— Нередко мужчины обретают семейное счастье именно с женщинами, которые старше их. Если же вы хотите знать мое мнение о втором, я считаю, что это — ваша собственная вина: вам бы следовало увидеть мир и глубже изучить человеческое общество.
— Пожалуй, вы правы! — согласился испанец. — Но дон Рамирес, мой дальний родственник, считает этот брак необходимым и само собой разумеющимся. Да мне никогда и в голову не приходило, что моей женой может быть не донна Росальба.
— В таком случае это дело можно считать вполне решенным, — заметил лорд. — Да и к чему вам знать мое мнение? Если оно разойдется с вашим, вы только рассердитесь на меня.
— О нет, нет! — воскликнул молодой человек. — Вы должны откровенно поделиться своими впечатлениями.
— А если они будут не в пользу донны Росальбы? — спросил лорд.
— Тогда… тогда я повременю со своим решением, — не вполне уверенно ответил дон Лотарио.
Лорд еле заметно улыбнулся. Как плохо знает юноша свое сердце! Ему уже ясно, что донна Росальба — ангел во плоти, идеал женщины, а он все еще хочет услышать чье-то мнение!
Между тем дон Лотарио пустил свою лошадь галопом. Лорд тоже пришпорил своего арабского скакуна. Через несколько минут они оказались у ворот гасиенды дона Рамиреса.
Это была небольшая, но ухоженная усадьба. Земли вокруг нее были очень хороши, а по большей части и превосходно обработаны.
Молодой испанец, сгорая от нетерпения, подъехал прямо к входным дверям, откуда показалась седая голова старого испанца с хитрой физиономией.
— А, это ты, Лотарио! — воскликнул старик. — Ты, я вижу, не один. Росальба будет очень удивлена.
— Пусть удивится! — весело засмеялся молодой человек, слезая с лошади.
Слуга— мулат принял лошадь лорда, и гости в сопровождении дона Рамиреса прошли в просторную полупустую гостиную.
— Дон Рамирес — лорд Хоуп. Тот самый волшебник, Дядя, о котором я тебе рассказывал! — представил дон Лотарио.
Оба заверили друг друга, что рады знакомству: лорд — довольно холодно, со своей обычной бесстрастностью, старый испанец — сгорая от любопытства.
— А где же донна Росальба? — поинтересовался нетерпеливый влюбленный.
Вероятно, заметила гостей и решила немного принарядиться, — пояснил дон Рамирес.
Ожидание длилось добрых четверть часа. Все это время дон Лотарио был как на иголках, а лорд с хозяином гасиенды беседовали о том, как живется в Мексике.
Наконец появилась та, которую столь страстно ожидали. Лорд встретил ее поклоном, слишком низким, чтобы считать его искренним, дон Лотарио поцеловал у нее руку. Лорду же оказалось вполне достаточно того, что он увидел.
Донне Росальбе было никак не меньше тридцати лет. Небольшого роста, стройная, как почти все испанки, она когда-то была, вероятно, очень недурна, но время расцвета ее красоты миновало. И лишь глаза ее — темные, страстные — все еще были прекрасны. Однако взгляд был колючий, пронизывающий.
«Бедный Лотарио! — подумал лорд. — Перед Росальбой ты словно голубь перед змеей!»
Молодой испанец был воплощением нежности. Лишь иногда его глаза с немым вопросом робко искали взгляд лорда, который сразу же завязал с донной Росальбой оживленную беседу по-испански.
Разговор вертелся вокруг повседневных дел. Испанка не сводила глаз с гостя. Вскоре она ловко перевела беседу на ту тему, которая ее особенно интересовала, — о самом лорде.
— Мы с вами соседи, — сказала донна Росальба, — вы живете к нам ближе всех, по крайней мере из европейцев. Мы наслышаны о вас: Лотарио рассказывал нам удивительные вещи о вашем богатстве и вашем уме.
— Он преувеличил — молодости это свойственно, — уклончиво заметил лорд.
— О нет, нет! — возразила донна Росальба. — А можно хоть одним глазком взглянуть на все эти диковины?
— Когда вам будет угодно, — ответил лорд. — Но должен вас предупредить: то, что вы увидите, — это только фрагменты не завершенной пока работы.
— И вы не женаты, милорд?
В самом ее вопросе, в том взгляде, какой она бросила на лорда, было нечто такое, что привлекло его внимание и побудило сделать жест, истолкованный ею как отрицательный ответ.
— И не намерены жениться? — продолжала донна Росальба.
— Лишь при условии, что буду счастлив так же, как дон Лотарио, — ответил лорд.
