Пришлось и нам коротать остаток ночи в этом пропахшем кислым запахом помещении. Единственным нашим развлечением были многочисленные плакаты, украшавшие стены вокзала. Плакаты изображали рабочих, крестьян, красноармейцев… А карикатуры высмеивали попов и буржуев.
Утром нас посадили в открытые грузовые машины. Скамеек в кузове не было. Те, кто находился с краю, держались за борта. А остальные — друг за дружку. К счастью, ехать было недалеко. Перебравшись через Литейный мост, мы выехали на набережную Кутузова и прибыли к дому бывшей княжны Гагариной.
Внутри особняк выглядел роскошно. Позолоченные статуи, мраморные лестницы, отделанные яшмой перила… На минуту мы вообразили, что снова попали в Халилу. Но завтрак вернул к новой реальности. Перловая каша и такой же черный хлеб, которым мы пренебрегли в вагоне.
Голод не тетка. И на этот раз все, что нам подали, было съедено без остатка. Пожилая официантка, которая нас обслуживала, сказала, что и такой хлеб в Петрограде считается лакомством.
В этом особняке мы, наконец, встретили то заботливое отношение, к которому привыкли. Здесь работало несколько женщин. Такие же волонтеры, как американцы. И не их вина, что возможности Петроградского Совета весьма отличались от того, чем располагал Красный Крест. Мировая и Гражданская войны разорили страну. Народ бедствовал.
В гагаринском особняке нам предстояло ждать, пока приедут отцы и матери. Всем родителям были разосланы по почте уведомления.
Каждый развлекался, как мог. В основном играли в карты. Расплатой за проигрыш были не деньги, их у нас не было, а большие американские булавки, открытки и разные сувениры, привезенные из нашего далекого путешествия.
А вот как мы встретились с отцом.
Ваня Хабаров ворвался в комнату с криком:
— Петька, отец твой приехал!
— Врешь! — ответил я, думая, что он меня разыгрывает. Это у нас было принято.
— Истинный крест! — поклялся он. — Видел, как он только что поднимался по лестнице вместе с Георгием Ивановичем.
Я быстро спустился на площадку второго этажа. Смотрю, стоит старичок. Седой весь, а в руке знакомая мне каракулевая шапочка. Не узнал я отца сразу. Когда провожал нас, у него были черные волосы. Но год спустя, об этом я узнал позже, отец попал в охранку генерала Юденича. Его пытали, и он поседел в один день.
Мы бросились друг другу в объятия. Сначала несколько невнятных от полноты чувств слов. А потом отец спросил:
— А где Леночка?..
Из глаз моих хлынули слезы, а в горле застрял комок. Я не мог говорить.
Георгий Иванович, наблюдавший за нами со стороны, сказал:
— Пойдемте, пойдемте. Я вам все расскажу.
Пока я их ждал, передо мной промелькнули все события, начиная с Панамского канала, где сестру укусила ядовитая муха, и тот страшный день, когда на нью-йоркском кладбище опускали в могилу белый гробик.
— Что ж, сынок, — услышал я слова отца, — очень жалко Леночку. Но Богу, вероятно, так угодно было. Я вот тоже при смерти был. Не знаю, как выжил.
Я не мог остановить лившихся из глаз слез и закричал так, что многие сбежались:
— Папа, разве ты не помнишь, как Лена кричала на перроне, цеплялась за твои брюки. Она не хотела ехать…
Меня отвели в комнату и дали успокоительных капель.
Через час я прощался с товарищами. А значит, и с колонией, так породнившей нас.
Отец предложил мне поехать на трамвае к Варшавскому вокзалу, откуда предстоял путь в Гатчину. Но я отказался.
— Давай пройдемся пешком. Я хочу посмотреть город.
Мне казалось, что прогулка отвлечет от грустных мыслей. Сначала мы пошли по Гагаринской улице, вышли к цирку и по Вознесенскому проспекту направились к вокзалу.
Отец молчал. Видимо, после моих слов чувствовал себя виноватым и ждал, пока я заговорю первым.
— Помнишь, папа, — сказал я, — как мы шли большой группой по гатчинскому парку, как все родственники и соседи провожали нас? И вот теперь мы тоже идем. Но только вдвоем… Где наша семья, папа?
Отец продолжал молчать, не зная, что ответить. Потом обратил мое внимание на то, как изменился город.
