— Затем, чтобы проникнуть незаметно в лагерь испанцев.— О-о-а! Зачем? Единорог позовет своих молодых людей, и они проложат ему дорогу по трупам гачупинов.Валентин покачал головой.— Это правда, — сказал он затем, — мы могли бы сделать это, но зачем же проливать кровь напрасно? Нет. Пусть мой брат доверится мне.— Охотник сделает все очень хорошо… Единорог знает это и не станет мешать ему, но Единорог — вождь и поэтому не может надеть одежду бледнолицых.Француз не стал спорить с индейцем, а сначала приказал своим спутникам переодеться в мундиры драгун, облекся и сам в мундир, а затем велел отдать лейтенанту снятое с него платье.Когда переодевание было окончено, он обратился к Единорогу и сказал ему:— Вождь останется здесь и будет стеречь пленников.— Хорошо! — отвечал команч. — Разве Единорог старая болтливая женщина, что воины не хотят взять его с собой?— Мой брат не понимает меня. Я вовсе не хотел оскорбить его, но дело в том, что он не может проникнуть вместе с нами в лагерь.Вождь презрительно пожал плечами.— Воины-команчи ползают, как змеи, — возразил он, — Единорог войдет в лагерь.— Пусть мой брат идет, если он хочет этого!— Хорошо, мой брат рассердился! Облако прошло по его лицу; он не хорошо делает: его друг любит его.— Я знаю это отлично, вождь, и вовсе не сержусь на вас, но мое сердце обливается кровью при мысли, что такой знаменитый воин хочет, чтобы его убили задаром.— Единорог — вождь и он должен подавать пример молодым людям на тропе войны.Затем все вскочили на лошадей, только один Единорог оставался пешим.Валентин поместил лейтенанта рядом с собой.— Кабальеро, — сказал он ему, — вы нас проведете в лагерь. Мы не станем убивать ваших соотечественников, а хотим только на некоторое время лишить вас возможности следовать за нами… Если вздумаете обмануть нас, я прострелю вам голову… Не забывайте же этого.Испанский офицер молча поклонился.Пленники, привязанные Курумиллой к деревьям, не могли и думать о бегстве.Маленький отряд двинулся в путь.Единорог исчез в кустах.Когда они подъехали к биваку, часовой окликнул их:— Кто идет?— Отвечайте, — шепотом приказал Валентин своему пленнику.Офицер ответил, и они проехали.Часовой, захваченный врасплох Курумиллой, был мгновенно связан и положен на землю с заткнутым ртом.Такая же участь постигла и остальных часовых.В лагере все спали, и через минуту весь лагерь был в руках Валентина и его отряда.Полк драгун был захвачен без боя.Спутники Валентина спрыгнули с лошадей.Охотники пробирались от пикета к пикету и, связывая лошадей, выгоняли их в открытую степь из лагеря.Не более чем через десять минут в лагере не осталось уже ни одной лошади.Валентин подошел к палатке, где спал полковник, и поднял полог.Здесь он встретился с Единорогом.Окровавленный скальп висел на поясе вождя.Валентин отступил в ужасе.— Что вы здесь делали, вождь? — сказал он тоном упрека.— Единорог убил своего врага, — спокойно отвечал команч. — Когда вожак антилоп убит, стадо бежит в разные стороны, то же сделают и гачупины.Валентин сделал шаг вперед и бросил взгляд на изуродованный труп полковника.— Бедняга, — прошептал, тяжело вздохнув, охотник.Лошадей и взятый в плен патруль отвели в лагерь команчей. ГЛАВА XX. Неизвестный Отец Серафим и дон Пабло Сарате перенесли раненого в дом, где остановился миссионер.Отец Серафим нанимал за десять реалов в месяц комнатку у бедной вдовы, которая имела на калле-де-ла-Пескадерия небольшой домик, выстроенный из саманового кирпича и тростника.Комнатка была маленькой, с одним окном, выходившим в коридор; она отличалась строгостью монастырской обстановки и чистотой и походила на келью.Отец Серафим зажег сальную свечку, вставленную в медный подсвечник, и с помощью дона Пабло уложил раненого в постель.Дон Пабло бросился на бутаку, чтобы перевести дух от усталости.Отец Серафим, которого, несмотря на его хилую наружность, казалось, не брала никакая усталость, вышел запереть наружную дверь, оставленную открытой.В ту минуту, когда он хотел захлопнуть ее, кто-то сильно дернул дверь, и какой-то человек вошел в патио, где находился миссионер.— Извините, батюшка, что я вас побеспокоил… — сказал незнакомец, — позвольте мне остаться здесь.