— Жизнь идет, — рассеянно ответил я, время от времени посматривая в сторону Батырова. — Ничего не стоит на месте… Гони природу, понимаете ли, в дверь — она влетит в копеечку…
— Поздравляю вас с правительственной наградой, — продолжал Лапин-Зорин.
Вероятно, он был вежливым человеком и не умел отчаливать без небольшой проникновенной беседы. — Рад за вас и за весь ваш Госкомитет. Обычно ведь про охрану природы у нас вспоминают, только когда что-нибудь приключится. Нефть разольется, или озоновая дыра, или поворот северных рек…
— С северными реками вопрос решен: все-таки будем поворачивать, — чисто автоматически сбрехнул я. Просто чтобы разговор поддержать.
— Неужели? — удивился Иван-не-Данилович. Я смекнул, что меня опять занесло черт-те куда. Ну, до чего доверчивый у нас народ! Даже неловко.
— Не то чтобы совсем поворачивать, — попытался выкрутиться я. —Так, немного загибать… Центральная Азия сохнет без пресной воды. Верите ли, вымирают уникальные виды стрекоз! С ледникового еще периода…
— Надо же… — покрутил головой вежливый председатель Госкомпечати.
Вероятно, он был из числа горячих противников поворота. Мой аргумент насчет усыхающих стрекоз в Центральной Азии оказался для него неожиданным и сильным.
Не дожидаясь, пока Лапин-Зорин захочет подпереть этот аргумент какими-нибудь фактами, я поспешил поскорее сменить тему.
— Вас тоже сегодня наградили? — полюбопытствовал я. — Рад за вас и весь ваш…
— Куда там — наградили! — грустно махнул рукой Иван-не-Данилович (и не-Денисович, Демья-нович?). — Тут не до жиру, нам бы ассигнования все получить… Спикер Думы обещал сюда заехать, с проектом в первом чтении.
— Не заехал? — сочувственно спросил я и на сей раз попал в точку.
— Проманкировал, — с заметным раздражением отозвался шеф Госкомпечати. —У них, видите ли, именно сегодня — партийный пленум.
— И какой же это партии?.. — поинтересовался я. —Ах, ну да!
— Вот именно! — горько сказал Лапин-Зорин. — Заседают, решают текущие дела. Международная обстановка, ситуация на Балканах, наш ответ Чем-берлену…
Из всей Думы я здесь видел одного только депутата Маслова. Очень довольного, между прочим. Он теперь снова будет судиться с нашим Президентом.
— Судиться? — переспросил я. — Снова из-за обезьяны?
Шеф Госкомпечати Лапин-Зорин отрицательно покачал головой.
— Везет товарищу Маслову! — произнес он с упреком. — Раньше его с обезьяной по ошибке сравнили, и он уж был рад-радешенек раздуть процесс до небес. А буквально только что президентский охранник дал ему в зубы. И тем самым, естественно, дал повод…
— И за что он его так? — Я почувствовал неприятный холодок где-то под ложечкой. За разговором я как-то упустил из виду, зачем я здесь. Лапин-Зорин, сам того не ведая, мне напомнил.
— В том-то и дело, что ни за что! — пожал плечами Иван-не-Данилович. — По крайней мере он сам так считает. Товарищ Маслов просто подошел к охраннику, предъявил депутатский мандат и попросил показать, где тут туалет. И сразу — получил по зубам, прямо по депутатской неприкосновенности. Товарищ Маслов уже уверен, что удар был санкционирован с самого верха… Хотя при чем здесь, простите, Президент?
— Да-да, — проговорил я поспешно. — Президент-то, разумеется, ни при чем… — Я вновь завертел головой, отыскивая в толпе Батырова. Моя тайная челобитная с каждой секундой все сильнее жгла мне карман. Но я решительно не представлял, как прорваться к помощнику Президента. С боем? Можно, конечно. А толку-то?
— Вам нехорошо? — участливо спросил шеф Госкомпечати. Он вообразил, что вновь о себе напомнила моя контузия, ставшая поводом сменить розовый кафель на паркет.
— Все в порядке… — слабым голосом произнес я. — Сейчас немного пройдусь, и все успокоится… Всего вам доброго!
