Даже миссис Ректор, его защитница, сейчас выглядела расстроенной.
Грэм рванулся через всю комнату.
– Мне следовало бы сейчас же потребовать сатисфакции. Но дуэль запятнает репутацию Мэриан.
Даю вам полчаса на то, чтобы покинуть Уорфилд. – На лице у него яростно заиграли желваки. – И если вы еще хоть когда-нибудь здесь появитесь, клянусь Богом, я вас пристрелю без всякой дуэли. – Он обернулся к своим лакеям: – Проводите это животное в его комнату и подождите, пока он соберет вещи. Потом выпроводите его вместе со слугами из поместья. Если он попытается улизнуть или найти леди Мэриан, примите необходимые меры.
Грэм приехал с намерением изгнать его, понял Доминик. Потому и привез с собой двоих здоровенных лакеев. Неудивительно, что он не слушал никаких доводов. Решение принято заранее.
Доминик чувствовал, что теряет контроль над собой. Мэриан – взрослая женщина, а не какая-нибудь безмозглая кукла. Это ее дом. Он не сомневался: она бы хотела, чтобы он остался. Ее дядя не имеет никакого права изгонять его подобным образом.
И тем не менее по всем нормам морали его действия оправданны. Второй опекун за его спиной задумал то, против чего Грэм категорически возражает. Он прибыл в Уорфилд и убедился, что дамы-опекунши не справились со своими обязанностями. На его месте Доминик пришел бы в такую же ярость.
Он взглянул на обеих дам. Понял, что с этой стороны ему помощи не дождаться. Миссис Ректор горестно смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами. Миссис Маркс дергала за шнурок звонка, вызывая Моррисона.
Доминик постарался говорить спокойно, со всем достоинством, на какое только был способен в эту минуту.
– Я люблю Мэриан. Думаю, что и она меня любит. Очень надеюсь обсудить это более спокойно, после того как улягутся страсти и мы сможем поговорить как разумные люди.
Грэм ответил резким лающим смехом:
– Разве можно применять слово «разумный» по отношению к моей племяннице! Вы просто идиот! Я отправляю вас отсюда для вашего же блага. Она дважды набрасывалась на меня с ножом. Я знаю, она нападала и на других. Поэтому благодарите судьбу за то, что сможете спокойно спать по ночам, не боясь, что вам всадят нож под ребра.
Доминик вспомнил о том, как Мэриан напала на браконьера. Если бы у нее в руках в тот момент оказался нож, дело могло бы кончиться плохо. И все же то было не сумасшествие, а вполне объяснимый приступ ярости. Мэриан – не сумасшедшая !
Грэм подал знак своим лакеям. Те приблизились. Одинаково высокие и мощные, отметил Доминик. Вероятно, обходятся Грэму недешево. С двумя ему не справиться, даже если бы он решил им противостоять.
С застывшим лицом он поставил на стол свой давно забытый бокал хереса и пошел к дверям. На пороге остановился.
– Не забывайте, окончательное решение по поводу замужества остается за Мэриан, и ни за кем другим. Грэм с отвращением покачал головой:
– Ваши умственные способности не лучше, чем у нее. Доминик поднимался по лестнице в свою комнату. Мысли путались в голове. Хотя Грэм и не обладает формальным правом выгнать его из Уорфилда, как он, Доминик, может этому помешать? Даже если бы удалось ускользнуть от лакеев и найти Мэриан, он же не может предложить ей бежать с ним. Здесь ее дом, и корни ее так же глубоки, как у того дуба, что приютил под своими ветвями дом на дереве.
Остается лишь обратиться к лорду Эмуорту, чьи права не меньше, чем у Грэма. При поддержке Эмуорта ему, возможно, удастся вернуться… если Эмуорт еще жив и в состоянии сражаться с Грэмом за будущее Мэриан.
Она даже не успела попрощаться с ним… Мэриан спряталась в своей комнате, чтобы избежать неприятных впечатлений. Она всегда старалась не встречаться с дядей Грэмом. Хотя его военные дни давно миновали, он все еще держался с окружающими так, словно они все новобранцы, а он их командир.
Она услышала позвякивание упряжи. Наверное, это убирают экипаж Грэма. Она рассеянно взглянула в окно… и увидела Ренбурна. С мрачным выражением лица он выводил свой экипаж из конюшни.
