Нет, сударь, во Франции этому не бывать, мы хотим знать, на что тратит свои деньги состоятельный человек.
— Я трачу их на благо человечества, сир. И как бы мне ни было жаль, если подобный ответ не удовлетворит Ваше Величество, другого я дать не могу. Да и что за причина заставляет правительство Франции вторгаться в частную жизнь простого человека?
— Это еще вопрос, действительно ли вы — частное лицо! — с явным раздражением вскричал король. — Утверждают, что вы — авантюрист, политический агент, Бог знает кто!
— Домыслы и предположения людей по поводу моей жизни уже давно стали мне безразличны и останутся таковыми впредь. Теперь я понимаю, что Ваше Величество введены в заблуждение относительно важности моей персоны. Не моя вина, что я не являюсь важной фигурой и не владею искусством делать золото, обманув тем самым ожидания Вашего Величества.
— Послушайте, друг мой, вы, кажется, решили прочесть мне нотацию? — с горечью сказал король. — Вы забываете, что находитесь в обществе, в котором еще никогда не бывали. Вы забываете, что богатство как таковое, сколь бы велико оно ни было, еще не гарантирует доступа в этот дворец.
— Я отнюдь не стремился попасть сюда, — ответил Монте-Кристо, и лицо его осталось таким же непроницаемым, холодным и спокойным, как и при входе в кабинет короля.
— Вы хотите сказать, что пребывание здесь оставляет вас равнодушным? — вскричал король почти с яростью. — Может быть, вы хотите подчеркнуть, что оказанная честь вам безразлична?
— О нет, сир, я ценю честь, которую вы мне оказали! — ответил граф. — Я только сожалею, что обязан этой честью всего лишь любознательности Вашего Величества!
— О, да вы, кажется, якобинец, сударь?
— Одному Богу известно, кто я! — спокойно и почти торжественно произнес Монте-Кристо.
Мгновение король медлил, потом позвонил. В кабинет вошел Тьер.
— Не знаю, как поступить с этим человеком, — обратился к министру король. — Отвечать он отказывается, похоже, он даже вознамерился перечить мне. Что будем делать?
— Я мог бы наперед сказать об этом Вашему Величеству, — ответил Тьер. — Что будем с ним делать? Думаю, его надо выслать туда, откуда он прибыл.
— Выслать из пределов Франции, ничего не узнав? — спросил Луи Филипп.
Говоря эти слова, он немного запнулся, и по лицу Монте-Кристо пробежала улыбка. Он догадывался, чтб именно хотел сказать король: не узнав тайну изготовления золота!
— С таким же успехом мы можем прибегнуть к принудительным мерам! — предложил министр. — Не исключено, что этот граф приобрел свои богатства незаконным путем. Возможно, он обнаружил пропавшую армейскую казну или нашел клад, половина которого принадлежит государству.
— Верно, — согласился король. — Я уже думал об этом. Значит, половина его состояния! А что известно нашей полиции а размерах всего состояния?
— Точно установить не удалось. Приблизительно пятьдесят миллионов франков.
— Что же, неплохая сумма! Однако прежде нам необходимо выяснить правду, всю правду! Государство не имеет права обогащаться так, как это может позволить себе частное лицо.
— Итак, Вашему Величеству угодно, чтобы было начато следствие по делу так называемого графа Монте-Кристо? — спросил министр.
— Ну да, пожалуй, если он продолжает упорствовать! Видите, Монте-Кристо, мы не позволим водить себя за нос! Так что будьте благоразумны!
— Ваше Величество! — вскричал Монте-Кристо. — Я не ваш подданный, я не ваш враг, я не обвиняемый! Я требую, чтобы мне предоставили свободу! Пусть полиция следит за каждым моим шагом. Через три дня я уеду из Парижа, а не позже чем через неделю вообще покину пределы Франции. Но три дня я должен пробыть здесь!
Король повернулся к нему спиной и вышел из кабинета.
Спустя четверть часа граф, сопровождаемый полицейским чиновником довольно высокого ранга, уже находился в своей карете, на козлах которой рядом с кучером вновь восседал Али. Монте-Кристо успел обменяться с Али какими-то знаками и сказать ему несколько слов по-арабски. Затем карета тронулась.
