— Но корабля там еще не будет, не так ли? — сказала я, промокая рукавом вспотевшее лицо.— Наверное, нет. Но будь уверена, Бленкайрон поторопится. Он погрузит добычу и отправится в путь как можно скорее, а «Царица Нила» способна развивать весьма приличную скорость. Если они будут плыть днем и ночью, а Бленкайрон использует все свое влияние, чтобы их без задержки пропустили через шлюзы, она может дойти до Каира за несколько дней. Мы или Шмидт должны оказаться там до ее прибытия.Он небрежно засунул руку в карман и извлек из него нагрудное украшение Тутанхамона. Тускло отсвечивая золотом, бирюзой и кораллами, оно лежало у него на ладони, покрывая всю ее поверхность. Огромный голубой скарабей в центре композиции держал в вытянутых клешнях сердоликовый солнечный диск.У Фейсала перехватило дыхание:— Это из коллекции Бленкайрона? Очень предусмотрительно, Джонни. Этого будет достаточно, чтобы...Джон потряс взлохмаченной шевелюрой:— Этого, разумеется, будет достаточно, чтобы привлечь внимание музейных властей, именно поэтому я... э-э-э... позаимствовал его. Но если Бленкайрону удастся выехать из страны и вывезти коллекцию, я едва ли смогу доказать, где именно это взял. Допустим даже, что обнаружится подделка некоторых других музейных экспонатов, но в этой части мира дела делаются долго, да и в любой его части бюрократы не любят ничего предпринимать. А пока они будут обсуждать, согласовывать, препираться и раздумывать, нам придется прозябать в тюремной камере. Это, конечно, в лучшем случае.— Мне больше нравится, когда ты шутишь фривольно.— А мне нет. — Фейсал встал. — Пора ехать.Даже зная, какие здесь дороги, я не верила, что понадобится шесть часов, чтобы преодолеть менее тридцати миль. Думаю, все еще обошлось хорошо: никого не укусили ни скорпион, ни кобра, и джип не развалился, если не считать потери одной дверцы, которую Фейсал, впрочем, привязал снова. У нас облысели только две покрышки. По всему пути следования от основного каньона ответвлялись маленькие «аппендиксы», и порой было очень трудно отличить главное направление от тупика. Один раз мы проехали по такому боковому каньону около мили, прежде чем Фейсал понял, что ошибся. Пришлось выбираться назад. По мере того как солнце поднималось все выше, его лучи все больше проникали в каньон, и жара становилась все сильнее. Мы все взмокли, пот катил с нас градом. Когда же добрались до конца первого вади, то обнаружили перед собой крутой склон, полностью заваленный камнями.— Здесь есть какой-нибудь объезд? — спросила я.Мои спутники повернулись и молча выразительно посмотрели на меня. Фейсал снял рубашку; пот стекал у него по лицу и застаивался в углублениях над ключицами. Жаль, что я слишком изнемогала от жары и усталости, чтобы по достоинству оценить открывшуюся картину: у Фейсала действительно была великолепная фигура. Джон предпочел свою не обнажать.— Нет, моя дорогая, — подчеркнуто сдержанно ответил на мой вопрос Фейсал, оскалившись всеми своими восхитительными белыми зубами. — Это и есть дорога. Единственная. Должно быть, после того как я был здесь в последний раз, произошло землетрясение или наводнение.Он обошел машину и стал рыться в ржавых инструментах, кучей наваленных под задним сиденьем. Я больше не задавала вопросов. Выбор был ясен даже для меня: либо мы бросаем джип и идем дальше пешком, либо расчищаем проезд, достаточный для того, чтобы в него могла протиснуться машина.Работа была бы нелегкой, даже если бы у нас имелись необходимые приспособления, а погода не была столь изнуряющей, но имея лишь гаечный ключ в качестве рычага, температуру воздуха под сто градусов По Фаренгейту, что равно приблизительно 38 градусам по Цельсию.
