— Да, — отвечал генерал, — если только, чего я впрочем не думаю, им не придет в голову сделать нам честь — казнить нас при свете факелов.— Понимаете ли вы что-нибудь в этой проволочке?— Честное слово, нет. Я долго ломал себе голову, стараясь угадать что именно мешает им нас расстрелять, и ровно ничего не мог придумать.— То же самое было со мной. Мне даже приходило в голову, что они нарочно откладывают со дня на день казнь, чтобы держать нас под домокловым мечом и заставить смириться, но затем сама эта идея показалась мне слишком нелепой.— Я совершенно согласен с вами… Нет, тут, должно быть, происходит что-то другое.— Почему вы так думаете?— А вот почему: последние два дня наш тюремщик обращается с нами, я не могу сказать, чтобы вежливее, — на это он не способен, — но далеко не так грубо. Я даже заметил что он как будто прячет свои когти и пытается изобразить на своем лице подобие улыбки. Но, к сожалению, его лицо вовсе не привыкло улыбаться, и поэтому он вместо улыбки делает только отвратительную гримасу.— Какой же вы делаете из этого вывод?— Я — отвечал генерал, — пока ровно ничего не могу вам сказать положительного. Я только спрашиваю себя, чем объяснить такую удивительную перемену… Нельзя же предполагать, что он сочувствует нашему несчастному положению, — это было бы равносильно тому, что наш губернатор вдруг явился бы просить у нас прощение за то, что нас судили и приговорили к расстрелу.— Э! — философски заметил дон Мигель, покачивая головой. — До тех пор, пока мы живы, мы имеем право надеяться на спасение.— Это правда. Но успокойтесь, мы с вами очень скоро будем исключены из списка живых.— Наша жизнь в руках Божьих, и только Он один знает, когда нам суждено умереть.— Аминь! — сказал, улыбаясь, генерал, откусывая зубами кончик новой сигаретки.— Не находите ли вы странным, что вот уже целый месяц, как мы сидим здесь, а наши друзья точно забыли о нашем существовании?Генерал пожал плечами.— Гм! — отвечал он. — Заключенный — это все равно, что больной, и наши друзья, конечно, опасаются усилить наши страдания своим горем, — вот почему они лишают себя удовольствия посетить нас.— Не смейтесь над этим, генерал, я убежден, что вы совершенно напрасно обвиняете их…— Дай Бог! Я, со своей стороны, от всего сердца прощаю им, что они забыли нас.— Я не могу поверить, чтобы Валентин, с которым мы такие друзья, не постарался бы так или иначе увидеть меня.— Ба! Да неужели вы, дон Мигель, даже и теперь, стоя, так сказать, одной ногой в могиле, все еще верите в людскую честность?В эту минуту за дверью послышался звук отпираемого замка. Дверь комнаты, где находились осужденные, полуоткрылась и пропустила сначала тюремщика, а затем еще кого-то.Полутьма, царившая в тюрьме, не позволяла заключенным разглядеть посетителя, на котором была надета длинная черная одежда.— Э! — прошептал генерал на ухо своему товарищу по заключению. — Наш губернатор, генерал Вентура, как видно, решился-таки покончить с нами…— А почему вы так думаете? — спросил дон Мигель тоже шепотом.— Черт возьми! Он прислал к нам священника, значит, завтра мы будем казнены.— Клянусь честью, это самое лучшее, что он мог придумать! — вырвалось невольное восклицание у дона Мигеля.Тюремщик, человек небольшого роста, коренастый, с лисьей физиономией и бегающими глазами, повернулся к священнику и попросил его войти, сказав ему хриплым голосом:— Вот здесь, сеньор падре, и осужденные. Не прикажете ли оставить вам фонарь? Становится совсем темно, а во время разговора гораздо приятнее видеть лицо своего собеседника.— Хорошо, поставьте его хоть там… Благодарю вас. Я постучу в дверь, когда соберусь уходить, и вы мне отворите.— Слушаю.Затем тюремщик повернулся к арестантам и грубым голосом сказал им:— Эй, Ваша Милость, вот вам священник, можете побеседовать с ним! Советую вам не терять удобного случая, потому что в вашем положении неизвестно, что может случиться каждую минуту.Пленники, вместо всякого ответа, молча пожали плечами.Тюремщик вышел.Когда шум его шагов замер в отдалении, священник, стоявший до сих пор с опущенной вниз головой, как бы прислушиваясь, выпрямился и направился прямо к дону Мигелю.