— Вы, должно быть живете в этом доме? — спросил священник.— Нет, Святой Отец, — отвечал холодно незнакомец, — я даже совсем не живу в Санта-Фе… Здесь я совершенно чужой.— Вы просите меня приютить вас на ночь? — продолжал отец Серафим, удивленный этим ответом.— И не думаю, преподобный отче.— В таком случае, что же вам здесь нужно? — спросил миссионер, удивление которого все более и более возрастало.— Я хочу вместе с вами пройти в ту комнату, где вы положили раненого.— Милостивый государь, — проговорил нерешительно миссионер — эта просьба…— Вовсе не должна удивлять вас. Мне крайне необходимо узнать, в каком состоянии находится теперь молодой человек…— Но вы, по крайней мере, знаете, кто он такой?— Знаю.— Вы родственник его или, может быть, один из его друзей?— Ни то ни другое… Еще раз повторяю вам, что мне очень важно узнать, в каком положении он находится; я хочу не только видеть его, но и говорить с ним, если только это возможно.Отец Серафим бросил проницательный взгляд на незнакомца.Неизвестный был человеком высокого роста и в полном расцвете сил; черты его лица, насколько это возможно было рассмотреть при бледном свете луны, были очень красивы.На нем был надет костюм богатого асиендадо, и в правой руке он держал американскую винтовку, затейливо украшенную серебром.Миссионер раздумывал, не зная, как ему поступить.— Ну, — снова заговорил незнакомец, — на что же вы решились, батюшка?— Милостивый государь, — отвечал отец Серафим твердым голосом, — не принимайте в дурном смысле того, что я вам скажу.Незнакомец поклонился.— Я не знаю вас, — продолжал священник, — я встретился с вами ночью, при таких странных обстоятельствах… вы с непонятным для меня упорством настаиваете на свидании с молодым человеком, в котором я принял участие из чувства христианского милосердия, и мне кажется, что я не имею права допускать вас к нему.Досада омрачила лицо незнакомца.— Вы правы, батюшка, — отвечал он, — обстоятельства против меня, но, к сожалению, теперь я ничего не могу сказать вам, а между тем время бежит, и мне дорога каждая минута. Все, что я могу сделать для вашего успокоения — дать вам торжественную клятву, что я прошу об этом не с дурным намерением… Я еще раз повторяю вам, что желаю только добра тому человеку, которого вы подняли… В настоящее время я караю великое преступление и надеюсь, что Господь поможет мне в этом деле, как помогает Он и всем, посвятившим себя добру.Незнакомец произнес эти слова с такой искренностью и таким убедительным тоном, что миссионер почувствовал себя побежденным. Он поднял вверх висевший у него на груди крест и, обращаясь к своему странному собеседнику, сказал:— Клянитесь!— Клянусь, — отвечал тот твердым голосом.— Хорошо, — сказал священник, — теперь вы можете войти в комнату… Я даже не стану спрашивать у вас ваше имя.— Мое имя ровно ничего не скажет вам, батюшка, — произнес незнакомец печальным голосом.— Идите за мной.Войдя в комнату, незнакомец обнажил голову и встал в углу.— Не обращайте на меня внимания, батюшка, — проговорил он тихо, — и верьте данной мною клятве.Миссионер отвечал только кивком головы.Раненый все еще не подавал никаких признаков жизни и, бледный, неподвижно лежал в том же положении, как его опустили на постель.Отец Серафим подошел к нему.С осторожностью и кротостью, свойственными только вполне отрекшимся от мира и посвятившим свою жизнь на пользу ближнего, принялся он ухаживать за раненым.Но все употребляемые им средства не давали никакого результата, и молодой человек все так же продолжал лежать пластом.Дон Пабло с безнадежным видом покачивал головой.Миссионер одно за другим употребил все известные ему средства для того, чтобы привести Шоу в чувство, но безуспешно.Тогда к постели раненого приблизился незнакомец.— Святой Отец, — проговорил он, слегка касаясь руки миссионера, — вы сделали все, что доступно человеку, но все ваши усилия не принесли никакой пользы.— Увы! Да, — отвечал печально миссионер.— Не позволите ли вы теперь мне попытаться привести его в сознание?— Неужели вы думаете, что будете удачливее меня? — спросил с удивлением священник.— Надеюсь, — спокойно сказал незнакомец.— Но вы же видите, что я употребил все средства, которые предписываются в таких случаях.