и катастрофически уменьшающийся запас воды... Помню, я с глубоким сочувствием подумала о Сизифе, том бедном парне, которого, согласно греческой легенде, боги обрекли вечно толкать в гору огромные валуны. Причем, как только он достигал вершины, камень снова скатывался вниз.Когда мы остановились немного передохнуть, Фейсал вытер лоб грязной тряпкой, некогда бывшей белоснежным носовым платком. Теперь солнце чуть сдвинулось к западу и появилась крохотная полоска тени. Мы, передавая друг другу бутылку с водой, отдуваясь, устроились в этой тени. Даже Джон слишком устал, чтобы шутить. Его рубашка промокла насквозь, причем пропиталась она не только потом. Наверное, снова открылась огнестрельная рана. Он почувствовал на себе мой взгляд, поднял голову и тяжело посмотрел на меня, словно запрещая говорить на эту тему. Я промолчала.Спустя несколько минут Фейсал сказал:— Еще немного, и будет достаточно.— Вы действительно так думаете? — с надеждой спросила я.— Действительно. — Он взял мою руку и оглядел сначала изодранную ладонь, потом сломанные ногти, из-под которых сочилась кровь.— Да, это не руки леди, — вздохнула я. — Боюсь, меня не пригласят на обед во дворец.— В моем списке вы будете первой, — проникновенно сказал Фейсал и поднес мои кровоточащие пальцы к губам.Джон встал:— Мне очень неловко прерывать эту нежную сцену, но не пора ли продолжить?Когда Фейсал объявил, что работа окончена, на склоне оставалась еще масса камней. Мы все забрались в джип. Фейсал дал задний ход, чтобы разогнаться, и нажал на газ. Я закрыла глаза и не открывала их, пока джип не перескочил через камни, в которые упирался, когда стоял на месте, и не начал спускаться. Спуск был не таким крутым, как подъем, но не менее тряским. Когда мы очутились на сравнительно ровной поверхности, Фейсал увеличил скорость, и я открыла глаза.Он наблюдал за мной в треснувшее зеркало заднего вида.— Худшее позади! — прокричал он. — Теперь осталось недолго.— Не смотрите на меня! — прокричала я в ответ. — Не отвлекайтесь от, извините за выражение, дороги.Я приобрела новый жизненный опыт: больше нигде и никогда не стану жаловаться на плохие дороги. По сравнению с той, что мы преодолели, нынешняя казалась мне гладкой и мягкой, как кусок пирога. Только теперь я по-настоящему ощутила невыносимую жару. Воздух был немыслимо сух, я чувствовала, как моя кожа натягивается и даже потрескивает. Примерно час спустя Фейсал заглушил мотор.— Мы почти на месте. Сюда уже забредают люди, поэтому нам лучше залечь до темноты.Растянувшись на твердой земле, мы допили остатки воды. Я была совершенно измочалена, но спать не хотелось. Дождавшись, когда Джон заснет или отключится, что обычно случалось с ним раньше, я сказала:— Он долго не выдержит.— Знаю. Но сейчас мы ничего не можем для него сделать. Отдохните, Вики. Вы сегодня героически потрудились.— А что будет, когда мы доберемся до Амарны?— Он что-то задумал, но не спрашивайте меня, что именно. Мне он дал распоряжения только относительно того, куда я должен пойти и что сказать, но не соизволил объяснить остальное. — Фейсал потянулся и глубоко, прочувствованно вздохнул. — По крайней мере мы можем быть уверены, что нас никто не видел. Только идиот мог решиться ехать по этой дороге. Не волнуйтесь, дорогая, мы подкупим или запугаем кого-нибудь, чтобы заставить нам помочь.— Но у нас больше нет денег.Длинные, пушистые ресницы Фейсала уже начали опускаться, но тут он снова открыл глаза и лукаво мне улыбнулся:— А мы что-нибудь продадим. Например, вас. За женщину, которая умеет так работать, дадут хорошую цену.Я оставила его в покое, чтобы он поспал. Сама я тоже пыталась уснуть, но безуспешно, поэтому просто лежала, прислушиваясь к дыханию Джона и наблюдая за тем, как темнело небо и в нем зажигались звезды.