А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ты живой? — Луч фонарика ударил в глаза. Я зажмурился. — Ага! Живой! — удовлетворился профессор. — Теперь посмотрим, что тут есть.
Он осветил дальний конец контейнера. Я проследил за лучом взглядом. На стене — две сумки защитного цвета. Они были намертво прихвачены к стенке кожаными ремнями. Вяземский ткнул пальцем в замок, ремни безопасности распались, и он устремился к сумкам.
— Валидол, валокардин, йод, промедол, бинты, — бурчал профессор, копаясь в одной из сумок. — Ну, наконец-то!
Он повернулся ко мне и осветил фонариком бутылку ирландского виски:
— Теперь заживем! — Извлек оттуда же два стакана, пакет апельсинового сока и пару пачек орешков. Вернулся к креслу. Потянул какой-то шнурок в полу и вытащил раскладной столик.
— Ненавязчивый советский сервис, — угрюмо пошутил я.
— Ты, Леша, все-таки балбес. Сиди и радуйся. Это контейнер эвакуации. Такими пользуется наша разведка, чтобы спасти своих агентов от преследования.
— Большая честь!
— А то небольшая!.. И то ли еще будет.
Вяземский разлил по стаканам. Мы выпили за наше чудесное спасение и за службу эвакуации.
— А что там в сумках? — спросил я. — Они всегда там висят?
— Стандартный контейнер для эвакуации всегда снабжен креслами, столиком и двумя баулами, где лежат лекарства, бинты, обезболивающее и… расслабляющее.
Мы снова выпили — расслабляющего.
12
Нас выпустили из контейнера часа через три. Мы оказались в огромном ангаре, заставленном под потолок такими же стальными коробками. Очередной незнакомец в комбинезоне почтовой службы протянул профессору паспорт. Вяземский передал потрепанную синюю книжицу мне, сам отошел переговорить со служащим.
Я раскрыл паспорт — с фотографии на меня тупо смотрел мой двойник. В графе о владельце паспорта стояло два слова: Alex D. Vaismann, гражданство — Великобритания.
Сказать, что у меня глаза вылезли на лоб, значит ничего не сказать. Поддельный паспорт на собственную фамилию. Мало того, что он поддельный, его сделали великие кустари из военной разведки. Книжица имела такой вид, словно путешествовала со мной по всему миру не один год. Судя по захватанности и потертости, ее лапали все таможенники и пограничники на свете. Я пролистал паспорт до страницы с отметками о въезде-выезде. Немыслимое количество штампов: Бирма, Кувейт, Никарагуа, Британия (само собой), Франция, Испания, Бельгия, Таиланд, Эквадор, Соединенные Штаты.
Отметки о въезде в Россию я так и не нашел. Надо же! Этот парень по имени Алекс Д. Вайсманн никогда не бывал в России! Столько лет живет на свете, столько путешествует, не одну задницу, наверное, истер о кресло в самолетах, а в Россию ни разу не наведался! Вы, товарищ Д. Вайсманн, небось и по-русски ни бельмеса! А как насчет родного английского? Тоже ни гу-гу? Где ж вы выросли, товарищ, а?
Английского я действительно толком не знал. Интересно, в какой мы сейчас стране? Вдруг кто-нибудь обратится ко мне на английском, а я? Придется косить под глухонемого. С другой стороны, что это за глухонемой такой важный, который раскатывает по всему миру?
Паспорт, конечно, всамделишный. Только вот хозяина ему надо подыскать совсем другого. Единственный язык, на котором я изъясняюсь, французский. Для гражданина Британии это странновато.
Имя мне тоже стало казаться несколько несвойственным моей внешности. Почему именно Вайсманн? И что означает эта буковка «D» перед фамилией? Дурак, что ли? Любой полицейский, который посмотрит на мою рожу, сразу сообразит, что никакой я не Вайсманн. А хреновый русский шпион по фамилии Сидоров из Рязанской губернии.
Я несколько сник.
Подошел профессор:
— Рядом с ангаром — черная машина, «вольво». Прыгаем туда и пригибаемся, чтобы нас не видели с улицы. Понял?
* * *
Мы благополучно проехали служебное КПП аэропорта, и уже на шоссе водитель разрешил нам сесть нормально. Я глазел в окно и узнавал заграницу. По первым же придорожным вывескам и знакам определил, что мы во Франции. Хоть что-то прояснилось. И стало немного веселее. Все-таки тут я калякать могу запросто. Английский мне и на фиг здесь не нужен. Поскольку сами французы чаще всего обращенные к ним вопросы на английском попросту игнорируют. Как это делают в странах Балтии, когда к ним обращаются на русском.