Странные манеры незнакомца сильно удивили обоих заключенных, которые со страхом, смешанным с удивлением, ждали разъяснения этой загадки.Оставленный тюремщиком фонарь давал слишком слабый и колеблющийся свет, едва позволяющий различать предметы.— Отец мой, — начал асиендадо твердым голосом, — благодарю того, кто послал вас приготовить нас к смерти. Я очень желал бы исполнить этот последний христианский долг. Если вы соблаговолите пройти со мной в соседнюю комнату, я покаюсь вам во всех своих прегрешениях.Священник снял шляпу, схватил стоявший на полу фонарь и повернул его так, чтобы свет падал на его бледное лицо.— Отец Серафим! — вскричали осужденные с удивлением, смешанным с радостью.— Тише! Тише! — остановил их священник. — Не произносите моего имени так громко, братья. Никто не знает о моем присутствии здесь, за исключением тюремщика, но он — мой сообщник.— Он? — с нескрываемым изумлением спросил дон Мигель. — Человек, который целый месяц всячески оскорбляет и унижает нас.— Теперь этот человек наш союзник… Но нам нельзя терять ни одной минуты!.. Время дорого!.. Я могу вывести вас из тюрьмы и дать вам возможность покинуть город раньше, чем кто-нибудь догадается о вашем бегстве… Лошади готовы, провожатые ожидают вас… Идемте же, время дорого.Заключенные обменялись выразительными взглядами.Затем генерал Ибаньес спокойно уселся на бутаку, а дон Мигель за них обоих ответил миссионеру:— Благодарим вас, отец мой… Вы взяли на себя благородный подвиг облегчать горе страждущим и помогать несчастным… Благодарим вас за ваши хлопоты, но мы не можем согласиться на это… Такие люди, как мы, не могут бежать, как преступники, и этим дать повод своим врагам считать их действительно виноватыми… Мы стояли за святое дело и побеждены, но, ради нас самих и ради наших сторонников, мы должны мужественно встретить смерть. Когда мы составляли заговор, мы отлично знали, что нас ожидает в случае неудачи. Поэтому я еще раз благодарю вас, но мы или выйдем из тюрьмы свободными, или же отправимся на казнь.— Я не могу, конечно, порицать вас, сеньоры… Это геройское решение… На вашем месте я и сам поступил бы точно так же… Впрочем, для вас еще не все потеряно, хотя надежда на успех и очень слабая… Может быть, неожиданные события и изменят к лучшему ваше дело…— Мы ни на что больше не надеемся, отец мой.— Я не ожидал услышать это от вас, дон Мигель… Вы человек верующий… Для Бога нет ничего невозможного… Надейтесь, еще раз повторяю вам…— Я сказал глупость, отец мой, простите меня.— Ну, а теперь я готов выслушать вашу исповедь.Арестованные молча поклонились.Отец Серафим исповедал их каждого отдельно и дал им отпущение грехов.— Ола! — крикнул тюремщик через дверь. — Становится уже слишком поздно, и скоро вам нельзя будет выйти из города.— Отворите, — отвечал миссионер твердым голосом.Тюремщик вошел.— Ну? — спросил он.— Посветите мне и проводите меня к выходу из тюрьмы. Эти кабальеро отказываются воспользоваться удобным случаем для побега.Тюремщик неодобрительно покачал головой и сказал:— Они сумасшедшие.И он вышел вслед за священником, который на пороге обернулся к оставшимся в темнице заключенным и указал рукой на небо, как бы советуя им не терять надежды и положиться на волю Божью. ГЛАВА IX. Посольство В тот самый день, когда отец Серафим приходил в тюрьму с предложением заключенным бежать, одно довольно странное обстоятельство взволновало весь город Санта-Фе.Около самого полудня, когда жители города, запершись в домах, предавались сиесте, и на улицах, раскаленных палящими лучами знойного солнца, было совершенно пусто, со стороны предместья раздался вдруг военный клич индейцев-команчей.Отчаяние овладело всеми жителями, которые спешили забаррикадировать свои дома в полной уверенности, что на город напали краснокожие.Крики отчаяния, стоны и невообразимая суматоха поднялись в городе.Во время своих периодических набегов команчи довольно часто направлялись в сторону Санта-Фе, но до сих пор они еще ни разу не подходили так близко к городу. Рассказы о жестоких мучениях, которым подвергались попавшие к ним в плен испанцы, до сих пор приводили всех в дрожь.Кое-кто посмелее или же те, кому нечего было терять, группами, соблюдая всевозможные предосторожности, направились к тому месту, откуда слышался военный клич индейцев.