Испанка непроизвольно перевела взгляд с лорда на дона Лотарио, а потом опять на лорда. Конечно, молодой испанец был очень привлекателен в расцвете своих сил и красоты, но и лорд, пожалуй, мог поспорить с ним в этом. Кого интересует не только внешность, тому, безусловно, не могли не импонировать его уверенный взгляд, его выразительное бледное лицо. Во всем его облике было нечто притягательное. Он превосходил всех, хотя был немного выше среднего роста. Казалось, он рожден властвовать, подчинять своей воле, покорять.
— В таком случае я желаю счастья нашим дамам! — с сожалением вздохнула донна Росальба. — Среди них найдется немало таких, которые во многом превосходят меня.
— Сомневаюсь, — возразил лорд, не заметив, видимо, что донна Росальба, прежде чем опустить глаза, наградила его красноречивым взглядом, говорившим больше, нежели тысяча слов.
— Если милорд извинит меня и ненадолго составит компанию моей дочери, я хотел бы сказать несколько слов с глазу на глаз будущему зятю, — обратился к лорду дон Ра-мирес. — Согласитесь, милорд, накануне свадьбы необходимо уточнить некоторые детали.
— Разумеется, — улыбнулся лорд, — и если дон Лотарио не станет ревновать…
— Помилуйте, милорд, к вам? — воскликнул молодой испанец, в восторге от этой шутки. — Разве я не говорил, что считаю вас лучшим своим другом?!
И в восхищении от лорда, которого никогда не видел столь любезным, он вместе с доном Рамиресом вышел из гостиной.
— Лотарио немного опрометчив, — заметила донна Росальба, получившая теперь возможность сосредоточить весь огонь своих глаз на лорде.
— Меня радует его преданность. Итак, скоро вы станете его женой? Желаю вам счастья — дон Лотарио превосходный человек.
— Несомненно, я люблю его всем сердцем, — сказала донна Росальба. — Мы ведь ровесники, росли вместе. У него такая чистая, невинная душа. Настоящее золото! Я счастлива! Но даже не будь он таким, каков он есть, — что остается нам, бедным детям пустыни, милорд? Выбор наш невелик. Нас выдают замуж за соседа, за родственника — это решают родители. Не так уж много достойных иностранцев приезжает в Калифорнию, чтобы затруднить нам выбор и дать возможность сравнивать. Одно только смущает меня в Лотарио.
— В самом деле? — спросил лорд. Умение владеть собой позволило ему без особого труда скрыть отвращение, которое он испытывал к этим прозрачным намекам. — Я считаю дона Лотарио образцом во всех отношениях, — заметил он.
— Так оно и есть, — согласилась донна Росальба. — Но я боюсь, милорд, он слишком молод для меня. Вас это удивляет? Вы улыбаетесь? Нет, я не шучу, я всегда отдавала предпочтение более зрелым мужчинам. Они знают жизнь, лишь они умеют по достоинству оценить женщину, поскольку имели возможность сравнивать.
— Это верно, — сказал лорд. — Но ведь и дон Лотарио станет старше.
— Однако я тоже не вечно буду так молода! — воскликнула донна Росальба. — Клянусь Богом, выходить замуж за столь молодого человека — бофшой риск! Постоянно будешь спрашивать себя: каким станет его характер? Останется ли он таким же, как сейчас? Мне по душе более зрелые мужчины, твердые, сложившиеся характеры!
— Вы правы, — признал лорд. — Ну что же, будете его ангелом-хранителем, не так ли?
— Если он согласится взять меня в этом качестве — с большим удовольствием! Впрочем, не говорите ему об этом.
— О, как можно! — воскликнул лорд, приложив руку к сердцу. — Тем более что я признаю вашу правоту. А дон Лотарио не настолько дружен со мной, чтобы я, когда речь идет о такой даме, как вы…
Он не закончил фразы, хотя бы потому, что дон Рамирес с доном Лотарио снова вошли в гостиную.
Визит обещал быть непродолжительным, поскольку это было лишь первое знакомство. После кофе гости начали прощаться с хозяевами, условившись о скорой встрече. Кому был предназначен долгий взгляд, которым донна Росальба провожала обоих всадников: лорду или будущему супругу?
На обратном пути дон Лотарио искоса бросал беспокойные взгляды на молчаливого лорда.
— Ну, что же вы медлите? — спросил тот с улыбкой. — Вам не терпится узнать мои впечатления о донне Росальбе?
— Не терпится, — признался, покраснев, дон Лотарио. — Но только без прикрас!
