И всё же чувство вины не уменьшалось. Говорить на эту тему с Кэти не имело смысла, Иззи заранее знала все ее доводы. А что касается Джона, то его отсутствие яснее слов говорило о неизменности его убеждений.
Иззи вздохнула, встала с дивана у окна и подошла к стене, на которой были развешены магические картины.
– Почему ни один из вас не хочет поговорить со мной? – воскликнула она. – Почему бы вам самим не рассказать, как вам здесь живется?
Ответа не последовало, но Иззи его и не ждала. Слышен был только вой ветра за окнами мастерской да потрескивание старого дома под натиском бури. Иззи опустила голову и вернулась на свое место у окна. Ей следовало отправиться домой и хорошенько выспаться, но уходить не хотелось. Слишком похоже на бегство. Кроме того, если она уйдет из студии, желание развеять тоску в водовороте вечерних развлечений в барах и клубах пересилит благие намерения выспаться. Выпивка заглушает все ее огорчения и помогает забыть о неудачах хотя бы на несколько часов.
Иззи соскребла иней со стекла и выглянула наружу. Ее глаза уловили какое-то движение, отразившееся в темном стекле, она обернулась, с удивлением заметив, что в мастерской появился кто-то еще. У стены с магическими картинами замерла фигурка стройной рыжеволосой девушки в джинсах и свитере, полностью скрывавшем верхнюю часть ее тела.
Иззи перевела взгляд с худощавой девушки на картины. Полотно, висящее напротив, было выполнено масляной пастелью и озаглавлено «Энни Нин». Образ на картине и стоящая перед ней девушка были похожи как две капли воды.
– Может, это из-за того, что мы немного побаиваемся тебя, – сказала Энни, словно отвечая на недавнее восклицание Иззи.
Хотя Иззи давно убедилась, что ее картины могут вызывать людей из другого мира, появление ньюмена всё же было для нее неожиданностью, и от этого ее сердце испуганно затрепетало.
– Вы опасаетесь меня? – наконец смогла она произнести.
Энни коротко пожала плечами, словно научилась этому жесту у Джона.
– Подумай сама, – сказала она. – Это что-то вроде встречи с Богом, ты не находишь?
– О, перестань, пожалуйста! – Энни рассмеялась:
– Ну хорошо. Ты нас не создавала, просто предложила образы на своих картинах. Но без тебя нас бы здесь не было, и ты должна понять, что встреча с тобой пугает почти каждого из нас.
– Если ты пыталась заставить меня еще острее ощутить свою вину, то ты своего добилась.
– Почему ты чувствуешь себя виноватой? – удивилась Энни.
– Этот мир представляет для вас опасность, – ответила Иззи.
Энни наклонила голову набок и пожала плечами:
– Ты, наверно, разговаривала с Джоном.
– В последнее время нет.
– Да, конечно, он очень упрям.
– За что он меня так сильно ненавидит? – спросила Иззи.
– Он не испытывает ненависти по отношению к тебе. Он просто слишком гордый. Надо дать ему время, чтобы опомниться.
– Прошел уже целый год, – вздохнула Иззи. – Скажи, он так себя ведет из-за того, что я не перестала писать эти картины? Не перестала вызывать вас?
Энни нахмурилась:
– Если дело только в этом, он не имеет права сердиться на тебя. Мы, так же как и он, сами выбираем, приходить в этот мир или нет. – Лицо Энни прояснилось. – И я ни на минуту не пожалела о своем выборе. Мне нравится ваш мир. И всем остальным тоже. Здесь можно увидеть так много удивительных вещей, можно пойти куда-нибудь и встретить разных людей. Одного дня в вашем мире хватило, чтобы рассеять все сомнения.
Улыбка Энни была так заразительна, что Иззи тоже улыбнулась ей в ответ.
– Вот только почему ты всех нас держишь здесь? – спросила Энни. – Если ты и дальше будешь писать столько картин, мы скоро не поместимся в студии.
– Это ради вашей безопасности, – объяснила Иззи. – Чтобы никто не смог причинить вам вред.
– А что нам может угрожать?
– Джон говорил, что Рашкин представляет опасность.
Неожиданно для себя Иззи рассказала об ужасном сне в ночь после разрыва с Джоном. О Рашкине и его арбалете, об охоте на ньюменов в такую же снежную бурю, как и та, что шумела сегодня за окнами мастерской. О гибели крылатой кошки и о вмешательстве Джона, сохранившем жизнь Пэддиджеку.
