А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Впрочем, совесть тревожила бы графа намного сильнее, если бы он не был твёрдо уверен в том, что тайна глубоко похоронена. И он, конечно же, старался не думать о своей тайне, с чем вполне успешно справлялся.
Покинув свой лондонский особняк, Рис отправился в Ла-Монтань, чтобы устроить торжественный прием по случаю удачного завершения судебного процесса. Среди приглашенных гостей были известный живописец Уиндем, славившийся своей бесшабашной веселостью, а также леди Мэри вместе с подругой, прибывшие по просьбе его бывшего школьного приятеля лорда Пола Кэпстроу. Что же касается кузена Джеффри, то его Рис не приглашал, кузен сам напросился в гости. Кроме того, он зачем-то пригласил Софию Ликари, не иначе как под влиянием приступа безумия (будь она проклята, эта София).
Но, покинув Лондон, граф вовсе не спасался бегством и не пытался скрыться в родовом поместье после нашумевшей дуэли. Нет-нет, ему было все равно, что о нем будут говорить, и он отправился в свое родовое поместье совсем по другим причинам. Одна из них заключалась в том, что ему… все опротивело, причем опротивело настолько, что он в последнее время не мог написать ни сточки, и это обстоятельство весьма раздражало его и даже мучило.
Изнутри дом графа производил столь же ошеломляющее впечатление, что и снаружи. И также подавлял своими размерами. Стук каблуков о мраморный пол прокатывался гулким эхом по бесконечной анфиладе залов, и Мэри с Сабриной, следовавшие за слугой в отведенные для них комнаты, то и дело невольно вздрагивали. По пути они миновали множество залов, роскошно обставленных комнат, и Сабрина, глядя по сторонам, постоянно спрашивала себя: «Для чего же предназначены эти покои? К чему вся эта роскошь? Ведь здесь, судя по всему, никто не живет…»
Наверное, так же думала и Мэри, с восхищением осматривавшая жилище графа.
– Ох, как здесь замечательно! – прошептала она на ухо подруге и тут же добавила: – Посмотри, какая тут огромная библиотека! Думаю, ты будешь проводить в ней все время вплоть до нашего отъезда.
Сабрина заглянула в полумрак библиотеки, но наперсница тотчас ухватила ее за рукав и увлекла за собой (в шутке Мэри, хорошо знавшей свою подругу, была значительная доля правды).
Дамам отвели отдельные спальни на третьем этаже, и Сабрина, расставшись с подругой, принялась изучать свое новое жилище, она долго расхаживала по комнате, тщательно все, осматривая и изучая. К счастью, здесь было довольно тепло, так как в камине пылал огонь, а полы были устланы зелеными коврами, напоминавшими весеннюю траву. Что же касается обстановки, то вся она – кресла, кровати, гардины – была выдержана в серовато-лиловых тонах. Сабрина из любопытства потрогала пальцами шелковые складки чудесных лиловых гардин и мысленно воскликнула: «Сколько же бальных платьев можно сшить из этой материи!»
И тут ей почему-то сделалось так радостно и весело, что она принялась кружиться по комнате, пока не остановилась перед огромным зеркалом. Повертевшись перед зеркалом и полюбовавшись своим отражением, Сабрина рассмеялась и подошла к своему багажу, уже доставленному к ней в комнату. Подумав минуту-другую, она достала из саквояжа свое лучшее платье; его сшили пять лет назад, и оно было почти как новое – во всяком случае, именно так говорила себе Сабрина. Платье было цвета морской волны, и цвет этот очень подходил к ее зеленым глазам. Да и фасон был довольно удачный: искусно приталенное, платье прекрасно подчеркивало все достоинства ее фигуры. Сабрина берегла свое лучшее платье и надевала не так часто, как хотелось бы. А если она и лукавила, считая его почти новым, то подобное лукавство казалось вполне простительным. У платья был только один маленький изъян – темное пятно от ликера у самого подола (так уж случилось во время празднования последнего Рождества). А вот домашние туфли тревожили Сабрину гораздо больше, чем пятно, – слишком уж они были старые и поношенные, так что оставалось лишь надеяться, что никто не станет ее тщательно рассматривать.
Приблизившись к занавеси, Сабрина накинула себе на локоть ее, ниспадавший к полу конец, и задумалась: идет ли ей лиловый цвет? Улыбнувшись, решила, что очень идет. Снова взглянув в зеркало, она увидела в нем отражение фигуры экономки, почтительно замершей на пороге комнаты. Резко развернувшись, девушка в смущении воскликнула:
– О, миссис Бейли!