Я осторожно двинулся прочь от Лапина-Зорина — не настолько быстро, как подобало бы абсолютно здоровому человеку, но и не так медленно, как двигался бы человек контуженый, нуждающийся, чтобы его проводили. В толпе, занятой выпивкой и жеванием, маневрировать не так уж легко, однако я справился. Я даже смог без больших потерь проскользнуть мимо престарелого профессора Можейко. Тот своей плотной фигурой наполовину загораживал проход между стеной и столом, ловил в объятия всех проходящих и заставлял выслушивать свои мемуары. Оказывается, Можейко не всегда был престарелым собирателем древностей, как можно было подумать с первого взгляда. Оказывается, в молодости Илюша Можейко на почте служил ямщиком…
Я не стал дожидаться, пока хранитель древностей дойдет в рассказе до волнующего эпизода замерзания в степи, и ловко уклонился от можейкиных объятий.
Бывший ямщик укоризненно замычал, но, по-моему, быстро утешился, заполучив вместо меня знатного овцевода Мугиррамова. Похоже, двум ветеранам будет что вспомнить, подумал я, совершая в жующей толпе сложный пируэт: три шага вперед, два вбок, поворот на сто восемьдесят градусов — и спиной, спиной…
Шея моя уперлась во что-то жесткое и колючее — как будто в самом центре фуршетного стола вдруг вырос куст чертополоха. Я досадливо обернулся на препятствие, потирая шею. Вместо куста на моем пути громоздилась спина, увенчанная экзотическим головным убором, похожим на терновый венец. Об него я и укололся. Не обращая ни на кого внимания, толстая спина в венце продолжала вдохновенно кушать, вольно или невольно мешая моим передвижениям.
— Пардон, — сказал я, и кушающий повернулся ко мне фасадом.
Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть! Вероятно, этот мой знакомец ради возможности заморить червячка на дармовом фуршете решил немного обождать переходить в оппозицию.
В одной руке у писателя Юрия Ляхова был кусок торта, в другой — кружок колбасы. Торт Ляхов ел сам, а вот колбасу скармливал черному котику, который расположился у писателя за пазухой и только высовывал наружу прожорливую пасть.
Присмотревшись повнимательнее, я обнаружил кончик черного хвоста, выглядывающий между третьей и четвертой пуговицами писательского пиджака.
— Tec! — конспиративно проговорил Ляхов, узнав меня (а может, не узнав).
Из-за торта у писателя получилось «Тшш!». Кот заворочался за пазухой и выхватил из пальцев Ляхова последний колбасный кружок.
— А как же психополя? — осведомился я. — Здесь ведь наверняка такой фон…
— Все продумано, — с тихим торжеством прошептал Ляхов, быстро разделываясь с остатками торта. — Фон экранирует эта скотина…
— Муррр, — подала голос сидящая за пазухой Скотина, облизывая жирные писательские пальцы. Ляхов тут же рукой подхватил с подноса еще ломоть колбасы и успокоил ненасытную тварь.
— …а направленное психоизлучение корректирует верхний экран, — писатель ткнул освободившимся пальцем в сторону тернового венца. — Там проволочный каркас… Эти черти при входе даже не хотели меня пускать. Но я наплел, что кот и венок — части национального костюма. Они, болваны, даже не спросили, какой нации… Зомби, настоящие зомби!
— Я вас не выдам, — вполголоса пообещал я. — Слово даю. Кушайте спокойно…
— Вот и хорошо, — тихо возликовал писатель Ляхов. — Забыл сказать: я ваш рассказ все-таки беру в альманах. Не тот, который про Палестину, а тот, где пароход плывет… Если убрать слово «американский», получится очень даже здоровый реализм…
— Может, не стоит убирать? — пробормотал я, надеясь, что издатель альманаха «Шинель» все-таки передумает вторично. Выход в свет рассказа Куприна под фамилией «Штерн» меня не очень-то радовал. Правда, какой-то француз еще разок переписал «Дон-Кихота» — и ничего, это ему сошло с рук…
— Стоит, еще как стоит, — отозвался Ляхов, скармливая коту серебристую сардинку. Затем он осмотрел окрестности жующей толпы, и круглое его лицо внезапно омрачилось. — Осторожнее, только не поворачивайтесь… — зашептал он.
— Вы под колпаком. За вами наблюдают…
— Усатые брюнеты? — приглушенно осведомился я. Ляхов, увы, был не из тех, кто способен заметить настоящую слежку.
— Хуже, — трагическим шепотом проговорил писатель. —Хуже. Женщина! В красном платье!
Я плеснул себе в бокал боржоми и как бы невзначай огляделся, вполне допуская, что красная женщина — часть одолевающих Ляхова видений. Однако женщина действительно была. Высокая красивая брюнетка в эффектном платье пурпурного цвета. Брюнетка смотрела ласково, нежно и печально. К сожалению, совсем не на меня.