– Ты, наверно, ужасно переживала, – сказала Энни, выслушав рассказ.
Иззи кивнула:
– И я не могу допустить, чтобы с кем-то из вас произошло нечто подобное. Вот поэтому и прячу всех вас здесь.
– Мы и сами неплохо умеем прятаться, – заверила ее Энни. – Никто не может нас увидеть, пока мы сами этого не захотим.
– Я имею в виду полотна. Я должна сохранить их.
– Но ведь Рашкина здесь нет, – возразила Энни. – Он же уехал из города.
– Я знаю. Но он видел мою последнюю выставку и прислал мне свои замечания.
Энни вопросительно подняла брови:
– Это похоже на помощь, а не на угрозу. А ты уверена, что арбалет был в руках Рашкина?
Иззи кивнула.
– Но ведь ты видела его во сне?
– Да, во сне.
– Тогда как же ты можешь утверждать, что это был он? – спросила Энни. – Я слышала, что во сне люди видят самые невероятные вещи, а когда просыпаются, то всё исчезает. Это правда?
– Да, но ленты не исчезли, когда я проснулась, а две картины безнадежно испорчены.
– И всё же это не доказывает вину Рашкина.
– Но Джон говорил...
– Джон мне очень нравится, – прервала ее Энни. – И всем остальным тоже. И конечно, мы можем погибнуть, если уничтожить наши картины-врата, но я не уверена, что мы должны считать Рашкина опасным. Джон иногда способен невзлюбить какого-то человека и приписывать ему ужасные пороки только из-за того, что он не такой, как все.
– Я не думаю, что Джон способен на такое.
– Я не утверждаю, что он делает это намеренно. Но я совершенно точно знаю, что он ревновал тебя всё то время, которое ты проводила с Рашкиным. Кроме того, он невзлюбил этого человека с первого взгляда. Об этом мне рассказал Пэддиджек. А он знает Джона лучше, чем кто-либо из нас.
– И всё равно, – не согласилась Иззи, – лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
– Никто не сможет повредить полотна во время выставки, – возразила Энни. – Ведь в галерее, наверно, есть своя охрана?
– Да, но что будет, если Рашкин купит картины? Денег у него вполне достаточно.
– Надо просто предупредить ту женщину, которая занимается выставкой, чтобы она не продавала картины ему.
«Или его поверенным», – подумала Иззи. Но она так до сих пор и не поняла причины беспокойства Энни.
– Что изменится для вас, если я все же решусь выставить ваши полотна? – спросила Иззи.
– Здесь становится слишком тесно, – пожала плечами Энни. – Ты же знаешь, мы все связаны со своими полотнами-вратами. Где бы мы ни находились, достаточно представить себе картину, и мы мгновенно перемещаемся в то место, где она находится. – Энни улыбнулась. – Временами мы сталкиваемся друг с другом. Нам нравятся эти произведения, но это не значит, что мы всегда радуемся обществу себе подобных. А кроме того, – Энни обвела рукой студию. – Работы, находящиеся в мастерской, заслуживают большей аудитории, чем мы и те несколько твоих друзей, которые здесь бывают.
Спустя некоторое время Иззи и Энни вышли из студии и направились каждая своей дорогой. Решение так и не было принято. Кэти, выслушав рассказ о визите ньюмена, довольно улыбнулась.
– Вот видишь? – сказала она. – Я же говорила, тебе не стоит так сильно за них переживать.
– Но если полотна будут уничтожены, они погибнут. Значит, на мне лежит ответственность за сохранность картин.
Кэти пожала плечами:
– Бог свидетель, я не желаю гибели никому из них и не хочу, чтобы они подвергались опасности, но я согласна с Энни. Эти работы достойны большей аудитории. А поскольку Рашкин уже не представляет угрозы...
– Он всегда опасен, – прервала ее Иззи. – Где бы ни находился.
– Прежде чем ты примешь какое-то решение, я бы посоветовала тебе поговорить с каждым ньюменом в отдельности, – предложила Кэти. – Пусть они решают сами за себя – так же, как и в случае перехода границы между мирами.
– Если я только смогу их отыскать, – ответила Иззи.
