Впрочем, не имеет значения. Похоже, на нас уже никто не обращает внимания. Во всяком случае, Софи флиртует с Уиндемом, а Уиндем, судя по всему, ужасно волнуется, наверное, опасается, что я могу разозлиться. А вот остальные… – Граф немного помолчал – Мне кажется, остальные только делают вид, что танцуют. В том числе и мой кузен Джеффри.
Роуден говорил сейчас безо всякой издевки и даже без иронии в голосе, и Сабрина поняла сразу, что он – хотя бы отчасти – изменил свое отношение к ней; во всяком случае, было ясно, что он не собирается над ней насмехаться.
Когда же она закончила играть, Уиндем и Софи похлопали ей из вежливости, а затем все танцоры направились к своим местам.
Сабрина уже собралась встать со стула, но тут вдруг раздался тихий голос графа:
– А вы не сыграете нам еще одну вещицу, мисс Фэрли? Пожалуйста, не откажите в любезности. – Вытащив очередной лист из стопки нот, Роуден поставил его перед ней.
Бросив взгляд на ноты, Сабрина сразу поняла: ей брошен вызов. За несколько секунд прочитав ноты, она сообразила, что мелодия будет очень сложной и трудной. Эта пьеса совсем не походила на хорал или менуэт, и ничего подобного ей раньше не приходилось исполнять. Более того, она очень сомневалась, что справится, если, конечно, вообще согласится играть.
Тут Мэри вдруг взглянула на нее и с улыбкой сказала:
– О, Сабрина, пожалуйста, сыграй нам еще. Мы с удовольствием послушаем, чтобы чуть отдохнуть после танцев. Знаешь, у меня голова до сих пор кружится…
Окинув взглядом комнату, Сабрина увидела, что все танцевавшие уже расселись по своим местам. И теперь все они смотрели на нее вопрошающе. А вот Джеффри – во всяком случае, ей так показалось – как-то странно смотрел на графа. И даже более того, во взгляде молодого священника были возмущение и гнев. Однако он тут же отвернулся, и Сабрина решила, что вполне могла ошибиться. «Да, возможно, мне просто показалось», – подумала девушка.
Тут граф вдруг ткнул пальцем ноты и проговорил:
– Ну что же вы, дорогая?
– Да-да, конечно, – пробормотала Сабрина. – Благодарю вас за столь высокую оценку моих способностей. – Усевшись поудобнее, она добавила: – Мне будет очень приятно сыграть для вас что-нибудь еще.
И она снова заиграла. Сначала робко, затем все увереннее. И теперь в мелодии, которую она исполняла, были и неподдельная страсть, и, пожалуй, даже веселье и чувственность. Охваченная каким-то неведомым ей прежде вдохновением, Сабрина почти забыла о слушателях; сейчас она играла уже не столько для них, сколько для себя. Во всяком случае, она не обращала внимания на графа, хотя тот аккуратнейшим образом переворачивал лежавшие перед ней нотные листы.
Наконец прозвучал заключительный аккорд, и туше было безукоризненным, точным и плавным, а звук от последней клавиши словно повис в воздухе, наполнив его мучительным трепетом. Когда же звук этот окончательно затих, Сабрина выпрямилась и осмотрелась. Все молча взирали на нее, и тишина, воцарившаяся в комнате, казалась оглушительной. Но более всего Сабрину поразили лица слушателей – все смотрели на нее с благоговением, а Мэри даже утирала платочком глаза. И только Джеффри казался каким-то подавленным и растерянным.
Прошло еще несколько секунд, и граф захлопал в ладоши, а затем дружно захлопали и все другие, только синьора Ликари воздержалась, но Сабрину это нисколько не смутило. Она покраснела и потупилась в смущении.
Однако было ужасно приятно, настолько приятно, что даже сердце у нее в груди гулко заухало, и все тотчас же повернулись в ее сторону.
Высокая и элегантная синьора Ликари поднялась с кресла и направилась к фортепиано с таким видом, как будто ее вызывали на сцену аплодисментами. Очевидно, в небесных сферах что-то случилось, если уж синьора Ликари вознамерилась спеть.
Роуден с Уиндемом выразительно переглянулись, однако ни один из них не произнес ни слова, казалось, они боялись каким-нибудь неосторожным замечанием рассердить певицу – в этом случае она почти наверняка вернулась бы обратно в кресло.
Молча, поднявшись из-за фортепиано, Сабрина освободила место для графа. Усевшись, он даже не взглянул в ее сторону – его внимание было целиком сосредоточено на Софии. Проходя мимо Сабрины, певица кивнула девушке с таким видом, будто та в этом доме была прислугой.
