— К чему? — удивился испанец. — Я полагал, что оно не имеет для вас никакого значения.
— Не совсем так. Вы оказали мне огромную услугу, поэтому я хотел бы знать ваше имя!
— Что ж, если вам это столь необходимо, извольте: меня зовут дон Лотарио де Толедо.
— Прекрасное имя, — ответил неизвестный и с серьезной миной извлек из кармана записную книжку, куда и занес нашего героя. — Я буду помнить о вас. Никогда нельзя знать, при каких обстоятельствах я смогу быть вам полезен. А чтобы и вы знали, кто я и кому вы сделали любезность, разрешите представиться: Этьен Рабласи — в некоторых районах франции это имя небезызвестно!
— Нисколько в этом не сомневаюсь! — сказал дон Лотарио, которому стала невыносима неслыханная наглость собеседника. — А теперь, любезнейший, я хотел бы продолжить прерванный вами сон. Кстати, с вашей стороны было неосторожно называть мне свое имя. Я могу заявить в полицию и указать ваши приметы…
— Вы этого не сделаете — вы слишком благородный человек, — ответил Рабласи, состроив гримасу, напоминавшую улыбку. — Прощайте, дон Лотарио! Вы всегда найдете во мне друга и благодарного должника!
— Черт бы побрал этого молодца! — сердито пробормотал дон Лотарио и добавил: — Прощайте! Никогда бы вас больше не видеть!
Беглец рассмеялся, отвесил поклон и, открыв дверь ключом, который все еще держал у себя, покинул комнату, а потом и квартиру. Дон Лотарио подошел к окну и увидел Этьена Рабласи, беззаботной, небрежной походкой пересекавшего площадь перед Люксембургским дворцом. Сапоги, пожалуй, и в самом деле были ему узки, ибо он ступал очень медленно и осторожно. Это придавало его походке какую-то неестественность и вызывало смех. Он оглянулся на окна квартиры и дружески помахал наблюдавшему за ним испанцу. Дон Лотарио отошел в глубину комнаты.
— Бог знает, какого негодяя избавил я от карающей руки полиции! — сказал он себе. — Хотя что мне оставалось? В конце концов, я был во власти этого человека. Хуже всего, что он не дал мне отдохнуть. У мадемуазель Терезы я буду выглядеть утомленным, как после бессонной ночи.
С этими словами он вернулся в свою спальню и бросился на постель. Каким бы странным ни казалось происшедшее с ним, оно было неспособно лишить его душевного равновесия. Спустя несколько минут дон Лотарио уже спал.
III. ВИЗИТ
Ровно в десять часов утра слуга разбудил дона Лотарио. На столе уже стоял горячий кофе. Рядом с чашкой лежали несколько утренних газет, среди них — небольшая газетка, выходившая лишь в девять часов и сообщавшая обо всех событиях минувшей ночи. Дон Лотарио пробежал ее довольно равнодушным взглядом, и его внимание привлекла заметка, помещенная в конце полосы. В ней говорилось следующее:
«Сильный пожар разрушил прошлой ночью флигель тюрьмы на Бьеврском канале. Подробности происшествия редакции пока неизвестны. Уверяют, однако, что никому из заключенных бежать не удалось, никто из них не погиб в огне и не получил увечий. Произошло несчастье иного рода. Тяжелое ранение получил королевский прокурор Фран-Карре, который находился во время пожара в здании тюрьмы, допрашивая одного из заключенных. Не имея иного пути к спасению, кроме брошенной пожарными веревки, он, однако, сорвался при спуске, почти достигнув земли. Кроме того, был убит надзиратель по имени Валлар — вероятно, в то время, когда он открывал камеры. Подозрение пало на небезызвестного Этьена Рабласи, который по счастливой случайности находится в руках правосудия, поскольку бежать ему не удалось.
— Как? Что это значит? — спрашивал себя дон Лотарио. — Рабласи — именно так назвался этот наглец, и если он — тот самый, он, безусловно, бежал. Зачем же другому человеку принимать имя убийцы?
Несколько минут испанец размышлял над этим странным обстоятельством. Тем временем вошел слуга, чтобы помочь ему одеться, и в предвкушении событий наступившего дня испанец забыл о странном ночном происшествии.
Вправе ли он воспользовался разрешением Терезы и нанести ей визит? Он сделал бы это не задумываясь, но что-то его удерживало. Жизнь в Париже не прошла для него даром. Он уже научился не доверять своему сердцу и проявлять больше осмотрительности, чем, видимо, требовалось. Кроме того, сейчас он более здраво относился к своему ночному приключению. Новое знакомство представляло для него несомненный интерес, однако многое из того, что считается интересным, имеет свои опасные стороны.