Пеший отряд команчей, человек в двести, приближался к городу плотной массой, справа и слева по флангам галопировали на лошадях человек пятьдесят конных воинов.Шагов на двадцать впереди отряда гарцевал Единорог.Все воины были в парадном воинском наряде и раскрашены как на войну; кроме того, все они были прекрасно вооружены.Всадники были буквально обвешаны всевозможного рода оружием: за спиной у каждого воина висели лук и колчан со стрелами, ружье, украшенное талисманами или амулетами, а в руке каждый из них держал длинное копье. Головной убор состоял из черных и белых орлиных перьев, отброшенных назад в виде султана.Обнаженная верхняя часть туловища была прикрыта свернутой на плечах шкурой койота; на щитах развевались перья, разноцветные лоскутки и скальпы.Спины лошадей были покрыты великолепными попонами из кожи пантеры, подбитой ярко-красной материей; по обычаю прерий дикари ездили без стремян.Правой рукой Единорог размахивал длинным врачевательным копьем, которое составляло необходимую принадлежность великой пляски луговых собак прерий. Это была большая палка в виде посоха, обернутая кожей выдры и во всю длину усаженная перьями совы.Этот талисман, доставшийся Единорогу по наследству, обладал, по его словам, силой собирать под его знамя всех воинов его племени, рассеянных по прерии, и поэтому в важных случаях он всегда брал его с собой.На вожде была надета охотничья рубашка из кожи белого горного козла с вышитыми на рукавах голубыми цветами и украшенная на правой руке длинными полосками белого горностая и красными перьями, а на левой — длинными черными косами человеческих волос от снятых им скальпов; на плечи у него был наброшен плащ из кожи газели, на концах которого болтались головы горностаев.Ко лбу вождь привязал бизоньи рога, которые придавали страшный вид его лицу, раскрашенному голубой, зеленой и желтой красками.Его великолепный мустанг, которым вождь управлял с неподражаемой грацией и ловкостью, был артистически выкрашен красной краской, ноги лошади были выкрашены красными полосами, как у зебры, а по бокам и на спине шли размалеванные острия стрел, копья, бобры, черепахи и т. д. Грозное и внушительное зрелище представлял этот отряд свирепых воинов, медленно продвигавшихся по пустынным улицам города, размахивая своим страшным оружием над головой и испуская временами грозный военный клич под аккомпанемент военных свистков, сделанных из берцовых человеческих костей, которые индейцы носят на ремне из кожи диких зверей.Между тем команчи все продвигались вперед по городским улицам среди пораженного страхом народа.Испанцы, удивленные гордым и смелым видом индейцев и их безупречным поведением, со страхом спрашивали друг друга, чего хотят эти краснокожие и каким образом удалось им так внезапно и таинственно проникнуть в город, что даже разведчики, которых правительство держит специально для наблюдения за краснокожими, и те ничего не знали об этом.Но скоро страх уступил место любопытству. Прежде всего к индейцам осмелились приблизиться самые бедные представители городского населения, которым нечего было терять, и разного рода авантюристы, а затем примеру их последовали и остальные жители, так что когда индейский отряд достиг пласа-Майор, за ним шла уже целая толпа мексиканцев.Команчи, казалось, не замечали возбуждаемого ими удивления и, достигнув пласа-Майор, выстроились здесь в том же боевом порядке, как шли до сих пор по городу.Единорог сделал знак своей магической палочкой. гОт отряда отделился всадник и гарцуя подъехал к солдату, стоявшему на часах у дворца губернатора и с бессмысленным видом смотревшему на всю эту сцену.— Ола! — проговорил индеец насмешливо, слегка дотрагиваясь до солдата острием копья. — Мой брат спит или, может быть, он не видит, что с ним хочет разговаривать воин?— Я не сплю, — отвечал солдат, отступив на шаг, — что вам нужно?— Великий воин команчей, которого краснокожие дети называют Хабаутцельце, хочет поговорить с великим отцом белых, вождем бледнолицых.— Что ему нужно? — спросил солдат, совершенно не сознавая того, что он говорит, так поразило его внезапное появление краснокожего.