился: живот опять начало крутить. Он искренне пожелал хранителю Альтейна покрыться сыпью, какая бывает после близкого общения с определенными женщинами. Пожелание (увы!) было неосуществимым: женщины давно перестали интересовать Сетвира. Дакар побрюзжал и по этому поводу. И вдруг его осенило. Если поднапрячься, узел всех несчастий удастся разрубить одним ударом.
Безумный Пророк откашлялся и усмехнулся, спрятав в бороде крокодилью улыбку.
— Превосходно, — прошептал он, доверительно обращаясь к клочьям пены за бортом «Черного дракона». В своем истовом служении Содружество обросло паутиной нелепостей и предрассудков. Будет совсем недурно, если из-за этого Повелитель Теней потерпит неудачу. Если братья Бридионы превратят Фаленита в мясной фарш, Асандир может винить в этом кого угодно, только не Дакара. А у Аритона, как известно, обостренная совесть — проклятие его династии. Карты и навигационные инструменты, присланные Сетвиром, заставили принца чувствовать себя обязанным. Ради этого он оставит свои замыслы и послушно включится в поручение Содружества.
Замышляя какие-нибудь пакости, Дакар всегда напевал. Он не обладал ни голосом, ни слухом, а нескончаемые приступы морской болезни сделали его голос хриплым и скрипучим. Но Безумному Пророку и не требовались слушатели. Он пел для себя, монотонно бормоча скабрезные куплеты, которых знал великое множество. Коку эти звуки напомнили разгрузку баржи со щебнем. Не выдержав, он кликнул юнгу и велел тому обстреливать Дакара горохом, пока не уберется с палубы.
Берегов по-прежнему не было видно. «Черный дракон» держал курс на Фэрси. Аритона все так же держали на палубе прикованным к перилам кормы. Кок наотрез отказался кормить его с ложки, и капитан Диркен неохотно позволила пленнику есть самостоятельно. Для этого веревки заменили ножными кандалами. У кого-то другого наверняка взыграла бы уязвленная гордость, но Аритон как ни в чем не бывало сохранял привычное чувство юмора. Его терпение не казалось вынужденным или наигранным, хотя успехи Диркен в постижении искусства дальнего мореплавания могли вызывать только раздражение.
Когда на море был штиль, Аритон делал копии навигационных карт, присланных ему Сетвиром. Свободные от вахты матросы подтрунивали над Фаленитом, но чаще смотрели, как он работает. Каждый раз ворчливый и неуклюжий корабельный эконом приносил ему угольные палочки, перья и разноцветные чернила. На все вопросы Аритон отвечал приветливо и дружелюбно. Такая любезность казалась Дакару весьма и весьма подозрительной.
— Можете мне верить: Аритон явно что-то замышляет, — твердил он каждому, кого удавалось заполучить в слушатели.
Как-то Безумный Пророк решился вновь заговорить об этом с Диркен. Капитан слушала его и молча ковыряла в зубах тонкой костяной палочкой. Дакар так и не понял: верит она ему или нет. Диркен предпочитала доверять лишь самой себе и всегда помнила, что вокруг полно любопытных глаз и ушей.
Аритон был постоянной темой матросских разговоров в носовом кубрике. Матросы не уставали спорить о том, придет ли корабль в Фэрси, бились об заклад и без конца меняли суммы ставок. Аритона это не волновало. Только однажды он проявил слабость, не в силах терпеть соляную корку, которая разъедала ему кожу. Он попросил дать ему другую рубаху и снял старую, располосованную саблей Диркен. На его запястьях почти исчезли следы веревок, зато еще четче выявились прежние, куда более уродливые шрамы, которые он предпочел бы не показывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85