Вдруг граф распахнул дверцу и, прежде чем полицейский чин успел его задержать, исчез. Чиновник велел кучеру остановиться, но тот продолжал погонять лошадей, не жалея кнута. Когда карета наконец остановилась и полицейский выбрался из нее, он обнаружил, что Али тоже исчез. Чемодан графа загадочным образом пропал еще раньше, когда карета стояла перед дворцом Тюильри, и полицейский чин даже не мог сорвать досаду на кучере, потому что перед тем, как соскочить с козел, Али знаками приказал ехать как можно быстрее.
На этот раз граф был свободен.
XIV. ТРИУМВИРАТ
В уже знакомой нам комнате дома на улице Меле, где мы недавно видели Валентину Моррель в кругу родных ее мужа, в тот день находился лишь Эмманюель Эрбо. Он был бледен, выглядел растерянным и от волнения не находил себе места, расхаживая по комнате.
Болезнь жены, которая последовала за родами и усугубилась случайно до нее дошедшим известием о смерти Морреля, невозможность из-за этого самому покинуть Париж, отсутствие вестей от Валентины и ее покровителя — эти обстоятельства способны были повергнуть в уныние и печаль любое сердце.
Вошедший слуга передал Эмманюелю письмо. Господин Эрбо распечатал его и, пораженный написанным, перечитал еще несколько раз.
«Наш друг уже в Париже, — говорилось в письме. — Это тот самый человек, которому Ваше семейство издавна считает себя многим обязанным. Неблагоприятные обстоятельства не позволяют ему прийти к Вам открыто, как во время первого приезда в Париж. Поэтому по истечении часа с той минуты, как получите это письмо, откройте в своем саду калитку и впустите того, кто произнесет слова „Томсон и Френч“».
— «Томсон и Френч»! Да, да, это он! — не помня себя от радости, вскричал Эмманюель. — Именно так назывался банкирский дом, вексель которого выкупил граф Монте-Кристо, спасая моего тестя! Это граф, и никто другой! Слава Богу! Теперь снова есть надежда!
Он поспешил было к дверям, но, подумав, остановился.
— Нет, нет, эта весть только взволнует Жюли, и ничего больше! Значит, через час!
Ближайшие четверть часа, которые он провел у постели больной жены, казались ему бесконечными. За десять минут до назначенного срока он уже был у калитки сада, выходившего на тихую улицу. Точно в указанное время в калитку постучали и кто-то произнес долгожданные слова «Томсон и френч». Эмманюель моментально распахнул калитку и немного опешил от неожиданности: перед ним стоял вовсе не граф Монте-Кристо. Это оказался сгорбленный, седой старик, одетый очень скромно, почти бедно.
— Добрый день, господин Эрбо, — сказал он, войдя в сад и сразу же закрывая за собой калитку. — Надеюсь, мы здесь одни и нас никто не слышит?
— Никто! — поспешно ответил Эмманюель, не сводивший глаз с незнакомца. — А вы, сударь… что привело вас ко мне?
— Как, вы не узнали меня в этом обличье? — смеясь, воскликнул неизвестный. — Неужели я так изменился?! Что ж, тем лучше! Так вот, я — Эдмон Дантес, собственной персоной!
— Да, да, теперь я и сам вижу! — обрадованно промолвил Эмманюель и, схватив руку графа, горячо пожал ее. — Слава Богу, что вы приехали! Ах, господин граф, вы появились в такое тяжелое время! Моррель мертв, Валентина далеко, моя жена больна!
— Именно поэтому я здесь! — сказал граф Монте-Кристо. — А теперь пойдемте в эту милую беседку, где нас никто не увидит и не услышит. Мне хотелось бы разузнать у вас обо всем, что произошло.
Они отправились в беседку, где завязался долгий разговор, из которого Монте-Кристо узнал только то, о чем ему было уже известно со слов аббата и герцога. Единственным источником сведений, которым располагал Эмманюель, было письмо Валентины. Обращение к властям не дало никакого определенного результата, хотя его еще раз заверили, что Моррель не был казнен, ему удалось бежать. Вероятно, болезнь жены помешала Эмманюелю Эрбо продолжить поиски истины. Иначе бы он, конечно, узнал, что капитана Морреля судили вместо настоящего преступника, а затем отправили в психиатрическую лечебницу.
— Утешьтесь, друг мой, — успокоил граф, невозмутимо выслушав невеселое повествование Эмманюеля. — Макс жив, правда, находится в тюрьме. Прошу вас только об одном: заботы о его освобождении предоставьте мне. Вторая моя задача — выяснить судьбу Валентины и соединить ее с мужем. Обо всем этом никому ни слова. Никто не должен знать, что я еще во Франции, больше того — в Париже. Оставайтесь с женой и приложите все усилия, чтобы она поправилась. А теперь прощайте, мне дорога каждая минута.
