— закричал со своего места тимирязевский Волчок и, дождавшись, когда Паша Кузин сойдет с подиума, поспешно занял его место. — У меня на Лиственничной аллее грузовичок стоял с бумвинилом, ну, с ПМБ-2… Какой сволочи помешал? Шофер только за сигаретами сходил, в лавочку напротив…
— Да что там твой бумвинил! — на подиум вскочил Ося Арбатский (Осинцев Сергей Сергеевич, фирма «Глаголь») и не слишком вежливо оттеснил Волчка. — Три лотка у меня стояло, три! В вестибюле «Ост-Банка»! Клиент жирный был, денежный, в день по тридцать собраний одного Конан Дойла уходило…
Братва хором вздохнула: место было и впрямь замечательное.
— …А что в декабре было, помните? — надрывался Ося. — Набежали какие-то ублюдки, прикинутые под Рэмбо. Продавцу — в зубы, у охранника помповик отобрали и на улицу, мордой в снег, выкинули… Часок покуролесили и убежали, а под шумок кто-то выручку — хап, четырех Конан Дойлей — хап, у охранника нашего — воспаление легких, а у продавца — сотрясение мозга… и поди теперь кого-нибудь заставь на этой точке поработать! Народ отказывается, впору хоть точку закрывать…
Прорвало всех. К подиуму, размахивая руками, метнулся Баграт со своими печалями, но его опередил стоявший ближе ясеневский Михалыч — в миру Иван Михайлович Береговой, ТОО «Инкварто».
— А про «перехватчиков» — забыли?! — воскликнул он, обернувшись к толпе коллег по бизнесу. — У нас позавчера на Айвазовского десять «КамАЗов» с тиражом чуть не умыкнули! Но ведь не умыкнули, паразиты, даже и этого не смогли!
Совершенно левая публика, работать не умеют и вляпались, как не знаю кто!.. — Удовлетворение в голосе Михалыча весьма заметно мешалось с сожалением, что этот груз на его территории не перехватил он сам. Чтобы врагу не досталось. — Нашумели, но все впустую. «КамАЗы» уехали, эти говнюки — в ментуре… а мне звоночек вечером от товарища капитана: не мои ли это пакостники? Тьфу! — Береговой потряс кулаком и замолк.
После выступления Михалыча встреча на высшем уровне окончательно превратилась в стихийный митинг. Даже Тарас, порывавшийся сначала вернуть братву к происшествию на Савеловском, в один прекрасный момент не выдержал и присоединился к общему базару. Вероятно, с самого начала он катил на Гулю из тактических соображений, а не потому, что на самом деле считал, будто его останкинский собрат и был организатором и вдохновителем обстрела его драгоценнейшего лотка. Теперь далекие овчарки в вольерах самозабвенно подвывали голосам из-под бетонных сводов ангара:
— …Два ящика Баркова было, елда золотая во весь супер… Стырили двести суперов, и кто у меня теперь эту мутатень купит?
— …зуб ему выбил и щеку распорол… Ага, прямо краем переплета, как бритвой…
— …по безналу, говорит! Накладные вроде в порядке, копия платежки — очень натуральная… И увез, паскуда, всех Толкиенов в свою Чучмекию…
— …за аренду плати, ментам плати, «Олимпийцу» процент, а теперь еще и за люстру плати… Да кто ее трогал?..
— …я ему русским, литературным, бля, языком объясняю: наш это район, и чужие здесь не ходят. А он: «Префекту-у-у-ра!» — и бумажку с орлом прямо в рожу тычет…
— …посылаю ревизоров, чтобы те сопляков моих проверили. Возвращаются. Он с фингалом, она с царапиной и плачут, плачут…
Издали мне было не видно, кто испустил этот последний крик души, но, вероятнее всего, жаловался на жизнь именно господин Мамонтов. Из деликатности умалчивая, что его так называемые ревизоры еще и устраивают стажерам крупные недостачи. Или, быть может, он-то считает, что такое поведение для ревизора совершенно нормально? «Как знать, — подумал я, — не из того ли проистекает половина наших бед, что мы все маскируем с некоторых пор малоприятные вещи интеллигентными словами? Общак называем фондом, хазу — офисом, старых мошенников — ревизорами, сходняк — конференцией, разборку — арбитражем». Нет, решил я после недолгих раздумий. Слова не виноваты. Наоборот, они у нас играют роль стимулов, своего рода повышенных обязательств. Если долго втолковывать тому же Гуле, что он, Грандов Юрий Валентинович, человек, звучит гордо и занимается бизнесом, то даже Гуля — хочешь или не хочешь — со временем как-то цивилизуется. То же касается и Тараса, и остальных. Книги облагораживают, даже если ими просто торгуешь. Если в человеке одежка и прическа уже прекрасны, то авось и душа с мыслями подтянутся на должный уровень. Антон Павлович Чехов, собрание сочинений, том не помню.