— Разве мой брат — вождь? — спросил все так же насмешливо индеец.— Нет, — отвечал сильно сконфуженный солдат.— В таком случае, пусть он закроет уши для того, что должны слышать те, кого Великий Дух поставил над ним, и исполнит поручение, которое я ему даю от имени вождя.Между тем, пока команч переговаривался с солдатом, из дворца вышли несколько человек, привлеченные необыкновенным шумом на улице, и смешались с толпой.В числе этих любопытных находилось и несколько офицеров, один из которых подошел к индейскому всаднику.— Чего хочет брат мой? — спросил он.Воин с первого же взгляда увидел, что имеет дело с вождем. Он вежливо поклонился офицеру и ответил.— Послы великого племени команчей желают видеть моего белого отца.— Хорошо, но все воины не могут войти во дворец, — возразил офицер.— Мой брат сказал правду. Во дворец войдут только три вождя, а молодые воины останутся здесь.— Я попрошу моего брата подождать здесь, пока я схожу исполнить его поручение.— Хорошо. Мой брат — настоящий вождь… Паук будет ждать его.Офицер отправился во дворец, а Паук, так звали воина, воткнув острие своего длинного копья в землю и, устремив пристальный взгляд на дверь, стал терпеливо дожидаться возвращения офицера.Новым губернатор Санта-Фе был генерал по имени дон Бенито Вентура.Он был невежествен, как рыба, глуп и чванлив, как тетерев и, как и большинство его офицеров-сослуживцев в этой необыкновенной стране, получил генеральские эполеты с помощью пронунсиаментос, ухитряясь повышаться каждый раз, как возникала революция. Он не видел другого огня кроме искорок, отлетавших от тонкой маисовой сигареты, которую он не выпускал изо рта. Кроме того, он был очень богат, считался большим трусом и больше всего на свете боялся огнестрельного оружия.Вот его нравственный облик.По наружности это был небольшого роста толстяк, круглый как винная бочка, с чрезвычайно большим животом; красное лицо его освещалось двумя маленькими серенькими глазками, точно просверленными буравчиком. Багровое лицо генерала обливалось потом, когда ему по службе приходилось облачаться в залитый золотом мундир; вся грудь этого храброго воина была увешена множеством орденов, которыми его награждали каждый раз вновь вступавшие президенты.В общем, генерал Вентура был самым заурядным человеком и настолько же способен был быть солдатом, как и кардиналом. А между тем в душе он мечтал сделаться со временем президентом республики и всеми силами стремился к этой цели, не отступая ни перед чем.Он принял место губернатора Санта-Фе главным образом на том основании, что этот город удален от Мехико и здесь ему легче всего было бы устроить при случае пронунсиаменто в свою пользу и сделаться президентом республики автоматически.Отправляясь в Санта-Фе, он даже не знал, что подвластная ему провинция постоянно подвергается нападению индейцев, иначе, несмотря на все удобства, какие представлял для осуществления его планов пост губернатора Санта-Фе, во что бы то ни стало уклонился бы от такого опасного назначения.С величайшим страхом узнал он о занятии команчами города. Когда офицер, взявший на себя обязанность исполнить поручение Паука, предстал перед ним, генерал положительно не знал, что ему делать.Больших трудов стоило офицеру доказать ему, что индейцы пришли вовсе не с враждебными намерениями, а только для переговоров и что с момента своего появления в городе они вели себя самым безупречным образом.К счастью, в эту минуту в комнату, где находился губернатор, вошли и остальные офицеры, привлеченные во дворец новостью, которая с быстротой молнии распространилась по всему городу.При виде офицеров генерал очень скоро пришел в себя, страх его исчез, и он почти уже спокойно принялся обсуждать вопрос, следует ли ему принимать индейскую депутацию или нет, и каким образом устроить это.Остальные офицеры, которым во время службы часто приходилось иметь дело с краснокожими, никоим образом не хотели сердить индейцев.Они поддерживали свое мнение так решительно, что генерал Вентура, побежденный их доводами, отдал приказание офицеру, который первым принес ему весть о краснокожих, ввести трех главных вождей индейского отряда во дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32