Сабрина догадывалась, что граф очень хорошо играет. Впрочем, догадаться об этом было не так уж сложно. У него были необычайно длинные и изящные пальцы, словно созданные для точных и быстрых движений. Покосившись на Софи, он взял несколько первых аккордов какой-то минорной элегии. И синьора Ликари тотчас же вскинула голову и запела.
От первых же звуков ее голоса у Сабрины мурашки по спине пробежали от столь чудесного голоса – грудного, чистого и сладострастного, казалось, что он мог принадлежать только такой утонченной и обворожительной женщине, как София. Она владела своим голосом мастерски, как музыкант-виртуоз инструментом.
Элегия лилась легко и свободно, и все слушали певицу, затаив дыхание. Сабрине же казалось, что ее волшебный голос проникал в самое сердце, искушал и зачаровывал, и не было сил противостоять этому наваждению. Она изначально была предубеждена против Ликари, однако голос певицы покорил Сабрину, он был настолько восхитительным, что за него можно было бы простить почти любую выходку или бестактность.
«Вот именно, почти любую», – промелькнуло у Сабрины. И она тотчас же подумала о том, что вела бы себя совсем иначе, даже если бы обладала таким же талантом, как у синьоры Ликари. Хотя, наверное, ей все-таки не следовало осуждать Софию. Ведь очень может быть, что такой необыкновенный талант каким-то образом повлиял на ее характер, так что она просто не могла вести себя по-другому.
Тут синьора Ликари умолкла, и в тот же миг стихла и музыка. Все дружно зааплодировали, и казалось, что этим аплодисментам не будет конца. «Но ведь аплодировать чуду нелепо и даже глупо», – неожиданно подумала Сабрина. Тем не менее, она тоже хлопала в ладоши, потому что не знала, как еще могла бы выразить свое восхищение. Что же касается синьоры Ликари, то она воспринимала аплодисменты с таким видом, как будто ничего другого и не ожидала.
Покосившись на графа, Сабрина невольно вздохнула. Роуден взирал на Софию с восторгом и благоговением, и было совершенно очевидно, что он начисто забыл о скромной дочери викария из провинциального Тинбюри. Как ни странно, но ей вдруг стало от этого ужасно больно и обидно, и даже сердце заныло от уколов уязвленного самолюбия. Конечно же, ее игра никогда не вызовет у графа такого восхищения. Вот только почему она сейчас так из-за этого переживала? Ведь раньше ей никогда не требовалось восхищение слушателей… Или она заблуждалась? Неужели ею всегда владела подобная гордыня? «Ах, наверное, это все из-за графа», – с некоторым раздражением подумала Сабрина. Хотя она понятия не имела о том, как именно он на нее повлиял.
Немного помедлив, она взглянула на Джеффри; ей вдруг стало любопытно, подпал ли он под влияние синьоры Ликари. Но Джеффри, к ее удивлению, сидел с совершенно непроницаемым лицом. Хотя, возможно, он просто делал вид, что нисколько не восхищается певицей. Сабрине очень хотелось, чтобы Джеффри посмотрел на нее, но он сидел, уставившись в одну точку и, казалось, ничего вокруг не замечал. Она перевела взгляд на Мэри, и та с улыбкой пожала плечами, как бы давая понять, что удивлена восторгами слушателей, Но Сабрина давно уже знала, что ее подруга совершенно равнодушна к пению.
Поздно вечером, когда гости разошлись по своим комнатам, граф с Уиндемом решили, по обыкновению, сыграть перед сном партию в бильярд.
– Мне хотелось бы, Рис, чтобы ты ответил на один вопрос, – обратился художник к хозяину, склонившемуся над бильярдным столом. – Скажи, что более удивило тебя в этот вечер?
Граф перекатил в зубах сигару и глухо пробормотал:
– Если не считать каприза Софи, ты это хотел сказать?
Уиндем весело рассмеялся.
– Ты прекрасно знаешь, Рис, что это был вовсе не каприз. Ликари спела только потому, что ее вынудила к тому чудесная игра нашей прелестной гостьи мисс Фэрли.
– Прелестной?.. – переспросил граф. И тотчас же понял, что слова приятеля вызвали у него какую-то непонятную тревогу.
Уиндем молчал, и граф, нахмурившись, проворчал:
– Мне кажется, ты заговорил как поэт. Похоже, ты забыл, приятель, кто из нас поэт. – Он отошел от стола и добавил: – Бей, теперь твой черед.