Но оказалось, что визит Энни помог остальным преодолеть свою застенчивость. Спустя пару дней, отперев дверь студии, Иззи обнаружила внутри на кушетке женщину-львицу Грейс с журналом в руках. Высокая Грейс держалась с таким поистине царственным достоинством, что Иззи совершенно растерялась в ее присутствии.
– Я думаю, ты меня поймешь, – говорила потом Иззи пришедшей позже Энни. – Не хочу сказать ничего плохого о Грейс, но, когда она рядом, я кажусь себе совсем маленькой, и не только из-за разницы в росте.
– О, она – крепкий орешек, – со смехом ответила Энни.
– Грейс сказала мне почти то же самое, что и ты, – продолжила Иззи. – Я имею в виду то, что в студии становится слишком людно.
– По-моему, Грейс не понравится ни одно помещение, в котором находится еще хотя бы одна женщина кроме нее самой.
– Она говорила, что ты ее недолюбливаешь из-за того парня, который тебе нравился, но предпочел Грейс.
– Не так уж он мне и нравился, – вздохнула Энни. – Пожалуй, совсем не нравился. Но теперь ты сама все понимаешь. Мы такие же, как и вы. У каждого своя внешность, свой характер и свои особенности, и не все радуются встрече с остальными.
– И всё же я никогда не перестану волноваться о каждом из вас.
– Тогда надо расспросить каждого лично, – посоветовала Энни. – Те, кто захочет выйти в мир, пусть сами скажут о своем желании, и их картины будут выставлены в галерее. Другие пусть остаются здесь.
Это предложение, по мнению Иззи, было самым разумным из всего, что она слышала раньше.
– А как насчет тебя? – спросила она Энни. – Ты тоже хочешь уйти?
– Мне всё равно, – пожала плечами Энни. – Если ты решишь куда-нибудь переместить мою картину, то я бы предпочла библиотеку – мне очень нравится читать книги. Но с другой стороны, мне не хотелось бы уходить далеко отсюда. Я люблю смотреть, как оживают твои картины, это настоящее волшебство, – добавила она с улыбкой.
– А что было у вас в прошлом? – спросила Иззи. – Я когда-то пыталась поговорить на эту тему с Джоном, но он был не слишком разговорчивым.
– Это всё потому, что никто из нас не помнит, что было в прошлом. Я и сама спрашивала многих, но никто не смог ничего вспомнить. Получается, что наша жизнь началась после пересечения границы. – Энни усмехнулась, видя разочарование на лице Иззи. – Но зато я могу рассказать о том, как нам живется сейчас, – добавила она.
Весь вечер, пока Иззи работала над незаконченным пейзажем, Энни сидела на стуле рядом с мольбертом и болтала без умолку. Чуть позже в студии появилось еще одно существо с картины Иззи – горгулья Розвиндль, и все трое провели ночь за разговорами, знакомясь друг с другом и обсуждая остальных ньюменов.
В течение нескольких дней в мастерской Иззи перебывали почти все ее ньюмены. Некоторые из них приходили не по одному разу, другие проводили в студии всего лишь несколько минут, а потом торопились по своим делам. Исключение составили только Джон Свитграсс и Пэддиджек. Отсутствие Джона было понятно Иззи, и она притворялась, что это ее не беспокоит. Но ей очень хотелось увидеться с Пэддиджеком, одним из первых существ, появившихся благодаря ее творчеству. Иззи надеялась расспросить его о прошлогодней зимней ночи.
– Он слишком боится этого места, – как-то раз объяснила Розвиндль. – Он говорит, что этот дом принадлежит темному человеку, у которого нет души.
– Похоже, он просто повторяет слова Джона, – фыркнула Энни.
– Может, он захочет встретиться со мной в каком-нибудь другом месте? – спросила Иззи.
– Может быть, – согласилась горгулья, но на этом всё и закончилось.
Таким образом полотна «Пэддиджек» и «Сильный духом» остались в числе тех немногочисленных картин, ньюмены которых предпочли поселиться в студии. И Джон, и Пэддиджек должны были сделать свой выбор, а их отсутствие ясно говорило о том, что их убеждения не изменились. Большинство ньюменов не считали Рашкина способным причинить им вред, и со временем сама Иззи стала думать так же, как они.
