— А эта, — обратил наше внимание Ломан, — запись, в которой она говорит то ли с каким-то англичанином, то ли с американцем, словом, с тем, кто не понимает ни одного из азиатских языков, которыми она владеет. Мы пытаемся выяснить, кто он такой.
“Мне сообщили, что груз обязательно прибудет, на местах тактика отработана, но у меня по-прежнему нет никаких известий от Кишнара, и я отправляюсь в Сингапур. Если вам необходимо связаться со мной, я буду на месте к пяти часам, и вы сможете воспользоваться радиотелефоном.”
В первый раз я услышал, как она говорит по-английски. Речь у нее была чистой и почти без акцента. Шипящие у нее звучали чуть глуховато, что мне запомнилось, еще когда я услышал впервые ее голос по рации, и в нем та же энергия, но теперь в ее тоне появились новые нотки, которых я не замечал ранее — напряжение и тревога. У меня сложилось впечатление, что мир Марико Шоды сошел со своей орбиты, что явилось для нее неприятным открытием. Ломан выключил воспроизведение.
— У вас есть что сказать?
Я встал. Мне надо было подвигаться.
— Я не подозревал, что развязка так близка. — Он не ответил, и внезапно я понял почему. Развязка не преминет последовать, если они успеют пристукнуть меня и получить груз “Рогаток”.
— Ну, хорошо. Ясно, что она не может начать операцию, пока не дотянулась до меня, так что она бросит на поиски вашего покорного слуги всю свою камарилью. У нее нет больше времени, чтобы тайно послать ко мне, скажем, еще одного убийцу со струной. И стоит им увидеть меня, как они сразу же начнут стрелять из любого положения — так?
— Поэтому через дипломатические каналы мы и попросили сингапурскую полицию о содействии. Поэтому этот дом и охраняется.
— Но, ради Бога, вы же не заставите меня вечно сидеть здесь, чтобы только она не начала действовать. В конце концов, она может потерять терпение и рискнуть.
Ломан не ответил. Пепперидж тоже не промолвил ни слова. Они все проработали и теперь выясняли мое отношение, поскольку я был ключевым фактором в их планах, которые будут развиваться в зависимости от того, к чему я готов. Таков обычный порядок действий, многократно отработанный, но пока я не видел, в какую сторону нам можно двинуться и есть ли вообще возможность движения.
— У вас есть еще что-нибудь для меня? — Я-то думал, что у них что-то еще за пазухой, но по какой-то неизвестной причине это придерживалось. У Пеппериджа снова появился рассеянный взгляд, который я не мог не заметить.
— Наверное, тебе стоит знать, — наконец заговорил он, — в подтверждение твоей мысли, что Шода сейчас может пойти на все, лишь бы “избавиться от этого британского агента”, сегодня утром в Сингапуре приземлились два самолета чартерным рейсом с так называемыми туристами — один из Камбоджи, а другой из Лаоса. У наших контактов есть все основания предполагать, что они прибыли в поддержку группе слежки за тобой.
Он имел в виду банду головорезов. — Отлично. По крайней мере, мы знаем, какие силы нам противостоят.
Я чувствовал на себе взгляд Кэти. Она была работником Бюро, ей приходилось и раньше иметь дело с тайными агентами, так что она догадывалась, что нам придется делать, дабы выпутаться из этой тупиковой ситуации — придется пойти на чертовски опасный риск в надежде, что удача сыграет нам на руку, и маленький хорек унесет ноги — может быть, окровавленный, но с усами; и послушайте, хотя я излагаю все это не без юмора, на что вы, конечно, обратили внимание, но в этот момент меня пробрал страх, потому что воспоминания о Кишнаре были еще слишком живы, и нервы у меня еще не успокоились, а тут практически не было шансов ускользнуть от них, и если только мы не предпримем какого-то решительного шага, то наступит финиш, который так или иначе положит конец или Шоде, или мне.
Все шло к тому.
И всем это было ясно: Ломану, Пеппериджу, Кэти и тому, кто был отделен от нас половиной земного шара и сидел в Лондоне, то есть Кродеру, шефу Службы контроля.
Тем не менее ничего еще не потеряно, попробую-ка поприседать, хотя еще болит левое бедро, но надо привести в норму уровень адреналина в крови.
— Сколько пройдет времени, — спросил я Ломана, — прежде чем вы получите информацию, что вторая группа напала на след “Рогаток”? Если вообще удастся добиться успеха в этом деле?