Я проследил за ее взглядом и с грустью осознал, что никогда не пойму женщин. Объект трогательного внимания дамы был невысок, очкаст, лысоват, лет за сорок пять. В общем, ничего особенного, если не считать фамилии: Батыров.
Похоже, брюнетка была именно тем человеком, кому Геннадий Викторович так хорошо улыбался со сцены и кого с таким упорством отыскивал глазами в толпе. И теперь, как видим, нашел. Женщина в красном и помощник Президента так мило и застенчиво играли друг с другом в гляделки, что вовсе не похожи были на людей, познакомившихся только что, средь шумного бала, случайно. Нет-нет, пара эта наверняка была знакома задолго до сегодняшнего вечера! Геннадий Викторович и пурпурная дама более всего напомнили мне знаменитых персонажей, которым соединиться мешали роковые обстоятельства: большая политика, бизнес, война кланов. Как там в песне поется? «Он был батальонный разведчик. Онагенеральская дочь. Он был за Россию ответчик…» Дальше не помню. Но за Россию ответчик — это как раз про Батырова сказано. Хоть и левая, а все ж-таки рука Президента. Каким бы способом дотянуться мне до этой руки и вложить в нее послание?
Еще раз осмотревшись, я понял, что до Геннадия Викторовича мне никак не добраться. По крайней мере, сегодня. И дело было не только в секью-рити вокруг помощника Президента, которые так и шныряли глазами по толпе. Несколько господ плотного телосложения, числом не менее трех, прицельно наблюдали с разных точек уже именно за мной. Этим бугаям сам бог велел работать санитарами в районной психушке, но не «пасти» Якова Семеновича. Стати слоновьи — ловкости не хватает.
Парни такой комплекции вот уже который день пытаются мне насолить в Москве и за ее пределами. Правда, вчера в городе Воронеже их команда уменьшилась на две единицы, чего мне нисколько не жалко. Сегодня они, конечно, попытаются уменьшить меня самого — от единицы до нуля… «Но мы еще поглядим, кто из нас лучше разбирается в арифметике, — подумал я. — Пока вычитание лучше удается, уж извините, Якову Семеновичу, а не вам, ребятки. Несмотря на все ваше численное преимущество и ракетную технику».
К тому моменту, когда я окончательно отследил трех соглядатаев и опять вернулся взглядом к Геннадию Викторовичу и даме в красном, те все еще обменивались нежными взорами на расстоянии, Теперь уже, кажется, прощальными.
Очкастый и лысоватый ответчик за Россию едва заметно пожимал плечами, словно бы говоря: «Увы…» Пурпурная дама в ответ едва-едва кивала головой, что, по всей видимости, означало: «Понимаю…» Мне, невольно подсмотревшему эту тайную беседу, стало стыдно своей любознательности. "Вечно ты, Яков Семенович, суешь свой длинный нос в чужие дела! — попенял я мысленно. — Кремлевские тайны интимной жизни помощника Батырова тебя, Яков Штерн, не должны интересовать.
Тебе, главное, побыстрее передать письмо. Лично или… Или… Или…"
Сумасшедшая идея посетила меня и вдруг показалась не такой уж бредовой. А почему бы и нет? Раз помощник Президента сегодня недоступен, отчего бы не попробовать кружной путь? И главное, мой интерес к пурпурной даме будет выглядеть совершенно естественно. Яков Семенович — мужчина видный, большой романтик. Увидел, решил познакомиться, отправился за ней… Весьма логично.
Генерал-полковник Сухарев во время первой нашей беседы оченно удивлялся, отчего же я не бабник. Вот и не правда ваша, дяденька! Первостатейный бабник. Гляжу, как безумный, на темную шаль… То бишь на пурпурное платье… Как бы мне только соглядатаев своих чуток задержать? Чтобы не портили мне свиданку…
Незнакомка в красном уже достигла двери и вышла из банкетного зала. Такая женщина наверняка пришла сюда не пешком. Значит, еще пару минут — и я потеряю единственный оставшийся мне вариант. «Надо было что-то срочно предпринимать», лихорадочно подумал я. Мне еще здорово повезло: ни один из моих шпиков не располагался на линии «Штерн дверь». Но что им, эдаким слонам, мешает немедленно последовать за мной? Разве что японская народная забава — борьба «сумо». Участие в борьбе нескольких толстяков, наподобие Ляхова или профессора Можейко, может на некоторое время закупорить все подходы к двери. Но сильно ли публика наклюкалась, чтобы массово поддержать забаву? А-а, ладно, выбирать не приходится.