Мэриан похолодела. Он уезжает! И не по своей воле. Она заметила, что по обеим сторонам от него идут два огромных человека, одетых в ливреи. В начале выездной дорожки Ренбурн придержал коней, обернулся, поднял глаза к окну. Лицо его словно окаменело. Мэриан начала яростно махать рукой, понимая, однако, что он не может ее видеть: яркие лучи заходящего солнца отражаются от стекла. Вся дрожа, она смотрела ему вслед. Он предупреждал, что общество не потерпит недозволенной связи между ними. Но она и представить себе не могла, что возмездие окажется таким скорым и безжалостным.
А ведь она может больше вообще никогда его не увидеть! Она отказалась выйти за него замуж, а теперь ее дядя выгоняет его из Уорфилда. Вряд ли он когда-нибудь вернется после этого двойного оскорбления.
Внезапно шок сменился яростью. Как смеет дядя выгонять ее любовника! Она хозяйка Уорфилда. Он не может обращаться с ней как с неразумным ребенком! Круто повернувшись, Мэриан выбежала из комнаты и помчалась вниз по лестнице. Она действительно повела себя как ребенок, убежав из гостиной, вместо того чтобы остаться и поддержать Ренбурна. Тогда они бы не посмели его прогнать.
Надо его догнать… Мунбим? Нет, это займет много времени. Пока добежишь до конюшни… Лучше пешком. Подъездная дорожка петляет. Она же может добежать до ворот по прямой и появится там одновременно с экипажем. Она вернет Ренбурна, и он прикажет ее слугам отправить дядю вместе с его лакеями из Уорфилда.
Она бегом ринулась к входной двери. Внезапно из гостиной появился дядя, оказавшись как раз перед ней. Его окружал нимб стального серого цвета.
– Как удачно, – заговорил он неестественно ласковым тоном. – Я как раз собирался искать тебя. Не волнуйся, Мэриан. Я о тебе позабочусь. Наконец-то ты сможешь получить врачебную помощь. – Губы его вытянулись в тонкую полоску. – Но даже если твое сумасшествие неизлечимо, я по крайней мере положу конец твоему распущенному поведению.
Она резко остановилась. Гнев сменился страхом. Она увидела выражение его глаз.
Он начал приближаться к ней. Она отступила назад. В висках застучало.
– Не надо убегать, дорогая. Я тебе ничего плохого не сделаю. – На последнем слове голос его повысился. Он неожиданно бросился к ней: – Хватайте ее!
Она обернулась. Пока дядя отвлекал ее разговорами, один из его лакеев подобрался к ней сзади и теперь стоял с развернутой простыней наготове. В панике она резко развернулась, едва не ускользнув от него.
– Не дайте этой дикой кошке убежать из дома, иначе мы никогда ее не найдем. Но только осторожно, без увечий.
Она повернулась в другую сторону. Не убежать! Они ее окружили: с одной стороны дядя, с другой – лакей, сзади – стена. За дядиной спиной, в дверях гостиной, Мэриан увидела своих пожилых дам, застывших от ужаса.
В отчаянии она рванулась в сторону гостиной, надеясь, что они ее прикроют. Однако дядя успел схватить ее своими стальными руками. Повернул к себе лицом. В состоянии, близком к истерике, она лягнула его ногой, впилась ногтями ему в глаз.
– Дьявол! – Он попытался ухватить ее за кисти рук. – Видел бы тебя сейчас твой любовник. Вряд ли он стал бы утверждать, что ты нормальная.
Подошел слуга, накинул на нее простыню и повалил на мраморный пол. От удара она задохнулась.
– Что вы делаете! – вскричала миссис Ректор.
– Ничего плохого.
Грэм опустился на колени и начал заворачивать Мэриан в простыню. Ловя ртом воздух, она делала отчаянные попытки освободиться, но он оказался намного сильнее. Туго окутал простыней ее руки и ноги, так что она не могла пошевелиться. Покончив с этим, он, с трудом переводя дыхание, поднял ее, недвижимую, на руки.
– Все в порядке, Мэриан. Теперь я о тебе позабочусь. Она пронзительно закричала.
Глава 27
Воздух вибрировал от звона колоколов. Медленные и басовитые в сочетании с маленькими, Быстрыми, звенящими на высокой ноте, и средними, мелодичными – все они возвещали наступление полудня. Кайл сидел в затемненной комнате, держа Констанцию за руку. Похоже, в городе католиков колоколов больше, чем в других местах. А может быть, здесь он просто стал их замечать, потому что почти все время ждет и прислушивается.