— Тут же дадут знать, — он удивленно посмотрел на меня.
— Не через Лондон?
— Или через Лондон, или напрямую, или и так и так. А что?
— У меня нет полной уверенности. — Встав, он посмотрел на меня; я присел, разминая мышцы. — Но, думаю, это очень важно. — Голос у меня был спокойный и умиротворенный, но левое полушарие уже стало что-то обдумывать, сопоставлять какие-то компоненты головоломки. — Это важно — снова начал я, — чтобы мы как можно скорее узнали, где и когда будет перехвачен груз — то есть знали, что он не попадет в руки Шоды. Вот что важно. — Я размышлял вслух, забыв о приседаниях. — Кроме того, очень важно, чтобы, если “Рогатки” перехватим, она не знала об этом, пока мы с ней не встретимся.
До меня донеслось лишь эхо слов, которые я только что произнес; оценив их, я нашел несколько оговорок, на скорую руку поправился и еще раз мысленно окинул представшую картину, чувствуя, что я уже почти нащупал ход возможных, действий, еще, правда, не представляя себе четко, какие они и как сработают.
Замолчав, я осмотрелся и увидел, что все, не шевелясь, смотрят на меня.
— Все дело во времени, — подчеркнул я Ломану. — Только о нем и следует думать. Нам придется иметь дело с очень узким промежутком времени.
— Вы имеете в виду какой-то потенциально конструктивный подход? — с подчеркнутой небрежностью спросил Ломан.
— Имел я всех вас — что это значит?
Снова наступило долгое молчание. Да, я знал, что означает слово “потенциальный” и термин “конструктивный”, но мое левое полушарие лихорадочно просчитывало ситуацию, и подобные слова не имели ровно никакого значения, ибо они столь длинны, что надо останавливаться и обдумывать, что же они значат, какой они несут смысл.
— Прощу прощения.
— О, ничего особенного. Вежливости выше головы и все такое.
— Давайте начнем вот с чего, — сказал я. — Я не могу просто взять и нанести удар. — Снова молчание. Им не хватало данных для реакции на мои слова. — Вы же знаете, я не наемный убийца. Единственный раз, когда я хладнокровно пошел на убийство — из-за женщины, которую предали, заманили в ловушку и застрелили. Я не… — И поймал себя на том, что смотрю прямо на Ломана, дожидаясь, пока этот сукин сын поймет, о чем идет речь. — Я не наемный убийца для Бюро. Это понятно?
— Конечно, — холодно подтвердил он.
— Иными словами, надо уничтожить цель, то есть Шоду, не убивая ее. Наша задача — уничтожить организацию Шоды, в роль исполнителя поручена мне… — Я снова заходил кругами по комнате. — И теперь мы стоим лицом к лицу перед конечной фазой операции, но у нас нет ни малейшего представления, как мы с ней справимся.
После минутного молчания Пепперидж еле слышно сказал:
— Я-то думал, что ты это представляешь, старина.
— Что? — резко повернулся я. — Может быть. Но очень смутно. Просто я размышляю вслух, пытаясь установить обратную связь со слушателями.
Я налил себе еще кофе, но поставил чашку на стол, так и не отпив из нее, потому что стремительно надвигался конечные этап операции, и мне предстояло схлестнуться с женщиной, которая подняла в ружье целую небольшую армию против меня, и я не хотел, чтобы меня перехватили из-за опасного избытка кофеина в крови, что порой может привести к гибели.
— И еще одно, — я снова размышлял вслух, но теперь все по делу, поскольку все мы собрались тут ради “мозгового тренинга”, — я не могу пойти на конфронтацию с Шодой без того, чтобы ее как-то не изолировать. — И, едва вымолвив это слово, я понял, что в нем заключен, основной смысл — изолировать, хотя я не знал, как это сделать. — Я не имею в виду отрезать ее от телохранителей, на что я не смею даже надеяться. Я хочу сказать, что наша встреча должна произойти где-то вдали от публики, чтобы никто не пострадал. Наша встреча меньше всего будет напоминать чаепитие.
Меня опять встретило долгое молчание, но теперь совсем другого характера, вот теперь в нем было что-то потенциально конструктивное и так далее. Что-то начинало проясняться.
— Изолировать, — повторил Пепперидж и встал, засунув руки в карманы и уставясь в стенку. — Во всяком случае, не в этом доме.
— Нет. Отсюда мне живым не уйти. — Ломан тоже с минуту рассеянно смотрел куда-то перед собой и не произносил ни слова. Затем опять заходил по комнате.