Склонившись над столом, Уиндем нанес удар и тут же с усмешкой уставился на графа:
– Так как же, Рис? Она понравилась тебе?
Граф перекатил сигару из одного угла рта в другой и пробурчал:
– Ну… она, конечно же, простушка, но…
– Что «но»? – Уиндем снова рассмеялся. – Продолжай же. И не забудь: теперь твоя очередь бить.
Граф размахнулся, но удар получился на редкость неудачный. Выпрямившись, он пожал плечами и заявил:
– Но я считаю, что она замечательно сыграла миниатюру Лавалле. Согласен?
Рис намеренно предложил ей сыграть именно эту вещицу. Ему захотелось проверить не только ее мастерство, но и ее чувства. Сложная в исполнении и полная скрытой страсти, эта элегия была по силам далеко не каждому музыканту, однако мисс Фэрли справилась прекрасно; она играла почти безошибочно и, тонко уловив настроение этой вещи, исполнила ее с подлинным воодушевлением.
Граф, конечно же, понимал, что техника исполнительницы была далека от совершенства, однако осознавал он и другое: ни один исполнитель не сможет сыграть столь искренне и увлеченно, как играла Сабрина, если не чувствует того, что играет. Девушка же сумела понять всю глубину замысла композитора и очень точно передала этот замысел – передала всю страстность, остроту и мучительность его переживаний.
– Да-да, совершенно верно, – согласился Уиндем. – Она действительно сыграла замечательно. Именно поэтому я и утверждаю: София ни за что не согласилась бы петь сегодня вечером, если бы не чудесная игра мисс Фэрли. Полагаю, никакими мольбами, никакой лестью нам не удалось бы заставить Софи выступить перед нами. И можно не сомневаться: если бы мисс Фэрли была невзрачной серенькой мышкой, синьора Ликари ничего бы не спела.
Граф утвердительно кивнул:
– Думаю, ты прав. Но я ведь с тобой и не спорю… Нет никакого сомнения в том, что Софи как воздух нужны почитание и лесть. И если бы мы уделяли мисс Фэрли слишком много внимания, на ее долю не хватило бы, – так, наверное, она рассуждала. Однако я абсолютно уверен: мисс Фэрли ни в коем случае нельзя сравнивать с Ликари – очень уж большая разница.
– Не намерен ли ты известить Софи, что у нее появилась соперница? – съязвил Уиндем.
– Нет-нет, разве я сумасшедший?! – воскликнул граф, и оба рассмеялись.
Однако Рис уже решил, что этой ночью не отправится в опочивальню Софии, хотя она, судя по всему, была уверена, что он к ней придет. Очевидно, синьора Ликари нисколько не сомневалась в том, что ее замечательный голос является для него наилучшей приманкой. В сущности, так оно и было, но сегодня Рис решил, что пора изменить правила их любовной игры. Да, в эту ночь Софи ему не нужна. К тому же он вполне взрослый мужчина, поэтому не желает идти на поводу страстей. Разумеется, они с Софией скоро снова сойдутся, но это произойдет только тогда, когда он, Рис, этого захочет. «Да-да, отныне именно я буду диктовать правила игры», – подумал граф с улыбкой, и эта мысль доставила ему особое удовольствие.
– Как продвигается твоя картина, Уиндем? – спросил он, повернувшись к приятелю.
– Я уже написал ее. А дерево – в виде фона.
– Что ж, неплохо, наверное, – произнес граф, пожав плечами. – Но лучше бы изобразил целую рощу.
Уиндем усмехнулся и проговорил:
– Мне гораздо интереснее продолжить разговор о прелестной мисс Фэрли. Леди Мэри сообщила, что завтра они с мисс Фэрли собираются уехать вместе с Колбертами, чтобы взглянуть на новорожденного младенца Лиззи Колберт. – Уиндем довольно забавно имитировал «щебечущую» речь Мэри Кэпстроу.
– Ничего не имею против младенцев, – ответил Рис с ухмылкой. – Должен же кто-то идти нам на смену. Итак, за Лиззи! – Он шагнул к стоявшему рядом столику и взял бокал с вином.
– К тому же у Лиззи болен отец, которому необходимо утешение священника, – продолжал Уиндем. – Поэтому с леди Мэри в путь отправится целая компания: мисс Фэрли, как я уже сказал, а также Джеффри Гиллрей. Ах, как жаль, что наша очаровательная гостья уезжает… Теперь мне никто не будет рассказывать за обедом о суровой и холодной зиме, якобы ожидающий нас из-за проказ каких-то белок в Тинбюри.