— О, господин граф, вы снова наш спаситель! Да вознаградит вас Бог! — вскричал Эмманюель со слезами благодарности. — Так вы не вернетесь вместе с Максом? Вы покидаете Париж и не оставляете мне надежды вновь увидеть вас?
— Все это еще неясно мне самому, мой друг! — ответил Монте-Кристо. — Передайте Жюли, что Макс жив. Это подействует на нее лучше любого лекарства!
С этими словами граф удалился, провожаемый радостно возбужденным Эмманюелем. Однако прежде, чем он достиг калитки, из дома поспешно вышел старик слуга, издали размахивая зажатым в руке письмом. Монте-Кристо немедленно спрятался за установленной в саду статуей, опасаясь, что слуга заметит его.
— Письмо! Письмо из Берлина! — кричал старик. Издав радостный вопль, Эмманюель бросился навстречу слуге, взял у него конверт и, мельком взглянув на адрес, заторопился к графу.
— Идите сюда! — позвал он. — Письмо из Берлина, возможно, от Валентины! Во всяком случае, оно нам скажет что-то новое. Идите сюда, прочтем его вместе!
Снова очутившись в уже знакомой нам беседке, Эмманюель распечатал конверт.
— Письмо адресовано мне и написано явно мужской рукой! — воскликнул он. — А подпись — дон Лотарио де Толедо! Такого имени я не знаю!
— Зато я знаю! — сказал граф. — Ну, читайте! Я сгораю от нетерпения!
— «Сударь!
Эти строки написаны по поручению дамы, которая Вам дорога, — по просьбе госпожи Моррель. Познакомившись со мной у графа Аренберга, она попросила меня узнать, получали ли Вы пис ма из Берлина, написанные ею, или же к Вам поступали письма некоего де Ратура, утверждающего, что он — друг капитана Морреля. Мне кажется, у госпожи Моррель возникло подозрение, что этот Ратур неискренен с нею. Она не может поверить в смерть своего мужа. Бели бы у Вас появилась возможность приехать в Берлин, это было бы самое лучшее, чтобы внести некоторую ясность и положить конец отношениям, сложившимся между госпожой Моррель и этим человеком, которого я считаю двуличным. Во всяком случае, госпожа Моррель ждет, что Вы сообщите мне, известны ли Вам какие-либо подробности о судьбе ее мужа, ибо она желает, чтобы переписка между нею и Вами шла через меня. Дело в том, что госпожа Моррель не доверяет де Ратуру, который, откровенно говоря, держит ее буквально под домашним арестом. Поэтому прилагаю свой адрес и хочу заверить Вас, что не премину выполнить Ваши поручения на этот счет, если Вам будет угодно мне их дать, чтобы оказать услугу даме, несчастная судьба которой вызывает во мне величайшее сочувствие.
Лотарио де Толедо ».
Кто же такой этот дон Лотарио? — воскликнул Эмманюель, закончив чтение.
— Дон Лотарио — мой протеже, человек чести. Я считаю большой удачей, что Валентина выбрала именно его. Теперь мне будет спокойнее за нее. Что касается личности господина де Ратура, скоро я это выясню. Никаких оснований для волнений, дорогой Эмманюель, у вас нет!
На этот раз Монте-Кристо без помех добрался до садовой калитки и на прощание пожал руку Эмманюелю.
В некотором отдалении графа ожидал фиакр. Монте-Кристо велел кучеру ехать на улицу Гран-Шантье.
Как помнит читатель, там жил аббат Лагиде, и граф торопился именно к нему. Али уже успел известить аббата о часе приезда графа. Аббат воспользовался оставшимся временем, чтобы уведомить герцога***, и теперь оба с нетерпением ожидали появления человека, дружбу которого ценили превыше всего на свете.
Встреча получилась сердечной, лишенной даже намека на какие бы то ни было церемонии. Все трое искренне радовались возможности увидеться, как радуются друзья юности, не встречавшиеся много лет. Они долго трясли друг другу руки, не скрывая своих чувств. Как обычно бывает в подобных случаях, разговор зашел вначале о всякого рода пустяках.
Граф первым завел речь о более серьезных делах.
— Дорогой аббат, — поинтересовался он, — письма для меня уже пришли?
Аббат принес целую пачку корреспонденции. Большая часть писем была из разных городов и касалась религиозных устремлений графа. Сначала Монте-Кристо прочитал только подписи, а затем отложил весь пакет для себя. Лишь одно послание он прочел от первой до последней строчки — письмо из Нового Орлеана от мистера Натана.