Наоравшись вволю, участники митинга стали потихонечку затихать.
Воспользовавшись одной из пауз, я достал из кармана листок с заранее подготовленной «рыбой» резолюции и стал зачитывать, пункт за пунктом. Выходило, что присутствующие ни территориальных, ни иных серьезных претензий друг к другу не имеют, а прискорбное происшествие на Савеловском следует рассматривать как следствие энтропии всеобщего беспредела и с ним-то начинать борьбу. Собственно, и я, и присутствующие понимали, что все наши декларации насчет борьбы с мировой энтропией — мартышкин труд. Однако в любой конвенции обязана была быть постановочная часть, и я от себя лично пообещал Тарасу, что дело это возьму под свой личный контроль и буду искать злоумышленников по мере сил. Тарас поначалу насупился, поняв мои слова так, будто он, Тарасов Лев Евгеньевич, сам пострадавший, должен теперь еще и оплачивать услуги частного детектива Я.С.
Штерна. Однако, как только ему объяснили, что упомянутые услуги будут оказаны бесплатно, в порядке арбитража, — Лев Евгеньевич сменил гнев на милость.
Получалось, что сегодня он хоть ничего и не выиграл, ни чего и не проиграл. Уже неплохо.
Удовлетворенные нестроптивостью Тараса мирным завершением Балашихинской конвенции собравшиеся стали один за другим седлать своих импортных мустангов из металла, стекла и резины Форма была соблюдена, пар выпущен, пора всем возвращаться обратно — в цех по заколачиванию бабок. Я стал оглядываться по сторонам, прикидывая, к кому бы мне напроситься в попутчики. По правилам арбитр должен был добираться до места арбитража своим ходом — дабы не подпасть под влияние одной из сторон. Однако по поводу обратного пути традиции молчали, а мне чертовски не хотелось опять связываться с автобусом номер 336 и путешествовать на нем от Балашихи до метро «Измайловский парк». Тяжела ты, доля безлошадного частного детектива! Обломки моего собственного авто уже больше года бестолково пылились в гараже: даже Олежка из «Дианы-сервиса» говорил, будто единственное лекарство для моего увечного лимузина — автоматический пресс…
— Вас подвезти, Яков Семенович? — раздался за спиной знакомый гнусавый голос. Я обернулся. В попутчики приглашал меня господин Ворона собственной персоной. То бишь Валерий Николаевич Воронин, еще один ясеневский фрукт. Видок у фрукта был порядком сконфуженный. Оч-чень любопыт но, чего это он вдруг проявляет такую вежливость;
— Подвезти? — громко переспросил я. — Что ж не откажусь. — Я специально говорил на повышенных тонах, чтобы меня услышал не только сам Ворона, но и все в радиусе трех метров. Паша Кузин, например. И Батя. И еще человек пять.
Пусть-ка обратят внимание, с кем я поехал. И пусть Ворона заодно увидит, что они увидели. В спорных случаях надо всегда оставлять свидетелей — нормальная мера предосторожности. Вдруг Вороне отчего-то взбрело в голову покрошить меня финкой и выкинуть на полной скорости? Даже если так, от этих мыслей придется отказаться. Себе дороже обойдется, дружок.
Первые четверть часа мы ехали молча — шофер и телохранитель на переднем сиденье, а мы с Вороной на заднем. Лишь когда окончательно пропали из виду бетонные коробки складов фирмы «КДК» и нескончаемый глухой забор вокруг городка дивизии Дзержинского, Ворона беспокойно заворочался на сиденье и пробормотал:
— Спасибо вам, Яков Семенович. Век не забуду, что не сдали меня. И простите раздолбая христа ради…
Есть такой ораторский прием: если не знаешь, что сказать, — молчи. Держи паузу. Я пока не представлял себе, за что этот тип извиняется и тем более за что благодарит. Поэтому я выразительно промолчал. Басня Крылова «Ворона и Лисица» сейчас разыгрывается по облегченным для Лисицы правилам. Ей достаточно сидеть под деревом и помалкивать, сыр и так упадет. Давай, каркни во все воронье горло.