– А вот проклятые белки меня совершенно не интересуют, – пробурчал в ответ граф и, затянувшись сигарой, о чем-то задумался.
Глава 7
– Что-то не нравится мне погода, – сказал Том. – Как-то слишком уж тихо, слишком спокойно… Поверьте моим словам, сегодня будет сильный снегопад, а то и метель. – Том хотя и провел большую часть жизни в городе, чувствовал погоду как дикий зверь.
Путешествие из Лондона в Горриндж, как и предполагалось, было долгим и утомительным. Все дороги развезло после осенних дождей, и лошади двигались необычайно медленно. Но карета все равно то и дело подпрыгивала на ухабах, и из-за постоянной тряски и толчков почти невозможно было разговаривать. Когда же вдали наконец-то показались церковные витражи, ярко блестевшие на солнце, Сюзанна дотронулась до плеча Сильвии и тихо сказала:
– Вон, видишь?
Какое-то время сестры в волнении смотрели на церковь, становившуюся все больше. Минут через двадцать они подъехали к входу в храм, и все выбрались из экипажа.
Кит первый вошел в церковь и, осмотревшись, закричал:
– Мистер Самнер, вы здесь?
Виконт надеялся, что викарий находился в храме, поскольку вечерняя служба, судя по всему, закончилась совсем недавно.
– Добрый вечер, друзья. Чем могу вам помочь? – раздался вдруг чей-то голос, и через несколько секунд они увидели невысокого пожилого мужчину с огромными залысинами.
После вежливого обмена приветствиями викарий внимательно посмотрел на Сюзанну и Сильвию, – очевидно, он умел ценить женскую красоту. Затем, дружелюбно улыбнувшись Тому Шонесси, мистер Самнер повернулся к Киту и проговорил:
– Я помню вас, сэр. Ведь вы уже приезжали сюда, не так ли? Тогда вы представились известным благотворителем, а потом попросили метрическую книгу нашей церкви, помните? Кит с улыбкой кивнул:
– Совершенно верно, мистер Самнер. Я ничего не забыл. А сейчас мы приехали сюда еще с одной просьбой. Не удивляйтесь, но на этот раз нас интересует ваш помощник. Скажите, в вашем приходе сейчас есть второй священник?
– О, мои помощники никогда не задерживаются надолго, – со смехом ответил мистер Самнер. – Ведь каждому хочется стать викарием и получить свой собственный приход. Полагаю, это вполне естественно.
– А скажите, примерно лет двадцать назад кто был вашим помощником в Горриндже? – допытывался Кит.
Викарий ненадолго задумался и окинул взглядом церковные витражи, затем, снова повернувшись к гостям, откашлялся и пробормотал:
– Думаю, что… Фэрли. – Викарий наморщил лоб и добавил: – Да, мне кажется, я не ошибаюсь. Думаю, что именно он.
– Значит, вы уверены, что вашим помощником был Фэрли? – спросила Сюзанна.
Викарий с ласковой улыбкой посмотрел на нее и закивал:
– Да-да, дитя мое, уверен.
– А какова дальнейшая судьба мистера Фэрли? – спросил Кит. – Вам что-нибудь известно о нем?
– Кажется, ему предложили место в городке… – Викарий умолк и снова погрузился в раздумья.
На сей раз, священник молчал довольно долго, и Сильвия, не выдержав, воскликнула:
– Так, где же?! В каком городке?!
– В Тинбюри! Да-да, в Тинбюри, – тут же ответил викарий, словно громкий голос молодой женщины каким-то образом освежил его память и помог вспомнить давно выскочившее из головы.
– Значит, в Тинбюри? – переспросил Кит. – Кажется, это где-то в средней Англии, не так ли?
– Полагаю, что так, сын мой.
– А вы не помните, когда именно Фэрли покинул ваш приход и перебрался в Тинбюри?
– Он сообщил мне, что получил там место викария, и я не возражал против его отъезда, поскольку никогда не удерживаю у себя молодых священников. Разумеется, я благословил его и отпустил. Но в каком это было году… Нет, точно не смогу вспомнить.
– Мистер Самнер, а у мистера Фэрли были дети? Вы не помните? – спросила Сюзанна.
Викарий в очередной раз задумался, но так ничего и не вспомнил. С вздохом, взглянув на Сюзанну, он отрицательно покачал головой:
– Нет, дитя мое. К сожалению, на этот вопрос я ничего не могу ответить.
Поблагодарив пожилого викария за беседу, все четверо покинули церковь.