Банкир сообщал — спустя два дня после отъезда графа, — что состояние Вольфрама ничуть не изменилось и врач, который, впрочем, проявляет всяческую заботу о раненом, пока ничего не обещает. Амелии же Натан сказал, что Вольфрам в отъезде, а поскольку ее хозяйка ведет жизнь весьма уединенную, он надеется, правды она не узнает. В городе стали теперь питать к Вольфраму некоторую симпатию, и, если он поправится, о нем, несомненно, позаботятся, так что непосредственная помощь со стороны графа или его — Натана — ему вряд ли потребуется. Граф прочел это письмо друзьям.
— Сознаюсь, — добавил он, опустив глаза, — что смерть этого человека сделала бы меня несчастным на всю жизнь, она тяжким бременем легла бы на мою совесть. Бог избавил меня от подобного испытания. Он прочитал в моей душе, он знает, что я желаю Вольфраму добра.
— Но в то же время, — заметил герцог, — в то же самое время, дорогой граф, Бог предостерег вас. Ему угодно было напомнить вам, чтобы вы не заходили слишком далеко.
— Я чувствую это! — сказал граф Монте-Кристо. — Еще одно, более очевидное предостережение — это судьба Морреля. Поэтому я и спешил сюда, спешил помочь, если удастся. Надеюсь, так оно и будет. Только скажите мне, что вы узнали о Морреле?
И теперь от герцога, которому удалось выяснить обстоятельства этого странного дела, Монте-Кристо со всеми подробностями узнал о том, что Морреля приняли за Рабласи, обвинили и осудили, узнал о помешательстве капитана.
— Но почему же Морреля спутали с тем убийцей? — недоумевал граф. — Ведь вы были у него той ночью, герцог. Вы говорите, на нем был обыкновенной черный костюм, а между тем решающую роль на суде сыграло то обстоятельство, что Макса нашли одетым в куртку негодяя Рабласи.
Герцог — а он-то и был тем таинственным незнакомцем — еще раз подробно поведал об обстоятельствах злополучной ночи, и все трое, взвесив и обсудив известные им факты, пришли наконец к заключению, что узник, покинувший горящую тюрьму вместе с Моррелем, герцогом и королевским прокурором, и был тем самым Рабласи. Они предположили также, что преступник воспользовался бумагами, обнаруженными в карманах Макса, чтобы обмануть Валентину и выманить ее из Франции.
— Теперь мне ясно, что господин де Ратур, о котором дон Лотарио написал Эмманюелю Эрбо, не кто иной, как убийца Рабласи. Вряд ли, однако, он познакомился с графом Аренбергом уже в Берлине. Вы не помните, Лагиде, здесь, в Париже, не встречали человека с таким именем?
— Позвольте! — воскликнул аббат. — Некий де Ратур был однажды представлен мне у графа Аренберга! Он слыл бонапартистом, тайно проживающим в Париже, и выдавал себя, если не ошибаюсь, за медика.
— Все совпадает! — сказал Монте-Кристо. — Хорошо! Из письма дона Лотарио следует, что этот негодяй пока не осмеливался всерьез докучать госпоже Моррель. В самое ближайшее время мы разузнаем все подробности этой истории, и, думаю, вырвать Валентину из лап мерзавца не составит особого труда. А мне предстоит поразмыслить о более важном деле. Особого внимания заслуживает сейчас сам Моррель. И, наконец, о доне Лотарио. Что вам о нем известно?
— Ничего, кроме того, что он влюблен в Терезу и из-за ее холодности к нему чувствует себя несчастным! — ответил Лагиде. — Могу вам повторить, граф, только то, о чем уже писал. Я бы не хотел, чтобы вы подвергали этого молодого человека слишком суровому испытанию! В этом нет необходимости!
— Мне нужно основательно все обдумать, — задумчиво ответил граф. — Я не намерен идти дальше, чем следует. Надеюсь, небо, которое до сих пор благоволило мне, будет покровительствовать и впредь и оградит от опасностей тех, кого бы мне хотелось сделать опорой нашего союза.
XV. ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА
В одной из живописнейших провинций к югу от Парижа вдалеке от дорог возвышался большой приветливый, хотя и сильно укрепленный, дом, окруженный обширным парком. Раньше это был замок, но по распоряжению властей он был расширен и превращен в психиатрическую лечебницу, в которой, впрочем, содержались только те, кто и так уже находился под строгим надзором государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Я трачу их на благо человечества, сир. И как бы мне ни было жаль, если подобный ответ не удовлетворит Ваше Величество, другого я дать не могу. Да и что за причина заставляет правительство Франции вторгаться в частную жизнь простого человека?