Наконец Фейсал пошевелился:— Мы всю воду прикончили?— Есть немного лимонада. Я припрятала.— Правильно сделали. Ну ладно, начнем, Джонни?— Я же говорил тебе, чтобы ты меня так не называл, — послышался из темноты раздраженный голос.— Наверное, ты предпочитаешь, чтобы тебя называли «Голубыми Глазами»? Может быть, когда-нибудь один из вас разъяснит мне смысл этого эзотерического выражения?— Может быть. Как-нибудь холодным ненастным вечером в аду, — ответил Джон.Когда мы выехали из расширявшегося устья вади, луна мерцающим светом заливала долину Амарны. Между рядами темных деревьев, протянувшихся вдоль Нила, сверкала вода.Кажется, никто нас, слава Богу, не встречал. Пока.— Езжай на север, — сказал Джон. — Советую как можно дольше держаться вблизи скал — меньше вероятности, что нас заметят.— Если люди еще не знают, что мы здесь, значит, они глухие, — вставила я.— Вижу, ты снова в форме, — ответил Джон. — Может быть, предпочитаешь идти пешком? Это всего каких-нибудь шесть-семь миль.Я прикусила язык.Фейсал медленно двинулся с места, и если бы ничто не омрачало моих дум, я бы восхитилась представшей перед моим взором картиной. Скалы, окружавшие долину, в зловещем свете луны казались ледяными; там, где каньоны прорезали их и нависали уступами, они были словно расчерчены причудливыми узорами теней. Одна, самая глубокая и темная полоса, должно быть, была входом в царское вади, где мы в свое время побывали. После того, как мы пересекли дорогу, ведущую от смотровой площадки к гробницам, Фейсал остановил машину и выключил мотор.— Деревня — вон там. — Он указал на несколько огоньков вдали у реки.Джон не пошевелился:— Мы будем ждать здесь.— Что ты задумал? — спросил Фейсал.— Принять необходимые меры предосторожности, ничего более. Три человека вызовут больше подозрений, чем один, особенно если двое из них явно иностранцы. Нас могли услышать. Посмотри вокруг, если что заметишь, возвращайся. Дом, который тебе нужен, находится на северо-восточном краю деревни. С одной стороны там кирпичный завод, а...— Знаю, ты уже говорил. — Фейсал вышел из машины и размялся. — Я дам сигнал, если все спокойно, и буду ждать вас на краю поля. Шесть вспышек подряд и еще две с интервалом.Он двинулся в путь. Джон несколько минут следил за ним, потом перелез через борт джипа.— Вылезай! — скомандовал он.— Зачем?— Хотел бы я дожить до того дня, когда на разумное предложение ты не ответишь вопросом «Зачем?». Тебе полезно поразмяться.Я встала и выпрямилась:— О Боже, если человек вот так чувствует себя в восемьдесят лет, я не хочу доживать до такого возраста.— Не сомневаюсь, — заметил Джон, поддерживая меня, пока я перелезала через борт, словно подагрическая старуха.Мы уселись у подножия небольшой скалы в нескольких сотнях ярдов от машины.— Не слишком удобно, — пожаловалась я, ерзая в надежде найти клочок поверхности, не усеянный острыми камешками.— Место плоское и укромное, что тебе еще надо? О Господи, ну на вот! — Он снял пиджак Фейсала и расстелил его на земле.— А тебе не холодно?— Нет.— У тебя нет температуры?Он отстранился от моей потянувшейся к его лбу руки и сел, прислонившись к скале в нескольких футах от меня.— Она, безусловно, поднимется, если ты не прекратишь задавать бессмысленные вопросы.— А как насчет осмысленных? — спросила я, протягивая ему банку содовой.— Например?— Ты действительно собираешься ограбить Каирский музей?— Боже милосердный, нет! Я уже дважды грабил этот проклятый музей, зачем мне делать это снова? Всегда ведь нужно стремиться к большему, ты так не считаешь?— В этом смысле украсть целую гробницу — достойная цель.— Твое сочувственное понимание невыразимо трогает меня. — Он открыл банку и долго пил, потом заговорил снова: — Но не надо преувеличивать, это не целая гробница, а лишь несколько избранных стен.