— Совершенно верно, батюшка, но индейцы обладают некоторыми тайнами, известными только им одним, и эти таинственные средства производят изумительное действие.— Да, я слышал об этом. Значит, вы тоже знаете эти таинственные средства?— Да, мне известны некоторые из них и, если вы позволите, я испробую действие их на этом молодом человеке, который находится в безнадежном состоянии.— Увы! Я опасаюсь этого.— Мы ведь все равно ничем не рискуем, испробовав на нем крайнее средство, которое я предлагаю.— Да, это правда.— В таком случае, разрешите мне сделать пробу.— Делайте что хотите… Дай Бог, чтобы труды ваши увенчались успехом, — проговорил с печальным вздохом миссионер.— Только Он один и в состоянии помочь мне.Незнакомец наклонился над молодым человеком и с минуту пристально всматривался в лицо раненого. Затем он вынул из-за пазухи граненый хрустальный флакон с зеленой как изумруд жидкостью.Он просунул острие кинжала между стиснутыми зубами раненого и влил ему в рот четыре или пять капель жидкости, находившейся во флаконе.Вдруг произошло нечто удивительное.Шоу испустил глубокий вздох, открыл несколько раз глаза и, как бы под влиянием какой-то сверхъестественной силы, сел на постели и обвел вокруг себя удивленным взглядом.Затем раненый провел рукой по бледному лбу и пробормотал глухим голосом:— Эллен, слишком поздно… Я не могу спасти ее!.. Смотри, смотри, они уносят ее… она погибла!И он упал на постель.Все бросились к нему.— Он спит, — вскричал миссионер с удивлением.— Он спасен, — сказал незнакомец.— Но, — спросил с беспокойством дон Пабло, — что значат слова этого человека?— Вы не поняли их? — спросил незнакомец.— Нет, и напрасно ломаю себе над этим голову.— В таком случае, я могу объяснить вам это.— Вы!— Да, я. Слушайте. Этот юноша хотел освободить вашу сестру.— Откуда вы это узнали?— Правда ли это? — воскликнул дон Пабло.— Правда… Продолжайте, — сказал священник.— Его нашли перед домом, где ее приютили. Он лежал с кинжалом в груди.— Дальше!— Его ранили потому, что он мешал снова похитить ее у вас.— О! Не может быть.— А между тем это верно.— Почему вы все это знаете?— Не знаю, а угадываю.— А! — вскричал дон Пабло в отчаянии. — Батюшка, бежим туда… к моей сестре!..И они оба бросились вон из комнаты.Неизвестный, оставшись один, завернул раненого в плащ, взвалил его себе на плечи с такой легкостью, как будто это был ребенок, и вместе со своею ношей вышел из дому. ГЛАВА XXI. Генерал Вентура Было около шести часов утра.Генерал Вентура, губернатор провинции, удалившись в свои апартаменты, спал еще глубоким сном, как вдруг дверь в спальню с шумом распахнулась, и в комнату вошел офицер.— Что такое случилось, капитан Лопес? — спросил губернатор, тщетно стараясь придать твердость своему голосу, который невольно дрожал от какого-то страшного предчувствия.На заданный ему губернатором вопрос капитан лаконично отвечал таким тоном, который сам по себе уже предвещал беду:— Ничего хорошего.— Что значит «ничего хорошего»? Уж не взбунтовался ли народ?— Клянусь честью, нет. Я думаю, что никто даже и не помышляет об этом.— В таком случае, — сказал повеселевший генерал, — скажите мне, какого черта вам нужно от меня, что вы явились в такую рань?— Мне ровно ничего не нужно, — отвечал капитан могильным голосом, — вас хочет видеть какой-то солдат, который явился неизвестно откуда… Я пришел спросить вас, что делать с ним.— Постойте, — перебил его генерал, лицо которого внезапно потемнело, — кто такой этот солдат?— Как будто драгун.— Драгун!.. Ведите его сюда, ведите его сюда!… Как вы меня напугали, прости вас Господи, своей странной манерой говорить обиняками!… Этот солдат, по всей вероятности, явился сообщить мне о скором прибытии отряда, который должен был бы давным-давно быть здесь.Капитан с видом сомнения пожал плечами.— Что такое еще? — спросил генерал, которого сильно испугала эта выразительная пантомима. — Что такое еще смущает вас?— Ничего кроме того, что солдат этот явился в таком печальном виде, что едва ли он может принести вам приятное известие.— Мы сейчас узнаем, в чем дело. Позовите его.— Да, это правда, — согласился капитан.И он вышел.Генерал вскочил с постели и быстро оделся.