— Извольте, я считаю, что донну Росальбу можно назвать единственной в своем роде, — ответил лорд.
— В самом деле? — вскричал молодой испанец, не улавливая двоякого смысла этих слов. — Вы действительно так думаете, милорд?
— Какие тут могут быть шутки! Я поражен, я увидел больше, чем ожидал.
— Вы делаете меня счастливейшим из смертных, милорд!
— О, это, чего доброго, вызовет ревность донны Росальбы, — возразил лорд. — А теперь прощайте, сеньор!
— Как, вы уже намерены расстаться со мной! Не хотите вернуться ко мне на гасиенду?
— Нет, мой друг. Солнце уже садится, а дома меня еще ждут дела. Я поскачу прямо через поле, а затем пересеку горный хребет. До свидания. Когда вы появитесь снова?
— Как только смогу, милорд, как только вы позволите! — воскликнул дон Лотарио. — Тысяча благодарностей!
— Ну полно, полно! — ответил лорд. Слегка поклонившись испанцу, он пришпорил своего коня.
Лорд не поехал тем путем, что лежал через горы, а поскакал глубоким ущельем, буквально стиснутым скалами. Эту дорогу обнаружил один из его людей. Она оказалась надежнее, короче и удобнее и пролегала по руслу пересыхающей летом горной реки.
Лорд ехал не менее двух часов, затем, недалеко от долины, которая была теперь его собственностью, придержал коня и издал продолжительный резкий свист. Он дважды повторил его, оглядываясь по сторонам, и лишь теперь увидел медно-красную физиономию индейца, внезапно вынырнувшую невдалеке.
— Подойди сюда, чего ты медлишь! — крикнул лорд по-испански; большинство индейских племен Калифорнии понимало этот язык и могло на нем, хоть и не без труда, объясниться.
Индеец медленно приближался, словно под воздействием магического взгляда гремучей змеи. Казалось, он делает это против своей воли, не имея сил противиться.
— Где предводитель красных людей? — спросил лорд. — Он далеко отсюда?
— Он там, в хижине одного из своих воинов, совсем близко, — ответил индеец.
— Быстро отправляйся к нему и передай, что с ним хочет говорить белый человек с горы Желаний! — приказал лорд.
Индеец мгновенно исчез, словно радуясь возможности скрыться с глаз лорда.
Тот невозмутимо сидел в седле. Вскоре из-за скалы показался другой индеец, выделявшийся среди своих братьев по крови более высоким ростом и крепким сложением.
— Подойди ближе, Летящая Стрела! — подозвал его лорд, и тот с глубоким поклоном приблизился. — Я спас твою любимую жену от пантеры, едва не разорвавшей ее. Потом, когда ваше племя страдало от голода, я прислал вам еды. Ты обещал, что я всегда могу рассчитывать на тебя и твоих воинов. Ты сдержишь свое слово?
— Приказывайте, сеньор! Что мы должны сделать? — напрямик спросил вождь.
— Завтра в полночь, когда звезда, что восходит там, будет у меня над головой, ты соберешь своих братьев, сколько сможешь найти. Затем вы отправитесь на юг, на гасиенду дона Лотарио — ты ее знаешь.
Вождь молча сделал утвердительный знак и весь обратился в слух.
— Ты нападешь на гасиенду так неожиданно, — продолжал лорд, — чтобы никто не успел оказать сопротивление. Если оно все-таки будет, вы и пальцем никого не тронете. Слышишь? За каждого бледнолицего, кто погибнет, я уничтожу сотню красных людей. Но горе тебе, если дон Лотарио будет убит или хотя бы ранен! На нем не должно быть ни царапины. Иначе я сотру с лица земли весь ваш род. Позаботься только о том, чтобы он был связан. Что до всего остального — делайте что хотите! Можете разграбить гасиенду, унести с собой деньги, запасы зерна, угнать скот. Опустошите пашни, заберите всю утварь, сожгите дом. Пусть на следующее утро на месте гасиенды будут только кучи мусора и пепла! Ты меня понял?
— Да, сеньор, — ответил индеец, в глазах которого вспыхнула зловещая радость.
— Но ты будешь молчать, молчать как мертвец, — с угрозой произнес лорд. — Если разболтаешь об этом — берегись!
— Красные люди никогда не говорят с бледнолицыми, — заметил вождь. — Но бледнолицые узнают, что мы сделали, станут нас преследовать и убивать.