Легче думать о колоколах, чем о неизбежно надвигающемся конце. Накануне Кайл побывал в церкви, чтобы убедиться, что священник там подходящий и сможет прийти достаточно быстро, если потребуется. Они разговаривали по-французски – на единственном языке, который знали оба. Отец Хоакин произвел на Кайла сильное впечатление своей мягкой, утонченной духовностью, и тем не менее он надеялся, что снова им придется встретиться не скоро. Однако полчаса назад Констанция послала служанку в церковь за священником.
Сейчас она дремала. На ее изможденном лице застыло мирное, безмятежное выражение. Она исхудала до такой степени, что казалась почти прозрачной, и все же сохранила какую-то необыкновенную, пугающую красоту.
Не раз ему казалось, что проще нанять сиделок и предоставить Констанцию собственной судьбе. Но он знал, что никогда не простит себе подобной трусости. Он привез ее в Испанию и теперь должен оставаться рядом с ней до конца, чего бы ему это ни стоило. Возможно, способность стойко переносить боль и делает человека мужчиной. Доминик пережил много боли во время службы в армии, и это дало ему ту закалку и твердость, которым порой так завидовал Кайл.
Тогда, в Дорнлее, за сотни миль от Ватерлоо, он смутно ощущал страдания брата, то тяжелое бремя, которое существовало лишь в его мозгу. Он почти не сомневался в том, что Доминик погиб или смертельно ранен: с самого начала, с того момента, когда брат выбрал службу в армии. Кайла не покидало мрачное предчувствие. Потому он и пытался воздействовать на брата. Когда это не удалось и Доминик уехал в полк, Кайл думал, что они никогда больше не увидятся.
После битвы при Ватерлоо он поспешил в Лондон, откуда намеревался сразу поехать в Бельгию. Однако к тому времени, как он достиг столицы, там опубликовали списки убитых и тяжело раненных. Брата в этих списках не оказалось.
Устыдившись своей паники, он решил не ехать в Брюссель. Доминик может посмеяться над его неуместными страхами. Позже он об этом пожалел, когда понял, что сражение при Ватерлоо лишь закрепило их отдаление друг от друга. Хотя брат и остался цел и невредим, духовно он изменился до неузнаваемости. Кайл часто задавался вопросом, отчего Доминик за такой короткий срок превратился из зеленого юнца в зрелого мужчину, однако брат так ничего ему и не рассказал.
Изменились бы их отношения, если бы он все-таки поехал в Брюссель сразу же после битвы? Может быть, они бы снова стали друзьями, вместо того чтобы разойтись настолько, что даже на людях едва могли нормально разговаривать друг с другом. Возможно, то его мрачное предчувствие означало не физическую гибель, а отчуждение. В таком случае оно полностью сбылось.
К счастью, вскоре после этого он встретил Констанцию. Вначале она возбуждала его и дарила удовольствие, позже стала ему необходима. И вот теперь он ее теряет.
– Друг мой…
Густые ресницы взметнулись, открыв темные глаза, смотревшие, казалось, за пределы мира простых смертных.
– Священник скоро придет, – успокаивающим тоном произнес он.
Пальцы ее слегка дрогнули.
– Меня сейчас интересует не священник, а ты. Я беспокоюсь за тебя, любовь моя.
Брови его удивленно вскинулись вверх.
– Со мной все в порядке.
– И все равно я волнуюсь. – Она слабо улыбнулась. – Будешь ли ты счастлив? Будешь ли вести себя как разумный человек? Я хочу, чтобы вы с братом снова стали друзьями.
– Как странно… Я как раз думал о Доминике. Что касается счастья или разумности, обещать ничего не могу, но с братом помириться попытаюсь.
– Попытайся. Больше я ни о чем тебя не прошу. – Она прикрыла глаза, собираясь с силами. – А как насчет той английской девушки, которую считают помешанной? Ты готов жениться на ней?
Он уже и думать забыл о леди Мэриан. Почти не помнил ее лица. Сейчас он добросовестно попытался припомнить, как она выглядит. Хрупкая… немного похожа на молодую лань… очень бледная, почти бесцветная по сравнению С яркой красотой, которая так нравилась ему в Констанции. И все же она не лишена привлекательности. В ней чувствуется какая-то беззащитность. Именно это странным образом привлекало его.
– Думаю, что этот брак меня вполне устроит, – медленно произнес он. – Девушка нуждается в защитнике. Констанция вздохнула:
– Вот это меня и тревожит. Брак – гораздо большее, чем простая необходимость. Ты для этого еще слишком молод.
Ее слова больно задели его.