Сабрина ужасно растерялась и, присев в реверансе, прихватила вместо юбки складки занавеси. Осознав свою оплошность, она густо покраснела и вернула лиловую ткань на прежнее место.
Экономка же наблюдала за происходящим с совершенно, невозмутимым видом; в выражении ее лица не было ни намека на насмешку. Судя по всему, миссис Бейли трудно было чем-либо удивить, и она, возможно, не изменилась бы в лице, даже если бы застала Сабрину обнаженной и… с виолончелью в руках. Но с другой стороны, не стоило, конечно, забывать о том, что она являлась экономкой не у какого-нибудь заурядного джентльмена, а у Распутника, так что наверняка не раз бывала свидетельницей самых невероятных сцен.
– Вам принести чай и десерт, мисс Фэрли? Да, чаша для умывания вон в том углу. А ужин подадут в восемь часов. Граф будет иметь удовольствие ужинать вместе с вами, мисс.
Все это было сказано таким тоном, как будто гостям следовало самим занимать себя до тех пор, пока хозяин не соблаговолит присоединиться к ним.
– Благодарю вас, миссис Бейли, – кивнула девушка. – Мне и в самом деле хотелось бы выпить чаю.
– Да, сейчас принесу, мисс Фэрли. Не будет ли еще каких-нибудь пожеланий?
– Нет, не будет. Хотя… постойте! Мне хотелось бы узнать, не приехал ли мистер Джеффри Гиллрей? Экономка отрицательно покачала головой:
– Нет, еще не приехал. Но я с минуты на минуту ожидаю его приезда.
Сабрина немного смутилась; ей вдруг пришло в голову, что она ведет себя нескромно, задавая такие вопросы. Хотя, с другой стороны, какое дело экономке до сердечных увлечений молоденькой девушки? К тому же миссис Бейли видит ее впервые в жизни и, скорее всего никогда больше не увидит, после того как она покинет Ла-Монтань.
Пытаясь улыбнуться, Сабрина проговорила:
– Еще раз благодарю вас, миссис Бейли.
Рис быстрым шагом вошел в гостиную, где, покуривая сигару, его дожидался Уиндем – они собирались сыграть партию в бильярд. Взглянув на графа, Уиндем спросил:
– Что же на сей раз, случилось? Похоже, у нее талант портить вам настроение. Скажите, ради чего вы пригласили сюда Софи?
Взглянув на приятеля, граф криво усмехнулся, однако промолчал.
– А нельзя ли поподробнее? – поинтересовался Уиндем с ухмылкой.
– Ну… она не дает мне скучать, потому что прекрасно поет. Только ей надо, чтобы луна была в нужной фазе, и чтобы цвет ее апартаментов соответствовал настроению.
– И чтобы обед ей понравился! – со смехом подхватил Уиндем.
– Совершенно верно, – кивнул Рис. Немного помолчав, он со стоном пробормотал: – О Боже, ну зачем я пригласил Софи?
Граф пригласил к себе Софию Ликари, потому что смертельно боялся скуки, а Софи являлась для него противоядием, против скуки. После публикации сборника его стихов «Тайны обольщения» все дамы жаждали его внимания, и куда бы он ни направился, они встречали поэта восторженными вздохами и чуть ли не вешались ему на шею. Впрочем, и до публикации стихов Рис не испытывал недостатка в женском внимании. Но теперь подобное внимание стало его утомлять, и временами он отчаянно скучал, ибо отныне был лишен, возможности покорять женские сердца – все дамы и так были ему покорны.
И только Софи не поддавалась его чарам, чем ужасно смущала графа и даже отчасти раздражала, потому что ему никак не удавалось понять, чем же она его обворожила – казалось, это было какое-то наваждение.
Софи же, судя по всему, нравилось его мучить, однако Рис терпел, ибо полагал, что она тем самым избавляет его от скуки. Кроме того, он действительно восхищался голосом Софи – София Ликари была известнейшей певицей, – и за ее удивительное искусство он готов был простить ей многое.
– А кто те дамы, что приехали сегодня? – поинтересовался Уиндем, откидываясь на спинку дивана.