— Это еще вопрос, действительно ли вы — частное лицо! — с явным раздражением вскричал король. — Утверждают, что вы — авантюрист, политический агент, Бог знает кто!
— Домыслы и предположения людей по поводу моей жизни уже давно стали мне безразличны и останутся таковыми впредь. Теперь я понимаю, что Ваше Величество введены в заблуждение относительно важности моей персоны. Не моя вина, что я не являюсь важной фигурой и не владею искусством делать золото, обманув тем самым ожидания Вашего Величества.
— Послушайте, друг мой, вы, кажется, решили прочесть мне нотацию? — с горечью сказал король. — Вы забываете, что находитесь в обществе, в котором еще никогда не бывали. Вы забываете, что богатство как таковое, сколь бы велико оно ни было, еще не гарантирует доступа в этот дворец.
— Я отнюдь не стремился попасть сюда, — ответил Монте-Кристо, и лицо его осталось таким же непроницаемым, холодным и спокойным, как и при входе в кабинет короля.
— Вы хотите сказать, что пребывание здесь оставляет вас равнодушным? — вскричал король почти с яростью. — Может быть, вы хотите подчеркнуть, что оказанная честь вам безразлична?
— О нет, сир, я ценю честь, которую вы мне оказали! — ответил граф. — Я только сожалею, что обязан этой честью всего лишь любознательности Вашего Величества!
— О, да вы, кажется, якобинец, сударь?
— Одному Богу известно, кто я! — спокойно и почти торжественно произнес Монте-Кристо.
Мгновение король медлил, потом позвонил. В кабинет вошел Тьер.
— Не знаю, как поступить с этим человеком, — обратился к министру король. — Отвечать он отказывается, похоже, он даже вознамерился перечить мне. Что будем делать?
— Я мог бы наперед сказать об этом Вашему Величеству, — ответил Тьер. — Что будем с ним делать? Думаю, его надо выслать туда, откуда он прибыл.
— Выслать из пределов Франции, ничего не узнав? — спросил Луи Филипп.
Говоря эти слова, он немного запнулся, и по лицу Монте-Кристо пробежала улыбка. Он догадывался, чтб именно хотел сказать король: не узнав тайну изготовления золота!
— С таким же успехом мы можем прибегнуть к принудительным мерам! — предложил министр. — Не исключено, что этот граф приобрел свои богатства незаконным путем. Возможно, он обнаружил пропавшую армейскую казну или нашел клад, половина которого принадлежит государству.
— Верно, — согласился король. — Я уже думал об этом. Значит, половина его состояния! А что известно нашей полиции а размерах всего состояния?
— Точно установить не удалось. Приблизительно пятьдесят миллионов франков.
— Что же, неплохая сумма! Однако прежде нам необходимо выяснить правду, всю правду! Государство не имеет права обогащаться так, как это может позволить себе частное лицо.
— Итак, Вашему Величеству угодно, чтобы было начато следствие по делу так называемого графа Монте-Кристо? — спросил министр.
— Ну да, пожалуй, если он продолжает упорствовать! Видите, Монте-Кристо, мы не позволим водить себя за нос! Так что будьте благоразумны!
— Ваше Величество! — вскричал Монте-Кристо. — Я не ваш подданный, я не ваш враг, я не обвиняемый! Я требую, чтобы мне предоставили свободу! Пусть полиция следит за каждым моим шагом. Через три дня я уеду из Парижа, а не позже чем через неделю вообще покину пределы Франции. Но три дня я должен пробыть здесь!
Король повернулся к нему спиной и вышел из кабинета.
Спустя четверть часа граф, сопровождаемый полицейским чиновником довольно высокого ранга, уже находился в своей карете, на козлах которой рядом с кучером вновь восседал Али. Монте-Кристо успел обменяться с Али какими-то знаками и сказать ему несколько слов по-арабски. Затем карета тронулась.
Вдруг граф распахнул дверцу и, прежде чем полицейский чин успел его задержать, исчез. Чиновник велел кучеру остановиться, но тот продолжал погонять лошадей, не жалея кнута. Когда карета наконец остановилась и полицейский выбрался из нее, он обнаружил, что Али тоже исчез. Чемодан графа загадочным образом пропал еще раньше, когда карета стояла перед дворцом Тюильри, и полицейский чин даже не мог сорвать досаду на кучере, потому что перед тем, как соскочить с козел, Али знаками приказал ехать как можно быстрее.