Картина и в самом деле была удручающей. Магазины с их кричащими вывесками закрыты. На входных дверях ржавые замки. У людей, что шли нам навстречу, были изможденные, землистого оттенка лица. Прохожих мало. Горожане предпочитали сидеть по домам и беречь силы.
Я также обратил внимание на людей, несущих воду на коромысле. Значит, не работает водопровод. Одежда, даже у женщин, была с заплатами. Отец, перехватив мой взгляд, объяснил, что по карточкам выдается мизерный продовольственный паек, и люди меняют на продукты одежду, мебель, драгоценности, вплоть до обручальных колец.
За долгое мое отсутствие многое исчезло и переменилось. И мне, помнившему каждую мелочь, было больно это замечать и видеть.
Отца будто придавило. Он что-то хотел мне сказать. И тогда я сам спросил о переменах в нашем доме.
Нехотя, не глядя на меня, он с растяжкой выдавил из себя:
— Петя, у нас в доме вместо матери другая хозяйка…
Он остановился, не зная, как я приму это известие, и, словно оправдываясь, добавил:
— Не думай, что мне это надо для марьяжа. Должен ведь кто-то вести хозяйство.
Хотя мать незадолго до нашего отъезда умерла, но известие это сильно меня смутило. Я ничего не ответил. Но в душе остался неприятный осадок. И в дальнейшем я называл свою мачеху только по имени-отчеству.
То, что я увидел в Гатчине, любимом городе, где прошло мое веселое детство, мало отличалось от увиденного в Петрограде.
Хорошо знакомая Багговутовская улица, названная в честь павловского генерала, получила новое название — Карла Маркса. Она тянулась через весь город, с севера на юг. Здесь всегда ходило много народа. И неслись быстрым аллюром, взад и вперед, извозчики.
Теперь улицу было не узнать. Тротуары, выложенные квадратными каменными плитами, были повреждены. Рытвины от изъятых плит делали ходьбу небезопасной. Стройная аллея высоких берез, проходившая по всей улице, также повреждена. То там, то здесь торчали пеньки спиленных деревьев. Заборы поломаны и растащены на дрова. А газоны и цветники превращены в огороды, которые кое-где обнесены колючей проволокой.
Мысли путались в голове, и я никак не мог воспринять эти впечатления. Что за время наступило? Как следует жить в этих условиях?
Я все время ловил на себе взгляды отца. Он провожал меня двенадцатилетним мальчиком. И вот, почти три года спустя, увидел перед собой возмужавшего юношу, на вопросы которого не так легко найти ответы.
Прибыв в дом, я не почувствовал, что вернулся в родную семью. На меня молча и серьезно смотрела чужая женщина.
Отец, наклонив голову, сказал ей:
— Это Петя, которого мы ждали.
В первые дни настроение было прескверным. Я, всегда окруженный большим и шумным коллективом, чувствовал теперь себя словно посаженным за решетку.
Наши соседи и мои друзья, новые и старые, стали называть меня «американцем». Когда пришли долгие зимние вечера, они зачастили к нам, чтобы послушать о моих странствиях.
Мачеха выделила мне отдельную комнату. На стене над моей кроватью висели ходики. Каждые тридцать минут выскакивала кукушка.
Что она отсчитывает? Что предвещает мне?..

ЭПИЛОГ
В течение сорока восьми лет Райли Харис Аллен был редактором «Гонолулу Стар-Бюллетень». Он сел в редакторское кресло в 1912 году.
В его карьере журналиста был только один перерыв — с 1918 по 1921 год, когда он работал в Американском Красном Кресте.
Секретарь газеты Тринидад Лепетье призналась мне:
— Меня никогда не покидало чувство, что я работаю рядом с великим человеком.
Я ответил Тринидад, что хотя и не был знаком с Райли, но разделяю ее чувства.
Райли Аллен умер в 1966 году в возрасте 82 лет.
«Гонолулу Стар-Бюллетен ь »
7 октября 1966 г.
Райли Х.Аллена, первого редактора «Стар-Бюллетеня», старейшину журналистов на Гавайях, пронесли вчера мимо холмов, где он жил, через улицы, где он работал, мимо людей, которых он любил, — к могиле на склоне Дайменд Хэд.
При отпевании были использованы выбранные им самим слова поэта Стивена Грел ь е. Их полезно повторить тем, кто еще идет по тропе жизни:
Я пройду по этому пути лишь раз.
Поэтому, если я могу сделать что-то хорошее,
Если я могу проявить доброту к кому-то,
Давайте я сделаю это сейчас.