— Мне все же трудно понять, как он надеялся удрать с этим...— О, удерет, не волнуйся, — спокойно сказал Джон, — если мы его не остановим. Мне по-своему даже жаль. Это могло стать вершиной моей выдающейся карьеры. Ты понимаешь, почему эта идея так привлекала меня?— Когда она начала тебя привлекать? Джон устроился поудобнее.— Моя первая встреча с Бленкайроном связана с диадемой Амарнской принцессы. Ты, вероятно, поняла, в чем особенность этого экспоната по сравнению с другими, когда встречалась с моими друзьями в Риме. Все остальные украшения, которые мы... э-э-э... подменили, относились к эпохе Ренессанса и более поздним эпохам, и все они находились в частных собраниях. Диадема же принадлежала Каирскому музею, и только фанатик-коллекционер мог захотеть обладать вещью, которую он никогда не сможет выставить. Ты могла бы вычислить Бленкайрона хотя бы потому, что он человек неприлично богатый и абсолютно беспринципный.— Не поддевай меня, Джон. Я изо всех сил стараюсь быть вежливой.— В самом деле? Извини, не заметил. Как я уже сказал, прелесть моего соглашения с Бленкайроном состояла в том, что я должен был лишь вызволить интересующие его предметы из музея. Они оставались в стране, поэтому никаких нервозных встреч с таможенниками не предвиделось. Единственное исключение — статуэтка Тетисери. Он так помешан на ней, что желал повсюду возить с собой.Однако контрабандно провезти антикварную вещь в Египет не так трудно, как вывезти.— Значит, та, что стоит в Британском музее, — подделка?Джон цокнул языком:— Довольно забавно, но та, что у Бленкайрона, возможно, тоже. Не только анализ красок вызывает сомнения по поводу статуэтки, которую я изъял из Британского музея, но и изучение иероглифов на ней. Я бы не удивился, узнав, что первая была изготовлена прапрадедушкой того старого мастера из Гурнаха, который сделал для меня вторую. Там существует давняя традиция изготовления подделок.— Как ты его нашел?— Это долгая история, — ответил Джон, — уходящая корнями в туманное прошлое и изобилующая деталями, которые Шмидт, несомненно, счел бы романтичными.— Тогда сейчас не рассказывай. Британский музей, наверное, был истинной проверкой твоего мастерства? Охрана там поставлена недурно.— Я не куплюсь на твои грубые приманки, дорогая, пожалуйста, не трудись допытываться, как мне это удалось. Профессиональная тайна, знаешь ли. Однако замечу, что драматические сюжеты, сочиняемые писателями и продюсерами триллеров, здесь совершенно ни при чем, особенно те, которые требуют сложных постановочных средств. Чем мудреней техническая новинка, тем больше вероятности, что она подведет в решающий момент.Он сделал паузу, еще попил, потом продолжил:— Идея похищения гробницы Тетисери пришла Бленкайрону в голову вскоре после того, как Гетти начал реставрацию гробницы другой царицы — Нефертити. Идея действительно была остроумной. Реставрация рельефов — именно то филантропическое деяние, которого ждали от Бленкайрона. В то же время она давала ему прекрасную возможность скопировать рельефы. Он задумал также соорудить макет гробницы, чтобы удовлетворять любознательность туристов, но не подвергать опасности оригинал. И даже если бы в какой-то момент его засекли, он всегда мог правдоподобно объяснить свою деятельность — готовил, мол, приятный сюрприз своим друзьям в министерстве культуры Египта. Это была, разумеется, колоссальная работа, но, как справедливо отметил Фейсал, Бленкайрон достаточно богат, чтобы оплатить сколь угодно квалифицированную команду специалистов.— И купить нужных специалистов, — вздохнула я. — Бедный Жан Луи.