На этот раз граф был свободен.
XIV. ТРИУМВИРАТ
В уже знакомой нам комнате дома на улице Меле, где мы недавно видели Валентину Моррель в кругу родных ее мужа, в тот день находился лишь Эмманюель Эрбо. Он был бледен, выглядел растерянным и от волнения не находил себе места, расхаживая по комнате.
Болезнь жены, которая последовала за родами и усугубилась случайно до нее дошедшим известием о смерти Морреля, невозможность из-за этого самому покинуть Париж, отсутствие вестей от Валентины и ее покровителя — эти обстоятельства способны были повергнуть в уныние и печаль любое сердце.
Вошедший слуга передал Эмманюелю письмо. Господин Эрбо распечатал его и, пораженный написанным, перечитал еще несколько раз.
«Наш друг уже в Париже, — говорилось в письме. — Это тот самый человек, которому Ваше семейство издавна считает себя многим обязанным. Неблагоприятные обстоятельства не позволяют ему прийти к Вам открыто, как во время первого приезда в Париж. Поэтому по истечении часа с той минуты, как получите это письмо, откройте в своем саду калитку и впустите того, кто произнесет слова „Томсон и Френч“».
— «Томсон и Френч»! Да, да, это он! — не помня себя от радости, вскричал Эмманюель. — Именно так назывался банкирский дом, вексель которого выкупил граф Монте-Кристо, спасая моего тестя! Это граф, и никто другой! Слава Богу! Теперь снова есть надежда!
Он поспешил было к дверям, но, подумав, остановился.
— Нет, нет, эта весть только взволнует Жюли, и ничего больше! Значит, через час!
Ближайшие четверть часа, которые он провел у постели больной жены, казались ему бесконечными. За десять минут до назначенного срока он уже был у калитки сада, выходившего на тихую улицу. Точно в указанное время в калитку постучали и кто-то произнес долгожданные слова «Томсон и френч». Эмманюель моментально распахнул калитку и немного опешил от неожиданности: перед ним стоял вовсе не граф Монте-Кристо. Это оказался сгорбленный, седой старик, одетый очень скромно, почти бедно.
— Добрый день, господин Эрбо, — сказал он, войдя в сад и сразу же закрывая за собой калитку. — Надеюсь, мы здесь одни и нас никто не слышит?
— Никто! — поспешно ответил Эмманюель, не сводивший глаз с незнакомца. — А вы, сударь… что привело вас ко мне?
— Как, вы не узнали меня в этом обличье? — смеясь, воскликнул неизвестный. — Неужели я так изменился?! Что ж, тем лучше! Так вот, я — Эдмон Дантес, собственной персоной!
— Да, да, теперь я и сам вижу! — обрадованно промолвил Эмманюель и, схватив руку графа, горячо пожал ее. — Слава Богу, что вы приехали! Ах, господин граф, вы появились в такое тяжелое время! Моррель мертв, Валентина далеко, моя жена больна!
— Именно поэтому я здесь! — сказал граф Монте-Кристо. — А теперь пойдемте в эту милую беседку, где нас никто не увидит и не услышит. Мне хотелось бы разузнать у вас обо всем, что произошло.
Они отправились в беседку, где завязался долгий разговор, из которого Монте-Кристо узнал только то, о чем ему было уже известно со слов аббата и герцога. Единственным источником сведений, которым располагал Эмманюель, было письмо Валентины. Обращение к властям не дало никакого определенного результата, хотя его еще раз заверили, что Моррель не был казнен, ему удалось бежать. Вероятно, болезнь жены помешала Эмманюелю Эрбо продолжить поиски истины. Иначе бы он, конечно, узнал, что капитана Морреля судили вместо настоящего преступника, а затем отправили в психиатрическую лечебницу.
— Утешьтесь, друг мой, — успокоил граф, невозмутимо выслушав невеселое повествование Эмманюеля. — Макс жив, правда, находится в тюрьме. Прошу вас только об одном: заботы о его освобождении предоставьте мне. Вторая моя задача — выяснить судьбу Валентины и соединить ее с мужем. Обо всем этом никому ни слова. Никто не должен знать, что я еще во Франции, больше того — в Париже. Оставайтесь с женой и приложите все усилия, чтобы она поправилась. А теперь прощайте, мне дорога каждая минута.