– Ты считаешь меня недостаточно мужественным? Она сжала его руку своими тонкими пальцами.
– Ты же знаешь, я совсем не это имела в виду. Просто я хочу, чтобы в будущем ты познал самое лучшее, что может дать жизнь, чтобы у тебя появилась молодая девушка – умная, тонкая, добросердечная, – которая бы тебя обожала, и чтобы твое сердце пело от любви.
Он наклонился, поцеловал ее в лоб.
– Самое лучшее я уже познал, Констанция. Вряд ли такое может повториться.
В ее глазах сверкнули слезы.
– Это конец моей жизни, а не твоей! Обещай, что после того, как меня не станет, ты будешь жить полной жизнью. Ты этого заслуживаешь.
Прежде чем он успел ответить, Тереза открыла дверь. Вошел священник, одетый в белую сутану. Коротко кивнул Кайлу и по-испански обратился к Констанции.
Кайл отошел в угол и стал молча наблюдать за незнакомым ему ритуалом. Исповедь. Она ей не нужна. У этой лучшей в мире женщины на душе нет никаких грехов. Потом пошли последние обряды, с миропомазанием и торжественными мелодичными фразами.
Он ощущал какую-то странную отстраненность. Над кроватью Констанции висело распятие. По всей видимости, выполненное с большой любовью, оно изображало максимум страданий. Абсолютно не английская сцена… Его это одновременно и притягивало, и отвращало. Однако для Констанции эта вилла – как воспоминание о доме, где прошло ее детство. Она дает ей утешение. А значит, долгое и дорогостоящее путешествие предпринято не напрасно.
Священник с торжественным видом заканчивал последний обряд. И тут Кайлу в голову пришла внезапная мысль. Как он раньше об этом не подумал! Он сделал шаг вперед, обратился к священнику по-французски:
– Отец Хоакин, вы можете сейчас, сию минуту, обвенчать нас с сеньоритой де лас Торрес?
– Кайл! – выдохнула Констанция.
Священник растерянно моргнул за стеклами очков.
– В этом нет необходимости. Она получила помазание и полное отпущение грехов. Она больше не может считаться грешницей.
– Она никогда и не была грешницей, – резко ответил Кайл. – И я хочу обвенчаться с ней не ради Господа Бора, а ради нас с ней. – Голос его смягчился. Он заговорил по-английски: – Ты согласна взять меня в мужья, моя дорогая Констанция?
Она беспомощно смотрела на него.
– Будет нехорошо с твоей стороны явиться к невесте свежеиспеченным вдовцом.
Он подошел к постели, взял ее за руку.
– То, что происходило между мной и тобой, не имеет к ней никакого отношения. – Он сам поразился тому, насколько страстно желает этого брака. – Я не хочу тебя принуждать, Констанция, но я почту себя счастливым человеком, если ты окажешь мне честь стать моей женой.
Некоторое время она молчала. Потом губы ее медленно сложились в лучезарную улыбку.
– Если таково твое желание, я счастлива. Кайл обернулся к священнику:
– Вы можете совершить церемонию, отец Хоакин?
– Это все в высшей степени необычно… Вы ведь даже не католик. – Он перевел задумчивый взгляд с Кайла на Констанцию. – Но… я уверен, что Господь благословит этот союз.
Кайл пошел в свою комнату за золотым перстнем с печаткой, изображавшей герб Ренбурнов. К тому времени как он вернулся, Тереза рассыпала вокруг кровати массу садовых цветов и даже соорудила букет для хозяйки.
Констанция приподнялась на высоких подушках. Черные волосы рассыпались по плечам. В белой ночной рубашке, украшенной кружевами, она удивительно походила на невесту. Однако лицо ее, хоть и возбужденное, выдавало крайнюю степень утомления.
Кайл переплел ее пальцы со своими. Никогда он не представлял себе подобной брачной церемонии. И тем не менее, взглянув на ее изможденное исхудавшее лицо, понял, что поступает правильно. Пока смерть не разлучит их… Он прогнал эту мысль, твердым голосом произнес слова брачного обета. Кольцо оказалось ей очень велико, но она сжала руку в кулак, чтобы оно не упало с тонкого пальца.
– Мой муж…
Он поцеловал ее с невероятной нежностью, вспоминая долгие годы страсти и привязанности, которые они с ней делили. В ее глазах он увидел отражение своих воспоминаний. Его любимая… его невеста… Боже правый… такой близости ему больше никогда не найти.
