А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сказывалось соседство Китая и Кореи.
Райли с его опытом репортера хорошо знал особенности портовых городов. Моряк, много месяцев не видевший берег, вряд ли посетит театр или картинную галерею. Он откроет дверь меняльной лавки, игорного дома, но скорее всего — притона. Конечно, эти злачные места находятся в особом районе и живут своей замкнутой жизнью. Но неизбежно накладывают отпечаток на характер целого города.
Сегодняшний Владивосток совсем не походил на довоенный. Кроме чехословацких легионеров, кроме союзнических гарнизонов, сюда, к самому дальнему рубежу России, устремились многочисленные беженцы. Не только из Сибири, но также и с западных районов страны. Одни решили переждать трудное время. Другие, уже ни во что не веря, ни на что не надеясь, перешли границу с Китаем и в несколько раз увеличили русскую колонию Харбина.
Во Владивостоке голодно. Город не в силах прокормить своих жителей — и старожилов, и вновь прибывших. Процветает черный рынок. За два часа прогулки Райли Аллен опустошил свои карманы, подавая милостыню направо и налево. Нищие тянули к нему руки на каждом шагу.
Вечером вновь предстояла встреча с Тойслером. На этот раз он скажет, чем предстоит заняться его новому помощнику.
По правде говоря, после увиденного на улицах Владивостока Райли был готов на любую работу и должность, пусть и самую незначительную. Этим людям нужна немедленная помощь. И не только в виде подаяния.
Тойслер не спешил с предложением. Он вновь начал издалека:
— Скажите, мистер Аллен, кем вы себя чувствуете на этой земле? Гостем или оккупантом?
Вопрос был неожиданным. Но не удивил.
— Я бы поставил вопрос по-другому, — ответил Райли, подумав. — Воспринимают ли нас как оккупантов местные жители? Ставят ли русские знак равенства между армией и Красным Крестом, между солдатом и нами, теми, кто носит форму самой гуманной и самой милосердной организации в мире?
Тойслер посмотрел на Аллена с одобрением. Не зря его рекомендовали как человека проницательного ума.
— Вы попали в точку. Но к нам относится с предубеждением не только гражданское население, но и русская армия. И красные, и белые одинаково обвиняют нас в помощи противной стороне. Наши объяснения, что мы организация неправительственная, мало помогают. Нас подозревают в коварстве и тайных замыслах. Любая ошибка или упущение возводится в степень. В бескорыстной помощи голодающим, раненым и больным видят некий расчет, надежду на получение политических дивидендов. Но мы, вопреки всему, продолжаем расширять сеть наших лечебных пунктов и госпиталей. Увы, их все еще мало.
— Наверно, бывают случаи, когда в госпитале рядом, на соседних койках, оказываются вчерашние противники? — спросил Райли.
— Конечно, сколько угодно. Вот вам еще одно свидетельство того, что Красный Крест не только спасает человеческие жизни, но и способствует примирению в этой гражданской войне.
Тойслер замолчал, а затем, выдержав паузу и глядя Аллену прямо в глаза, сказал слова, которые хотел сказать еще вчера:
— Мы нуждаемся в таком человеке, как вы. Важно, очень важно, чтобы в России и во всем мире знали о наших истинных идеалах, знали о том, что делают на этой многострадальной земле американские волонтеры. Нам должны верить.
«Сказано верно. Хотя и несколько высокопарно», — подумал Райли. Итак, ему поступило предложение и, кажется, начало осуществляться предсказание его шефа Фаррингтона, который предрекал ему по прибытии в Россию должность «представителя печати».
Тогда, две недели назад, такая перспектива казалась неприемлемой. Да и недопустимой. Но сейчас у него не было ответа. Надо еще раз все взвесить.
— Позвольте, я подумаю до утра, — сказал он.
— Хорошо, — ответил Тойслер и протянул папку. — Посмотрите эти материалы. Они вам помогут лучше понять расстановку и соотношение союзнических сил в Сибири.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Высадив свои дивизии во Владивостоке, Япония, не теряя времени, стала занимать основные позиции — не только военные, но и политические. Генерал Отани объявил себя командующим всеми оккупационными войсками, и вскоре в его руках оказались важные стратегические центры русского Дальнего Востока.