— Когда Михалыч вылез выступать, — покаянно загнусавил Ворона дальше, не дождавшись от меня никакой реакции, — я от страха чуть не обоссался. Все, думаю, кобздец мне. Сейчас вы словечечко скажете про «перехват» на Айвазовского — и нет меня. Михалыч бы меня лично придавил, как таракана. И сходняк бы не вступился…
Я продолжал игру в молчанку, хотя уже догадался, в чем дело. Сыр выпал. Но кусок был таким грязным и замусоленным, что Лисица побрезговала его поднять.
— Сам-то я не хотел, Яков Семенович, не хотел, больно мне надо… — суетливо продолжал Ворона, Уводя глазки куда-то в сторону. — Пацаны мои самодеятельность устроили с этим делом… а я им команды не давал. Слово чести, не давал я команды… нужен мне, что ли, этот тираж… — При упоминании о чести Ворона стал гнусавить сильнее обычного, отчего я и догадался, что он врет.
Наверняка он же все и придумал. Его счастье, что еще сам в дело не полез.
«Великолепную Анну» он хапнуть надумал. Стратег гундосый. Адмирал Нельсон криворукий.
Я по-прежнему не проронил ни слова, оставаясь для Вороны этаким воплощением немого укора. Да и что я мог сказать? Что Ворона дурак, раз шакалит под боком у Михалыча? Что рано или поздно ему свои же головенку открутят? Без толку и говорить, не поймет. Это он сейчас такой смирный, потому что проворонил тираж. А не случись в нужное время и в нужном месте Якова Семеновича Штерна — ходил бы Ворона гоголем.
— И еще вьетнамцы от рук отбились, — подождав немного, пожаловался мне этот перехватчик-неудачник. Мое долгое молчание явно приводило его в замешательство. — Нгуен, обезьяна старая, кредиты заморозил, на порог не пускает…
Я легонько пожал плечами, предоставляя Вороне право одному расхлебывать собственные проблемы. Сам удивляюсь, отчего бы это директору банка «Ханой» не раскрыть Вороне дружеских объятий? Наверное, принял мой позавчерашний звонок близко к сердцу. Чувствительный народ, эти вьетнамцы! Чуть что — обижаются.
Ворона вновь подождал, не скажу ли я ему чего-нибудь утешительного. Или просто хоть чего-нибудь. Я старательно молчал. Я вообще не смотрел в его сторону, а прилежно изучал бритый затылок Воронина телохранителя. Как раз позавчера я упаковывал в люк на улице Рогова трех пареньков примерно с такими же крепкими затылками.
— Пацанам, конечно, досталось, — точно в тон моим мыслям пробормотал Ворона, — ну, тем, которые без команды… Мерзавцам, значит, этим. Один теперь в реанимации, двое в ментуре, a еще один ногу сломал… В канализацию провалился, а там метра три…
Тут я позволил себе, наконец, прервать молчание.
— Смотреть надо было под ноги, — лениво посоветовал я. — Когда под ноги глядишь, ни в какую канализацию не провалишься.
Ворона шумно завозился рядом на сиденье.
— Яков Семенович! — жалобно простонал-прогундосил он. — Да откуда ж было знать?..
— Что знать? — сухо осведомился я.
— Что тираж у вас под контролем! Они-то думали, что там одна интеллигенция вшивая, надыбать у них груз как сморкнуться…
Я поморщился. Мне казалось, будто бы частный детектив Я.С. Штерн тоже в каком-то смысле интеллигент. Но у Вороны своя мерка. Интеллигент — это, стало быть, тот, у кого можно безболезненно отобрать имущество. А у кого нельзя — тот свой брат урка. Увы! Есть субъекты, которым до цивилизованного бизнеса — как до Пика Коммунизма. Вернее, Пика Капитализма.
— А с чего это вы взяли, господин Ворона, — вкрадчиво поинтересовался я, — что я вообще имею к этому отношение?
Ворона обиженно завздыхал.
— Яков Семенович, вы уж меня совсем за фраера держите, — объявил он. — Пацаны мои дуроломы, но я-то понятие имею. Как узнал я про сантехника, который им пистон вставил, я сразу и врубился. Ваш фирменный стиль, больше некому…
Воронины слова меня глубоко огорчили. Мало того что я — не интеллигент.
Теперь выясняется, и стиль мой уже известен каждой второй шпане. Скоро просто на улицу не выйдешь без того, чтобы кто-нибудь из прохожих тут же не начал объяснять всем остальным: это вон Яков Семенович, шлангом прикинутый. Должно быть, идет на задание… — Рр! Уж кому-кому, а частному детективу слава без надобности. Ну, разве что посмертная, для потомства.
— И какой же у меня фирменный стиль? мрачно спросил я у Вороны.