Священник и слуги, выполнявшие роль свидетелей, удалились, оставив новобрачных наедине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Грэм рванулся через всю комнату.
– Мне следовало бы сейчас же потребовать сатисфакции. Но дуэль запятнает репутацию Мэриан.
Даю вам полчаса на то, чтобы покинуть Уорфилд. – На лице у него яростно заиграли желваки. – И если вы еще хоть когда-нибудь здесь появитесь, клянусь Богом, я вас пристрелю без всякой дуэли. – Он обернулся к своим лакеям: – Проводите это животное в его комнату и подождите, пока он соберет вещи. Потом выпроводите его вместе со слугами из поместья. Если он попытается улизнуть или найти леди Мэриан, примите необходимые меры.
Грэм приехал с намерением изгнать его, понял Доминик. Потому и привез с собой двоих здоровенных лакеев. Неудивительно, что он не слушал никаких доводов. Решение принято заранее.
Доминик чувствовал, что теряет контроль над собой. Мэриан – взрослая женщина, а не какая-нибудь безмозглая кукла. Это ее дом. Он не сомневался: она бы хотела, чтобы он остался. Ее дядя не имеет никакого права изгонять его подобным образом.
И тем не менее по всем нормам морали его действия оправданны. Второй опекун за его спиной задумал то, против чего Грэм категорически возражает. Он прибыл в Уорфилд и убедился, что дамы-опекунши не справились со своими обязанностями. На его месте Доминик пришел бы в такую же ярость.
Он взглянул на обеих дам. Понял, что с этой стороны ему помощи не дождаться. Миссис Ректор горестно смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами. Миссис Маркс дергала за шнурок звонка, вызывая Моррисона.
Доминик постарался говорить спокойно, со всем достоинством, на какое только был способен в эту минуту.
– Я люблю Мэриан. Думаю, что и она меня любит. Очень надеюсь обсудить это более спокойно, после того как улягутся страсти и мы сможем поговорить как разумные люди.
Грэм ответил резким лающим смехом:
– Разве можно применять слово «разумный» по отношению к моей племяннице! Вы просто идиот! Я отправляю вас отсюда для вашего же блага. Она дважды набрасывалась на меня с ножом. Я знаю, она нападала и на других. Поэтому благодарите судьбу за то, что сможете спокойно спать по ночам, не боясь, что вам всадят нож под ребра.
Доминик вспомнил о том, как Мэриан напала на браконьера. Если бы у нее в руках в тот момент оказался нож, дело могло бы кончиться плохо. И все же то было не сумасшествие, а вполне объяснимый приступ ярости. Мэриан – не сумасшедшая !
Грэм подал знак своим лакеям. Те приблизились. Одинаково высокие и мощные, отметил Доминик. Вероятно, обходятся Грэму недешево. С двумя ему не справиться, даже если бы он решил им противостоять.
С застывшим лицом он поставил на стол свой давно забытый бокал хереса и пошел к дверям. На пороге остановился.
– Не забывайте, окончательное решение по поводу замужества остается за Мэриан, и ни за кем другим. Грэм с отвращением покачал головой:
– Ваши умственные способности не лучше, чем у нее. Доминик поднимался по лестнице в свою комнату. Мысли путались в голове. Хотя Грэм и не обладает формальным правом выгнать его из Уорфилда, как он, Доминик, может этому помешать? Даже если бы удалось ускользнуть от лакеев и найти Мэриан, он же не может предложить ей бежать с ним. Здесь ее дом, и корни ее так же глубоки, как у того дуба, что приютил под своими ветвями дом на дереве.
Остается лишь обратиться к лорду Эмуорту, чьи права не меньше, чем у Грэма. При поддержке Эмуорта ему, возможно, удастся вернуться… если Эмуорт еще жив и в состоянии сражаться с Грэмом за будущее Мэриан.
Она даже не успела попрощаться с ним… Мэриан спряталась в своей комнате, чтобы избежать неприятных впечатлений. Она всегда старалась не встречаться с дядей Грэмом. Хотя его военные дни давно миновали, он все еще держался с окружающими так, словно они все новобранцы, а он их командир.
Она услышала позвякивание упряжи. Наверное, это убирают экипаж Грэма. Она рассеянно взглянула в окно… и увидела Ренбурна. С мрачным выражением лица он выводил свой экипаж из конюшни.