Я не буду откладывать этого,
Не буду пренебрегать этим,
Ибо я больше не пройду по этому пути.

* * *
Барл Бремхолл вернулся в свой Сиэтл, штат Вашингтон, и стал крупным финансистом. Многие годы он думал о судьбе колонистов. Они встретились через пятьдесят лет в Ленинграде. На встречу пришло более двухсот человек — сами колонисты, их дети и внуки.
Советский Красный Крест наградил американского банкира своей самой высокой наградой — «Почетным Знаком».
Смерть Барла Бремхолла была трагической. В 1978 году он и его жена Оливия были убиты молодым соседом, у которого помутился рассудок.
Судьбе было угодно, чтобы у Аллена и Бремхолла не было детей. Но каждый из них отвечал: «Я самый многодетный папа на свете. У меня 780 сыновей и дочерей».

* * *
Санкт-Петербург — Петроград — Ленинград — город с нелегкой судьбой.
Нелегкой выдалась судьба и бывших колонистов. Но самыми трудными были 900 дней блокады, когда город на Неве был окружен гитлеровскими дивизиями. Новые тяжелые испытания. И самое страшное из них — голод. Погиб миллион жителей.
К счастью, три главных героя этой книги — Ксения Амелина, Петр Александров и Виталий Запольский — остались в живых.
Амелина стала ученым, Александров — инженером, а Запольский — известным композитором.
В 2001 году мне позвонила из Бельгии Евгения Реклерк (Копосова). Ей шел сотый год. Мы встретились в Брюсселе, а через две недели Евгении Аркадьевны не стало. Погасла последняя свеча.
Конец .
ОТКЛАДЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ
Что сказать об этой книге? Она вырвалась из сердца автора, и она — документ о небывалом событии XX века.
Более семисот детей из голодного Петрограда весной 1918 года отправились в путь, которому, казалось не будет конца. Сначала Урал, Сибирь, Владивосток, затем Япония, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Атлантический океан, Франция, Англия, Финляндия — поездом, пароходом, пешком и на лошадях, вновь пароходом (на ставшем им домом японском сухогрузе «Йоми Мару») и вновь поездом: два с половиной года страданий, роста, и путь из мира свободы в мир неволи.
Милосердные руки людей из Американского Красного Креста спасли их от гибели, выходили, научили жить. Ведь дети были еще дети — от трех до двенадцати-пятнадцати лет.
Владимир Липовецкий (друг моей молодости) собрал и обработал столько фактов, опросил такое количество участников и свидетелей, что если существует справедливость, то хотя бы одна звезда на небе должна быть названа его именем.
Мне вспоминается 1944 год. В занесенном снегом Бугуруслане я видел ленинградских детей, вывезенных через Ладожское озеро. Мне, детдомовцу, знающему, что такое голод и холод, стало страшно. На звук открывавшейся двери обернулись десятки голов. Их шеи были похожи на тычинки, а остановившиеся в печали глаза занимали все лицо.
Детям из книги «Невероятная Одиссея» не пришлось голодать. Но некоторые из них упокоились на чужой земле (смерти от пожара, от болезней, от отравления дикой ягодой), а их русскую воспитательницу Марию, полюбившую стоявшего во главе экспедиции Райли X. Аллена, похоронили в открытом море.
Страдания не физические, а душевные, опыт пережитого — вот что сделало маленьких людей взрослыми. Они вышли из этого испытания с прививкой благородства.
В главе «Эпилог» автор приводит цитату из статьи в газете «Гонолулу Стар-Бюллетень» от 7 октября 1966 года. В ней сообщается о кончине замечательного американца, поднявшего парус во имя спасения русских мальчиков и девочек:
«Райли X. Аллена, первого редактора „Стар-Бюллетеня“, старейшину журналистов на Гавайях, пронесли вчера мимо холмов, где он жил, через улицы, где он работал, мимо людей, которых он любил, — к могиле на склоне Дайменд-Хэд.
При отпевании были использованы выбранные им самим слова поэта Стивена Грелье. Их полезно повторить тем, кто идет по тропе жизни:
Я пройду по этому пути лишь раз.
Поэтому, если я могу сделать что-то хорошее,
Если я могу проявить доброту к кому-то,
Давайте я сделаю это сейчас.
Я не буду откладывать этого,
Не буду пренебрегать этим,
Ибо я больше не пройду по этому пути.
Все мы проходим по этому пути только раз. И если кому-то из нас удастся сделать что-то хорошее, то это Божий подарок.