— Они не сделают этого. Как только вы исполните все, что я приказал, вы отправитесь на север, в страну бледнолицых, которая простирается от одного моря до другого, и останетесь там до тех пор, пока обо всем случившемся здесь не забудут. Денег и припасов вам хватит на несколько лет.
— Хорошо, — пробормотал индеец. — Сеньор будет доволен нами.
Лорд дал шпоры своему коню.
— Сегодня вторник, — прошептал он, приближаясь к воротам своей крепости. — В пятницу дон Лотарио будет у меня.
Так и случилось. В пятницу, около полудня, вверх по дороге, которая вела к вершине горы Желаний, во весь опор мчался всадник. Его лошадь — не Сокол, а другая — была в пене, сам всадник — без шляпы. Мертвенная бледность покрывала его лицо, а прекрасные темные волосы трепетали на ветру. Он без устали погонял свою вконец измученную лошадь, пользуясь за отсутствием шпор собственной ладонью.
Как догадался читатель, это был дон Лотарио. Ворота форта распахнулись в ответ на его истошный вопль, и уже через минуту он, усталый до изнеможения и дрожащий, опустился в кресло, поспешно придвинутое лордом.
— Это ужасно, милорд! — воскликнул он срывающимся голосом. — Ужасно! Я нищий, я пропал!
— Что это значит, дон Лотарио? — невозмутимо спросил лорд, пристально вглядываясь в лицо испанца. — Что случилось? Вы нищий — трудно поверить…
— Я должен отомстить, милорд, отомстить этим краснокожим, этим негодяям, этим собакам! И дону Рамиресу и донне Росальбе! Проклятье на их головы! Нет, я не выдержу, я сойду с ума! Будь они все прокляты!
— Но как все это понимать, дон Лотарио? Расскажите толком! — Лорд положил руку на плечо молодого человека.
Казалось, это прикосновение несколько успокоило дона Лотарио. Дыхание его стало ровнее, он вытер пот со лба и попытался собраться с мыслями.
— Так слушайте, милорд! — сказал он наконец. — Позавчера ночью, когда я сладко спал (мне снилось, что я у донны Росальбы), меня вдруг разбудило зарево пожара и страшный шум. Целая толпа краснокожих дьяволов ворвалась в мою спальню, в одно мгновение меня схватили, связали и куда-то потащили. Я вопил как сумасшедший, звал на помощь, просил своих людей отомстить за меня. Все было напрасно. Меня продолжали куда-то тащить, потом бросили наземь и оставили лежать. О, милорд, вы не можете себе представить, что творилось у меня в душе! Прямо перед собой я видел нашу гасиенду, видел родовое гнездо, где надеялся быть счастливым: из окон вырывались языки пламени, повсюду бесчинствовали краснокожие, все разрушали, грабили, громили, растаскивали — а я беспомощно лежал на земле, не в силах шевельнуться. Крики ярости, вырывавшиеся из моей груди, тонули в грохоте рушившихся стен, в треске пламени, в ликующих возгласах грабителей! Все, все разорили эти негодяи, милорд! Они собирались не просто ограбить меня, нет — они хотели уничтожить мою собственность, сделать меня нищим! Они не оставили камня на камне, не пощадили даже плуги, мотыги, лопаты — что не унесли, то бросили в огонь; скот, который не смогли увести с собой, прирезали; запасы, какие были не в состоянии унести, побросали в реку или предали огню. Невозможно представить себе это зрелище! И все это я вынужден был видеть, лежа со связанными ногами, а когда наступил рассвет, моя прекрасная гасиенда лежала в развалинах, я был нищим, жалким, несчастным, у меня не осталось ничего, кроме собственной жизни и этих лохмотьев!
— Ужасно! — сочувственно заметил лорд. — А ваши люди погибли, не так ли?
— Нет, никто не пострадал — это совершенно непостижимо! — воскликнул дон Лотарио. — Похоже, негодяи стремились только разорить меня. О, зачем они сохранили мне жизнь, я охотно отдал бы ее, только бы не видеть этого позора. Нет, никто не был даже ранен, если не считать одного парня, который попытался защищаться. Это настоящий разбой! Мои люди разыскали меня и освободили от пут. К тому времени индейцы уже успели скрыться. Да мы бы и не смогли преследовать их: они захватили с собой всех моих лошадей, всех волов. Я был на грани безумия. Только мысль о донне Росальбе еще поддерживала меня, только о ней я еще думал… о-о-р! — Он схватился руками за сердце и застонал от обиды. — Дон Рамирес уже знал о моем несчастье — должно быть, видел зарево, — продолжал дон Лотарио. — Я бросился к нему на грудь, я все рассказал ему, я плакал, как ребенок, потому что думал о Росальбе, о том, что мечта о нашем счастье рушится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Пожалуй, вы правы! — согласился испанец. — Но дон Рамирес, мой дальний родственник, считает этот брак необходимым и само собой разумеющимся. Да мне никогда и в голову не приходило, что моей женой может быть не донна Росальба.