— Надо сказать, что это один из самых трудных аспектов дела, — признался Джон. — Ты бы удивилась, узнав, сколько на свете честных ученых. К ним нужно подходить с большой осторожностью. Однако сейчас в раскопах ведется не так уж много работ, а высочайше образованных бедолаг вроде Мазарэна или Фейсала, которые не могут найти работу, полно. Я бы Мазарэна не выбрал. Вместо того чтобы признать собственную продажность, он убедил себя, что руководствуется высшими соображениями. Такие люди опасны, совесть у них всегда неспокойна, и под нажимом они легко раскалываются. Я говорил это Бленкайрону, но он проигнорировал мой совет, и теперь понятно почему: он с самого начала намеревался в конце избавиться от неудобных свидетелей.— Поэтому ты решил выйти из игры?— Это, разумеется, сыграло свою роль. Однако гораздо более важной причиной оказалось появление Макса. Если помнишь, уже во время нашей встречи в Швеции я начал его раздражать. Он слишком близко к сердцу принял мое нежелание работать вместе с ним. Такой, знаешь ли, чувствительный человек.— Как он узнал твое настоящее имя?Я застала его врасплох. Пустая банка скрипнула в его руке.— Это не...— До сих пор ты задавал тон нашей беседе. Теперь настала моя очередь. Как они тебя нашли? Макс ведь не знал, кто ты на самом деле, но продолжал называть тебя Смитом.Джон не ответил. Я поняла, что он испытывает своего рода раскаяние, иначе легко солгал бы. Конечно, я бы не поверила, потому что знала ответ.— Через меня, не так ли? Макс знал, что ты не умер. И он знал, кто я. Она узнала это от него и, пустившись в погоню за тобой, начала с меня. Они, должно быть, месяцами наблюдали за мной в надежде, ну, скажем, рассчитывая, что ты у меня объявишься. И тогда им нужно было всего-навсего проследить твой путь домой.Джон смял и отбросил банку.— Это было проклятой последней каплей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
и катастрофически уменьшающийся запас воды... Помню, я с глубоким сочувствием подумала о Сизифе, том бедном парне, которого, согласно греческой легенде, боги обрекли вечно толкать в гору огромные валуны. Причем, как только он достигал вершины, камень снова скатывался вниз.Когда мы остановились немного передохнуть, Фейсал вытер лоб грязной тряпкой, некогда бывшей белоснежным носовым платком. Теперь солнце чуть сдвинулось к западу и появилась крохотная полоска тени. Мы, передавая друг другу бутылку с водой, отдуваясь, устроились в этой тени. Даже Джон слишком устал, чтобы шутить. Его рубашка промокла насквозь, причем пропиталась она не только потом. Наверное, снова открылась огнестрельная рана. Он почувствовал на себе мой взгляд, поднял голову и тяжело посмотрел на меня, словно запрещая говорить на эту тему. Я промолчала.Спустя несколько минут Фейсал сказал:— Еще немного, и будет достаточно.— Вы действительно так думаете? — с надеждой спросила я.— Действительно. — Он взял мою руку и оглядел сначала изодранную ладонь, потом сломанные ногти, из-под которых сочилась кровь.— Да, это не руки леди, — вздохнула я. — Боюсь, меня не пригласят на обед во дворец.— В моем списке вы будете первой, — проникновенно сказал Фейсал и поднес мои кровоточащие пальцы к губам.Джон встал:— Мне очень неловко прерывать эту нежную сцену, но не пора ли продолжить?Когда Фейсал объявил, что работа окончена, на склоне оставалась еще масса камней. Мы все забрались в джип. Фейсал дал задний ход, чтобы разогнаться, и нажал на газ. Я закрыла глаза и не открывала их, пока джип не перескочил через камни, в которые упирался, когда стоял на месте, и не начал спускаться. Спуск был не таким крутым, как подъем, но не менее тряским. Когда мы очутились на сравнительно ровной поверхности, Фейсал увеличил скорость, и я открыла глаза.Он наблюдал за мной в треснувшее зеркало заднего вида.