— Мы пользуемся полной поддержкой сингапурской полиции, но они ничего не могут противопоставить Шоде. Она неуязвима с политической точки зрения. И с дипломатической тоже. Она может свергнуть практически любое демократическое правительство в Азии, просто нанеся удар по его экономике или разоблачив любую дюжину коррумпированных высокопоставленных чиновников. — Он в упор посмотрел на меня: — И тут мы помочь вам не можем.
— Это я понимаю.
Во всяком случае, не представлял, что конечный этап операции превратится в подобие массовой полицейской акции. Они вообще не имели права притронуться к Шоде. Правительство не могло коснуться ее. Так что тут не могло идти и речи об операции как таковой, а лишь об инфильтрации, проникновении, очень точном, очень целенаправленном, которое под силу лишь одному человеку.
— Хочет кто-нибудь перекусить? — Кэти.
Ломан резко остановился, словно наткнувшись на стенку, и уставился на нее, видно, не поняв ее приглашения. Может, ей стоило бы употребить слово “завтрак”.
— Хорошая мысль, — пробурчал Пепперидж. Я глянул на часы: было уже около полудня.
— Протеину не помешало бы.
Выходя из комнаты, она прошла почти вплотную ко мне и тихо бросила: “И немного забальоне”.
В воздухе остался запах ее духов; о Господи, одно присутствие женщины помогает сбросить напряжение, пусть даже она и не прикоснулась к тебе.
— Послушайте, — начал было Пепперидж, но не окончил фразы, как в дверях появился Флуд и сообщил, что звонит кто-то из контактов в Камбодже, и Ломан вышел переговорить с ним, а через минуту начался конечный этап операции, в который мы влетели очерти голову.
30. Мистер Кродер
— Где? — задал вопрос Ломан.
Мы сидели в курительной комнате, где на стене висела изящная китайская акварель обнаженной натуры с торчащими сосками; тут же стояли красные бархатные кресла и антикварный медный телефонный аппарат.
— Когда?
Ломан — само спокойствие. У него было одно достоинство, которое я не мог отрицать: когда события текли ровно и неторопливо, он напоминал лапшу в дуршлаге, но когда они убыстряли свой бег, он мгновенно заводился и работал, как отлаженная динамо-машина. Флуд сообщил ему, что поступил сигнал от нашей второй группы в Камбодже.
— В какое время завтра?
Пепперидж взгромоздился на высокий табурет у стойки, и в его желтоватых глазах появилось обманчиво сонное выражение. Флуд стоял под торшером из папье-маше, изображавшем херувима, держащего абажур. Флуд держался с подчеркнутой вежливостью, давая понять, что он не больше чем подчиненный, и обращался ко мне “сэр”, но лишь потому, что он моложе остальных и тут присутствовало большое начальство из Лондона. И теперь я знал, какая ему отведена роль, ибо несколько ранее я спросил Пеппериджа:
— В случае чего заменить меня должен будет Флуд? Пепперидж, отведя было глаза, снова посмотрел на меня:
— Да, старина. Но ему, конечно, никогда не придется перенимать твои дела.
По сути, меня это не волновало. Более того, я испытывал определенное удовлетворение при мысли, что, если в течение нескольких часов я совершу непоправимую ошибку и отправлюсь в Элизиум, по крайней мере, кто-то продолжит начатое мной.
— Минутку, — и Ломан, прикрыв рукой микрофон, посмотрел на нас с Пеппериджем и коротко бросил: — Они выследили груз. Он на самолете направляется в Прей Вент.
— Где это? — спросил Пепперидж.
— Напротив Пномпеня, по другую сторону Меконга. — Теперь он выжидающе смотрел на меня. Половина дела была как-то определена, я был второй половиной — и ему необходимо было знать, есть ли у меня какие-то вопросы. Они у меня были. От ответа на них зависели успех или поражение.
— Могут ли они вскрыть контейнеры и заменить их содержимое?
— Могут что?
— Разрешите мне переговорить с ними. — Я был подчеркнуто вежлив, действуя строго по уставу, потому что он все же был из Службы контроля из Лондона, и окончательное решение, зависело от него или от Кродера: теперь вся картина действия четко вырисовывалась у меня в голове, но времени катастрофически не хватало. Каждая минута на вес золота, пока не наступит “час ноль”, поэтому я и решил быть предельно вежливым с Ломаном, чтобы, не дай Бог, не сорвать операцию; счеты будем сводить потом, только не сейчас.