Владимир Липовецкий это сделал. Он сделал это с честью, сделал, как Райли X. Аллен, понимая, что откладывать нельзя.
Игорь Золотусский .
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Дорогой Владимир Абрамович, прошел почти век, трагический и ужасный, с того момента, когда группа петроградских детей завершила свою кругосветную одиссею осенью холодного и голодного 1920 года.
Невозможно было представить, что когда-нибудь удастся прочесть об этой истории. И вот я держу в руках Вашу книгу, читаю и плачу. И вспоминаю все — папу и бабушку, стареньких тетушек отца, нашу старую квартиру на Невском, наш дом, который папа так любил и в который всегда возвращался — и осенью 1920 года и в августе 1945 (после войны), но в который больше уже не придет никогда… Да и дом этот уже другой. Я вспоминаю милых интеллигентных людей, которые окружали меня в детстве и согревали своей любовью.
Ваша книга вызвала такие сокровенные воспоминания, такую щемящую боль утраты. Книга так созвучна рассказам моего отца, она так искренна, наполнена такой любовью, таким трепетным вниманием и отношением к фактам.
Я думаю, что язык, которым написана эта книга, этот дивный русский язык, ныне совсем забытый, воссоздает атмосферу и память тех лет.
Я не могу представить себе, по каким крупицам Вы собрали эту историю. Всегда у нас молчали об этом. И сами бывшие колонисты, я полагаю, никогда не афишировали (напротив, тщательно скрывали) свою историю. Только в «Известиях» (летом 1974 г.) была подборка статей о Барле Бремхолле, который в это время приезжал в Петербург (Ленинград).
Вы посвятили книгу своей матери, спасшей жизни детей в годы войны. Вы повторили ее подвиг — вы спасли память о людях, даровавших жизнь петроградским детям, и память об этих детях.
Низкий поклон Вам за все.
С благодарностью, уважением и любовью
всегда Ваша
Л. Крохалева .
9 марта 2005 года .
О КНИГЕ
Читая эту книгу, я вновь и вновь думал о том, что ни одна художественная выдумка не способна даже приблизительно конкурировать с тем, что происходит в жизни. И еще я думал о том, что есть такие люди — мало кому известные, скромные, тихие — которые своим совершенно подвижническим трудом возвращают людям их собственную историю. Таким человеком вне всяких сомнений является Владимир Липовецкий. Можно только дивиться его упорству и упрямству, его нескончаемому поиску. Я не любитель громких фраз и слов, но эта книга — своего рода литературно-исторический подвиг.
Президент Российской Телевизионной Академии
Владимир Познер .
Я считаю, что писатель Липовецкий совершил гражданский подвиг, написав книгу «Невероятная Одиссея».
Все сегодня знают, что отношения между Россией и США жизненно важны для обеих стран. И точно так же знают, что при всех позитивных сдвигах, свидетелями (и участками) которых мы стали за последние десятилетия, в них сохранилось еще немало трудностей и проблем. Одна из них — унаследованное от прошлых лет, особенно от долгих и мрачных лет холодной войны, взаимное недоверие и подозрительность. Подозрительность даже чисто человеческая: а что за люди эти американцы (или русские). Что у них на уме, что сильнее в их характере, добро или зло и т. д. и т. п. И что касается зла, то каждый приведет немало красноречивых примеров, а вот с добром — потруднее.
И вот в этом главная ценность книги Липовецкого. Он раскопал и исследовал в деталях всю давнюю историю с питерскими детьми, которых, спасая от голода, отправили на Урал, а затем — затем началось длинное путешествие вокруг света.
Сибирь, Дальний Восток, японский пароход, западное побережье США, потом путешествие через континент, затем через Атлантический океан и Европу в Финляндию, откуда, наконец, домой, в Питер.
И повсюду (включая, в первую очередь, Америку) о детях заботились, их кормили, что и позволило этой истории иметь хороший конец.
Георгий Аркадьевич Арбатов, академик .
Почетный директор Института США и Канады РАН .
Это практически неизвестная история об общечеловеческой солидарности, выведывая реальные подробности которой, автор проявил себя поистине как неутомимый журналист и архивариус, исследователь и путешественник, написана вдохновенным пером и захватывает как подлинный психологический детектив, лишенный надуманного и ложного пафоса.
Это одна из тех весьма редких книг, что способны повлиять на наше мировоззрение и наше мироощущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82