— О, господин граф, вы снова наш спаситель! Да вознаградит вас Бог! — вскричал Эмманюель со слезами благодарности. — Так вы не вернетесь вместе с Максом? Вы покидаете Париж и не оставляете мне надежды вновь увидеть вас?
— Все это еще неясно мне самому, мой друг! — ответил Монте-Кристо. — Передайте Жюли, что Макс жив. Это подействует на нее лучше любого лекарства!
С этими словами граф удалился, провожаемый радостно возбужденным Эмманюелем. Однако прежде, чем он достиг калитки, из дома поспешно вышел старик слуга, издали размахивая зажатым в руке письмом. Монте-Кристо немедленно спрятался за установленной в саду статуей, опасаясь, что слуга заметит его.
— Письмо! Письмо из Берлина! — кричал старик. Издав радостный вопль, Эмманюель бросился навстречу слуге, взял у него конверт и, мельком взглянув на адрес, заторопился к графу.
— Идите сюда! — позвал он. — Письмо из Берлина, возможно, от Валентины! Во всяком случае, оно нам скажет что-то новое. Идите сюда, прочтем его вместе!
Снова очутившись в уже знакомой нам беседке, Эмманюель распечатал конверт.
— Письмо адресовано мне и написано явно мужской рукой! — воскликнул он. — А подпись — дон Лотарио де Толедо! Такого имени я не знаю!
— Зато я знаю! — сказал граф. — Ну, читайте! Я сгораю от нетерпения!
— «Сударь!
Эти строки написаны по поручению дамы, которая Вам дорога, — по просьбе госпожи Моррель. Познакомившись со мной у графа Аренберга, она попросила меня узнать, получали ли Вы пис ма из Берлина, написанные ею, или же к Вам поступали письма некоего де Ратура, утверждающего, что он — друг капитана Морреля. Мне кажется, у госпожи Моррель возникло подозрение, что этот Ратур неискренен с нею. Она не может поверить в смерть своего мужа. Бели бы у Вас появилась возможность приехать в Берлин, это было бы самое лучшее, чтобы внести некоторую ясность и положить конец отношениям, сложившимся между госпожой Моррель и этим человеком, которого я считаю двуличным. Во всяком случае, госпожа Моррель ждет, что Вы сообщите мне, известны ли Вам какие-либо подробности о судьбе ее мужа, ибо она желает, чтобы переписка между нею и Вами шла через меня. Дело в том, что госпожа Моррель не доверяет де Ратуру, который, откровенно говоря, держит ее буквально под домашним арестом. Поэтому прилагаю свой адрес и хочу заверить Вас, что не премину выполнить Ваши поручения на этот счет, если Вам будет угодно мне их дать, чтобы оказать услугу даме, несчастная судьба которой вызывает во мне величайшее сочувствие.
Лотарио де Толедо ».
Кто же такой этот дон Лотарио? — воскликнул Эмманюель, закончив чтение.
— Дон Лотарио — мой протеже, человек чести. Я считаю большой удачей, что Валентина выбрала именно его. Теперь мне будет спокойнее за нее. Что касается личности господина де Ратура, скоро я это выясню. Никаких оснований для волнений, дорогой Эмманюель, у вас нет!
На этот раз Монте-Кристо без помех добрался до садовой калитки и на прощание пожал руку Эмманюелю.
В некотором отдалении графа ожидал фиакр. Монте-Кристо велел кучеру ехать на улицу Гран-Шантье.
Как помнит читатель, там жил аббат Лагиде, и граф торопился именно к нему. Али уже успел известить аббата о часе приезда графа. Аббат воспользовался оставшимся временем, чтобы уведомить герцога***, и теперь оба с нетерпением ожидали появления человека, дружбу которого ценили превыше всего на свете.
Встреча получилась сердечной, лишенной даже намека на какие бы то ни было церемонии. Все трое искренне радовались возможности увидеться, как радуются друзья юности, не встречавшиеся много лет. Они долго трясли друг другу руки, не скрывая своих чувств. Как обычно бывает в подобных случаях, разговор зашел вначале о всякого рода пустяках.
Граф первым завел речь о более серьезных делах.
— Дорогой аббат, — поинтересовался он, — письма для меня уже пришли?
Аббат принес целую пачку корреспонденции. Большая часть писем была из разных городов и касалась религиозных устремлений графа. Сначала Монте-Кристо прочитал только подписи, а затем отложил весь пакет для себя. Лишь одно послание он прочел от первой до последней строчки — письмо из Нового Орлеана от мистера Натана.