Мэриан похолодела. Он уезжает! И не по своей воле. Она заметила, что по обеим сторонам от него идут два огромных человека, одетых в ливреи. В начале выездной дорожки Ренбурн придержал коней, обернулся, поднял глаза к окну. Лицо его словно окаменело. Мэриан начала яростно махать рукой, понимая, однако, что он не может ее видеть: яркие лучи заходящего солнца отражаются от стекла. Вся дрожа, она смотрела ему вслед. Он предупреждал, что общество не потерпит недозволенной связи между ними. Но она и представить себе не могла, что возмездие окажется таким скорым и безжалостным.
А ведь она может больше вообще никогда его не увидеть! Она отказалась выйти за него замуж, а теперь ее дядя выгоняет его из Уорфилда. Вряд ли он когда-нибудь вернется после этого двойного оскорбления.
Внезапно шок сменился яростью. Как смеет дядя выгонять ее любовника! Она хозяйка Уорфилда. Он не может обращаться с ней как с неразумным ребенком! Круто повернувшись, Мэриан выбежала из комнаты и помчалась вниз по лестнице. Она действительно повела себя как ребенок, убежав из гостиной, вместо того чтобы остаться и поддержать Ренбурна. Тогда они бы не посмели его прогнать.
Надо его догнать… Мунбим? Нет, это займет много времени. Пока добежишь до конюшни… Лучше пешком. Подъездная дорожка петляет. Она же может добежать до ворот по прямой и появится там одновременно с экипажем. Она вернет Ренбурна, и он прикажет ее слугам отправить дядю вместе с его лакеями из Уорфилда.
Она бегом ринулась к входной двери. Внезапно из гостиной появился дядя, оказавшись как раз перед ней. Его окружал нимб стального серого цвета.
– Как удачно, – заговорил он неестественно ласковым тоном. – Я как раз собирался искать тебя. Не волнуйся, Мэриан. Я о тебе позабочусь. Наконец-то ты сможешь получить врачебную помощь. – Губы его вытянулись в тонкую полоску. – Но даже если твое сумасшествие неизлечимо, я по крайней мере положу конец твоему распущенному поведению.
Она резко остановилась. Гнев сменился страхом. Она увидела выражение его глаз.
Он начал приближаться к ней. Она отступила назад. В висках застучало.
– Не надо убегать, дорогая. Я тебе ничего плохого не сделаю. – На последнем слове голос его повысился. Он неожиданно бросился к ней: – Хватайте ее!
Она обернулась. Пока дядя отвлекал ее разговорами, один из его лакеев подобрался к ней сзади и теперь стоял с развернутой простыней наготове. В панике она резко развернулась, едва не ускользнув от него.
– Не дайте этой дикой кошке убежать из дома, иначе мы никогда ее не найдем. Но только осторожно, без увечий.
Она повернулась в другую сторону. Не убежать! Они ее окружили: с одной стороны дядя, с другой – лакей, сзади – стена. За дядиной спиной, в дверях гостиной, Мэриан увидела своих пожилых дам, застывших от ужаса.
В отчаянии она рванулась в сторону гостиной, надеясь, что они ее прикроют. Однако дядя успел схватить ее своими стальными руками. Повернул к себе лицом. В состоянии, близком к истерике, она лягнула его ногой, впилась ногтями ему в глаз.
– Дьявол! – Он попытался ухватить ее за кисти рук. – Видел бы тебя сейчас твой любовник. Вряд ли он стал бы утверждать, что ты нормальная.
Подошел слуга, накинул на нее простыню и повалил на мраморный пол. От удара она задохнулась.
– Что вы делаете! – вскричала миссис Ректор.
– Ничего плохого.
Грэм опустился на колени и начал заворачивать Мэриан в простыню. Ловя ртом воздух, она делала отчаянные попытки освободиться, но он оказался намного сильнее. Туго окутал простыней ее руки и ноги, так что она не могла пошевелиться. Покончив с этим, он, с трудом переводя дыхание, поднял ее, недвижимую, на руки.
– Все в порядке, Мэриан. Теперь я о тебе позабочусь. Она пронзительно закричала.
Глава 27
Воздух вибрировал от звона колоколов. Медленные и басовитые в сочетании с маленькими, Быстрыми, звенящими на высокой ноте, и средними, мелодичными – все они возвещали наступление полудня. Кайл сидел в затемненной комнате, держа Констанцию за руку. Похоже, в городе католиков колоколов больше, чем в других местах. А может быть, здесь он просто стал их замечать, потому что почти все время ждет и прислушивается.