Путешествие в дальние страны и религиозная миссия – ведь именно в этом его призвание! Став священником после бурно проведенной юности, Джеффри, как ему казалось, наконец-то обрел смысл жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Роуден говорил сейчас безо всякой издевки и даже без иронии в голосе, и Сабрина поняла сразу, что он – хотя бы отчасти – изменил свое отношение к ней; во всяком случае, было ясно, что он не собирается над ней насмехаться.
Когда же она закончила играть, Уиндем и Софи похлопали ей из вежливости, а затем все танцоры направились к своим местам.
Сабрина уже собралась встать со стула, но тут вдруг раздался тихий голос графа:
– А вы не сыграете нам еще одну вещицу, мисс Фэрли? Пожалуйста, не откажите в любезности. – Вытащив очередной лист из стопки нот, Роуден поставил его перед ней.
Бросив взгляд на ноты, Сабрина сразу поняла: ей брошен вызов. За несколько секунд прочитав ноты, она сообразила, что мелодия будет очень сложной и трудной. Эта пьеса совсем не походила на хорал или менуэт, и ничего подобного ей раньше не приходилось исполнять. Более того, она очень сомневалась, что справится, если, конечно, вообще согласится играть.
Тут Мэри вдруг взглянула на нее и с улыбкой сказала:
– О, Сабрина, пожалуйста, сыграй нам еще. Мы с удовольствием послушаем, чтобы чуть отдохнуть после танцев. Знаешь, у меня голова до сих пор кружится…
Окинув взглядом комнату, Сабрина увидела, что все танцевавшие уже расселись по своим местам. И теперь все они смотрели на нее вопрошающе. А вот Джеффри – во всяком случае, ей так показалось – как-то странно смотрел на графа. И даже более того, во взгляде молодого священника были возмущение и гнев. Однако он тут же отвернулся, и Сабрина решила, что вполне могла ошибиться. «Да, возможно, мне просто показалось», – подумала девушка.
Тут граф вдруг ткнул пальцем ноты и проговорил:
– Ну что же вы, дорогая?
– Да-да, конечно, – пробормотала Сабрина. – Благодарю вас за столь высокую оценку моих способностей. – Усевшись поудобнее, она добавила: – Мне будет очень приятно сыграть для вас что-нибудь еще.
И она снова заиграла. Сначала робко, затем все увереннее. И теперь в мелодии, которую она исполняла, были и неподдельная страсть, и, пожалуй, даже веселье и чувственность. Охваченная каким-то неведомым ей прежде вдохновением, Сабрина почти забыла о слушателях; сейчас она играла уже не столько для них, сколько для себя. Во всяком случае, она не обращала внимания на графа, хотя тот аккуратнейшим образом переворачивал лежавшие перед ней нотные листы.
Наконец прозвучал заключительный аккорд, и туше было безукоризненным, точным и плавным, а звук от последней клавиши словно повис в воздухе, наполнив его мучительным трепетом. Когда же звук этот окончательно затих, Сабрина выпрямилась и осмотрелась. Все молча взирали на нее, и тишина, воцарившаяся в комнате, казалась оглушительной. Но более всего Сабрину поразили лица слушателей – все смотрели на нее с благоговением, а Мэри даже утирала платочком глаза. И только Джеффри казался каким-то подавленным и растерянным.
Прошло еще несколько секунд, и граф захлопал в ладоши, а затем дружно захлопали и все другие, только синьора Ликари воздержалась, но Сабрину это нисколько не смутило. Она покраснела и потупилась в смущении.
Однако было ужасно приятно, настолько приятно, что даже сердце у нее в груди гулко заухало, и все тотчас же повернулись в ее сторону.
Высокая и элегантная синьора Ликари поднялась с кресла и направилась к фортепиано с таким видом, как будто ее вызывали на сцену аплодисментами. Очевидно, в небесных сферах что-то случилось, если уж синьора Ликари вознамерилась спеть.
Роуден с Уиндемом выразительно переглянулись, однако ни один из них не произнес ни слова, казалось, они боялись каким-нибудь неосторожным замечанием рассердить певицу – в этом случае она почти наверняка вернулась бы обратно в кресло.
Молча, поднявшись из-за фортепиано, Сабрина освободила место для графа. Усевшись, он даже не взглянул в ее сторону – его внимание было целиком сосредоточено на Софии. Проходя мимо Сабрины, певица кивнула девушке с таким видом, будто та в этом доме была прислугой.