VI
Апрель 1976-го
На третьей персональной выставке Иззи впервые все полотна были объединены одной темой. Общим заглавием послужило название одной из картин: «Мой город совсем не такой, как ваш», а основной темой было присутствие ньюменов на городских улицах. Каждое произведение содержало в себе какой-нибудь странный элемент, нечто неожиданное, что невнимательный зритель способен был запросто пропустить. Это могло быть отражение летнего луга, покрытого полевыми цветами в зеркале заднего вида желтой машины такси, идущей по блестящим после дождя вечерним улицам Ньюфорда среди неоновых фонарей, отсвечивающих в каждой лужице. Это могла быть величественная фигура Грейс, у которой из-под золотисто-красной гривы волос торчали завитки на заостренных кончиках ушей. Еще одно полотно, давшее название всей выставке, изображало ряд горгулий на сером каменном карнизе старого дома; взоры всех этих странных существ были обращены к многолюдной толпе на тротуаре, но мало кто из посетителей замечал, что крайняя справа фигурка, полускрытая в тени, больше напоминает живого ребенка, чем каменное изваяние.
После нелегких раздумий и переживаний Иззи всё же позволила убедить себя выставить некоторые из картин-переходов. Но она решилась на этот шаг только после того, как общая тема окончательно сформировалась в ее голове и необходимость этих полотен для успеха выставки в целом стала для нее очевидной. Иззи старалась быть осторожной и проследить, чтобы ни одно полотно не было продано за пределы города, но, как только решение было принято, она почувствовала необъяснимое душевное облегчение.
Ощущение тревоги не исчезло до конца, но Иззи поверила в то, что решение перейти в этот мир, так же как и решение выставлять полотна в галерее, было принято самими ньюменами. Они сами строили свою жизнь, а с Иззи просто поддерживали дружеские отношения, да и то лишь некоторые из них, и Иззи с удивлением почувствовала радость от присутствия многочисленных зрителей вокруг произведений, до настоящего времени пылившихся в ее мастерской. В этом отношении она не могла согласиться с точкой зрения Рашкина. Произведения искусства должны выставляться на всеобщее обозрение, а не скапливаться в студии. А суммы, назначенные за ее картины – Альбина оценила каждую из них от полутора до трех тысяч долларов, – могли некоторым образом гарантировать бережное отношение к ним со стороны новых владельцев и безопасность ньюменов.
Альбина с восторгом поддержала решение Иззи и назначила самые высокие цены за три картины: «Грация», «Мой город совсем не такой, как ваш» и «Почему вороны летают», на которой фигура, напоминающая огородное пугало, разгоняла птиц на заднем дворе. Эти три произведения из четырнадцати выставленных полотен произвели наибольшее впечатление не только на хозяйку галереи, но и на художественных критиков, посвятивших им немало строк в своих рецензиях. Обилие хвалебных статей заставило Иззи пожалеть о том, что она представила так мало картин, но остальные ее произведения не соответствовали общей концепции выставки.
Продажа картин на этот раз несколько затянулась, но, по словам Альбины, это объяснялось только осторожностью покупателей и высоким уровнем цен.
– Изабель, я тебя уверяю, – говорила Альбина, – мы можем назвать эту выставку, бесспорно, удачной, но еще больший успех ждет тебя впереди.
Если не считать некоторого изумления по поводу успеха картин, самым удивительным для Иззи стало возобновление знакомства с одним из ее сокурсников по университету Батлера. Она заметила его во время церемонии открытия – рыжая шевелюра, яркие веснушки и потрепанная одежда не могли не броситься в глаза, и не без некоторых усилий она вспомнила его имя: Томас Дауне. А он-то почему пришел сюда? На занятиях Томас всегда казался ей слишком самодовольным, и он постоянно спорил по поводу коммерческой стороны искусства. Кроме того, он свысока говорил обо всех преподавателях, особенно о профессоре Дейпле, что вызывало неприязнь со стороны Джилли. Томас даже нередко игнорировал занятия в классе Дейпла.
При встрече с бывшим сокурсником Иззи сумела скрыть былую неприязнь, но не смогла сдержать удивление при первых же произнесенных Томасом словах.
– Я должен перед тобой извиниться, – произнес он.
– За что?
На лице Томаса появилась обезоруживающая улыбка.
– О, я не сделал и не сказал ничего плохого.
– Тогда к чему извинения? – Том потер пальцем висок:
– Я прошу прощения за свои прежние мысли по поводу твоих работ. Видишь ли, я всегда считал тебя последовательницей Рашкина...
– А теперь ты узнал, что я у него училась, – закончила за него фразу Иззи, – и изменил свое мнение.