Про себя я принес все мыслимые извинения будущим участникам заварушки, после чего громко крикнул:
— Профессор Можейко!
Бывший ямщик, а ныне почтенный научный работник и собиратель классических древностей как раз только-только упустил собеседника и рад был любому вниманию к своей персоне. Расталкивая недовольную публику, он ломанулся на зов. Я убедился, что Можейко вот-вот будет здесь и, подавшись в сторону мирно жующего Ляхова, сильно дернул за торчащий у него из-за пазухи сегмент кошачьего хвоста.
Еще будучи в гостях у издателя альманаха «Шинель», я имел возможность убедиться в особой горластости и скандальности писательских котов.
— Мя-а-а-а-а-а!! — заорало на весь зал оскорбленное животное, выпрыгнуло у Ляхова из-под пиджака и вцепилось когтями в белоснежную скатерть банкетно-фуршетного стола.
— Куда? Куда ты, скотина? — запричитал писатель, оставшийся в одном лишь терновом венце без экранирующего кота. Ляхов попытался схватить черную хвостатую бестию, но вместе этого угодил в объятия подоспевшего профессора Можейко. Я успел отскочить к двери — и вовремя! Два толстяка шмякнулись на пол и, влекомые силой инерции, колобком покатились вдоль стола, увлекая за собой публику на манер снежного кома. Первым в кучу малу угодил зазевавшийся орденоносец Байкалов (а может, Безуглый или Битюцкий), потом груда тел поглотила удивленного майора Сорокина, не ожидавшего подобной напасти: он пришел получать орден, культурно поесть-попить, — а тут такая неприятность!
Похуже телефонных террористов.
Кот орал, срывая скатерть с деликатесами. Гости, погребенные кучей малой, что-то выкрикивали. Секьюрити помощника Батырова своими телами прикрывали Геннадия Викторовича, опасаясь покушения. Мои соглядатаи целеустремленно проталкивались к двери, но не тут-то было: бег их получался с бо-о-о-льшими препятствиями! «Прекрасно, — подумал я, — теперь самое время удалиться». И — кинулся прочь, подальше от стола яств. Уже в дверях я бросил прощальный взгляд в зал. Присутствия духа, по-моему, не потерял только знатный овцевод Мугиррамов. Он перепрыгивал через лежащих и подбадривал всех лихими возгласами:
— Загоняй, э! Нэ пускай в салат!
Загонять предлагалось, естественно, не меня, а кота.
Я торопливо проскользнул к центральному выходу из Дворца (он же — вход) и только у дверей сбавил шаг до прогулочного. Отсюда шум в банкетном зале уже не казался громким. Так, небольшим сотрясением воздуха.
— Гуляют? — не без зависти поинтересовался милиционер у выхода, кивая в сторону зала.
— Напились до чертиков, — подло насплетничал я. —До черных котов… Трое уже просто невменяемы. Бегают, все крушат… Глядите, и сюда доберутся, с пьяных-то глаз…
— Ничего-о-о, — по-хозяйски протянул дежурный мент, поглаживая дубинку-"демократизатор". Должно быть, он принял меня за своего. — Мы не поглядим, что в орденах…
Создав, таким образом, еще один эшелон обороны, я выскочил наружу и увидел, как от гостевой стоянки отъезжает прямо в сторону Спасских ворот новенький синий «Феррари». За стеклом мелькнуло что-то красное. Она! Я прыгнул в свою «девятку» и тоже тронулся с места, стараясь, чтобы мой старт не показался никому подозрительным. Имею ведь я право ехать в ту же сторону, что и «Феррари». Может, мне по пути?..
На Никольской, на Большой Лубянке, а затем и на Сретенке мне, по-моему, удалось выдерживать нужную дистанцию: двигаться не очень близко от машины пурпурной дамы, однако и не настолько далеко, чтобы рисковать ее упустить. Тем не менее на проспекте Мира едва не случилась неприятность. Длинный официального вида автомобильный кортеж из двух «Чаек», «Линкольна», «Мерседеса» и доброго десятка мотоциклистов вклинился между мной и «Феррари», и я минут десять нервно вытягивал шею, боясь потерять в проспектной сутолоке свою последнюю надежду. К счастью, этого не случилось, но из опасения вновь отстать от «Феррари» я, видимо, слишком сократил расстояние и был замечен. Пешим ходом я обычно веду «наружку» неплохо, однако с автомобильной слежкой у меня изредка случаются промашки. Как сейчас, например.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47