Помедлив, он протянул мне трубку.
— Вас слушают.
— Добрый день. Дело не терпит отлагательства. Можете ли, вы заменить содержимое контейнеров и отправить их по старому месту назначения.
Молчание. Кажется, я ясно изложил свою мысль…
— То есть напихать туда чугунные чушки или что-то такое.
— Да, все, что попадется вам под руку. Мы хотим, чтоб они прибыли к месту назначения запломбированными, словно к ним никто не прикасался. Это возможно?
Пауза, затем:
— Чтоб вам провалиться! Что означало: да, возможно.
— Господи, — с облегчением вздохнул я, — больше от вас ничего не потребуется.
— Не могу ответить тем же, — возразил мой собеседник, потому что вы, скорее всего, рехнулись, или вам моча в голов ударила, но, наверно, для вас это жизненно важно. — Тон его изменился. — Ладно, значит, вы хотите, чтобы все осталось вроде бы как нетронуто — фирменные знаки, обшивка, грузовая декларация и так далее. Так?
— Да.
— И когда груз будет на месте, мы можем упаковаться и уносить ноги, верно?
— После того как “Рогатки” будут переданы таиландской армии.
— Ясно, мы не собираемся оставлять эти штучки валяться в парке на потеху детям, так что не беспокойтесь. Слушайте, могу ли я получить подтверждение задания от Службы контроля?
— Подождите. — Я повернулся к Ломану: — Вы слышали, о чем я просил их, и они говорят, что могут это сделать; заключительная фаза операции теперь мне совершенно ясна; я готов воспользоваться единственным шансом — можете ли вы предоставить мне полную свободу действий?
Он стоял, уставясь на меня: руки за спину, носки туфель вместе, голова набок, — и я видел, как он лихорадочно просчитывает ситуацию, включая и предположения, что с ним сделают в Лондоне, если выяснится, что он позволил мне загубить задание.
Пепперидж подошел поближе и тоже смотрел на меня; глаза его оставались невозмутимыми, только рот сжался в тонкую полоску, выдавая напряжение, ибо он понимал, что тоже окажется под огнем, если позволит своему оперативнику загнать шефа в ловушку и все завершится фиаско.
Затем Ломан коротко кивнул, я передал ему трубку, и он сказал:
— Контроль. Руководство вашими действиями доверяется оперативнику на месте. Он вернул мне трубку.
— Благодарю вас, сэр.
Это было больше, чем я просил, больше, чем мог ожидать, гораздо больше — он возложил на меня полную ответственность за ход дальнейших действий.
— Когда груз будет доставлен в Прей Вент? — спросил я.
— Сегодня в 21.14.
— Где совершите подмену?
— В Пномпене.
— В аэропорту?
— Да, в складских ангарах.
— Скрытно?
— Мы подкупили двух таможенников.
— То есть уровень риска невелик?
— Невелик. Иными словами, девяносто процентов за удачу. — Я быстро перебрал в памяти порядок событий, дабы убедиться, что ничего не забыто: вроде все идет, как и полагается.
— Сколько времени потребуется им, чтобы, получив груз, вскрыть контейнер и проверить содержимое.
— Не могу знать, сэр. Думаю, зависит только от них. Но, думаю, не больше получаса, чтобы вытащить груз из трюма, а потом им понадобится только пара ломов.
Значит, в моем распоряжении будет не больше получаса. Но им придется проверить весь груз прежде, чем они свяжутся с Шодой.
— Сколько контейнеров на месте?
— Двадцать.
Думай. Сколько нужно времени, чтобы вскрыть двадцать ящиков и во всех проверить содержимое? Час. Да, скажем, час. Значит, расчет времени включает в себя девяносто минут, минус примерно… — Я взглянул на Пеппериджа: — Сколько времени займет дорога до аэропорта?
— В сопровождении эскорта — минут сорок.
Значит, минус сорок минут и другие сорок пять минут, пока Шода получит сигнал по рации, и ее лайнер стартует до места. То есть резерв в пять минут. Пять.
Лучше, чем ничего, прикинул я, и пусть даже времени будет еще меньше, какой-то шанс все же остается, пока не отщелкала последняя секунда. Так что надо рисковать — вперед.
— Хорошо, — бросил я в трубку, — принимайтесь скорее за дело. — Вопросы есть?
— Нет.
— Тогда за дело и будьте на связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35