— В таком случае это дело можно считать вполне решенным, — заметил лорд. — Да и к чему вам знать мое мнение? Если оно разойдется с вашим, вы только рассердитесь на меня.
— О нет, нет! — воскликнул молодой человек. — Вы должны откровенно поделиться своими впечатлениями.
— А если они будут не в пользу донны Росальбы? — спросил лорд.
— Тогда… тогда я повременю со своим решением, — не вполне уверенно ответил дон Лотарио.
Лорд еле заметно улыбнулся. Как плохо знает юноша свое сердце! Ему уже ясно, что донна Росальба — ангел во плоти, идеал женщины, а он все еще хочет услышать чье-то мнение!
Между тем дон Лотарио пустил свою лошадь галопом. Лорд тоже пришпорил своего арабского скакуна. Через несколько минут они оказались у ворот гасиенды дона Рамиреса.
Это была небольшая, но ухоженная усадьба. Земли вокруг нее были очень хороши, а по большей части и превосходно обработаны.
Молодой испанец, сгорая от нетерпения, подъехал прямо к входным дверям, откуда показалась седая голова старого испанца с хитрой физиономией.
— А, это ты, Лотарио! — воскликнул старик. — Ты, я вижу, не один. Росальба будет очень удивлена.
— Пусть удивится! — весело засмеялся молодой человек, слезая с лошади.
Слуга— мулат принял лошадь лорда, и гости в сопровождении дона Рамиреса прошли в просторную полупустую гостиную.
— Дон Рамирес — лорд Хоуп. Тот самый волшебник, Дядя, о котором я тебе рассказывал! — представил дон Лотарио.
Оба заверили друг друга, что рады знакомству: лорд — довольно холодно, со своей обычной бесстрастностью, старый испанец — сгорая от любопытства.
— А где же донна Росальба? — поинтересовался нетерпеливый влюбленный.
Вероятно, заметила гостей и решила немного принарядиться, — пояснил дон Рамирес.
Ожидание длилось добрых четверть часа. Все это время дон Лотарио был как на иголках, а лорд с хозяином гасиенды беседовали о том, как живется в Мексике.
Наконец появилась та, которую столь страстно ожидали. Лорд встретил ее поклоном, слишком низким, чтобы считать его искренним, дон Лотарио поцеловал у нее руку. Лорду же оказалось вполне достаточно того, что он увидел.
Донне Росальбе было никак не меньше тридцати лет. Небольшого роста, стройная, как почти все испанки, она когда-то была, вероятно, очень недурна, но время расцвета ее красоты миновало. И лишь глаза ее — темные, страстные — все еще были прекрасны. Однако взгляд был колючий, пронизывающий.
«Бедный Лотарио! — подумал лорд. — Перед Росальбой ты словно голубь перед змеей!»
Молодой испанец был воплощением нежности. Лишь иногда его глаза с немым вопросом робко искали взгляд лорда, который сразу же завязал с донной Росальбой оживленную беседу по-испански.
Разговор вертелся вокруг повседневных дел. Испанка не сводила глаз с гостя. Вскоре она ловко перевела беседу на ту тему, которая ее особенно интересовала, — о самом лорде.
— Мы с вами соседи, — сказала донна Росальба, — вы живете к нам ближе всех, по крайней мере из европейцев. Мы наслышаны о вас: Лотарио рассказывал нам удивительные вещи о вашем богатстве и вашем уме.
— Он преувеличил — молодости это свойственно, — уклончиво заметил лорд.
— О нет, нет! — возразила донна Росальба. — А можно хоть одним глазком взглянуть на все эти диковины?
— Когда вам будет угодно, — ответил лорд. — Но должен вас предупредить: то, что вы увидите, — это только фрагменты не завершенной пока работы.
— И вы не женаты, милорд?
В самом ее вопросе, в том взгляде, какой она бросила на лорда, было нечто такое, что привлекло его внимание и побудило сделать жест, истолкованный ею как отрицательный ответ.
— И не намерены жениться? — продолжала донна Росальба.
— Лишь при условии, что буду счастлив так же, как дон Лотарио, — ответил лорд.