Впрочем, он вовремя вспомнил о том, что Тереза, по ее словам, знакома с аббатом Лагиде. Аббат был человеком в летах. Пусть в юности Лагиде тоже отдал дань светским глупостям, тем более что его взгляды были весьма терпимыми, теперь вряд ли можно предположить, что с этой молодой дамой его связывает нечто большее, нежели дружеская привязанность. По этой причине дон Лотарио намеревался предварительно разузнать о ней именно у аббата.
Как всегда, ровно в двенадцать у дверей дома остановился элегантный наемный экипаж. Молодой человек жил в достатке, но не был мотом. Он считал, что для пребывания в Европе ему должно хватить двадцати тысяч долларов. Он хотел доказать лорду Хоупу, что достоин такого покровителя.
Экипаж покатил по пустынным бульварам. Дон Лотарио не встретил ни одного знакомого. Он велел ехать в кафе «Тортони». Первым, кого он там увидел, оказался Лупер, углубившийся в газеты.
Лупер поднял глаза. Дон Лотарио пребывал в нерешительности, следует ли ему здороваться с бароном. Его природное добродушие одержало бы, пожалуй, верх и он возобновил бы знакомство с Лупером, если бы тот не сделал вид, что не знает испанца. Он вновь равнодушно уткнулся в свою газету, а дон Лотарио спросил завтрак, весьма раздосадованный встречей с этим человеком, которого отныне решил не замечать.
К молодому человеку подсел другой знакомый, и вскоре дон Лотарио забыл обо всем. Вдруг его внимание привлек новый посетитель, которого он, кажется, уже где-то встречал. Тот был изысканно, даже щеголевато одет, а серебристо-серые панталоны вошедшего убедили испанца, что он не ошибся. Он едва поверил своим глазам: в новом посетителе он узнал беглого арестанта Этьена Рабласи.
Тот еще не видел дона Лотарио, и наш герой успел скрыть свое изумление. Какая дерзость! Лотарио ни секунды не сомневался, что его ночной гость — вор, грабитель. Он находил естественным, что беглец сменил одежду. Но появляться здесь, где собирается весь цвет парижского общества, — это уже непростительно. Несколько минут испанец всерьез подумывал, не лучше ли послать за полицией и велеть задержать беглеца. Однако молодые люди обычно великодушны и сострадательны даже в тех случаях, когда подобные чувства неуместны. Дон Лотарио посчитал излишним вмешиваться не в свое дело. Тем не менее присутствие Этьена Рабласи стесняло его, и он едва осмеливался поднять глаза: как большинству честных людей, ему было свойственно стыдиться за других. Наконец он собрался с духом и огляделся.
Видимо, Рабласи давно его заметил, он приветствовал дона Лотарио, причем столь учтиво, что молодому человеку пришлось, пусть даже небрежно, ответить на его поклон. Еще меньше ему хотелось вступать с Рабласи в беседу, хотянельзя было поручиться, что наглец не осмелится заговорить с ним. Поэтому он быстро поднялся из-за столика, вышел из кафе и поехал к аббату Лагиде.
Именно сегодня аббата, обычно принимавшего дочетырех-пяти часов каждый день, не оказалось дома. Ждатьего возвращения дон Лотарио не захотел. Идти к Терезе сейчас или прежде разузнать о ней все, что можно? — вот что не давало покоя молодому испанцу. Он еще подумал и решил рискнуть.
Дом, в котором жила Тереза, трудно было не узнать — своими размерами он превосходил все соседние дома.
— Мадемуазель принимает? — спросил он портье, сонно выглянувшего из своей комнатки.
— Полагаю, что так, сударь. Извольте подняться на второй этаж.
Дон Лотарио направился вверх по ступеням. Дом был вполне фешенебельным, но лишенным вульгарной роскоши, свойственной жилищу всякой «подозрительной» дамы, и вто же время слишком скромным и чистым, чтобы подобная мысль вообще могла прийти в голову. Если Тереза и в самом деле была «падшей», она, во всяком случае, умела продавать наивысшие добродетели, которыми обладает женщина, за достойную цену: перила лестницы вырезаны из прекрасного дуба, ступени выстланы коврами. Дон Лотарио позвонил.
— Мадемаузель Тереза принимает? — обратился он к приветливой горничной.