Банкир сообщал — спустя два дня после отъезда графа, — что состояние Вольфрама ничуть не изменилось и врач, который, впрочем, проявляет всяческую заботу о раненом, пока ничего не обещает. Амелии же Натан сказал, что Вольфрам в отъезде, а поскольку ее хозяйка ведет жизнь весьма уединенную, он надеется, правды она не узнает. В городе стали теперь питать к Вольфраму некоторую симпатию, и, если он поправится, о нем, несомненно, позаботятся, так что непосредственная помощь со стороны графа или его — Натана — ему вряд ли потребуется. Граф прочел это письмо друзьям.
— Сознаюсь, — добавил он, опустив глаза, — что смерть этого человека сделала бы меня несчастным на всю жизнь, она тяжким бременем легла бы на мою совесть. Бог избавил меня от подобного испытания. Он прочитал в моей душе, он знает, что я желаю Вольфраму добра.
— Но в то же время, — заметил герцог, — в то же самое время, дорогой граф, Бог предостерег вас. Ему угодно было напомнить вам, чтобы вы не заходили слишком далеко.
— Я чувствую это! — сказал граф Монте-Кристо. — Еще одно, более очевидное предостережение — это судьба Морреля. Поэтому я и спешил сюда, спешил помочь, если удастся. Надеюсь, так оно и будет. Только скажите мне, что вы узнали о Морреле?
И теперь от герцога, которому удалось выяснить обстоятельства этого странного дела, Монте-Кристо со всеми подробностями узнал о том, что Морреля приняли за Рабласи, обвинили и осудили, узнал о помешательстве капитана.
— Но почему же Морреля спутали с тем убийцей? — недоумевал граф. — Ведь вы были у него той ночью, герцог. Вы говорите, на нем был обыкновенной черный костюм, а между тем решающую роль на суде сыграло то обстоятельство, что Макса нашли одетым в куртку негодяя Рабласи.
Герцог — а он-то и был тем таинственным незнакомцем — еще раз подробно поведал об обстоятельствах злополучной ночи, и все трое, взвесив и обсудив известные им факты, пришли наконец к заключению, что узник, покинувший горящую тюрьму вместе с Моррелем, герцогом и королевским прокурором, и был тем самым Рабласи. Они предположили также, что преступник воспользовался бумагами, обнаруженными в карманах Макса, чтобы обмануть Валентину и выманить ее из Франции.
— Теперь мне ясно, что господин де Ратур, о котором дон Лотарио написал Эмманюелю Эрбо, не кто иной, как убийца Рабласи. Вряд ли, однако, он познакомился с графом Аренбергом уже в Берлине. Вы не помните, Лагиде, здесь, в Париже, не встречали человека с таким именем?
— Позвольте! — воскликнул аббат. — Некий де Ратур был однажды представлен мне у графа Аренберга! Он слыл бонапартистом, тайно проживающим в Париже, и выдавал себя, если не ошибаюсь, за медика.
— Все совпадает! — сказал Монте-Кристо. — Хорошо! Из письма дона Лотарио следует, что этот негодяй пока не осмеливался всерьез докучать госпоже Моррель. В самое ближайшее время мы разузнаем все подробности этой истории, и, думаю, вырвать Валентину из лап мерзавца не составит особого труда. А мне предстоит поразмыслить о более важном деле. Особого внимания заслуживает сейчас сам Моррель. И, наконец, о доне Лотарио. Что вам о нем известно?
— Ничего, кроме того, что он влюблен в Терезу и из-за ее холодности к нему чувствует себя несчастным! — ответил Лагиде. — Могу вам повторить, граф, только то, о чем уже писал. Я бы не хотел, чтобы вы подвергали этого молодого человека слишком суровому испытанию! В этом нет необходимости!
— Мне нужно основательно все обдумать, — задумчиво ответил граф. — Я не намерен идти дальше, чем следует. Надеюсь, небо, которое до сих пор благоволило мне, будет покровительствовать и впредь и оградит от опасностей тех, кого бы мне хотелось сделать опорой нашего союза.
XV. ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА
В одной из живописнейших провинций к югу от Парижа вдалеке от дорог возвышался большой приветливый, хотя и сильно укрепленный, дом, окруженный обширным парком. Раньше это был замок, но по распоряжению властей он был расширен и превращен в психиатрическую лечебницу, в которой, впрочем, содержались только те, кто и так уже находился под строгим надзором государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68