— Вы как человек-невидимка, — отпустил мне Ворона завистливый комплимент.
— Сроду не догадаешься, в каком виде вы появитесь и откуда васл можно ждать…
Комплимент мне понравился. И нравился до тех самых пор, пока я не припомнил кое-какие подробности из книжки про человека-невидимку. Таь, в конце описывался способ, как сделать этого друга видимым. Очень простой способ: садануть железным прутом по макушке.
— А скажите мне, господин Ворона, — сахарным голосом полюбопытствовал я, — вчера в машине «Скорой помощи» сидели тоже ваши пацаны? Которые, конечно, все делают сами, без вашей команды и вообще мерзавцы… Ну, ваши?!
В ту секунду, когда я без паузы перешел с сахарного тона на металлический, Ворона аж подпрыгнул на сиденье.
— Какая «Скорая помощь»? — изумленно прогундосил он. Мне почудилось, будто на его гнусавый нос нацепили еще и большую прищепку. — Я не понима-а-а…
— Обыкновенная «Скорая помощь», — объясни я этому недоумку. — Неужели никогда не видели Такая белая, с красной полосой и красным крестом на боку.
Вздумала со мной поиграть в кошки мышки.
— Нет-нет, Яков Семенович, это не мои! — Вс рона отчаянно всплеснул руками и чуть не заехал мне по носу. — Мы тут ни при чем, ей-богу, бля буду, ни при чем…
Как ни странно, но последнему Воронину утверждению я вдруг поверил. Надо было быть Смоктуновским, чтобы так мастерски сыграть изумление. Ворона же весь был как на ладошке, аж противно.
И сейчас он не соврал. Скорее всего тут действительно кто-то другой. Или что-то другое. И по-прежнему непонятна причина. То есть их наверняка не меньше сотни, и самых разных. Но мне бы хотелось знать всего одну — и настоящую. Чтобы больше не прыгать, как зайчик.
— Верю, — устало оборвал я его признания в совершеннейшей невиновности. — Этому — верю, но только этому.
Ворона просиял, словно я произвел его в генеральский чин. Он попытался еще что-то сказать, но я неделикатно отмахнулся.
— До города еще неблизко, господин Ворона, — зевнув, сообщил я. — Подремлю-ка я пока. Разбудите меня, когда доедем до Измайловского парка. А еще лучше довезите меня сразу до Рижской. Вас не затруднит?
— Об чем базар! — обрадованно загнусавил Ворона. — Может, вас прямо до дома подкинуть?
— Я бы был вам крайне признателен, — медленно и отчетливо проговорил я, — если бы вы меня подкинули именно до Рижской.
— Понимаю-понимаю, — закивал Ворона, — Не беспокойтесь, Яков Семенович. — Он сделал суетливый жест рукой, как будто поправлял несуществующую подушку.
Этот жест я еще увидел, но затем плотно прикрыл глаза, чтобы не видеть Воронину физиономию, на которой подобострастие бдва заметно мешалось с почтительнейшей ненавистью. Спать я не собирался, просто хотел подумать в тишине, без гнусавых Ворониных жалоб а судьбу-индейку. Не собирался, однако заснул. и проснулся только от осторожного шепота в ухо: «Яков Семенович, приехали. Рижская».
Я взглянул на часы и мысленно за себя порадовался. Успеваю. Теперь мне только две остановки проехать на 18-м троллейбусе, и я у цели. Будем у генерал-полковника в назначенный срок. Даже с пятиминутным опережением, если троллейбус не подведет.
— Будьте здоровы, — попрощался я с Вороной, его шофером и телохранителем, вылезая из авто. — И мой совет: не делайте больше глупостей. Сегодня на арбитраже я промолчал, но завтра кто-то обязательно не промолчит.
Ворона с готовностью.кивнул, но наверняка, пропустил мои слова мимо ушей.
Он, похоже, из тех, кто живет только сегодняшним днем. Ну, как знает. Даже великодушие Якова Семеновича имеет свои границы. В следующий раз его «самодеятельные» пацаны могут упасть не в люк, а, допустим, с десятого этажа.