Вдруг с пласа-Майор донесся сильный шум, генерал подошел к окну, поднял занавеску и взглянул на улицу.Целая толпа с громкими криками и в страшном беспорядке двигалась со всех сторон к площади.— Что там такое происходит? — с тревогой спрашивал себя генерал. — Что означает весь этот шум?В это время крики еще больше усилились, и отряд коман-чских воинов показался с калле-де-ла-Мерсед, быстро и в строгом порядке направляясь к дворцу.При виде этого зрелища генерал остолбенел.— Опять индейцы! — пробормотал он. — Каким образом осмелились они явиться сюда? Значит, им ничего еще неизвестно о прибытии драгун? Меня более чем удивляет эта смелость с их стороны!..Он опустил занавеску и отошел от окна.Солдат, о котором докладывал ему капитан, стоял перед ним и ждал, пока губернатору угодно будет обратиться к нему с вопросом.Вид солдата заставил генерала содрогнуться с головы до ног. Солдат был страшно бледен, мундир его был разорван и весь в грязи, как будто он совершил длинный и утомительный переход.Генерал Вентура решил сразу рассеять все сомнения. Он уже открыл было рот, чтобы приступить к допросу, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошло несколько человек офицеров, а с ними капитан Лопес.— Генерал, — сказал капитан, — идите скорей… вас ждут в зале совета… Индейцы явились за ответом, который вы обещали дать сегодня утром.— Э! Чего это вы так испугались, господа? — строгим тоном сказал генерал. — Насколько мне известно, в городе все спокойно… Индейцы не подожгли его… Я не успел еще обсудить, что отвечать этим дикарям… пусть они подождут, пока я дам им аудиенцию.— Хорошо, хорошо, генерал, — грубым голосом отвечал капитан Лопес, — город еще не загорелся с четырех концов, но это легко может случиться, если вы будете продолжать поступать таким образом.— Как! Что это значит? — вскричал генерал, бледнея от страха. — Неужели дела наши так плохи?— Да хуже этого ничего и быть не может, и нам нельзя терять ни минуты, если мы хотим избавить город от больших бед.— Кабальеро, — сказал генерал прерывающимся от страха голосом, — мы прежде всего должны заботиться о спасении города… я иду вместе с вами.И, не обращая больше внимания на солдата, генерал направился в зал совета.Беспорядок, царивший на улице, отразился и на дворце.Собравшиеся в зале офицеры спорили, перебивая друг друга. Выйдя в зал, генерал бросил тревожный взгляд на присутствующих. Все сели на свои места. Заседание, по крайней мере внешне, носило строгий и спокойный характер. Со стороны можно было подумать, что здесь собрались люди, сознающие лежащие на них обязанности и твердо решившиеся исполнять свой долг до конца.Индейцы в данную минуту были полными хозяевами города. Против них мексиканцы не могли выставить ни одного солдата и поэтому им оставалось только постараться покончить дело с команчами на возможно более выгодных для себя условиях. Но так как офицеры хотели сохранить наружное приличие, то началось совещание, причем все снова поочередно высказывали свое мнение; затем, по окончании прений, генерал поднялся со своего места и попросил собрание выслушать его.— Кабальеро, — начал он голосом, дрожавшим от волнения или, лучше сказать, от страха, — все мы, собравшиеся здесь, — люди мужественные и не раз имели случай доказать это в затруднительных обстоятельствах. Одним словом, если бы дело шло о том, чтобы пожертвовать нашей жизнью для спасения несчастного населения, мы не задумываясь сделали бы это, потому что все мы отлично понимаем святость долга и знаем, что бывают моменты, когда нельзя отступать, но увы! Жертва наша не принесла бы пользы и не устранила бы опасности для тех, кого мы должны защищать. Поэтому мы должны вступить в переговоры с дикарями. К сожалению, мы не можем выставить против них войска. Может быть, нам и удастся отвратить опасность и спасти женщин и детей. Но если мы даже и не достигнем желаемых результатов, у нас, по крайней мере, останется сознание свято исполненного долга.Оглушительные аплодисменты приветствовали такое заключение речи губернатора, и он, обернувшись к часовому, неподвижно стоявшему у двери, приказал ввести главных индейских вождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32