Он настаивал на том, что в его намерения входило лишь освободить рабов, а вовсе не причинить кому-либо зло. Когда ему напомнили, что все же пострадали ни в чем не повинные люди, Браун заявил, что если даже и так, то это произошло без его ведома и, разумеется, не по его приказу. Тут уж Джеб вынужден был признать, что Браун и в самом деле личность незаурядная. Да, о фанатик, человек обреченный, но не только.
Пока шли допросы, капитан Камерон старался по мере облегчить положение раненых. Среди них был еще один сын Джона Брауна, Уотсон. Надежды на то, что он выживет, оставалось, но агония длилась весь день. Тем не менее, его, как активного участника заварухи, тоже подвергли допросу.
Один из допрашивавших подошел к юноше по фамилии Андерсон, который прерывисто дышал – как видно, пуля задела легкое. Пока молодой человек жив, он обязан отвечать на вопросы, безжалостно потребовал победитель. И только смерть Андерсона, последовавшая через несколько минут, на какое-то время заставила мучителей угомониться.
Наконец, была вырыта глубокая яма, в которой и похоронили умерших – всех, кроме Андерсона. Джесс содрогнулся, когда узнал, что тело несчастного головой вперед запихнули в пушечный ствол и утрамбовали тараном. Его кости, плоть, кровь – вмиг все исчезло в жутком месиве.
Невероятно, но человеку, который помогал освободить рабов, не подозревая, что он тем самым совершает преступление, отказано даже в праве быть похороненным по-людски!
Для капитана Камерона этот кошмар стал последней каплей. Он выполнил свой долг – участвовал наравне со всеми в штурме, потом помогал раненым… Больше в его услугах здесь никто не нуждался.
Он был по горло сыт Харперс-Ферри. Городок, некогда прекрасный и мирный, больше никогда таким не будет! Если бы не это страшное глумление над телом несчастного Андерсона! Если бы не это!..
Когда пушку откатили, внутри Джесса что-то оборвалось. Он места себе не находил.
Наверное, надо бы попрощаться с Дэниелом, но Джесс понятия не имел, где его искать. Он сгорал от бессильной ярости, не зная, как дать выход своему гневу. Камерон вскочил в седло.
Странное чувство охватило всадника – будто его самого оскорбили, причинили боль. Невероятно!
В общем, в душе Джесса клокотала буря.
Пожалуй, сейчас лучше всего было бы уединиться и все хорошенько обдумать. И уж во всяком случае, держаться подальше от Кирнан.
Но вопреки своим благим намерениям капитан как раз двинулся к дому Лейси.
Кирнан не ожидала увидеть Джесса так рано. Днем, когда все стихло, она все же рискнула выйти на улицу и узнала, что пожарку взяли штурмом, а Джон Браун находится в гостинице в качестве пленника. Однако идти далеко девушка не отважилась. Она уже видела накануне, как расправлялись горожане с ранеными сторонниками Брауна, видела их надругательства над телами убитых. И хотя сама Кирнан была глубоко возмущена тем, что по вине Брауна и его людей в Харперс-Ферри погибло много невинных, ее не могло не печалить жестокое возмездие, учиненное в ответ горожанами.
Просто она – утонченная виргинская леди, напомнила себе Кирнан, глядя в зеркало. Ей надлежит быть хрупкой и нежной, и о ней должны заботиться. Ничто дурное ее не должно касаться.
Но в глубине души девушка чувствовала, что хрупкой-то ее уж точно не назовешь, а от излишней заботы она всю жизнь старалась избавиться. Нет, дело не в ее восприятии. То, что произошло в городе, и в самом деле ужасно.
Кирнан сидела в гостиной и читала свежую мэрилендскуго газету, когда в дверь черного хода постучали настойчиво и громко. Девушка в испуге вскочила, приготовившись к самому худшему. Еще свежи были воспоминания о том, как ее собирались взять в заложницы, и первые же признаки надвигающейся опасности заставили Кирнан насторожиться.
Впрочем, похитители обычно не стучатся, и уж во всяком случае не так громко. Да и жизнь в городе постепенно входила в привычное русло. Даже осторожная Лейси рискнула выйти на улицу – ей не терпелось узнать, что творится в Харперс-Ферри.
Кирнан поспешила к двери, тем более что таинственный посетитель грозил вовсе сорвать ее с петель.
– Джесс! – в изумлении вскрикнула Кирнан, выглянув на улицу, и невольно отступила.
Она с трудом могла рассмотреть его глаза – они прятались под козырьком форменной фуражки. Во всем его облике ощущалось крайнее напряжение.