Всё это ей давно наскучило, она слышала различные вариации на тему подражания великому мастеру бессчетное количество раз.
– Не совсем так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Иззи вздохнула, встала с дивана у окна и подошла к стене, на которой были развешены магические картины.
– Почему ни один из вас не хочет поговорить со мной? – воскликнула она. – Почему бы вам самим не рассказать, как вам здесь живется?
Ответа не последовало, но Иззи его и не ждала. Слышен был только вой ветра за окнами мастерской да потрескивание старого дома под натиском бури. Иззи опустила голову и вернулась на свое место у окна. Ей следовало отправиться домой и хорошенько выспаться, но уходить не хотелось. Слишком похоже на бегство. Кроме того, если она уйдет из студии, желание развеять тоску в водовороте вечерних развлечений в барах и клубах пересилит благие намерения выспаться. Выпивка заглушает все ее огорчения и помогает забыть о неудачах хотя бы на несколько часов.
Иззи соскребла иней со стекла и выглянула наружу. Ее глаза уловили какое-то движение, отразившееся в темном стекле, она обернулась, с удивлением заметив, что в мастерской появился кто-то еще. У стены с магическими картинами замерла фигурка стройной рыжеволосой девушки в джинсах и свитере, полностью скрывавшем верхнюю часть ее тела.
Иззи перевела взгляд с худощавой девушки на картины. Полотно, висящее напротив, было выполнено масляной пастелью и озаглавлено «Энни Нин». Образ на картине и стоящая перед ней девушка были похожи как две капли воды.
– Может, это из-за того, что мы немного побаиваемся тебя, – сказала Энни, словно отвечая на недавнее восклицание Иззи.
Хотя Иззи давно убедилась, что ее картины могут вызывать людей из другого мира, появление ньюмена всё же было для нее неожиданностью, и от этого ее сердце испуганно затрепетало.
– Вы опасаетесь меня? – наконец смогла она произнести.
Энни коротко пожала плечами, словно научилась этому жесту у Джона.
– Подумай сама, – сказала она. – Это что-то вроде встречи с Богом, ты не находишь?
– О, перестань, пожалуйста! – Энни рассмеялась:
– Ну хорошо. Ты нас не создавала, просто предложила образы на своих картинах. Но без тебя нас бы здесь не было, и ты должна понять, что встреча с тобой пугает почти каждого из нас.
– Если ты пыталась заставить меня еще острее ощутить свою вину, то ты своего добилась.
– Почему ты чувствуешь себя виноватой? – удивилась Энни.
– Этот мир представляет для вас опасность, – ответила Иззи.
Энни наклонила голову набок и пожала плечами:
– Ты, наверно, разговаривала с Джоном.
– В последнее время нет.
– Да, конечно, он очень упрям.
– За что он меня так сильно ненавидит? – спросила Иззи.
– Он не испытывает ненависти по отношению к тебе. Он просто слишком гордый. Надо дать ему время, чтобы опомниться.
– Прошел уже целый год, – вздохнула Иззи. – Скажи, он так себя ведет из-за того, что я не перестала писать эти картины? Не перестала вызывать вас?
Энни нахмурилась:
– Если дело только в этом, он не имеет права сердиться на тебя. Мы, так же как и он, сами выбираем, приходить в этот мир или нет. – Лицо Энни прояснилось. – И я ни на минуту не пожалела о своем выборе. Мне нравится ваш мир. И всем остальным тоже. Здесь можно увидеть так много удивительных вещей, можно пойти куда-нибудь и встретить разных людей. Одного дня в вашем мире хватило, чтобы рассеять все сомнения.
Улыбка Энни была так заразительна, что Иззи тоже улыбнулась ей в ответ.
– Вот только почему ты всех нас держишь здесь? – спросила Энни. – Если ты и дальше будешь писать столько картин, мы скоро не поместимся в студии.
– Это ради вашей безопасности, – объяснила Иззи. – Чтобы никто не смог причинить вам вред.
– А что нам может угрожать?
– Джон говорил, что Рашкин представляет опасность.
Неожиданно для себя Иззи рассказала об ужасном сне в ночь после разрыва с Джоном. О Рашкине и его арбалете, об охоте на ньюменов в такую же снежную бурю, как и та, что шумела сегодня за окнами мастерской. О гибели крылатой кошки и о вмешательстве Джона, сохранившем жизнь Пэддиджеку.