— Худшее позади! — прокричал он. — Теперь осталось недолго.— Не смотрите на меня! — прокричала я в ответ. — Не отвлекайтесь от, извините за выражение, дороги.Я приобрела новый жизненный опыт: больше нигде и никогда не стану жаловаться на плохие дороги. По сравнению с той, что мы преодолели, нынешняя казалась мне гладкой и мягкой, как кусок пирога. Только теперь я по-настоящему ощутила невыносимую жару. Воздух был немыслимо сух, я чувствовала, как моя кожа натягивается и даже потрескивает. Примерно час спустя Фейсал заглушил мотор.— Мы почти на месте. Сюда уже забредают люди, поэтому нам лучше залечь до темноты.Растянувшись на твердой земле, мы допили остатки воды. Я была совершенно измочалена, но спать не хотелось. Дождавшись, когда Джон заснет или отключится, что обычно случалось с ним раньше, я сказала:— Он долго не выдержит.— Знаю. Но сейчас мы ничего не можем для него сделать. Отдохните, Вики. Вы сегодня героически потрудились.— А что будет, когда мы доберемся до Амарны?— Он что-то задумал, но не спрашивайте меня, что именно. Мне он дал распоряжения только относительно того, куда я должен пойти и что сказать, но не соизволил объяснить остальное. — Фейсал потянулся и глубоко, прочувствованно вздохнул. — По крайней мере мы можем быть уверены, что нас никто не видел. Только идиот мог решиться ехать по этой дороге. Не волнуйтесь, дорогая, мы подкупим или запугаем кого-нибудь, чтобы заставить нам помочь.— Но у нас больше нет денег.Длинные, пушистые ресницы Фейсала уже начали опускаться, но тут он снова открыл глаза и лукаво мне улыбнулся:— А мы что-нибудь продадим. Например, вас. За женщину, которая умеет так работать, дадут хорошую цену.Я оставила его в покое, чтобы он поспал. Сама я тоже пыталась уснуть, но безуспешно, поэтому просто лежала, прислушиваясь к дыханию Джона и наблюдая за тем, как темнело небо и в нем зажигались звезды.Наконец Фейсал пошевелился:— Мы всю воду прикончили?— Есть немного лимонада. Я припрятала.— Правильно сделали. Ну ладно, начнем, Джонни?— Я же говорил тебе, чтобы ты меня так не называл, — послышался из темноты раздраженный голос.— Наверное, ты предпочитаешь, чтобы тебя называли «Голубыми Глазами»? Может быть, когда-нибудь один из вас разъяснит мне смысл этого эзотерического выражения?— Может быть. Как-нибудь холодным ненастным вечером в аду, — ответил Джон.Когда мы выехали из расширявшегося устья вади, луна мерцающим светом заливала долину Амарны. Между рядами темных деревьев, протянувшихся вдоль Нила, сверкала вода.Кажется, никто нас, слава Богу, не встречал. Пока.— Езжай на север, — сказал Джон. — Советую как можно дольше держаться вблизи скал — меньше вероятности, что нас заметят.— Если люди еще не знают, что мы здесь, значит, они глухие, — вставила я.— Вижу, ты снова в форме, — ответил Джон. — Может быть, предпочитаешь идти пешком? Это всего каких-нибудь шесть-семь миль.Я прикусила язык.Фейсал медленно двинулся с места, и если бы ничто не омрачало моих дум, я бы восхитилась представшей перед моим взором картиной. Скалы, окружавшие долину, в зловещем свете луны казались ледяными; там, где каньоны прорезали их и нависали уступами, они были словно расчерчены причудливыми узорами теней. Одна, самая глубокая и темная полоса, должно быть, была входом в царское вади, где мы в свое время побывали. После того, как мы пересекли дорогу, ведущую от смотровой площадки к гробницам, Фейсал остановил машину и выключил мотор.— Деревня — вон там. — Он указал на несколько огоньков вдали у реки.Джон не пошевелился:— Мы будем ждать здесь.— Что ты задумал? — спросил Фейсал.