Сабрина догадывалась, что граф очень хорошо играет. Впрочем, догадаться об этом было не так уж сложно. У него были необычайно длинные и изящные пальцы, словно созданные для точных и быстрых движений. Покосившись на Софи, он взял несколько первых аккордов какой-то минорной элегии. И синьора Ликари тотчас же вскинула голову и запела.
От первых же звуков ее голоса у Сабрины мурашки по спине пробежали от столь чудесного голоса – грудного, чистого и сладострастного, казалось, что он мог принадлежать только такой утонченной и обворожительной женщине, как София. Она владела своим голосом мастерски, как музыкант-виртуоз инструментом.
Элегия лилась легко и свободно, и все слушали певицу, затаив дыхание. Сабрине же казалось, что ее волшебный голос проникал в самое сердце, искушал и зачаровывал, и не было сил противостоять этому наваждению. Она изначально была предубеждена против Ликари, однако голос певицы покорил Сабрину, он был настолько восхитительным, что за него можно было бы простить почти любую выходку или бестактность.
«Вот именно, почти любую», – промелькнуло у Сабрины. И она тотчас же подумала о том, что вела бы себя совсем иначе, даже если бы обладала таким же талантом, как у синьоры Ликари. Хотя, наверное, ей все-таки не следовало осуждать Софию. Ведь очень может быть, что такой необыкновенный талант каким-то образом повлиял на ее характер, так что она просто не могла вести себя по-другому.
Тут синьора Ликари умолкла, и в тот же миг стихла и музыка. Все дружно зааплодировали, и казалось, что этим аплодисментам не будет конца. «Но ведь аплодировать чуду нелепо и даже глупо», – неожиданно подумала Сабрина. Тем не менее, она тоже хлопала в ладоши, потому что не знала, как еще могла бы выразить свое восхищение. Что же касается синьоры Ликари, то она воспринимала аплодисменты с таким видом, как будто ничего другого и не ожидала.
Покосившись на графа, Сабрина невольно вздохнула. Роуден взирал на Софию с восторгом и благоговением, и было совершенно очевидно, что он начисто забыл о скромной дочери викария из провинциального Тинбюри. Как ни странно, но ей вдруг стало от этого ужасно больно и обидно, и даже сердце заныло от уколов уязвленного самолюбия. Конечно же, ее игра никогда не вызовет у графа такого восхищения. Вот только почему она сейчас так из-за этого переживала? Ведь раньше ей никогда не требовалось восхищение слушателей… Или она заблуждалась? Неужели ею всегда владела подобная гордыня? «Ах, наверное, это все из-за графа», – с некоторым раздражением подумала Сабрина. Хотя она понятия не имела о том, как именно он на нее повлиял.
Немного помедлив, она взглянула на Джеффри; ей вдруг стало любопытно, подпал ли он под влияние синьоры Ликари. Но Джеффри, к ее удивлению, сидел с совершенно непроницаемым лицом. Хотя, возможно, он просто делал вид, что нисколько не восхищается певицей. Сабрине очень хотелось, чтобы Джеффри посмотрел на нее, но он сидел, уставившись в одну точку и, казалось, ничего вокруг не замечал. Она перевела взгляд на Мэри, и та с улыбкой пожала плечами, как бы давая понять, что удивлена восторгами слушателей, Но Сабрина давно уже знала, что ее подруга совершенно равнодушна к пению.
Поздно вечером, когда гости разошлись по своим комнатам, граф с Уиндемом решили, по обыкновению, сыграть перед сном партию в бильярд.
– Мне хотелось бы, Рис, чтобы ты ответил на один вопрос, – обратился художник к хозяину, склонившемуся над бильярдным столом. – Скажи, что более удивило тебя в этот вечер?
Граф перекатил в зубах сигару и глухо пробормотал:
– Если не считать каприза Софи, ты это хотел сказать?
Уиндем весело рассмеялся.
– Ты прекрасно знаешь, Рис, что это был вовсе не каприз. Ликари спела только потому, что ее вынудила к тому чудесная игра нашей прелестной гостьи мисс Фэрли.
– Прелестной?.. – переспросил граф. И тотчас же понял, что слова приятеля вызвали у него какую-то непонятную тревогу.
Уиндем молчал, и граф, нахмурившись, проворчал:
– Мне кажется, ты заговорил как поэт. Похоже, ты забыл, приятель, кто из нас поэт. – Он отошел от стола и добавил: – Бей, теперь твой черед.
Склонившись над столом, Уиндем нанес удар и тут же с усмешкой уставился на графа:
– Так как же, Рис? Она понравилась тебе?