Через несколько километров водитель остановился у обочины шоссе, молча вышел, пересел в другую машину и укатил. Вяземский занял его место. Я тоже перебрался на переднее сиденье. Профессор увел автомобиль под знак, указывающий направление на Париж.
— Паспортом доволен? — спросил он.
— Еще как! Только почему я вдруг стал англичанином Вайсманном?
— А тебе какая разница? Британское гражданство не самое плохое в этом мире. Вот увидишь.
— Но я по-английски совсем не понимаю!
— Ну, всего мы предусмотреть не могли. Да и зачем тебе английский? С кем ты собрался на нем разговаривать?
— Но ведь легенда у меня какая?
— Плюнь ты на свою легенду. Думаешь, тутошняя полиция как московские менты? Забудь. В Европе не станут спрашивать у тебя на каждом шагу прописку, придирчиво изучать документ. Кому ты нужен, если ведешь себя прилично?
— А куда мы едем?
— В один хороший парижский отельчик. Там обоснуемся и начнем поиски. У нас же список агентов! Тот, что передал мне мой приятель… покойный…
— Кстати, у меня к вам куча вопросов.
— Весь внимание.
— Кем все-таки был тот убитый в кафе разведчик?
— Объясняю. Он — бывший связной одного из ликвидаторов в Европе. Каким-то образом ему удалось раздобыть адреса самих ликвидаторов. Этот список я у него купил.
— А почему его убили, а нас оставили в живых?
— Две версии. Либо киллер не знал, кому именно должен был передать секретные материалы этот несчастный. Либо киллер пришел за ним по каким-то еще стародавним делам.
— Ну, а те, что пытались нас взять у кафе?
— Вот они, кстати, могут быть конкурирующей структурой.
— Какой-какой?
— Леша, в деле разведки иногда не знаешь, кто именно тебе противостоит. Это как раз и есть такой случай. Наверное, кто-то решил убрать всех связных и устранить тем самым угрозу для лидеров НАТО. Киллер вполне может принадлежать к какой-нибудь иностранной разведке. А вообще, давай оставим разговоры на потом.
Мы въехали в Париж.
* * *
Небольшой отельчик «Блэк стоун», где мы остановились, находится на рю Амстердам. Или, проще сказать, на улице Амстердамской, в центральном округе столицы. У парижского отеля было почему-то английское название. «Черный камень».
Его хозяйка, бойкая дама мадам Риволье, всегда была ярко, но со вкусом накрашена, ходила в короткой юбке, черных колготках, в туфлях на высоком каблуке и белой блузке. Судя по лицу и рукам, эта мадам выглядела где-то на тридцать пять, максимум сорок годков. Она всегда была очень приветлива, балагурила с постояльцами отеля. Ни один гость не оставался у нее без внимания. И стоило только к ней обратиться, как она хваталась за решение любого вопроса и доводила его до конца.
Не погрешу, если скажу, что мадам Риволье произвела на меня огромное впечатление. Особенно когда профессор раскрыл мне ее маленькую тайну:
— Как ты думаешь, сколько лет этой тете?
— Лет тридцать—тридцать пять, — пощадил я даму.
— Шестьдесят один год!
— Не может быть!
— Может. Вот что делают с женщиной необременительный труд, хорошая жизнь и великолепная косметика. Хотел бы ты, чтобы и твоя жена выглядела так же в шестьдесят лет?
— Еще как хотел бы!
— Тогда вези свою супругу в Париж. Это место, где должны жить все хорошенькие девушки на свете.
* * *
Весь день я отсыпался. Уютная кровать и мягкая постель…
Проснувшись к вечеру, первым делом взял с тумбочки пульт и послал сигнал телевизору. По «ящику» — выпуск новостей. Ведущая лопотала так быстро, что я понял от силы две-три фразы. Несколько лет назад я довольно свободно говорил по-французски, но служба в Вооруженных силах и последующие события вымели из моей памяти большую часть словарного запаса. Я вздохнул: придется восстанавливать навыки.
После новостей начался фильм «Папаши», с Депардье и Ришаром. Ну кто не смотрел эту картину! Тут даже перевод не требовался.
В номер заглянул Григорий Алексеевич. Я мельком пожалел, что забыл закрыть дверь. Профессор осмотрелся, крякнул с довольным видом и присел на край постели:
— Киношкой балуешься? Пора собираться.
— У меня всего один треклятый костюм! — пожаловался я. — Мне надо срочно переодеться. Иначе неприятности нас не оставят. По крайней мере меня. Я опять напьюсь вдрабадан!
— Именно этим мы и собираемся заняться! Мы идем в «Мулен Руж», Леша!