— Принять необходимые меры предосторожности, ничего более. Три человека вызовут больше подозрений, чем один, особенно если двое из них явно иностранцы. Нас могли услышать. Посмотри вокруг, если что заметишь, возвращайся. Дом, который тебе нужен, находится на северо-восточном краю деревни. С одной стороны там кирпичный завод, а...— Знаю, ты уже говорил. — Фейсал вышел из машины и размялся. — Я дам сигнал, если все спокойно, и буду ждать вас на краю поля. Шесть вспышек подряд и еще две с интервалом.Он двинулся в путь. Джон несколько минут следил за ним, потом перелез через борт джипа.— Вылезай! — скомандовал он.— Зачем?— Хотел бы я дожить до того дня, когда на разумное предложение ты не ответишь вопросом «Зачем?». Тебе полезно поразмяться.Я встала и выпрямилась:— О Боже, если человек вот так чувствует себя в восемьдесят лет, я не хочу доживать до такого возраста.— Не сомневаюсь, — заметил Джон, поддерживая меня, пока я перелезала через борт, словно подагрическая старуха.Мы уселись у подножия небольшой скалы в нескольких сотнях ярдов от машины.— Не слишком удобно, — пожаловалась я, ерзая в надежде найти клочок поверхности, не усеянный острыми камешками.— Место плоское и укромное, что тебе еще надо? О Господи, ну на вот! — Он снял пиджак Фейсала и расстелил его на земле.— А тебе не холодно?— Нет.— У тебя нет температуры?Он отстранился от моей потянувшейся к его лбу руки и сел, прислонившись к скале в нескольких футах от меня.— Она, безусловно, поднимется, если ты не прекратишь задавать бессмысленные вопросы.— А как насчет осмысленных? — спросила я, протягивая ему банку содовой.— Например?— Ты действительно собираешься ограбить Каирский музей?— Боже милосердный, нет! Я уже дважды грабил этот проклятый музей, зачем мне делать это снова? Всегда ведь нужно стремиться к большему, ты так не считаешь?— В этом смысле украсть целую гробницу — достойная цель.— Твое сочувственное понимание невыразимо трогает меня. — Он открыл банку и долго пил, потом заговорил снова: — Но не надо преувеличивать, это не целая гробница, а лишь несколько избранных стен.— Мне все же трудно понять, как он надеялся удрать с этим...— О, удерет, не волнуйся, — спокойно сказал Джон, — если мы его не остановим. Мне по-своему даже жаль. Это могло стать вершиной моей выдающейся карьеры. Ты понимаешь, почему эта идея так привлекала меня?— Когда она начала тебя привлекать? Джон устроился поудобнее.— Моя первая встреча с Бленкайроном связана с диадемой Амарнской принцессы. Ты, вероятно, поняла, в чем особенность этого экспоната по сравнению с другими, когда встречалась с моими друзьями в Риме. Все остальные украшения, которые мы... э-э-э... подменили, относились к эпохе Ренессанса и более поздним эпохам, и все они находились в частных собраниях. Диадема же принадлежала Каирскому музею, и только фанатик-коллекционер мог захотеть обладать вещью, которую он никогда не сможет выставить. Ты могла бы вычислить Бленкайрона хотя бы потому, что он человек неприлично богатый и абсолютно беспринципный.— Не поддевай меня, Джон. Я изо всех сил стараюсь быть вежливой.— В самом деле? Извини, не заметил. Как я уже сказал, прелесть моего соглашения с Бленкайроном состояла в том, что я должен был лишь вызволить интересующие его предметы из музея. Они оставались в стране, поэтому никаких нервозных встреч с таможенниками не предвиделось. Единственное исключение — статуэтка Тетисери. Он так помешан на ней, что желал повсюду возить с собой.Однако контрабандно провезти антикварную вещь в Египет не так трудно, как вывезти.— Значит, та, что стоит в Британском музее, — подделка?Джон цокнул языком:— Довольно забавно, но та, что у Бленкайрона, возможно, тоже. Не только анализ красок вызывает сомнения по поводу статуэтки, которую я изъял из Британского музея, но и изучение иероглифов на ней. Я бы не удивился, узнав, что первая была изготовлена прапрадедушкой того старого мастера из Гурнаха, который сделал для меня вторую. Там существует давняя традиция изготовления подделок.