— Позвольте узнать ваше имя, сударь.
— Дон Лотарио де Толедо.
— Прошу вас! Госпожа у себя в будуаре.
Молодой человек не имел плебейской привычки вступать в разговоры с прислугой. Но один вопрос так и вертелся у него сейчас на языке.
— Госпожа ждала меня, дитя мое?
— Этого я не знаю, — ответила горничная. — Однако сегодня утром госпожа называла мне ваше имя — этого достаточно.
«Отлично, — подумал Лотарио, — значит, меня ждали. Горничная называет хозяйку госпожой — впрочем, так во франции называют любую даму. Она в своем будуаре. Моя судьба должна решиться!»
Комната, куда он вошел, была отделана с утонченным вкусом. Вообще вся квартира не производила впечатления нанятой, где устраиваются на непродолжительное время. В каждой мелочи чувствовалось прикосновение искусной заботливой женской руки. Должно быть, хозяйка квартиры — настоящая дама. Это убеждение еще больше подогрело интерес молодого человека.
Он прошел еще одну комнату, но Терезу так и не встретил. Это несколько смутило его. Идти дальше ему, пожалуй, не следовало. Однако прислуги не было видно. Впрочем, горничная ведь предупредила его, что госпожа в будуаре. Вероятно, она готова принять его. Если он допустит нескромность, вся вина ляжет на горничную; к тому же все двери были открыты, и он, набравшись смелости, решил идти наугад.
Он миновал еще одну комнату — повсюду та же изысканная роскошь. На стенах — прекрасные картины, оригиналы или копии известных мастеров. Дон Лотарио решил, что Тереза, наверное, богата.
Следующая дверь, тоже полуоткрытая, вела, похоже, в будуар Молодой человек кашлянул, чтобы предупредить хозяйку дома о своем приходе, ибо ковры на полу скрадывали его легкие, неторопливые шаги. Сердце у него немного забилось — ведь он был еще молод, — и он переступил порог.
Тереза была одна. В легком изящном утреннем туалете она сидела у окна за небольшим столом. Но дон Лотарио испугался: лицо молодой женщины покрывала мертвенная бледность, глаза остекленели, зубы были судорожно стиснуты. Застывшее лицо напоминало маску. Она не замечала его. Дону Лотарио стало казаться, что перед ним бездыханное тело, а не живое существо.
— Боже мой! — воскликнул он. — Что с вами?! Вы нездоровы? Я позову горничную!
Ответа не последовало. Дон Лотарио уже не сомневался, что Тереза действительно больна. Ни о каком притворстве, даже преднамеренном, не могло быть и речи. Он отыскал звонок и принялся резко дергать за шнур, потом стал искать воду, нюхательную эссенцию.
— Госпоже плохо! У нее опять приступ! — воскликнула, вбежав в будуар, горничная. — Но сейчас он пройдет! Прошу вас, сударь, оставьте нас всего на несколько минут!
Испанец вышел из будуара. Это было странное, можно сказать, пугающее начало. Пока он, охваченный беспокойством, шагал из угла в угол в соседней комнате, появилась еще одна служанка. Может быть, ему вообще уйти? Но молодому человеку непременно хотелось знать, благополучно ли закончится приступ. Перед его мысленным взором все еще стояло бледное как смерть лицо Терезы, он отчетливо видел ее застывший взгляд, и к мимолетному интересу, который он вначале испытывал к ней, добавилось искреннее сочувствие. Часто ли у нее случаются такие приступы? Не с ними ли связано ее мрачное настроение? Ему было от всей души жаль Терезу. Он все больше сострадал ей. Подчас измученное бледное лицо в полумраке больничной палаты вызывает у нас больше симпатии, нежели горящие щеки и блестящие глаза в озаренном ярким светом бальном зале. Он решил остаться.
Прошло уже около десяти минут, а наш герой все не мог успокоиться.
— Вы еще здесь, дон Лотарио? — спросила, появившись в дверях, горничная. — Прекрасно! Госпожа желает говорить с вами.
— В самом деле? — воскликнул испанец. — Она уже вполне оправилась? Я остался лишь затем, чтобы убедиться, что опасность миновала. Передайте госпоже, что я не стану докучать ей, если она не чувствует себя достаточно здоровой.
— Приступ миновал, и госпожа настоятельно желает говорить с вами, — повторила горничная.
Когда дон Лотарио вошел в будуар, Тереза сидела на софе. Лицо ее было очень бледным и утомленным, со следами недавнего ужасного кризиса. Но взгляд ожил, хотя и не обрел еще достаточной бодрости.