– Ты, наверно, ужасно переживала, – сказала Энни, выслушав рассказ.
Иззи кивнула:
– И я не могу допустить, чтобы с кем-то из вас произошло нечто подобное. Вот поэтому и прячу всех вас здесь.
– Мы и сами неплохо умеем прятаться, – заверила ее Энни. – Никто не может нас увидеть, пока мы сами этого не захотим.
– Я имею в виду полотна. Я должна сохранить их.
– Но ведь Рашкина здесь нет, – возразила Энни. – Он же уехал из города.
– Я знаю. Но он видел мою последнюю выставку и прислал мне свои замечания.
Энни вопросительно подняла брови:
– Это похоже на помощь, а не на угрозу. А ты уверена, что арбалет был в руках Рашкина?
Иззи кивнула.
– Но ведь ты видела его во сне?
– Да, во сне.
– Тогда как же ты можешь утверждать, что это был он? – спросила Энни. – Я слышала, что во сне люди видят самые невероятные вещи, а когда просыпаются, то всё исчезает. Это правда?
– Да, но ленты не исчезли, когда я проснулась, а две картины безнадежно испорчены.
– И всё же это не доказывает вину Рашкина.
– Но Джон говорил...
– Джон мне очень нравится, – прервала ее Энни. – И всем остальным тоже. И конечно, мы можем погибнуть, если уничтожить наши картины-врата, но я не уверена, что мы должны считать Рашкина опасным. Джон иногда способен невзлюбить какого-то человека и приписывать ему ужасные пороки только из-за того, что он не такой, как все.
– Я не думаю, что Джон способен на такое.
– Я не утверждаю, что он делает это намеренно. Но я совершенно точно знаю, что он ревновал тебя всё то время, которое ты проводила с Рашкиным. Кроме того, он невзлюбил этого человека с первого взгляда. Об этом мне рассказал Пэддиджек. А он знает Джона лучше, чем кто-либо из нас.
– И всё равно, – не согласилась Иззи, – лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
– Никто не сможет повредить полотна во время выставки, – возразила Энни. – Ведь в галерее, наверно, есть своя охрана?
– Да, но что будет, если Рашкин купит картины? Денег у него вполне достаточно.
– Надо просто предупредить ту женщину, которая занимается выставкой, чтобы она не продавала картины ему.
«Или его поверенным», – подумала Иззи. Но она так до сих пор и не поняла причины беспокойства Энни.
– Что изменится для вас, если я все же решусь выставить ваши полотна? – спросила Иззи.
– Здесь становится слишком тесно, – пожала плечами Энни. – Ты же знаешь, мы все связаны со своими полотнами-вратами. Где бы мы ни находились, достаточно представить себе картину, и мы мгновенно перемещаемся в то место, где она находится. – Энни улыбнулась. – Временами мы сталкиваемся друг с другом. Нам нравятся эти произведения, но это не значит, что мы всегда радуемся обществу себе подобных. А кроме того, – Энни обвела рукой студию. – Работы, находящиеся в мастерской, заслуживают большей аудитории, чем мы и те несколько твоих друзей, которые здесь бывают.
Спустя некоторое время Иззи и Энни вышли из студии и направились каждая своей дорогой. Решение так и не было принято. Кэти, выслушав рассказ о визите ньюмена, довольно улыбнулась.
– Вот видишь? – сказала она. – Я же говорила, тебе не стоит так сильно за них переживать.
– Но если полотна будут уничтожены, они погибнут. Значит, на мне лежит ответственность за сохранность картин.
Кэти пожала плечами:
– Бог свидетель, я не желаю гибели никому из них и не хочу, чтобы они подвергались опасности, но я согласна с Энни. Эти работы достойны большей аудитории. А поскольку Рашкин уже не представляет угрозы...
– Он всегда опасен, – прервала ее Иззи. – Где бы ни находился.
– Прежде чем ты примешь какое-то решение, я бы посоветовала тебе поговорить с каждым ньюменом в отдельности, – предложила Кэти. – Пусть они решают сами за себя – так же, как и в случае перехода границы между мирами.
– Если я только смогу их отыскать, – ответила Иззи.
Но оказалось, что визит Энни помог остальным преодолеть свою застенчивость. Спустя пару дней, отперев дверь студии, Иззи обнаружила внутри на кушетке женщину-львицу Грейс с журналом в руках. Высокая Грейс держалась с таким поистине царственным достоинством, что Иззи совершенно растерялась в ее присутствии.