— Как ты его нашел?— Это долгая история, — ответил Джон, — уходящая корнями в туманное прошлое и изобилующая деталями, которые Шмидт, несомненно, счел бы романтичными.— Тогда сейчас не рассказывай. Британский музей, наверное, был истинной проверкой твоего мастерства? Охрана там поставлена недурно.— Я не куплюсь на твои грубые приманки, дорогая, пожалуйста, не трудись допытываться, как мне это удалось. Профессиональная тайна, знаешь ли. Однако замечу, что драматические сюжеты, сочиняемые писателями и продюсерами триллеров, здесь совершенно ни при чем, особенно те, которые требуют сложных постановочных средств. Чем мудреней техническая новинка, тем больше вероятности, что она подведет в решающий момент.Он сделал паузу, еще попил, потом продолжил:— Идея похищения гробницы Тетисери пришла Бленкайрону в голову вскоре после того, как Гетти начал реставрацию гробницы другой царицы — Нефертити. Идея действительно была остроумной. Реставрация рельефов — именно то филантропическое деяние, которого ждали от Бленкайрона. В то же время она давала ему прекрасную возможность скопировать рельефы. Он задумал также соорудить макет гробницы, чтобы удовлетворять любознательность туристов, но не подвергать опасности оригинал. И даже если бы в какой-то момент его засекли, он всегда мог правдоподобно объяснить свою деятельность — готовил, мол, приятный сюрприз своим друзьям в министерстве культуры Египта. Это была, разумеется, колоссальная работа, но, как справедливо отметил Фейсал, Бленкайрон достаточно богат, чтобы оплатить сколь угодно квалифицированную команду специалистов.— И купить нужных специалистов, — вздохнула я. — Бедный Жан Луи.— Надо сказать, что это один из самых трудных аспектов дела, — признался Джон. — Ты бы удивилась, узнав, сколько на свете честных ученых. К ним нужно подходить с большой осторожностью. Однако сейчас в раскопах ведется не так уж много работ, а высочайше образованных бедолаг вроде Мазарэна или Фейсала, которые не могут найти работу, полно. Я бы Мазарэна не выбрал. Вместо того чтобы признать собственную продажность, он убедил себя, что руководствуется высшими соображениями. Такие люди опасны, совесть у них всегда неспокойна, и под нажимом они легко раскалываются. Я говорил это Бленкайрону, но он проигнорировал мой совет, и теперь понятно почему: он с самого начала намеревался в конце избавиться от неудобных свидетелей.— Поэтому ты решил выйти из игры?— Это, разумеется, сыграло свою роль. Однако гораздо более важной причиной оказалось появление Макса. Если помнишь, уже во время нашей встречи в Швеции я начал его раздражать. Он слишком близко к сердцу принял мое нежелание работать вместе с ним. Такой, знаешь ли, чувствительный человек.— Как он узнал твое настоящее имя?Я застала его врасплох. Пустая банка скрипнула в его руке.— Это не...— До сих пор ты задавал тон нашей беседе. Теперь настала моя очередь. Как они тебя нашли? Макс ведь не знал, кто ты на самом деле, но продолжал называть тебя Смитом.Джон не ответил. Я поняла, что он испытывает своего рода раскаяние, иначе легко солгал бы. Конечно, я бы не поверила, потому что знала ответ.— Через меня, не так ли? Макс знал, что ты не умер. И он знал, кто я. Она узнала это от него и, пустившись в погоню за тобой, начала с меня. Они, должно быть, месяцами наблюдали за мной в надежде, ну, скажем, рассчитывая, что ты у меня объявишься. И тогда им нужно было всего-навсего проследить твой путь домой.Джон смял и отбросил банку.— Это было проклятой последней каплей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44