Легче думать о колоколах, чем о неизбежно надвигающемся конце. Накануне Кайл побывал в церкви, чтобы убедиться, что священник там подходящий и сможет прийти достаточно быстро, если потребуется. Они разговаривали по-французски – на единственном языке, который знали оба. Отец Хоакин произвел на Кайла сильное впечатление своей мягкой, утонченной духовностью, и тем не менее он надеялся, что снова им придется встретиться не скоро. Однако полчаса назад Констанция послала служанку в церковь за священником.
Сейчас она дремала. На ее изможденном лице застыло мирное, безмятежное выражение. Она исхудала до такой степени, что казалась почти прозрачной, и все же сохранила какую-то необыкновенную, пугающую красоту.
Не раз ему казалось, что проще нанять сиделок и предоставить Констанцию собственной судьбе. Но он знал, что никогда не простит себе подобной трусости. Он привез ее в Испанию и теперь должен оставаться рядом с ней до конца, чего бы ему это ни стоило. Возможно, способность стойко переносить боль и делает человека мужчиной. Доминик пережил много боли во время службы в армии, и это дало ему ту закалку и твердость, которым порой так завидовал Кайл.
Тогда, в Дорнлее, за сотни миль от Ватерлоо, он смутно ощущал страдания брата, то тяжелое бремя, которое существовало лишь в его мозгу. Он почти не сомневался в том, что Доминик погиб или смертельно ранен: с самого начала, с того момента, когда брат выбрал службу в армии. Кайла не покидало мрачное предчувствие. Потому он и пытался воздействовать на брата. Когда это не удалось и Доминик уехал в полк, Кайл думал, что они никогда больше не увидятся.
После битвы при Ватерлоо он поспешил в Лондон, откуда намеревался сразу поехать в Бельгию. Однако к тому времени, как он достиг столицы, там опубликовали списки убитых и тяжело раненных. Брата в этих списках не оказалось.
Устыдившись своей паники, он решил не ехать в Брюссель. Доминик может посмеяться над его неуместными страхами. Позже он об этом пожалел, когда понял, что сражение при Ватерлоо лишь закрепило их отдаление друг от друга. Хотя брат и остался цел и невредим, духовно он изменился до неузнаваемости. Кайл часто задавался вопросом, отчего Доминик за такой короткий срок превратился из зеленого юнца в зрелого мужчину, однако брат так ничего ему и не рассказал.
Изменились бы их отношения, если бы он все-таки поехал в Брюссель сразу же после битвы? Может быть, они бы снова стали друзьями, вместо того чтобы разойтись настолько, что даже на людях едва могли нормально разговаривать друг с другом. Возможно, то его мрачное предчувствие означало не физическую гибель, а отчуждение. В таком случае оно полностью сбылось.
К счастью, вскоре после этого он встретил Констанцию. Вначале она возбуждала его и дарила удовольствие, позже стала ему необходима. И вот теперь он ее теряет.
– Друг мой…
Густые ресницы взметнулись, открыв темные глаза, смотревшие, казалось, за пределы мира простых смертных.
– Священник скоро придет, – успокаивающим тоном произнес он.
Пальцы ее слегка дрогнули.
– Меня сейчас интересует не священник, а ты. Я беспокоюсь за тебя, любовь моя.
Брови его удивленно вскинулись вверх.
– Со мной все в порядке.
– И все равно я волнуюсь. – Она слабо улыбнулась. – Будешь ли ты счастлив? Будешь ли вести себя как разумный человек? Я хочу, чтобы вы с братом снова стали друзьями.
– Как странно… Я как раз думал о Доминике. Что касается счастья или разумности, обещать ничего не могу, но с братом помириться попытаюсь.
– Попытайся. Больше я ни о чем тебя не прошу. – Она прикрыла глаза, собираясь с силами. – А как насчет той английской девушки, которую считают помешанной? Ты готов жениться на ней?
Он уже и думать забыл о леди Мэриан. Почти не помнил ее лица. Сейчас он добросовестно попытался припомнить, как она выглядит. Хрупкая… немного похожа на молодую лань… очень бледная, почти бесцветная по сравнению С яркой красотой, которая так нравилась ему в Констанции. И все же она не лишена привлекательности. В ней чувствуется какая-то беззащитность. Именно это странным образом привлекало его.
– Думаю, что этот брак меня вполне устроит, – медленно произнес он. – Девушка нуждается в защитнике. Констанция вздохнула:
– Вот это меня и тревожит. Брак – гораздо большее, чем простая необходимость. Ты для этого еще слишком молод.
Ее слова больно задели его.
– Ты считаешь меня недостаточно мужественным? Она сжала его руку своими тонкими пальцами.