Тогда и реанимация не понадобится…
Троллейбус не заставил себя ждать, а потому я подошел к дверям скромного особнячка на Сущевском валу ровно за десять минут до назначенного генерал-полковником срока. Я надеялся, что десяти-то минут мне хватит, чтобы добраться до знакомого кабинета без номера. В прошлый раз хватило ведь. Правда, в прошлый-то раз моим провожатым был бравый майор, а теперь мне пришлось в одиночестве преодолевать кордоны вооруженных леопардов с «кедрами» и «кипарисами». Причем каждый так и норовил профилактически съездить стволом по ребрам подозрительного носатого визитера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Да что там твой бумвинил! — на подиум вскочил Ося Арбатский (Осинцев Сергей Сергеевич, фирма «Глаголь») и не слишком вежливо оттеснил Волчка. — Три лотка у меня стояло, три! В вестибюле «Ост-Банка»! Клиент жирный был, денежный, в день по тридцать собраний одного Конан Дойла уходило…
Братва хором вздохнула: место было и впрямь замечательное.
— …А что в декабре было, помните? — надрывался Ося. — Набежали какие-то ублюдки, прикинутые под Рэмбо. Продавцу — в зубы, у охранника помповик отобрали и на улицу, мордой в снег, выкинули… Часок покуролесили и убежали, а под шумок кто-то выручку — хап, четырех Конан Дойлей — хап, у охранника нашего — воспаление легких, а у продавца — сотрясение мозга… и поди теперь кого-нибудь заставь на этой точке поработать! Народ отказывается, впору хоть точку закрывать…
Прорвало всех. К подиуму, размахивая руками, метнулся Баграт со своими печалями, но его опередил стоявший ближе ясеневский Михалыч — в миру Иван Михайлович Береговой, ТОО «Инкварто».
— А про «перехватчиков» — забыли?! — воскликнул он, обернувшись к толпе коллег по бизнесу. — У нас позавчера на Айвазовского десять «КамАЗов» с тиражом чуть не умыкнули! Но ведь не умыкнули, паразиты, даже и этого не смогли!
Совершенно левая публика, работать не умеют и вляпались, как не знаю кто!.. — Удовлетворение в голосе Михалыча весьма заметно мешалось с сожалением, что этот груз на его территории не перехватил он сам. Чтобы врагу не досталось. — Нашумели, но все впустую. «КамАЗы» уехали, эти говнюки — в ментуре… а мне звоночек вечером от товарища капитана: не мои ли это пакостники? Тьфу! — Береговой потряс кулаком и замолк.
После выступления Михалыча встреча на высшем уровне окончательно превратилась в стихийный митинг. Даже Тарас, порывавшийся сначала вернуть братву к происшествию на Савеловском, в один прекрасный момент не выдержал и присоединился к общему базару. Вероятно, с самого начала он катил на Гулю из тактических соображений, а не потому, что на самом деле считал, будто его останкинский собрат и был организатором и вдохновителем обстрела его драгоценнейшего лотка. Теперь далекие овчарки в вольерах самозабвенно подвывали голосам из-под бетонных сводов ангара:
— …Два ящика Баркова было, елда золотая во весь супер… Стырили двести суперов, и кто у меня теперь эту мутатень купит?
— …зуб ему выбил и щеку распорол… Ага, прямо краем переплета, как бритвой…
— …по безналу, говорит! Накладные вроде в порядке, копия платежки — очень натуральная… И увез, паскуда, всех Толкиенов в свою Чучмекию…
— …за аренду плати, ментам плати, «Олимпийцу» процент, а теперь еще и за люстру плати… Да кто ее трогал?..
— …я ему русским, литературным, бля, языком объясняю: наш это район, и чужие здесь не ходят. А он: «Префекту-у-у-ра!» — и бумажку с орлом прямо в рожу тычет…
— …посылаю ревизоров, чтобы те сопляков моих проверили. Возвращаются. Он с фингалом, она с царапиной и плачут, плачут…
Издали мне было не видно, кто испустил этот последний крик души, но, вероятнее всего, жаловался на жизнь именно господин Мамонтов. Из деликатности умалчивая, что его так называемые ревизоры еще и устраивают стажерам крупные недостачи. Или, быть может, он-то считает, что такое поведение для ревизора совершенно нормально? «Как знать, — подумал я, — не из того ли проистекает половина наших бед, что мы все маскируем с некоторых пор малоприятные вещи интеллигентными словами? Общак называем фондом, хазу — офисом, старых мошенников — ревизорами, сходняк — конференцией, разборку — арбитражем». Нет, решил я после недолгих раздумий. Слова не виноваты. Наоборот, они у нас играют роль стимулов, своего рода повышенных обязательств. Если долго втолковывать тому же Гуле, что он, Грандов Юрий Валентинович, человек, звучит гордо и занимается бизнесом, то даже Гуля — хочешь или не хочешь — со временем как-то цивилизуется. То же касается и Тараса, и остальных. Книги облагораживают, даже если ими просто торгуешь. Если в человеке одежка и прическа уже прекрасны, то авось и душа с мыслями подтянутся на должный уровень. Антон Павлович Чехов, собрание сочинений, том не помню.