– Я не ждала тебя так рано. У меня еще ничего не готово… О Боже, что же я держу тебя в дверях! Извини. Входи, пожалуйста. По-моему, в доме не осталось выпивки, но все равно…
Джесс решительно вошел в гостиную и снял фуражку. Глаза его потемнели от переполнявших его чувств.
– Не надо никакой выпивки, – сказал он.
– Тогда…
– Поедем со мной! – резко прервал ее Камерон.
Кирнан изумленно уставилась на него и в нерешительности покачала головой:
– Но Джесс, Лейси нет дома. Она…
– Оставь ей записку, – так же нетерпеливо проговорил он. Кирнан следовало бы возмутиться. Какое право он имеет ей приказывать? Ни одна леди этого бы не потерпела!
– Джесс, мне следовало бы послать тебя к черту, – тем не менее прошептала она, улыбкой смягчая грубые слова.
Капитан решительно шагнул к ней. И тут обычная самоуверенность его покинула. Слова прозвучали почти умоляюще:
– Но ты этого не сделаешь, правда?
Кирнан впервые в жизни почувствовала, что нужна Джессу – Нужна как женщина. Она смело взглянула ему в глаза.
– Я поеду с тобой, Джесс, – ответила она просто и лукаво добавила: – На сей раз.
Он даже не улыбнулся – очевидно, не понял намека. Казалось, он ничуть не сомневается, что она поедет с ним куда угодно, хоть на край света.
– Да, я поеду с тобой, – тихо повторила Кирнан, осознав, что и сама жаждет этого.
Тут же, на кухне, девушка написала Лейси короткую записку, в которой сообщила лишь, что она с Джессом, не вдаваясь в подробности. Затем рванулась в комнату за плащом и тут же вернулась.
Камерон, словно лев в клетке, беспокойно мерил шагами крошечное пространство гостиной. Девушка невольно вздрогнула. Внезапно Джесс остановился и, все еще не замечая ее присутствия, подошел к окну. За окном тихо угасал осенний вечер, окрашивая золотом окрестности. Заходящее солнце последними лучами ласкало склоны гор. Он смотрел на всю эту красоту, но ничего не видел.
– Джесс, – тихонько окликнула его Кирнан.
Он резко обернулся и пронзительно взглянул на нее. Затем, не говоря ни слова, распахнул дверь.
Верный чалый ждал их во дворе. Джесс подсадил Кирнан, сам устроился сзади. Казалось, им опять предстоит бешеная скачка, особенно учитывая странную нервозность Джесса, но, выехав со двора, он вдруг остановился.
– В чем дело? – спросила она.
– Я не знаю, куда ехать, – растерянно признался Камерон. Странно, но мятежное, беспокойное настроение Джесса передалось и девушке – в ее сердце словно поднималась буря.
– Поезжай на запад, к реке, – неожиданно для себя самой бросила Кирнан.
Они неспешно покинули город и направились к дорожной заставе, миновали старую мельницу и, в конце концов, оказались в нескольких милях от города. Время от времени до них доносился шум воды на перекатах, но сама река была не видна из-за густых деревьев и кустов, в изобилии росших по берегам.
– Поверни здесь, – негромко сказала девушка.
Если бы она не указала на узкую, поросшую травой тропинку, ведущую к реке, Джесс наверняка не заметил бы ее. Впрочем, в правильности указаний Кирнан он не сомневался, зная, что они находятся неподалеку от Монтемарта, имения Миллеров.
Небольшая бревенчатая рыбацкая хижина притулилась у самой воды, поверх прибрежных камней протянулись легкие мостки. В надвигающихся сумерках хижины почти не было видно.
– Домик принадлежит Энтони? – сухо спросил Джесс. Судя по всему, он колебался.
– Нет, его отцу, – отозвалась Кирнан. Ведь он сам признался, что не знает, куда ехать, и она щедро предложила ему это место.
Джесс пришпорил коня. У хижины он спешился и протянул руки, чтобы помочь девушке. Ей хотелось подольше задержаться в его объятиях, но мужчина тут же отпустил ее и направился к хижине. Почти у самого порога журчала река. Поставив ногу на камень, Джесс задумчиво всмотрелся вдаль.
Кирнан молча обошла Джесса и очутилась в домике. Каждый год его приходилось отстраивать заново – он находился в низине, и весной воды вышедшей из берегов реки заливали его. Вот почему в нем все было предельно скромно: камин, кофейник, сковородка с длинной ручкой – жарить рыбу в случае удачной рыбалки, – грубо сколоченный стол, четыре стула, а в дальнем углу – складная кровать. И некое подобие бара, точнее, полочка, где хранились виски, стаканы и табак.