Граф перекатил сигару из одного угла рта в другой и пробурчал:
– Ну… она, конечно же, простушка, но…
– Что «но»? – Уиндем снова рассмеялся. – Продолжай же. И не забудь: теперь твоя очередь бить.
Граф размахнулся, но удар получился на редкость неудачный. Выпрямившись, он пожал плечами и заявил:
– Но я считаю, что она замечательно сыграла миниатюру Лавалле. Согласен?
Рис намеренно предложил ей сыграть именно эту вещицу. Ему захотелось проверить не только ее мастерство, но и ее чувства. Сложная в исполнении и полная скрытой страсти, эта элегия была по силам далеко не каждому музыканту, однако мисс Фэрли справилась прекрасно; она играла почти безошибочно и, тонко уловив настроение этой вещи, исполнила ее с подлинным воодушевлением.
Граф, конечно же, понимал, что техника исполнительницы была далека от совершенства, однако осознавал он и другое: ни один исполнитель не сможет сыграть столь искренне и увлеченно, как играла Сабрина, если не чувствует того, что играет. Девушка же сумела понять всю глубину замысла композитора и очень точно передала этот замысел – передала всю страстность, остроту и мучительность его переживаний.
– Да-да, совершенно верно, – согласился Уиндем. – Она действительно сыграла замечательно. Именно поэтому я и утверждаю: София ни за что не согласилась бы петь сегодня вечером, если бы не чудесная игра мисс Фэрли. Полагаю, никакими мольбами, никакой лестью нам не удалось бы заставить Софи выступить перед нами. И можно не сомневаться: если бы мисс Фэрли была невзрачной серенькой мышкой, синьора Ликари ничего бы не спела.
Граф утвердительно кивнул:
– Думаю, ты прав. Но я ведь с тобой и не спорю… Нет никакого сомнения в том, что Софи как воздух нужны почитание и лесть. И если бы мы уделяли мисс Фэрли слишком много внимания, на ее долю не хватило бы, – так, наверное, она рассуждала. Однако я абсолютно уверен: мисс Фэрли ни в коем случае нельзя сравнивать с Ликари – очень уж большая разница.
– Не намерен ли ты известить Софи, что у нее появилась соперница? – съязвил Уиндем.
– Нет-нет, разве я сумасшедший?! – воскликнул граф, и оба рассмеялись.
Однако Рис уже решил, что этой ночью не отправится в опочивальню Софии, хотя она, судя по всему, была уверена, что он к ней придет. Очевидно, синьора Ликари нисколько не сомневалась в том, что ее замечательный голос является для него наилучшей приманкой. В сущности, так оно и было, но сегодня Рис решил, что пора изменить правила их любовной игры. Да, в эту ночь Софи ему не нужна. К тому же он вполне взрослый мужчина, поэтому не желает идти на поводу страстей. Разумеется, они с Софией скоро снова сойдутся, но это произойдет только тогда, когда он, Рис, этого захочет. «Да-да, отныне именно я буду диктовать правила игры», – подумал граф с улыбкой, и эта мысль доставила ему особое удовольствие.
– Как продвигается твоя картина, Уиндем? – спросил он, повернувшись к приятелю.
– Я уже написал ее. А дерево – в виде фона.
– Что ж, неплохо, наверное, – произнес граф, пожав плечами. – Но лучше бы изобразил целую рощу.
Уиндем усмехнулся и проговорил:
– Мне гораздо интереснее продолжить разговор о прелестной мисс Фэрли. Леди Мэри сообщила, что завтра они с мисс Фэрли собираются уехать вместе с Колбертами, чтобы взглянуть на новорожденного младенца Лиззи Колберт. – Уиндем довольно забавно имитировал «щебечущую» речь Мэри Кэпстроу.
– Ничего не имею против младенцев, – ответил Рис с ухмылкой. – Должен же кто-то идти нам на смену. Итак, за Лиззи! – Он шагнул к стоявшему рядом столику и взял бокал с вином.
– К тому же у Лиззи болен отец, которому необходимо утешение священника, – продолжал Уиндем. – Поэтому с леди Мэри в путь отправится целая компания: мисс Фэрли, как я уже сказал, а также Джеффри Гиллрей. Ах, как жаль, что наша очаровательная гостья уезжает… Теперь мне никто не будет рассказывать за обедом о суровой и холодной зиме, якобы ожидающий нас из-за проказ каких-то белок в Тинбюри.
– А вот проклятые белки меня совершенно не интересуют, – пробурчал в ответ граф и, затянувшись сигарой, о чем-то задумался.