Наоравшись вволю, участники митинга стали потихонечку затихать.
Воспользовавшись одной из пауз, я достал из кармана листок с заранее подготовленной «рыбой» резолюции и стал зачитывать, пункт за пунктом. Выходило, что присутствующие ни территориальных, ни иных серьезных претензий друг к другу не имеют, а прискорбное происшествие на Савеловском следует рассматривать как следствие энтропии всеобщего беспредела и с ним-то начинать борьбу. Собственно, и я, и присутствующие понимали, что все наши декларации насчет борьбы с мировой энтропией — мартышкин труд. Однако в любой конвенции обязана была быть постановочная часть, и я от себя лично пообещал Тарасу, что дело это возьму под свой личный контроль и буду искать злоумышленников по мере сил. Тарас поначалу насупился, поняв мои слова так, будто он, Тарасов Лев Евгеньевич, сам пострадавший, должен теперь еще и оплачивать услуги частного детектива Я.С.
Штерна. Однако, как только ему объяснили, что упомянутые услуги будут оказаны бесплатно, в порядке арбитража, — Лев Евгеньевич сменил гнев на милость.
Получалось, что сегодня он хоть ничего и не выиграл, ни чего и не проиграл. Уже неплохо.
Удовлетворенные нестроптивостью Тараса мирным завершением Балашихинской конвенции собравшиеся стали один за другим седлать своих импортных мустангов из металла, стекла и резины Форма была соблюдена, пар выпущен, пора всем возвращаться обратно — в цех по заколачиванию бабок. Я стал оглядываться по сторонам, прикидывая, к кому бы мне напроситься в попутчики. По правилам арбитр должен был добираться до места арбитража своим ходом — дабы не подпасть под влияние одной из сторон. Однако по поводу обратного пути традиции молчали, а мне чертовски не хотелось опять связываться с автобусом номер 336 и путешествовать на нем от Балашихи до метро «Измайловский парк». Тяжела ты, доля безлошадного частного детектива! Обломки моего собственного авто уже больше года бестолково пылились в гараже: даже Олежка из «Дианы-сервиса» говорил, будто единственное лекарство для моего увечного лимузина — автоматический пресс…
— Вас подвезти, Яков Семенович? — раздался за спиной знакомый гнусавый голос. Я обернулся. В попутчики приглашал меня господин Ворона собственной персоной. То бишь Валерий Николаевич Воронин, еще один ясеневский фрукт. Видок у фрукта был порядком сконфуженный. Оч-чень любопыт но, чего это он вдруг проявляет такую вежливость;
— Подвезти? — громко переспросил я. — Что ж не откажусь. — Я специально говорил на повышенных тонах, чтобы меня услышал не только сам Ворона, но и все в радиусе трех метров. Паша Кузин, например. И Батя. И еще человек пять.
Пусть-ка обратят внимание, с кем я поехал. И пусть Ворона заодно увидит, что они увидели. В спорных случаях надо всегда оставлять свидетелей — нормальная мера предосторожности. Вдруг Вороне отчего-то взбрело в голову покрошить меня финкой и выкинуть на полной скорости? Даже если так, от этих мыслей придется отказаться. Себе дороже обойдется, дружок.
Первые четверть часа мы ехали молча — шофер и телохранитель на переднем сиденье, а мы с Вороной на заднем. Лишь когда окончательно пропали из виду бетонные коробки складов фирмы «КДК» и нескончаемый глухой забор вокруг городка дивизии Дзержинского, Ворона беспокойно заворочался на сиденье и пробормотал:
— Спасибо вам, Яков Семенович. Век не забуду, что не сдали меня. И простите раздолбая христа ради…
Есть такой ораторский прием: если не знаешь, что сказать, — молчи. Держи паузу. Я пока не представлял себе, за что этот тип извиняется и тем более за что благодарит. Поэтому я выразительно промолчал. Басня Крылова «Ворона и Лисица» сейчас разыгрывается по облегченным для Лисицы правилам. Ей достаточно сидеть под деревом и помалкивать, сыр и так упадет. Давай, каркни во все воронье горло.
— Когда Михалыч вылез выступать, — покаянно загнусавил Ворона дальше, не дождавшись от меня никакой реакции, — я от страха чуть не обоссался. Все, думаю, кобздец мне. Сейчас вы словечечко скажете про «перехват» на Айвазовского — и нет меня. Михалыч бы меня лично придавил, как таракана. И сходняк бы не вступился…
Я продолжал игру в молчанку, хотя уже догадался, в чем дело. Сыр выпал. Но кусок был таким грязным и замусоленным, что Лисица побрезговала его поднять.