Испанка непроизвольно перевела взгляд с лорда на дона Лотарио, а потом опять на лорда. Конечно, молодой испанец был очень привлекателен в расцвете своих сил и красоты, но и лорд, пожалуй, мог поспорить с ним в этом. Кого интересует не только внешность, тому, безусловно, не могли не импонировать его уверенный взгляд, его выразительное бледное лицо. Во всем его облике было нечто притягательное. Он превосходил всех, хотя был немного выше среднего роста. Казалось, он рожден властвовать, подчинять своей воле, покорять.
— В таком случае я желаю счастья нашим дамам! — с сожалением вздохнула донна Росальба. — Среди них найдется немало таких, которые во многом превосходят меня.
— Сомневаюсь, — возразил лорд, не заметив, видимо, что донна Росальба, прежде чем опустить глаза, наградила его красноречивым взглядом, говорившим больше, нежели тысяча слов.
— Если милорд извинит меня и ненадолго составит компанию моей дочери, я хотел бы сказать несколько слов с глазу на глаз будущему зятю, — обратился к лорду дон Ра-мирес. — Согласитесь, милорд, накануне свадьбы необходимо уточнить некоторые детали.
— Разумеется, — улыбнулся лорд, — и если дон Лотарио не станет ревновать…
— Помилуйте, милорд, к вам? — воскликнул молодой испанец, в восторге от этой шутки. — Разве я не говорил, что считаю вас лучшим своим другом?!
И в восхищении от лорда, которого никогда не видел столь любезным, он вместе с доном Рамиресом вышел из гостиной.
— Лотарио немного опрометчив, — заметила донна Росальба, получившая теперь возможность сосредоточить весь огонь своих глаз на лорде.
— Меня радует его преданность. Итак, скоро вы станете его женой? Желаю вам счастья — дон Лотарио превосходный человек.
— Несомненно, я люблю его всем сердцем, — сказала донна Росальба. — Мы ведь ровесники, росли вместе. У него такая чистая, невинная душа. Настоящее золото! Я счастлива! Но даже не будь он таким, каков он есть, — что остается нам, бедным детям пустыни, милорд? Выбор наш невелик. Нас выдают замуж за соседа, за родственника — это решают родители. Не так уж много достойных иностранцев приезжает в Калифорнию, чтобы затруднить нам выбор и дать возможность сравнивать. Одно только смущает меня в Лотарио.
— В самом деле? — спросил лорд. Умение владеть собой позволило ему без особого труда скрыть отвращение, которое он испытывал к этим прозрачным намекам. — Я считаю дона Лотарио образцом во всех отношениях, — заметил он.
— Так оно и есть, — согласилась донна Росальба. — Но я боюсь, милорд, он слишком молод для меня. Вас это удивляет? Вы улыбаетесь? Нет, я не шучу, я всегда отдавала предпочтение более зрелым мужчинам. Они знают жизнь, лишь они умеют по достоинству оценить женщину, поскольку имели возможность сравнивать.
— Это верно, — сказал лорд. — Но ведь и дон Лотарио станет старше.
— Однако я тоже не вечно буду так молода! — воскликнула донна Росальба. — Клянусь Богом, выходить замуж за столь молодого человека — бофшой риск! Постоянно будешь спрашивать себя: каким станет его характер? Останется ли он таким же, как сейчас? Мне по душе более зрелые мужчины, твердые, сложившиеся характеры!
— Вы правы, — признал лорд. — Ну что же, будете его ангелом-хранителем, не так ли?
— Если он согласится взять меня в этом качестве — с большим удовольствием! Впрочем, не говорите ему об этом.
— О, как можно! — воскликнул лорд, приложив руку к сердцу. — Тем более что я признаю вашу правоту. А дон Лотарио не настолько дружен со мной, чтобы я, когда речь идет о такой даме, как вы…
Он не закончил фразы, хотя бы потому, что дон Рамирес с доном Лотарио снова вошли в гостиную.
Визит обещал быть непродолжительным, поскольку это было лишь первое знакомство. После кофе гости начали прощаться с хозяевами, условившись о скорой встрече. Кому был предназначен долгий взгляд, которым донна Росальба провожала обоих всадников: лорду или будущему супругу?
На обратном пути дон Лотарио искоса бросал беспокойные взгляды на молчаливого лорда.
— Ну, что же вы медлите? — спросил тот с улыбкой. — Вам не терпится узнать мои впечатления о донне Росальбе?
— Не терпится, — признался, покраснев, дон Лотарио. — Но только без прикрас!
— Извольте, я считаю, что донну Росальбу можно назвать единственной в своем роде, — ответил лорд.