— Красная мельница, — автоматически перевел я. Эка! Жив словарный запас, жив!
— О, вы знаете французский! — сыронизировал профессор.
— Я даже знаю, что в этом «Мулен Руже» показывают. М-м, понаслышке, разумеется.
— Ну вот, теперь получишь возможность знать не понаслышке.
* * *
Не стану описывать «Мулен Руж». Каждый сам может взять открытку и посмотреть, как выглядит это кабаре, где танцуют шикарные длинноногие девицы в роскошных, но весьма скудных нарядах. Гарцуют по залу официанты с подносами. Негоцианты, меценаты, богачи, заблудшие туристы…
Мы с профессором примостились у барной стойки. Взяли по стакану виски со льдом и принялись изучать публику. Публика еще та! В смысле, девицы. Такое впечатление, что они все в перьях и… больше ни в чем.
— Вот нужный человек! — Профессор отставленным мизинцем указал на незнакомца в смокинге.
Кому, блин, нужный?! Я-то решил, что Вяземский меня развлечься вытащил!
— Зовут его Карл Риддел. Тебе, Леша, надо с ним познакомиться. Скажи ему, что ты журналист, что пишешь книгу.
— Он… с дамой.
— Эх! Вечно тебя учить надо! Погоди, я сейчас.
Вяземский пропал в холле «Мулен Ружа». Через минуту появился снова, но уже с роскошным букетом алых роз в блестящей обертке с ленточками.
— Держи. Подаришь даме. Здесь так принято… Да, и не забудь кое-что еще. — Профессор раздвинул у основания букета стебли цветов. Там тускло сверкнул пузырек с маслянистой желтоватой жидкостью.
— Это еще что?!
— Ароматизатор обыкновенный, — успокоил Вяземский. — Пойдешь к столику, надави на резиновую крышечку. Запах роз станет значительно ярче. Потом подаришь даме цветы. Она будет в восторге. Вот увидишь.
Я отпил из стакана, для храбрости, и запетлял среди столиков к связному. Подходя к столику, надавил на крышечку пузырька. И почувствовал, как под пальцем будто сломалась тонкая мембрана. Розы пахли просто чудесно.
— Мадам, месье, добрый вечер… Месье, простите, вы Карл Риддел? — спросил я как можно галантнее.
Мадам и месье насторожились. Дама стрельнула глазами по периметру зала и даже заглянула мне за спину: не скрывается ли там еще кто-то?
— В чем дело? — спросила она неприязненно. Эта фифа уже не казалась такой роскошной и женственной, как поначалу. От нее повеяло жестокостью и грубой мужской силой. Точно такие же волны исходят от всех женщин, которые работают в ФСБ или МВД.
— Я журналист. Это вам. — Я протянул букет и постарался выдавить на лице улыбку.
Дама взяла цветы. Придирчиво их осмотрела. Проверила чуть ли не каждый бутон цветов. Но вот основание стеблей не проверила. Это я отметил краешком сознания. Даже не представляю, что бы она сделала, обнаружив тот пузырек.
Дама уложила букет рядом с собой. И вцепилась в меня глазами.
— Сядьте, — сказала она с нажимом. — Что вам надо?
Я изложил заготовленную историю про написание книги о разведчиках.
— Так вы Карл Риддел? — Я перевел взгляд на месье.
— Месье Риддел уже десять лет как умер, — напряженно сказала дама.
— О, простите! — потупился я. Черт! Или Вяземский меня подставил? Или просто обознался?
— А что вы от него хотели? — спросил месье.
— Я журналист. Из Москвы. Пишу книгу о разведке. Мне очень нужен Риддел. С некоторыми разведчиками я уже встречался в Москве. Теперь вот собираю информацию в Париже.
— И откуда же вам известно, что некий Риддел, мир его праху, имел отношение к разведке? — просверлила меня взглядом дама.
— Я ведь журналист. Из Москвы. Пишу книгу о разведке…
— Как интересно! Вы все время говорите одно и то же или у вас сбой в программе? — с сарказмом спросила она.
— Ну… Я ведь…
Тьфу! Зациклился! Мне до смерти захотелось послать их к одной матери и просто уйти. Но вместо этого я вдарился в объяснения:
— Дело в том, что после вывода Западной группы войск из Германии в Европе осталось много бесхозных агентов. Я как раз пытаюсь написать об этом книгу. Карл Риддел, как мне сказали в Москве, может мне кое-что об этом…
Зал окатило огнем музыки. Здешний коронный номер — канкан! Барышни забрасывают ножки выше пупка. А там, вопреки всяким ожиданиям, нижнее белье.