Кирнан вспомнила, что в последний раз была здесь с Энтони в конце лета. Когда над рекой разлились приятные сумерки и мужчины затеяли горячий спор о политике, младший Миллер повел ее на реку, чтобы научить ловить рыбу.
Как давно это было! А ведь прошло всего несколько месяцев. Очевидно, она сама была другой…
Подвинув стул к полочке, Кирнан взобралась наверх и принялась шарить в поисках выпивки. Джесс наверняка не откажется, когда войдет в хижину.
И не успела она глазом моргнуть, как дверь распахнулась.
На пороге стоял Джесс. Его темная фигура, низко надвинутая на лоб фуражка и форменная накидка на плечах четким контуром вырисовывались в дверном проеме, освещенном угасающим отсветом заката.
Таинственный сумрачный свет и немолчный говор воды, струившейся на перекатах, заставили Кирнан еще сильнее почувствовать беспокойное состояние Джесса, бурю, клокотавшую у него в груди. Никогда раньше она не видела его таким.
Девушка нервно вытерла руки о юбку и уставилась на Камерона. Жар его страстного желания передался и ей. Во рту у нее пересохло, сердце в груди отчаянно забилось. Казалось, кровь вскипает в ее жилах.
Джессу нужна не выпивка, поняла Кирнан.
Джессу нужна она сама.
Глава 6
Он со стуком захлопнул дверь и рванулся к ней, в один миг преодолев расстояние до стула. Кирнан молча сверлила его глазами. Сейчас, сейчас он начнет говорить, а она будет слушать, и, может быть, боль, терзающая ее душу, утихнет. Ну же, пусть слова польются потоком!..
Но слова не полились. Джесс просто протянул руки и обнял ее за талию. Буря – страсть и жар объятия – была столь сильна, что Кирнан инстинктивно тоже обвила руками его шею и на какое-то мгновение застыла. Он прильнул к ее груди, а она словно старалась успокоить его мятущуюся душу.
Впрочем, Джесс не нуждался в жалости.
Он приподнял голову и легко снял Кирнан со стула. Она медленно скользнула вниз, испытав восхитительное ощущение его тела, памятное еще с того вечера на скале.
Камерон весь был как натянутая струна. Девушка чувствовала и железную мускулатуру его груди, и крепость бедер. И требовательную силу того, что таили в себе чресла…
Он жадно припал к ней поцелуем, в котором не было и намека на очередное совращение пресыщенного жизнью мужчины, – его рот мгновенно и властно завладел ее губами. Он и не подумал осторожничать – напротив, его язык, словно миниатюрный кинжал, проник в ее рот, требуя всей его сладости и упиваясь ею.
Джесс все еще не разжимал объятий, и Кирнан чувствовала в них волшебство и пламя страсти, восторг и бурю наслаждения – все, на что откликалось ее тело.
Наконец он оторвался от нее и взглянул ей прямо в глаза. Тени, отбрасываемые заходящим солнцем, придавали интерьеру романтический вид. Кирнан затаила дыхание, не в силах пошевелиться. Они словно заново переживали то неземное упоение, которое только что испытали в своем неистовом объятии. Девушка с замиранием сердца ждала – еще миг, и перед ней приоткроется завеса над чем-то неизведанным, сулившим такое неземное наслаждение, о котором она могла только догадываться.
Впрочем, и прежде в объятиях Джесса она ощущала такой же восторг, но это было лишь прелюдией к тому, что происходило сегодня.
Он опять стал целовать Кирнан.
Закрыв глаза, она обвила его шею руками, вся отдавшись очередному поцелую и отвечая на него с таким жаром, что губы ее горели как в огне.
Несмотря на свою неискушенность, она быстро поняла, что от нее требуется. Врожденная чувственность, до поры до времени дремавшая в ней, вырвалась наружу, причем произошло это в заброшенной хижине у реки поздним вечером того дня, начало которого было отмечено кровью – кровью столь же густого малинового цвета, что и солнце, опускавшееся сейчас за горизонт.
Они снова и снова льнули друг к другу в неистовых, жадных, бесстыдных поцелуях, поцелуях, от которых, казалось, плавятся не только сами губы, но и тела, а любое мимолетное прикосновение мгновенно рождало жар неудовлетворенного желания, немедленно требовавшего выхода.
Кирнан прекрасно понимала, на что идет. Понимала уже тогда, когда губы Джесса, оторвавшись от ее губ, слегка коснулись пухлых щечек и заскользили вниз, к стройной шее, где, выдавая ее волнение, отчаянно билась тоненькая жилка.