Глава 7
– Что-то не нравится мне погода, – сказал Том. – Как-то слишком уж тихо, слишком спокойно… Поверьте моим словам, сегодня будет сильный снегопад, а то и метель. – Том хотя и провел большую часть жизни в городе, чувствовал погоду как дикий зверь.
Путешествие из Лондона в Горриндж, как и предполагалось, было долгим и утомительным. Все дороги развезло после осенних дождей, и лошади двигались необычайно медленно. Но карета все равно то и дело подпрыгивала на ухабах, и из-за постоянной тряски и толчков почти невозможно было разговаривать. Когда же вдали наконец-то показались церковные витражи, ярко блестевшие на солнце, Сюзанна дотронулась до плеча Сильвии и тихо сказала:
– Вон, видишь?
Какое-то время сестры в волнении смотрели на церковь, становившуюся все больше. Минут через двадцать они подъехали к входу в храм, и все выбрались из экипажа.
Кит первый вошел в церковь и, осмотревшись, закричал:
– Мистер Самнер, вы здесь?
Виконт надеялся, что викарий находился в храме, поскольку вечерняя служба, судя по всему, закончилась совсем недавно.
– Добрый вечер, друзья. Чем могу вам помочь? – раздался вдруг чей-то голос, и через несколько секунд они увидели невысокого пожилого мужчину с огромными залысинами.
После вежливого обмена приветствиями викарий внимательно посмотрел на Сюзанну и Сильвию, – очевидно, он умел ценить женскую красоту. Затем, дружелюбно улыбнувшись Тому Шонесси, мистер Самнер повернулся к Киту и проговорил:
– Я помню вас, сэр. Ведь вы уже приезжали сюда, не так ли? Тогда вы представились известным благотворителем, а потом попросили метрическую книгу нашей церкви, помните? Кит с улыбкой кивнул:
– Совершенно верно, мистер Самнер. Я ничего не забыл. А сейчас мы приехали сюда еще с одной просьбой. Не удивляйтесь, но на этот раз нас интересует ваш помощник. Скажите, в вашем приходе сейчас есть второй священник?
– О, мои помощники никогда не задерживаются надолго, – со смехом ответил мистер Самнер. – Ведь каждому хочется стать викарием и получить свой собственный приход. Полагаю, это вполне естественно.
– А скажите, примерно лет двадцать назад кто был вашим помощником в Горриндже? – допытывался Кит.
Викарий ненадолго задумался и окинул взглядом церковные витражи, затем, снова повернувшись к гостям, откашлялся и пробормотал:
– Думаю, что… Фэрли. – Викарий наморщил лоб и добавил: – Да, мне кажется, я не ошибаюсь. Думаю, что именно он.
– Значит, вы уверены, что вашим помощником был Фэрли? – спросила Сюзанна.
Викарий с ласковой улыбкой посмотрел на нее и закивал:
– Да-да, дитя мое, уверен.
– А какова дальнейшая судьба мистера Фэрли? – спросил Кит. – Вам что-нибудь известно о нем?
– Кажется, ему предложили место в городке… – Викарий умолк и снова погрузился в раздумья.
На сей раз, священник молчал довольно долго, и Сильвия, не выдержав, воскликнула:
– Так, где же?! В каком городке?!
– В Тинбюри! Да-да, в Тинбюри, – тут же ответил викарий, словно громкий голос молодой женщины каким-то образом освежил его память и помог вспомнить давно выскочившее из головы.
– Значит, в Тинбюри? – переспросил Кит. – Кажется, это где-то в средней Англии, не так ли?
– Полагаю, что так, сын мой.
– А вы не помните, когда именно Фэрли покинул ваш приход и перебрался в Тинбюри?
– Он сообщил мне, что получил там место викария, и я не возражал против его отъезда, поскольку никогда не удерживаю у себя молодых священников. Разумеется, я благословил его и отпустил. Но в каком это было году… Нет, точно не смогу вспомнить.
– Мистер Самнер, а у мистера Фэрли были дети? Вы не помните? – спросила Сюзанна.
Викарий в очередной раз задумался, но так ничего и не вспомнил. С вздохом, взглянув на Сюзанну, он отрицательно покачал головой:
– Нет, дитя мое. К сожалению, на этот вопрос я ничего не могу ответить.
Поблагодарив пожилого викария за беседу, все четверо покинули церковь.
Путешествие в дальние страны и религиозная миссия – ведь именно в этом его призвание! Став священником после бурно проведенной юности, Джеффри, как ему казалось, наконец-то обрел смысл жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29