8 августа 1918 года четыре японских миноносца вошли в устье Амура, один крейсер — в бухту Де-Кастри, еще один крейсер и два миноносца бросили якоря в портах северного Сахалина.
Столь же быстро и решительно продвинулись сухопутные силы. 12-я дивизия заняла Никольск-Уссурийский и Хабаровск. Бригада генерала Ямады вошла в Благовещенск. А 5-я дивизия — в Читу. Под ее контролем оказалась Забайкальская железная дорога.
Уже в начале оккупации численность японцев достигла 73 тысяч солдат и офицеров, что в несколько раз превышало лимит войск, оговоренный совместной декларацией, и продолжала расти. Однако США смолчали и сами довели свой десант до 19 тысяч.
В середине сентября во Владивосток прибыл командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири генерал Гревс. Высадившаяся ранее дивизия под командованием Штейера уже рассредоточила свои силы, часть из них была направлена в Забайкалье.
Генерал Гревс, ознакомившись с расположением японцев и не желая оставлять их вне контроля, передислоцировал свой корпус. Он оккупировал Сучанские каменноугольные копи и занял участок между Никольск-Уссурийском и станцией Уссури. Американский гарнизон Хабаровска был подкреплен полком пехоты.
Вторая группа под командованием полковника Марроу заняла железную дорогу между Яблоневым хребтом и Байкалом.
Расставляя таким образом силы, Гревс создавал чересполосицу между японскими войсками, стесняя свободу их передвижения.
Генерал Отани пытался оказать давление на Гревса, указывая, что он, генерал Отани, является командующим всеми силами интервентов. Но Гревс заявил, что подчиняется только американскому президенту и будет распоряжаться своими людьми, как сочтет нужным.
Американцы видели в Японии потенциального противника на Тихом океане и Дальнем Востоке. В Токио были озабочены тем же.
Имея противоположные интересы, обе стороны тем не менее вели себя сдержанно, не вступая в открытое противоборство. Куда пристальнее внимание их было приковано к смертельной схватке красных и белых. Чаша весов здесь колебалась, пока не давая резких перевесов ни той, ни другой стороне. Сегодня важно было понять, какая реальная сила стоит за спиной адмирала Колчака, провозгласившего себя две недели назад Верховным правителем Российского государства? Как скоро сумеет он сменить свою временную резиденцию в Омске и въехать на белом коне, как он не раз обещал, в Кремль?
Генерал Гревс в это верил с трудом, наблюдая, с каким неутомимым упорством красные атакуют Транссибирскую магистраль, парализуя движение и не давая Колчаку возможности закрепиться на стратегических рубежах.
Небольшие партизанские отряды отличались большой подвижностью. И потому были неуловимы. Они взрывали железнодорожное полотно, разрушали мосты, наносили неожиданные удары по станциям и разъездам.
На запасных путях и в тупиках скопились тысячи вагонов. Не хватало локомотивных и кондукторских бригад. Бастовали железнодорожники. Работа их становилась небезопасной, и многие дезертировали. Повсеместно царил хаос. Сотни и сотни паровозов были повреждены. И вдоль всей магистрали эти металлические монстры составляли многочисленные кладбища. Не было похоже, чтобы кто-либо в ближайшее время смог вдохнуть в них жизнь, зажечь оледеневшие топки.
Острой проблемой стали чешские легионеры. Совсем недавно они были подданными Австро-Венгерской империи, которая, все еще значась на карте, на самом деле перестала существовать, распалась на глазах. Десятки тысяч чехов и словаков, прекрасно обученных и организованных солдат, оказались никому не нужными, но одновременно и необходимыми всем. Использовать эту бесхозную силу в своих интересах, привлечь ее на свою сторону — кто только не ставил перед собой такую задачу!
Цель же самих легионеров сводилась к скорейшему возвращению домой, где Томаш Масарик провозгласил Чехословацкую республику. И это их желание совпадало с решением Международной конференции, постановившей отправить чехословацкий корпус на запад кружным путем. Сначала по железной дороге во Владивосток, а уже оттуда в Европу морским транспортом.