– Я думаю, ты меня поймешь, – говорила потом Иззи пришедшей позже Энни. – Не хочу сказать ничего плохого о Грейс, но, когда она рядом, я кажусь себе совсем маленькой, и не только из-за разницы в росте.
– О, она – крепкий орешек, – со смехом ответила Энни.
– Грейс сказала мне почти то же самое, что и ты, – продолжила Иззи. – Я имею в виду то, что в студии становится слишком людно.
– По-моему, Грейс не понравится ни одно помещение, в котором находится еще хотя бы одна женщина кроме нее самой.
– Она говорила, что ты ее недолюбливаешь из-за того парня, который тебе нравился, но предпочел Грейс.
– Не так уж он мне и нравился, – вздохнула Энни. – Пожалуй, совсем не нравился. Но теперь ты сама все понимаешь. Мы такие же, как и вы. У каждого своя внешность, свой характер и свои особенности, и не все радуются встрече с остальными.
– И всё же я никогда не перестану волноваться о каждом из вас.
– Тогда надо расспросить каждого лично, – посоветовала Энни. – Те, кто захочет выйти в мир, пусть сами скажут о своем желании, и их картины будут выставлены в галерее. Другие пусть остаются здесь.
Это предложение, по мнению Иззи, было самым разумным из всего, что она слышала раньше.
– А как насчет тебя? – спросила она Энни. – Ты тоже хочешь уйти?
– Мне всё равно, – пожала плечами Энни. – Если ты решишь куда-нибудь переместить мою картину, то я бы предпочла библиотеку – мне очень нравится читать книги. Но с другой стороны, мне не хотелось бы уходить далеко отсюда. Я люблю смотреть, как оживают твои картины, это настоящее волшебство, – добавила она с улыбкой.
– А что было у вас в прошлом? – спросила Иззи. – Я когда-то пыталась поговорить на эту тему с Джоном, но он был не слишком разговорчивым.
– Это всё потому, что никто из нас не помнит, что было в прошлом. Я и сама спрашивала многих, но никто не смог ничего вспомнить. Получается, что наша жизнь началась после пересечения границы. – Энни усмехнулась, видя разочарование на лице Иззи. – Но зато я могу рассказать о том, как нам живется сейчас, – добавила она.
Весь вечер, пока Иззи работала над незаконченным пейзажем, Энни сидела на стуле рядом с мольбертом и болтала без умолку. Чуть позже в студии появилось еще одно существо с картины Иззи – горгулья Розвиндль, и все трое провели ночь за разговорами, знакомясь друг с другом и обсуждая остальных ньюменов.
В течение нескольких дней в мастерской Иззи перебывали почти все ее ньюмены. Некоторые из них приходили не по одному разу, другие проводили в студии всего лишь несколько минут, а потом торопились по своим делам. Исключение составили только Джон Свитграсс и Пэддиджек. Отсутствие Джона было понятно Иззи, и она притворялась, что это ее не беспокоит. Но ей очень хотелось увидеться с Пэддиджеком, одним из первых существ, появившихся благодаря ее творчеству. Иззи надеялась расспросить его о прошлогодней зимней ночи.
– Он слишком боится этого места, – как-то раз объяснила Розвиндль. – Он говорит, что этот дом принадлежит темному человеку, у которого нет души.
– Похоже, он просто повторяет слова Джона, – фыркнула Энни.
– Может, он захочет встретиться со мной в каком-нибудь другом месте? – спросила Иззи.
– Может быть, – согласилась горгулья, но на этом всё и закончилось.
Таким образом полотна «Пэддиджек» и «Сильный духом» остались в числе тех немногочисленных картин, ньюмены которых предпочли поселиться в студии. И Джон, и Пэддиджек должны были сделать свой выбор, а их отсутствие ясно говорило о том, что их убеждения не изменились. Большинство ньюменов не считали Рашкина способным причинить им вред, и со временем сама Иззи стала думать так же, как они.