— Пойдемте-ка в туалет, — предложил месье. — Мне… надо. Заодно там и поговорим. Там потише.
Я кивнул. Дама проводила меня все тем же цепким взглядом.
Месье успокаивающе кивнул ей:
— Мне просто надо.
Пока мы пробирались между столиками, я поискал глазами профессора, но тот куда-то пропал. Дурацкая история! Эти двое чего-то здорово испугались, стоило мне произнести имя Риддел.
* * *
В туалете месье сразу же направился к писсуару и выдал струю. Я встал рядом и последовал его примеру. Как принято в мужских туалетах, мой взгляд уперся в плитки на стене.
— Так что там с разведкой у вас? — спросил месье.
Я скосил глаза.
На меня уставился ствол пистолета с глушителем.
Черт! И руки-то заняты, не поднять.
— Можно я уберу свое хозяйство?
— Нет уж, подержитесь еще за него. И мне так спокойнее будет. — Месье взвел курок. — Надеюсь, вы еще помните мой вопрос?
— После распада СССР много советских агентов остались не при делах, — затянул я старую песню.
— Это я уже слышал. Меня интересует, как именно вы меня нашли? Кто вам сказал, где я бываю и как меня узнать?
— Можно я все-таки заправлюсь? Неудобно в таком положении говорить. А кроме того, со стороны вы напоминаете приревновавшего педика.
— Мне все равно, как я выгляжу со стороны… Вы так и не ответили на мой вопрос.
— Профессор мне вас показал.
— Профессор?.. Впрочем, потом… Что вам надо от Риддела?
— Я хотел расспросить Риддела о пропавших агентах российской разведки.
— Тебе придется поторопиться, сынок, с расспросами! — раздался голос от дверей.
Четверо незнакомцев стояли рядком и перекрывали выход из туалета. Каждый держал в руке по пистолету. Стоит ли говорить, что каждый ствол был снабжен глушителем?
— У Риддела осталось чертовски мало времени…
А, так месье и есть Риддел? Впрочем, вопрос риторический.
Лоб Риддела сложился гармошкой и покрылся бисером испарины. Он соображал, как поступить. Сейчас он держит на прицеле мою голову. Но я для него не опасен. Поскольку в данный момент вооружен только своим мужским достоинством. Сам же Риддел — под прицелом четырех пистолетов.
Четверка стала медленно приближаться, беря нас в полукруг.
— Брось пистолет, Риддел!
— У меня заложник, — неожиданно гаркнул месье и пребольно ткнул мне глушителем в голову.
— А нам плевать на этого парня!
М-да, мою жизнь здесь никто всерьез не заценил.
Дальше произошло вот что.
Риддел быстро перевел оружие на четверку. И тут же раздались негромкие хлопки. Пули опрокинули месье на спину. Он взмахнул руками, словно пытался поймать равновесие.
Я решился на подвиг и рванул в сторону, не застегнув ширинку. За стеной с писсуарами находилась комнатка с туалетными кабинками. Вот там я и попытался скрыться. Хотя это всего лишь отсрочка на несколько мгновений.
Пули защелкали по кафелю. Плитка разлетелась вдребезги на тысячи мелких осколков у меня над головой и где-то сбоку.
Я заложил крутой вираж, и вдруг что-то тяжелое метнулось по гладкому полу мне под ноги. Ударило по ботинкам, я крутанулся, тело ушло вперед, ноги заплелись, я заскользил подошвами по скользкой плитке и упал.
Живучий Риддел вскрикнул. Раздалась новая серия выстрелов.
Я сел и увидел рядом с собой пистолет убитого агента. Это он сбил меня с ног. Я схватил оружие, придвинулся спиной к стене и осторожно выглянул из-за угла.
Компания уже двинулась в мою сторону. Я направил на них пистолет и раза три выстрелил. Конечно же промазал.
— Бросай оружие, русский козел! — рявкнули от писсуаров.
Меня задело не слово «козел», а тон, с которым они произнесли слово «русский». Сами-то вы кто?!
Я чуть-чуть продвинулся вбок, стараясь хоть немного высунуться из-за стенки. Мой маневр вызвал новую серию шлепков из пистолетов. Я отпрянул, ответил парой выстрелов, заглядывая пистолетом за угол стенки, и замер на прежней позиции.
А сколько ж у меня осталось патронов в обойме? Стал считать. Три раза пальнул по первой, два раза сейчас для острастки. Итого пять. Я посмотрел на пистолет, прочел на затворной раме: «Рагаbellum 9 mm». Мать честная! Сколько же у него в обойме? Семь? Или девять?
Застрелиться хватит…
С момента, как я зашел в туалет, прошло не более трех минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24