Теперь понятно, почему бывшие военнопленные стали стекаться как поодиночке, так и целыми отрядами к Транссибирской магистрали, видя в ней единственное свое спасение, а потому пытаясь овладеть ею. В короткое время чехословаки захватили расположенные вдоль железной дороги города — Челябинск, Омск, Ново-Николаевск, Томск, а затем повели наступление на Иркутск, откуда почти беспрепятственно был открыт путь к Владивостоку.
Первые эшелоны с чехословаками прибыли во Владивосток за полгода до появления здесь Райли Аллена. Уже в мае 1918 года их было 16 тысяч. Бывшие подданные Австро-Венгрии надеялись, что незамедлительно, прямо с колес, пересядут на суда, идущие в Европу.
Надежды оказались напрасными. Никакие пароходы их не ждали. Вместо этого им предложили казармы в так называемом Гнилом Углу. Не слишком-то приятное место, получившее свое название потому, что здесь вечно сыро и клубится туман.
«Даже у птицы есть гнездо, — подумал Райли, — а эти бедолаги который месяц не найдут себе пристанища».
Чтобы отправить их в Европу, понадобились бы десятки и десятки судов. А где они? Значит, им еще долго находиться во Владивостоке.
Среди бывших военнопленных много раненых, больных. Есть и инвалиды. Американский Красный Крест — их главная, а может быть единственная, надежда.
Райли Аллен уделил папке весь остаток дня. Больше всего в ней было отчетов, которые Рудольф Тойслер еженедельно посылает в Вашингтон. Но были и местные донесения к самому Тойслеру. Там находился дневник, обнаруженный в сумке трагически погибшего врача. Были письма, ждавшие ответа, газетные вырезки и фотографии. Было и множество радиограмм, сухих, без единого яркого слова.
В конце папки он нашел листок, которому вначале не придал внимания. Сообщалось о большой группе детей, оказавшихся вдалеке от дома. Они уехали из Петрограда, чтобы провести каникулы в предгорьях Урала, но к зиме не смогли вернуться к родителям.
Без хлеба и теплой одежды!
У Аллена кольнуло сердце. Он почувствовал и зримо представил трагедию, которая назревает далеко отсюда.
— Я хочу заняться детьми. — Это были первые слова, которые он произнес утром при встрече с Рудольфом Тойслером.
— Хорошая мысль. Я знал, вы не пропустите эту страничку, — ответил Тойслер, хитро прищурив глаза.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
Человек, взявшийся написать документальную книгу, невольно становится исследователем. В его руки попадают материалы, вышедшие из-под пера многих людей, а потому представляющие разные и даже полярные точки зрения.
Первым из американских источников, с которым мне пришлось познакомиться, была небольшая статья — всего дюжина страничек, вошедшая в одну из серий «Делаверских записок» (Университет штата Нью-Йорк) за 1949 год.
«Эпизод из времен Великой русской революции. Детские колонии в Сибири» — таковы заголовок и подзаголовок статьи. Ее авторы Джейн Сван и Вальтер Кирхнер помогли мне узнать, что американцы проявили интерес к детям и желание им помочь еще до приезда Валерия Альбрехта и его спутников в Сибирь, а Райли Аллена — во Владивосток.
В 1918 году в Самаре находилась штаб-квартира Американского союза христианской молодежи, которую возглавлял Байард Кристи. До этой организации дошли слухи о бедственном положении юных петроградцев. Но прежде чем спасать детей, надо было провести обследование: где и как живут колонисты, много ли их…
Это нелегкое задание поручили Альфреду Свану.
Сван, будучи англичанином, родился в России. Он и его жена Екатерина покинули Петроград, гонимые голодом. Супруги Сван добрались до Нижнего Новгорода. Затем спустились по Волге до Самары. Здесь Альфред Альфредович и познакомился с Байардом Кристи и сразу принял его предложение включиться в благотворительную работу.
Масштаб предстоящей операции был таков, что Союзу христианских молодежи в одиночку не справиться. Вот почему к делу помощи детям подключился Американский Красный Крест.
В Самаре находилась и другая благотворительная организация — Миссия друзей, о которой сейчас, десятилетия спустя, я мало что могу сказать. Знаю лишь одно: в нее входили настоящие люди, готовые к самопожертвованию, к какой угодно работе, самой грязной и неблагодарной. Альтруизм был в крови этих людей.