– О, такого рода дамы вряд ли вас заинтересуют, – с усмешкой ответил граф. – Леди Мэри, без устали болтающая блондинка, – жена моего школьного приятеля лорда Пола Кэпстроу. Он сейчас гостит у своих родственников неподалеку отсюда, где-то в одном из центральных графств. Кэпстроу на днях написал мне. Он спрашивает, нельзя ли ему будет встретиться с женой в Ла-Монтань, на полпути между домом его дяди и Тинбюри. По-видимому, Пола нисколько не пугает моя репутация. Или, может быть, он абсолютно уверен в том, что я не стану покушаться на добродетель его жены. Что ж, пожалуй, он прав. А с ней компаньонка, кажется… мисс Серена. Впрочем, не уверен, что запомнил ее имя. Она дочь викария из того же самого Тинбюри.
– Тинбюри? – переспросил Уиндем. – А где это?
Граф стоял в этот момент у окна, высматривая розовую мантилью Софии. В раздражении, передернув плечами, он проворчал:
– Спрашиваешь, где? А какое это имеет значение? Пойдемте, Уиндем… Я покажу вам застекленную террасу на южной стороне. Как художник, ты наверняка оценишь ее чудесное освещение. Там можно рисовать, если захочешь. А потом сыграем партию в бильярд.
Чай, поданный вместе с лимонным кексом, привел Сабрину в полнейший восторг. Какой аромат! Какой вкус! И она долго гадала, в чем секрет – то ли в заварке, то ли в том, что чай был подан в изящнейшем чайнике из китайского фарфора.
Вымыв после еды руки, Сабрина решила отправиться на поиски Мэри. Однако вопрос, заданный экономке про Джеффри, исчерпал запасы ее смелости, поэтому она постеснялась спрашивать, где находится комната подруги.
Проходя мимо роскошно обставленных комнат, Сабрина все больше робела – ведь она впервые попала в такой огромный дом. Конечно, она, как любая девушка, была немного легкомысленна, но все же образ жизни в доме отца приучил ее к строгому распорядку, а какой распорядок в особняке графа, она даже представить не могла.
Миновав несколько коридоров, Сабрина решила спуститься вниз, туда, откуда доносились голоса. Ведь если там разговаривали только что прибывшие гости, то Мэри почти наверняка находилась среди них (подобное рассуждение казалось вполне разумным, потому что ее подруга была большая любительница поболтать, ее неудержимо влекло к людям, как ночных бабочек влечет к себе огонь лампы).
Но, спустившись по лестнице, Сабрина вдруг увидела уже знакомые двери библиотеки и, не удержавшись, зашла. Чтение являлось одним из любимых ее занятий, но в Тинбюри из-за множества домашних обязанностей и прочих хлопот она не могла уделять чтению столько времени, сколько ей хотелось бы. В основном Сабрина читала перед сном, но, к сожалению, свечи стоили дорого, поэтому прочитать больше двадцати страниц за вечер ей никак не удавалось.
Что же касается библиотеки графа, то она поражала не только своими размерами, но и скромностью обстановки – по сравнению с другими апартаментами этого роскошного особняка. Золото здесь поблескивало лишь на книжных корешках да на изящно изогнутых ножках небольшого столика, стоявшего возле камина. Книжные шкафы и полки были из почерневшего от времени дуба, и с ними прекрасно гармонировали шоколадного цвета гардины и темно-коричневые ковры на полу.
Немного постояв у порога, Сабрина направилась к шкафам – при этом ее ноги чуть ли не по щиколотку утопали в мягком ворсе ковров, гасивших шум шагов. Уже у самых книжных полок она снова осмотрелась, и на сей раз, ей почему-то бросился в глаза пылающий камин.
«Неужели слугам приказано топить во всем доме? – изумилась Сабрина. – Ведь отопление такого дворца, наверное, стоит огромных денег».
Дочь небогатого викария, она привыкла вместе с отцом считать каждое пенни, поэтому неплохо представляла, в какую сумму обходилась хозяину такая прихоть, как поддержание тепла и уюта во всем доме. И сумма эта приводила Сабрину в ужас. Чудовищный дом, чудовищный хозяин – и чудовищные расходы!
«Нет-нет, только не осуждать, – напомнила себе Сабрина. – Ведь его, наверное, и так многие осуждают. И, скорее всего эта дама в розовой мантилье. Интересно, кто она такая? Может, его любовница?»
Тут Сабрина, наконец, обратила взгляд к книжным полкам. Книги, стояли перед ней плотными рядами, и их тисненые и сверкающие тусклым золотом кожаные переплеты манили и завлекали. Здесь были сочинения по истории и философии, а также романы и, разумеется, поэзия.