– Ты же знаешь, я совсем не это имела в виду. Просто я хочу, чтобы в будущем ты познал самое лучшее, что может дать жизнь, чтобы у тебя появилась молодая девушка – умная, тонкая, добросердечная, – которая бы тебя обожала, и чтобы твое сердце пело от любви.
Он наклонился, поцеловал ее в лоб.
– Самое лучшее я уже познал, Констанция. Вряд ли такое может повториться.
В ее глазах сверкнули слезы.
– Это конец моей жизни, а не твоей! Обещай, что после того, как меня не станет, ты будешь жить полной жизнью. Ты этого заслуживаешь.
Прежде чем он успел ответить, Тереза открыла дверь. Вошел священник, одетый в белую сутану. Коротко кивнул Кайлу и по-испански обратился к Констанции.
Кайл отошел в угол и стал молча наблюдать за незнакомым ему ритуалом. Исповедь. Она ей не нужна. У этой лучшей в мире женщины на душе нет никаких грехов. Потом пошли последние обряды, с миропомазанием и торжественными мелодичными фразами.
Он ощущал какую-то странную отстраненность. Над кроватью Констанции висело распятие. По всей видимости, выполненное с большой любовью, оно изображало максимум страданий. Абсолютно не английская сцена… Его это одновременно и притягивало, и отвращало. Однако для Констанции эта вилла – как воспоминание о доме, где прошло ее детство. Она дает ей утешение. А значит, долгое и дорогостоящее путешествие предпринято не напрасно.
Священник с торжественным видом заканчивал последний обряд. И тут Кайлу в голову пришла внезапная мысль. Как он раньше об этом не подумал! Он сделал шаг вперед, обратился к священнику по-французски:
– Отец Хоакин, вы можете сейчас, сию минуту, обвенчать нас с сеньоритой де лас Торрес?
– Кайл! – выдохнула Констанция.
Священник растерянно моргнул за стеклами очков.
– В этом нет необходимости. Она получила помазание и полное отпущение грехов. Она больше не может считаться грешницей.
– Она никогда и не была грешницей, – резко ответил Кайл. – И я хочу обвенчаться с ней не ради Господа Бора, а ради нас с ней. – Голос его смягчился. Он заговорил по-английски: – Ты согласна взять меня в мужья, моя дорогая Констанция?
Она беспомощно смотрела на него.
– Будет нехорошо с твоей стороны явиться к невесте свежеиспеченным вдовцом.
Он подошел к постели, взял ее за руку.
– То, что происходило между мной и тобой, не имеет к ней никакого отношения. – Он сам поразился тому, насколько страстно желает этого брака. – Я не хочу тебя принуждать, Констанция, но я почту себя счастливым человеком, если ты окажешь мне честь стать моей женой.
Некоторое время она молчала. Потом губы ее медленно сложились в лучезарную улыбку.
– Если таково твое желание, я счастлива. Кайл обернулся к священнику:
– Вы можете совершить церемонию, отец Хоакин?
– Это все в высшей степени необычно… Вы ведь даже не католик. – Он перевел задумчивый взгляд с Кайла на Констанцию. – Но… я уверен, что Господь благословит этот союз.
Кайл пошел в свою комнату за золотым перстнем с печаткой, изображавшей герб Ренбурнов. К тому времени как он вернулся, Тереза рассыпала вокруг кровати массу садовых цветов и даже соорудила букет для хозяйки.
Констанция приподнялась на высоких подушках. Черные волосы рассыпались по плечам. В белой ночной рубашке, украшенной кружевами, она удивительно походила на невесту. Однако лицо ее, хоть и возбужденное, выдавало крайнюю степень утомления.
Кайл переплел ее пальцы со своими. Никогда он не представлял себе подобной брачной церемонии. И тем не менее, взглянув на ее изможденное исхудавшее лицо, понял, что поступает правильно. Пока смерть не разлучит их… Он прогнал эту мысль, твердым голосом произнес слова брачного обета. Кольцо оказалось ей очень велико, но она сжала руку в кулак, чтобы оно не упало с тонкого пальца.
– Мой муж…
Он поцеловал ее с невероятной нежностью, вспоминая долгие годы страсти и привязанности, которые они с ней делили. В ее глазах он увидел отражение своих воспоминаний. Его любимая… его невеста… Боже правый… такой близости ему больше никогда не найти.
Священник и слуги, выполнявшие роль свидетелей, удалились, оставив новобрачных наедине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40