VI
Апрель 1976-го
На третьей персональной выставке Иззи впервые все полотна были объединены одной темой. Общим заглавием послужило название одной из картин: «Мой город совсем не такой, как ваш», а основной темой было присутствие ньюменов на городских улицах. Каждое произведение содержало в себе какой-нибудь странный элемент, нечто неожиданное, что невнимательный зритель способен был запросто пропустить. Это могло быть отражение летнего луга, покрытого полевыми цветами в зеркале заднего вида желтой машины такси, идущей по блестящим после дождя вечерним улицам Ньюфорда среди неоновых фонарей, отсвечивающих в каждой лужице. Это могла быть величественная фигура Грейс, у которой из-под золотисто-красной гривы волос торчали завитки на заостренных кончиках ушей. Еще одно полотно, давшее название всей выставке, изображало ряд горгулий на сером каменном карнизе старого дома; взоры всех этих странных существ были обращены к многолюдной толпе на тротуаре, но мало кто из посетителей замечал, что крайняя справа фигурка, полускрытая в тени, больше напоминает живого ребенка, чем каменное изваяние.
После нелегких раздумий и переживаний Иззи всё же позволила убедить себя выставить некоторые из картин-переходов. Но она решилась на этот шаг только после того, как общая тема окончательно сформировалась в ее голове и необходимость этих полотен для успеха выставки в целом стала для нее очевидной. Иззи старалась быть осторожной и проследить, чтобы ни одно полотно не было продано за пределы города, но, как только решение было принято, она почувствовала необъяснимое душевное облегчение.
Ощущение тревоги не исчезло до конца, но Иззи поверила в то, что решение перейти в этот мир, так же как и решение выставлять полотна в галерее, было принято самими ньюменами. Они сами строили свою жизнь, а с Иззи просто поддерживали дружеские отношения, да и то лишь некоторые из них, и Иззи с удивлением почувствовала радость от присутствия многочисленных зрителей вокруг произведений, до настоящего времени пылившихся в ее мастерской. В этом отношении она не могла согласиться с точкой зрения Рашкина. Произведения искусства должны выставляться на всеобщее обозрение, а не скапливаться в студии. А суммы, назначенные за ее картины – Альбина оценила каждую из них от полутора до трех тысяч долларов, – могли некоторым образом гарантировать бережное отношение к ним со стороны новых владельцев и безопасность ньюменов.
Альбина с восторгом поддержала решение Иззи и назначила самые высокие цены за три картины: «Грация», «Мой город совсем не такой, как ваш» и «Почему вороны летают», на которой фигура, напоминающая огородное пугало, разгоняла птиц на заднем дворе. Эти три произведения из четырнадцати выставленных полотен произвели наибольшее впечатление не только на хозяйку галереи, но и на художественных критиков, посвятивших им немало строк в своих рецензиях. Обилие хвалебных статей заставило Иззи пожалеть о том, что она представила так мало картин, но остальные ее произведения не соответствовали общей концепции выставки.
Продажа картин на этот раз несколько затянулась, но, по словам Альбины, это объяснялось только осторожностью покупателей и высоким уровнем цен.
– Изабель, я тебя уверяю, – говорила Альбина, – мы можем назвать эту выставку, бесспорно, удачной, но еще больший успех ждет тебя впереди.
Если не считать некоторого изумления по поводу успеха картин, самым удивительным для Иззи стало возобновление знакомства с одним из ее сокурсников по университету Батлера. Она заметила его во время церемонии открытия – рыжая шевелюра, яркие веснушки и потрепанная одежда не могли не броситься в глаза, и не без некоторых усилий она вспомнила его имя: Томас Дауне. А он-то почему пришел сюда? На занятиях Томас всегда казался ей слишком самодовольным, и он постоянно спорил по поводу коммерческой стороны искусства. Кроме того, он свысока говорил обо всех преподавателях, особенно о профессоре Дейпле, что вызывало неприязнь со стороны Джилли. Томас даже нередко игнорировал занятия в классе Дейпла.
При встрече с бывшим сокурсником Иззи сумела скрыть былую неприязнь, но не смогла сдержать удивление при первых же произнесенных Томасом словах.
– Я должен перед тобой извиниться, – произнес он.
– За что?
На лице Томаса появилась обезоруживающая улыбка.
– О, я не сделал и не сказал ничего плохого.
– Тогда к чему извинения? – Том потер пальцем висок:
– Я прошу прощения за свои прежние мысли по поводу твоих работ. Видишь ли, я всегда считал тебя последовательницей Рашкина...
– А теперь ты узнал, что я у него училась, – закончила за него фразу Иззи, – и изменил свое мнение.
Всё это ей давно наскучило, она слышала различные вариации на тему подражания великому мастеру бессчетное количество раз.
– Не совсем так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63