— В самом деле? — вскричал молодой испанец, не улавливая двоякого смысла этих слов. — Вы действительно так думаете, милорд?
— Какие тут могут быть шутки! Я поражен, я увидел больше, чем ожидал.
— Вы делаете меня счастливейшим из смертных, милорд!
— О, это, чего доброго, вызовет ревность донны Росальбы, — возразил лорд. — А теперь прощайте, сеньор!
— Как, вы уже намерены расстаться со мной! Не хотите вернуться ко мне на гасиенду?
— Нет, мой друг. Солнце уже садится, а дома меня еще ждут дела. Я поскачу прямо через поле, а затем пересеку горный хребет. До свидания. Когда вы появитесь снова?
— Как только смогу, милорд, как только вы позволите! — воскликнул дон Лотарио. — Тысяча благодарностей!
— Ну полно, полно! — ответил лорд. Слегка поклонившись испанцу, он пришпорил своего коня.
Лорд не поехал тем путем, что лежал через горы, а поскакал глубоким ущельем, буквально стиснутым скалами. Эту дорогу обнаружил один из его людей. Она оказалась надежнее, короче и удобнее и пролегала по руслу пересыхающей летом горной реки.
Лорд ехал не менее двух часов, затем, недалеко от долины, которая была теперь его собственностью, придержал коня и издал продолжительный резкий свист. Он дважды повторил его, оглядываясь по сторонам, и лишь теперь увидел медно-красную физиономию индейца, внезапно вынырнувшую невдалеке.
— Подойди сюда, чего ты медлишь! — крикнул лорд по-испански; большинство индейских племен Калифорнии понимало этот язык и могло на нем, хоть и не без труда, объясниться.
Индеец медленно приближался, словно под воздействием магического взгляда гремучей змеи. Казалось, он делает это против своей воли, не имея сил противиться.
— Где предводитель красных людей? — спросил лорд. — Он далеко отсюда?
— Он там, в хижине одного из своих воинов, совсем близко, — ответил индеец.
— Быстро отправляйся к нему и передай, что с ним хочет говорить белый человек с горы Желаний! — приказал лорд.
Индеец мгновенно исчез, словно радуясь возможности скрыться с глаз лорда.
Тот невозмутимо сидел в седле. Вскоре из-за скалы показался другой индеец, выделявшийся среди своих братьев по крови более высоким ростом и крепким сложением.
— Подойди ближе, Летящая Стрела! — подозвал его лорд, и тот с глубоким поклоном приблизился. — Я спас твою любимую жену от пантеры, едва не разорвавшей ее. Потом, когда ваше племя страдало от голода, я прислал вам еды. Ты обещал, что я всегда могу рассчитывать на тебя и твоих воинов. Ты сдержишь свое слово?
— Приказывайте, сеньор! Что мы должны сделать? — напрямик спросил вождь.
— Завтра в полночь, когда звезда, что восходит там, будет у меня над головой, ты соберешь своих братьев, сколько сможешь найти. Затем вы отправитесь на юг, на гасиенду дона Лотарио — ты ее знаешь.
Вождь молча сделал утвердительный знак и весь обратился в слух.
— Ты нападешь на гасиенду так неожиданно, — продолжал лорд, — чтобы никто не успел оказать сопротивление. Если оно все-таки будет, вы и пальцем никого не тронете. Слышишь? За каждого бледнолицего, кто погибнет, я уничтожу сотню красных людей. Но горе тебе, если дон Лотарио будет убит или хотя бы ранен! На нем не должно быть ни царапины. Иначе я сотру с лица земли весь ваш род. Позаботься только о том, чтобы он был связан. Что до всего остального — делайте что хотите! Можете разграбить гасиенду, унести с собой деньги, запасы зерна, угнать скот. Опустошите пашни, заберите всю утварь, сожгите дом. Пусть на следующее утро на месте гасиенды будут только кучи мусора и пепла! Ты меня понял?
— Да, сеньор, — ответил индеец, в глазах которого вспыхнула зловещая радость.
— Но ты будешь молчать, молчать как мертвец, — с угрозой произнес лорд. — Если разболтаешь об этом — берегись!
— Красные люди никогда не говорят с бледнолицыми, — заметил вождь. — Но бледнолицые узнают, что мы сделали, станут нас преследовать и убивать.
— Они не сделают этого. Как только вы исполните все, что я приказал, вы отправитесь на север, в страну бледнолицых, которая простирается от одного моря до другого, и останетесь там до тех пор, пока обо всем случившемся здесь не забудут. Денег и припасов вам хватит на несколько лет.