«Неужели здесь, среди этих поэтических сборников есть и его чувственные стихи? – думала Сабрина. – А почему бы и нет? Но прилично ли мне, дочери викария, читать в гостях такие стихи?»
Дрожа от возбуждения, она просмотрела имена авторов на книжных корешках. Кольридж, Йейтс, Саути, Ките, Чаттертон, Вордсворт, Брентано и, конечно же, Байрон, скандальный и прославленный Байрон, в чем-то очень похожий на Распутника. Поговаривали, что Байрон уехал куда-то за границу и что он принимает участие в войне, сражаясь за чью-то свободу. Какие же они беспокойные, эти поэты! Наверное, у них с мозгами не все в порядке. И какое же это счастье не быть поэтом!
Однако ей не пришлось ломать голову над тем, читать или не читать графские стихи – их просто не оказалось на полке. Скорее всего, лорд Роуден хранил свои стихи где-нибудь в другом месте, подальше от любопытных глаз.
Немного поколебавшись, Сабрина выбрала роман Марии Эджуорт. Название навело ее на мысль о том, что она, пожалуй, могла бы почерпнуть кое-что полезное из этой книги, учитывая ее нынешнее положение. Уютно устроившись в углу дивана, Сабрина принялась за чтение. Она не тревожилась о том, что пропустит ужин, поскольку Мэри, хорошо знавшая ее наклонности, наверняка поймет, где ее искать.
– А вот сюда, Уиндем, – проходя мимо библиотеки, Рис кивнул на дверь, – вы, наверное, редко заглядываете.
Художник рассмеялся, но смех его тотчас же прервался, едва он заглянул в дверную щель.
– Значит, теперь вы прячете женщин в библиотеке, Роуден? Может, вы хотите таким образом заставить меня проводить больше времени в обществе философов и поэтов?
– Прячу женщин? Помилуйте, о чем вы? – Граф приник глазом к щели.
Над спинкой дивана возвышалась освещенная свечами женская головка. На черных волосах девушки играли желтоватые блики, а несколько выпущенных длинных прядей, струившихся по щекам, оттеняли изящный профиль гостьи. Судя по всему, это была дочка викария. Причем она так увлеклась чтением, что даже не замечала, что за ней наблюдают. Рис по кожаному переплету почти сразу же определил, какую именно книгу читает гостья. Мисс Эджворт действительно была талантливой писательницей, пусть даже ее стиль отличался некоторой назидательностью и сухостью. И роман мисс Эджворт не случайно оказался в библиотеке Роудена: он не только ценил ее как писательницу, но и был лично с ней знаком.
Повернувшись к приятелю, Роуден прошептал:
– Это всего лишь дочь викария. Пусть развлекается.
Уиндем с усмешкой кивнул, и приятели проследовали в бильярдную.
Глава 3
«Всего лишь дочь викария», – эти слова графа до сих пор звучали в ушах Сабрины, звучали даже сейчас, когда все сидели за ужином. Она невольно подслушала разговор мужчин, стоявших у двери библиотеки, и почему-то эти слова ужасно ее обидели. «Да и днем, когда мы приехали, он почти не обратил на меня внимания», – думала девушка.
Но зачем ей понадобилось, внимание графа и почему ее так задели его слова, на этот вопрос она не могла бы ответить. Впрочем, мучил ее и другой вопрос: как так получилось, что Джеффри оказался в родстве с таким человеком? Ведь между ними нет ничего общего! К сожалению, Джеффри за столом не было, хотя он давно должен был приехать. И его отсутствие очень беспокоило Сабрину.
Столовая графа была столь же шикарной, как и все прочие комнаты, и пламя множества свечей сверкало и дробилось на хрустальной посуде, на серебряных приборах, а также, отметила про себя Сабрина, на драгоценностях синьоры Софии Ликари, той самой дамы, которая так рассердила утром графа Роудена. Прославленная оперная певица, судя по всему, была его любовницей.
За ужином мисс Ликари была в красном платье – оно было очень ей к лицу, – а чудесные миндалевидные глаза певицы были украшены черными длинными ресницами.
Справа от Сабрины сидел мистер Уиндем, которого ей представили как художника, а слева – виолончелист мистер Мамфри, рядом с которым расположилась его спутница миссис Уэссел – с ней Сабрине очень хотелось поближе познакомиться. Дело в том, что миссис Уэссел была довольно известной драматической актрисой, читавшей трагические монологи; кроме того, она, как говорили, еще и очень неплохо играла на лютне, и это обстоятельство возбуждало вполне понятное любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29