— Простите, дон Лотарио, — сказала Тереза, и он заметил, что ей стоит большого труда скрывать охватившую ее слабость, — простите, что я встретила вас не лучшим образом! Правда, моей вины здесь нет! Время от времени я становлюсь жертвой подобных приступов, причиной тому мои слабые нервы. Садитесь! Вы легко нашли мою квартиру?
— Это не составило труда — я хорошо запомнил ваш дом, — ответил молодой человек. — Однако прошу вас, сударыня, без церемоний! Если вам нужно отдохнуть, я немедленно уйду. Позвольте только навестить вас в ближайшие дни, чтобы справиться о вашем здоровье.
— Нет-нет, останьтесь, если иных причин у вас нет! Как только приступ проходит, я снова чувствую себя вполне удовлетворительно. К сожалению, я сама виновата в своих страданиях. Некие воспоминания, которые я так часто намеренно воскрешаю в памяти, оказываются настолько сильными, что приводят меня в такое состояние. Я это знаю и стараюсь избегать таких воспоминаний. Но временами какая-то демоническая сила заставляет меня вновь и вновь перебирать свое прошлое до тех пор, пока мной не овладевает это ужасное оцепенение. Тогда мне кажется, что я стою на пороге смерти. Вы видели меня в самый драматический момент, — продолжала она со слабой улыбкой, — а кокетство, которое в той или иной степени свойственно всему женскому полу, побуждает меня показаться вам и в более привлекательном виде. Не правда ли, я выглядела отвратительно?
— Не говорите так! — воскликнул Лотарио. — Я просто потрясен! Как вы могли подумать, что при виде подобного зрелища человек, наделенный чувствами, способен ощутить что-то иное, кроме душевной боли и самого искреннего сострадания?
Взгляд ее сделался теперь спокойным и ясным, и лишь лицо по-прежнему выглядело утомленным. Казалось, Тереза поддерживает разговор только из учтивости. Дон Лотарио воспользовался случаем, чтобы дополнить наблюдения, сделанные прошедшей ночью. Он утвердился в том, что Терезу нельзя назвать блестящей красавицей, из тех, что так импонируют мужчинам. У нее было правильное лицо с тонкими чертами, которое несколько портила бледность. Украшали его прекрасные карие глаза, пышные блестящие волосы и тонко очерченные пунцовые губы, скрывавшие два ряда великолепных зубов. Она обладала красивой, по крайней мере привлекательной фигурой, напомнившей дону Лотарио самых грациозных девушек его родины. Никогда он не видел такой маленькой руки и миниатюрной ноги. Видимо, Терезе было чуть больше двадцати лет. Он не сомневался: стоит ей только захотеть, и в его сердце вспыхнет пламя страстной любви. Но сейчас, несмотря на мимолетную улыбку, ее лицо было холодным, сдержанным, почти строгим. Может быть, даже равнодушным. Лотарио с радостью признался бы ей, что она пробудила в нем необыкновенный интерес — как это и было в действительности, — ибо именно таких, как она, и называют интересными женщинами, но, глядя на выражение ее лица, не решался.
— Сударыня, — продолжал он, — мысли, которыми вы поделились со мной вчера, были столь мрачного и своеобразного свойства, что я счел своим долгом разыскать вас, чтобы избавить от пессимизма, вернуть вам счастье жизни, радость молодости!
— И вы действительно верите в успех? — насмешливо поинтересовалась Тереза.
— Надеюсь, мне удастся этого добиться, пусть не сразу — со временем.
— Если вы к этому стремитесь, значит, я вызвала у вае| интерес?
— Так оно и есть, — ответил Лотарио. — И разве не естественно, что мы сочувствуем тем, кто, подобно вам обладая молодостью и красотой, как бы создан для радостей; жизни, а не для печальных мыслей? Мне и теперь непонятно ваше настроение. Все, что я вижу, должно, кажется, доставлять вам радость. Вы молоды, красивы, независимы, богаты — насколько я могу судить по той роскоши, котора вас окружает. Нет, ваша печаль для меня решительно непостижима!
— Ну, и как же вы намерены взяться за мое исцеление? — спросила Тереза. — Мне не терпится узнать ваш метод.
— Я бы рекомендовал вам впредь не совершать ночньи прогулок, а гулять днем, когда сияет солнце. Вам следу также бывать в свете и блистать там умом и красотой, вызывая восхищение окружающих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68