— Хорошо, — пробормотал индеец. — Сеньор будет доволен нами.
Лорд дал шпоры своему коню.
— Сегодня вторник, — прошептал он, приближаясь к воротам своей крепости. — В пятницу дон Лотарио будет у меня.
Так и случилось. В пятницу, около полудня, вверх по дороге, которая вела к вершине горы Желаний, во весь опор мчался всадник. Его лошадь — не Сокол, а другая — была в пене, сам всадник — без шляпы. Мертвенная бледность покрывала его лицо, а прекрасные темные волосы трепетали на ветру. Он без устали погонял свою вконец измученную лошадь, пользуясь за отсутствием шпор собственной ладонью.
Как догадался читатель, это был дон Лотарио. Ворота форта распахнулись в ответ на его истошный вопль, и уже через минуту он, усталый до изнеможения и дрожащий, опустился в кресло, поспешно придвинутое лордом.
— Это ужасно, милорд! — воскликнул он срывающимся голосом. — Ужасно! Я нищий, я пропал!
— Что это значит, дон Лотарио? — невозмутимо спросил лорд, пристально вглядываясь в лицо испанца. — Что случилось? Вы нищий — трудно поверить…
— Я должен отомстить, милорд, отомстить этим краснокожим, этим негодяям, этим собакам! И дону Рамиресу и донне Росальбе! Проклятье на их головы! Нет, я не выдержу, я сойду с ума! Будь они все прокляты!
— Но как все это понимать, дон Лотарио? Расскажите толком! — Лорд положил руку на плечо молодого человека.
Казалось, это прикосновение несколько успокоило дона Лотарио. Дыхание его стало ровнее, он вытер пот со лба и попытался собраться с мыслями.
— Так слушайте, милорд! — сказал он наконец. — Позавчера ночью, когда я сладко спал (мне снилось, что я у донны Росальбы), меня вдруг разбудило зарево пожара и страшный шум. Целая толпа краснокожих дьяволов ворвалась в мою спальню, в одно мгновение меня схватили, связали и куда-то потащили. Я вопил как сумасшедший, звал на помощь, просил своих людей отомстить за меня. Все было напрасно. Меня продолжали куда-то тащить, потом бросили наземь и оставили лежать. О, милорд, вы не можете себе представить, что творилось у меня в душе! Прямо перед собой я видел нашу гасиенду, видел родовое гнездо, где надеялся быть счастливым: из окон вырывались языки пламени, повсюду бесчинствовали краснокожие, все разрушали, грабили, громили, растаскивали — а я беспомощно лежал на земле, не в силах шевельнуться. Крики ярости, вырывавшиеся из моей груди, тонули в грохоте рушившихся стен, в треске пламени, в ликующих возгласах грабителей! Все, все разорили эти негодяи, милорд! Они собирались не просто ограбить меня, нет — они хотели уничтожить мою собственность, сделать меня нищим! Они не оставили камня на камне, не пощадили даже плуги, мотыги, лопаты — что не унесли, то бросили в огонь; скот, который не смогли увести с собой, прирезали; запасы, какие были не в состоянии унести, побросали в реку или предали огню. Невозможно представить себе это зрелище! И все это я вынужден был видеть, лежа со связанными ногами, а когда наступил рассвет, моя прекрасная гасиенда лежала в развалинах, я был нищим, жалким, несчастным, у меня не осталось ничего, кроме собственной жизни и этих лохмотьев!
— Ужасно! — сочувственно заметил лорд. — А ваши люди погибли, не так ли?
— Нет, никто не пострадал — это совершенно непостижимо! — воскликнул дон Лотарио. — Похоже, негодяи стремились только разорить меня. О, зачем они сохранили мне жизнь, я охотно отдал бы ее, только бы не видеть этого позора. Нет, никто не был даже ранен, если не считать одного парня, который попытался защищаться. Это настоящий разбой! Мои люди разыскали меня и освободили от пут. К тому времени индейцы уже успели скрыться. Да мы бы и не смогли преследовать их: они захватили с собой всех моих лошадей, всех волов. Я был на грани безумия. Только мысль о донне Росальбе еще поддерживала меня, только о ней я еще думал… о-о-р! — Он схватился руками за сердце и застонал от обиды. — Дон Рамирес уже знал о моем несчастье — должно быть, видел зарево, — продолжал дон Лотарио. — Я бросился к нему на грудь, я все рассказал ему, я плакал, как ребенок, потому что думал о Росальбе, о том, что мечта о нашем счастье рушится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68