— Сам-то я не хотел, Яков Семенович, не хотел, больно мне надо… — суетливо продолжал Ворона, Уводя глазки куда-то в сторону. — Пацаны мои самодеятельность устроили с этим делом… а я им команды не давал. Слово чести, не давал я команды… нужен мне, что ли, этот тираж… — При упоминании о чести Ворона стал гнусавить сильнее обычного, отчего я и догадался, что он врет.
Наверняка он же все и придумал. Его счастье, что еще сам в дело не полез.
«Великолепную Анну» он хапнуть надумал. Стратег гундосый. Адмирал Нельсон криворукий.
Я по-прежнему не проронил ни слова, оставаясь для Вороны этаким воплощением немого укора. Да и что я мог сказать? Что Ворона дурак, раз шакалит под боком у Михалыча? Что рано или поздно ему свои же головенку открутят? Без толку и говорить, не поймет. Это он сейчас такой смирный, потому что проворонил тираж. А не случись в нужное время и в нужном месте Якова Семеновича Штерна — ходил бы Ворона гоголем.
— И еще вьетнамцы от рук отбились, — подождав немного, пожаловался мне этот перехватчик-неудачник. Мое долгое молчание явно приводило его в замешательство. — Нгуен, обезьяна старая, кредиты заморозил, на порог не пускает…
Я легонько пожал плечами, предоставляя Вороне право одному расхлебывать собственные проблемы. Сам удивляюсь, отчего бы это директору банка «Ханой» не раскрыть Вороне дружеских объятий? Наверное, принял мой позавчерашний звонок близко к сердцу. Чувствительный народ, эти вьетнамцы! Чуть что — обижаются.
Ворона вновь подождал, не скажу ли я ему чего-нибудь утешительного. Или просто хоть чего-нибудь. Я старательно молчал. Я вообще не смотрел в его сторону, а прилежно изучал бритый затылок Воронина телохранителя. Как раз позавчера я упаковывал в люк на улице Рогова трех пареньков примерно с такими же крепкими затылками.
— Пацанам, конечно, досталось, — точно в тон моим мыслям пробормотал Ворона, — ну, тем, которые без команды… Мерзавцам, значит, этим. Один теперь в реанимации, двое в ментуре, a еще один ногу сломал… В канализацию провалился, а там метра три…
Тут я позволил себе, наконец, прервать молчание.
— Смотреть надо было под ноги, — лениво посоветовал я. — Когда под ноги глядишь, ни в какую канализацию не провалишься.
Ворона шумно завозился рядом на сиденье.
— Яков Семенович! — жалобно простонал-прогундосил он. — Да откуда ж было знать?..
— Что знать? — сухо осведомился я.
— Что тираж у вас под контролем! Они-то думали, что там одна интеллигенция вшивая, надыбать у них груз как сморкнуться…
Я поморщился. Мне казалось, будто бы частный детектив Я.С. Штерн тоже в каком-то смысле интеллигент. Но у Вороны своя мерка. Интеллигент — это, стало быть, тот, у кого можно безболезненно отобрать имущество. А у кого нельзя — тот свой брат урка. Увы! Есть субъекты, которым до цивилизованного бизнеса — как до Пика Коммунизма. Вернее, Пика Капитализма.
— А с чего это вы взяли, господин Ворона, — вкрадчиво поинтересовался я, — что я вообще имею к этому отношение?
Ворона обиженно завздыхал.
— Яков Семенович, вы уж меня совсем за фраера держите, — объявил он. — Пацаны мои дуроломы, но я-то понятие имею. Как узнал я про сантехника, который им пистон вставил, я сразу и врубился. Ваш фирменный стиль, больше некому…
Воронины слова меня глубоко огорчили. Мало того что я — не интеллигент.
Теперь выясняется, и стиль мой уже известен каждой второй шпане. Скоро просто на улицу не выйдешь без того, чтобы кто-нибудь из прохожих тут же не начал объяснять всем остальным: это вон Яков Семенович, шлангом прикинутый. Должно быть, идет на задание… — Рр! Уж кому-кому, а частному детективу слава без надобности. Ну, разве что посмертная, для потомства.
— И какой же у меня фирменный стиль? мрачно спросил я у Вороны.
— Вы как человек-невидимка, — отпустил мне Ворона завистливый комплимент.