Так в одной упряжке с Альфредом Сваном оказались Грегори Уэлч и Чарльз Коллис. Тоже англичане, а возможно, ирландцы.
Будучи по убеждению пацифистами, Коллис и Уэлч отказались стать солдатами и участвовать в кровавой войне. Но захотели приносить пользу несчастным и нуждающимся. Пусть их пошлют в страну, где труднее всего. Вот и оказались в России.
Движимая чувством милосердия, эта троица (так и хочется сказать — святая троица) отправилась навстречу опасности и неизвестности.
Обследование колонии, группы которой разъехались по разным городам Сибири, показало печальную картину. Примерно тысяча детей в возрасте от пяти до шестнадцати лет нуждалась в хлебе, деньгах, теплой одежде, жилье, дровах, мыле и медикаментах, а главное — в участии, в немедленной помощи.
Картина, нарисованная авторами «Делаверских записок», в целом соответствует тому, что мне рассказывали бывшие колонисты. Но некоторые описания вызывают тем не менее возражения. Не столько мои, сколько самих участников тех далеких событий.
Положение детей было и без того трудным и драматичным. Так стоит ли еще более сгущать краски?! Судите сами.
Из «Деловых записок»
В Тюмени колония помещалась в большом бревенчатом доме, бывшей крепости, построенной родом Строгановых во времена Иоанна Грозного. Когда туда прибыли представители Красного Креста и вошли в обширный двор с его конюшнями и сараями, перед ними предстала плачевная картина.
По темным коридорам взад и вперед сновали полураздетые фигуры. Мальчики с всклокоченной шевелюрой играли в карты, почти не обратив внимания на вновь пришедших… Между игроками происходили драки… Иные валялись на своих кроватях… И вся эта картина венчалась лестницей, превращенной в уборную.
Нет, не следовало изображать мальчишек как стадо необузданных бродяг и диких волчат, лишенных какого бы то ни было внимания и опеки со стороны русских воспитателей.
К слову говоря, другой американский автор, Флойд Миллер, так и назвал свою книгу — «Дикие дети Урала», что вызвало резкие возражения и даже неприятие книги бывшими колонистами. Видимо, и Миллер держал в своих руках «Делаверские записки». Потому и получил одностороннюю информацию.
Но я все же с интересом прочел написанное им. Для меня куда важнее ошибок и неточностей были доброта и человеколюбие, которыми пронизаны многие миллеровские страницы. Очень жаль, что ему не довелось встретиться с петроградцами.
Посмотрим, как они сами вспоминают о своей первой встрече с американцами.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«ХОЧУ К МАМЕ!»
Георгий Финогенов:
— Нас распределили по школам Тюмени. Я попал в Коммерческое училище. Находилось оно очень далеко, в нескольких километрах от дома, где мы жили. Учился я плохо из-за своей глухоты и отсутствия учебников. У меня была лишь одна тетрадь, в которую я и записывал все предметы.
Когда наступила зима, стало еще хуже. В училище пришлось идти уже не по улице, а прямо по ледяной Туре. Одеты мы были плохо: полушубок без воротника, шапка на вате, рваные рукавицы… А на ногах — дырявые валенки.
Однажды погода так ухудшилась, что идти было и вовсе невозможно. Поднялась метель. Усилился мороз. Я шел по замерзшей реке, закрыв лицо рукавицей, и чувствовал, что замерзаю. Навстречу мне попался мужик на дровнях. Он остановился, схватил меня в охапку, повалил в снег и начал растирать лицо. Когда я отошел, он сказал: «Скажи спасибо, хлопец, что меня встретил, а то было бы худо».
Я отморозил себе нос, щеки и уши. Крестьянин посадил меня на дровни и повез обратно.
Через несколько дней я снова пошел в училище, но уже вместе с товарищем. Нам встретились два человека в полувоенной форме. На ломаном русском языке они стали спрашивать, кто мы и откуда. А узнав, кто мы, незнакомцы сказали, что сегодня на учебу идти не надо, и повернули нас домой.
На собрании объявили, что колонию берет под свое покровительство Американский Красный Крест. Нас будут кормить, одевать, а потом повезут в Петроград. Мы очень обрадовались.
Вскоре приехали грузовые машины с продовольствием и одеждой… Жизнь в колонии стала другой. Нас стали хорошо кормить и одевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82