— Сроду не догадаешься, в каком виде вы появитесь и откуда васл можно ждать…
Комплимент мне понравился. И нравился до тех самых пор, пока я не припомнил кое-какие подробности из книжки про человека-невидимку. Таь, в конце описывался способ, как сделать этого друга видимым. Очень простой способ: садануть железным прутом по макушке.
— А скажите мне, господин Ворона, — сахарным голосом полюбопытствовал я, — вчера в машине «Скорой помощи» сидели тоже ваши пацаны? Которые, конечно, все делают сами, без вашей команды и вообще мерзавцы… Ну, ваши?!
В ту секунду, когда я без паузы перешел с сахарного тона на металлический, Ворона аж подпрыгнул на сиденье.
— Какая «Скорая помощь»? — изумленно прогундосил он. Мне почудилось, будто на его гнусавый нос нацепили еще и большую прищепку. — Я не понима-а-а…
— Обыкновенная «Скорая помощь», — объясни я этому недоумку. — Неужели никогда не видели Такая белая, с красной полосой и красным крестом на боку.
Вздумала со мной поиграть в кошки мышки.
— Нет-нет, Яков Семенович, это не мои! — Вс рона отчаянно всплеснул руками и чуть не заехал мне по носу. — Мы тут ни при чем, ей-богу, бля буду, ни при чем…
Как ни странно, но последнему Воронину утверждению я вдруг поверил. Надо было быть Смоктуновским, чтобы так мастерски сыграть изумление. Ворона же весь был как на ладошке, аж противно.
И сейчас он не соврал. Скорее всего тут действительно кто-то другой. Или что-то другое. И по-прежнему непонятна причина. То есть их наверняка не меньше сотни, и самых разных. Но мне бы хотелось знать всего одну — и настоящую. Чтобы больше не прыгать, как зайчик.
— Верю, — устало оборвал я его признания в совершеннейшей невиновности. — Этому — верю, но только этому.
Ворона просиял, словно я произвел его в генеральский чин. Он попытался еще что-то сказать, но я неделикатно отмахнулся.
— До города еще неблизко, господин Ворона, — зевнув, сообщил я. — Подремлю-ка я пока. Разбудите меня, когда доедем до Измайловского парка. А еще лучше довезите меня сразу до Рижской. Вас не затруднит?
— Об чем базар! — обрадованно загнусавил Ворона. — Может, вас прямо до дома подкинуть?
— Я бы был вам крайне признателен, — медленно и отчетливо проговорил я, — если бы вы меня подкинули именно до Рижской.
— Понимаю-понимаю, — закивал Ворона, — Не беспокойтесь, Яков Семенович. — Он сделал суетливый жест рукой, как будто поправлял несуществующую подушку.
Этот жест я еще увидел, но затем плотно прикрыл глаза, чтобы не видеть Воронину физиономию, на которой подобострастие бдва заметно мешалось с почтительнейшей ненавистью. Спать я не собирался, просто хотел подумать в тишине, без гнусавых Ворониных жалоб а судьбу-индейку. Не собирался, однако заснул. и проснулся только от осторожного шепота в ухо: «Яков Семенович, приехали. Рижская».
Я взглянул на часы и мысленно за себя порадовался. Успеваю. Теперь мне только две остановки проехать на 18-м троллейбусе, и я у цели. Будем у генерал-полковника в назначенный срок. Даже с пятиминутным опережением, если троллейбус не подведет.
— Будьте здоровы, — попрощался я с Вороной, его шофером и телохранителем, вылезая из авто. — И мой совет: не делайте больше глупостей. Сегодня на арбитраже я промолчал, но завтра кто-то обязательно не промолчит.
Ворона с готовностью.кивнул, но наверняка, пропустил мои слова мимо ушей.
Он, похоже, из тех, кто живет только сегодняшним днем. Ну, как знает. Даже великодушие Якова Семеновича имеет свои границы. В следующий раз его «самодеятельные» пацаны могут упасть не в люк, а, допустим, с десятого этажа.
Тогда и реанимация не понадобится…
Троллейбус не заставил себя ждать, а потому я подошел к дверям скромного особнячка на Сущевском валу ровно за десять минут до назначенного генерал-полковником срока. Я надеялся, что десяти-то минут мне хватит, чтобы добраться до знакомого кабинета без номера. В прошлый раз хватило ведь. Правда, в прошлый-то раз моим провожатым был бравый майор, а теперь мне пришлось в одиночестве преодолевать кордоны вооруженных леопардов с «кедрами» и «кипарисами». Причем каждый так и норовил профилактически съездить стволом по ребрам подозрительного носатого визитера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47