Резко сбросив на пол ее плащ, Джесс снова жадно припал к изумительной девичьей шее.
А что выделывал его язык!..
Кирнан, казалось, вот-вот лишится чувств. Она вздрагивала от каждого прикосновения и совсем перестала соображать, что с ней происходит. Она вся пылала от сладостного натиска мужчины и отдалась доселе не изведанному чувству, не замечая, что Джесс уже нащупал на спине крючки и пуговицы ее платья. И вот оно спустилось до талии…
Чуть заметным касанием рук он скинул бретельки рубашки и тут же припал губами к мраморному плечу девушки. Губы переместились ниже, туда, где тонкий шелк обрисовывал волнующие холмики. Он ласкал нежную кожу прямо сквозь ткань, и вскоре соски затвердели от его неистовых ласк.
Неземной восторг не познанных доселе ощущений пронизал Кирнан, подобно сладостной молнии, порождая все новые и новые желания во всем ее теле. Словно жаркие лучи летнего солнца опалили ее грудь, живот и… самые сокровенные местечки между бедер.
– О, Джесс!..
Кирнан впервые прошептала его имя не протестуя, а изнывая от восторга. В следующее мгновение она почувствовала, как Джесс подхватил ее на руки и, прижав к грубой ткани своей армейской накидки, понес к кровати.
Пусть на складной убогой кровати, заправленной тонким шерстяным одеялом, лежала пыль, пусть в помещении было прохладно – все это теперь не имело никакого значения. Кирнан, как и все ее сверстницы, конечно, не раз с замиранием сердца представляла себе, как все произойдет, и, естественно, рисовала в воображении романтическую картину: цветистые любовные фразы, мерцание свечей, аромат душистых роз…
И вдруг теперь, когда этот первый раз настал, весь романтический антураж разом утратил свой смысл.
Не играло никакой роли и то, что над ними не было произнесено благословение Божье, которое сделало бы их мужем и женой.
Главное – рядом с ней был Джесс, которому она бесконечно доверяла и которого страстно жаждала. Возможно, в том и заключалось неповторимое очарование этого неожиданного любовного свидания, бросившего их в объятия друг друга здесь, в заброшенной хижине на берегу неумолчной реки.
Однако пыль Джесс заметил. Опустив Кирнан на пол, он снял накидку и расстелил ее поверх одеяла атласной подкладкой наружу. Затем повернулся к Кирнан и на мгновение замер, выдав тем самым свое волнение, и чуть дрожащими пальцами откинул волосы с ее плеч. Еще мгновение Джесс стоял, зарывшись в ее волосы лицом, словно хотел собраться с духом, а в следующий миг Кирнан уже вновь очутилась в его объятиях и отдалась неистовому напору его поцелуев в предвкушении сладостных, таинственных и восхитительных ощущений, которые они сулили.
Джесс снова занялся ее платьем, и вот оно с легким шуршанием скользнуло на пол. Теперь Кирнан предстала перед любимым в одном корсете, тоненькой рубашке, нижней юбке и панталончиках.
Сразу стало ясно, что он – умелый любовник. Несмотря на свое нетерпение и страсть, он легко справлялся со сложными застежками и шнуровками одежды, не забывая при этом ласкать, нежить и возбуждать девушку своими поцелуями. Губы Джесса ни на секунду не отрывались от тела Кирнан. Нижняя юбка упала вслед за платьем, соскользнула с плеч тонкая рубашка… Настала очередь корсета – Джесс отбросил его так же решительно.
Теперь плечи и грудь Кирнан были полностью открыты его взору.
Джесс даже отступил на шаг, а потом на мгновение замер. В сгустившихся сумерках глаза Камерона, казалось, излучали огонь, огонь страсти, жаждущей утоления и рождающей ответную страсть. Кирнан считала, что ее взгляд выражает такую же страсть, но так это или нет, она понять не успела, потому что в следующее же мгновение, не успев опомниться, снова очутилась в объятиях Джесса.
Слова, которых она ждала с самого начала, теперь полились нескончаемым потоком. О, какие это были слова – не просто звуки; они, словно обретая материальность, касались, обжигали ее так же неистово, как прежде губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Пока шли допросы, капитан Камерон старался по мере облегчить положение раненых. Среди них был еще один сын Джона Брауна, Уотсон. Надежды на то, что он выживет, оставалось, но агония длилась весь день. Тем не менее, его, как активного участника заварухи, тоже подвергли допросу.
Один из допрашивавших подошел к юноше по фамилии Андерсон, который прерывисто дышал – как видно, пуля задела легкое. Пока молодой человек жив, он обязан отвечать на вопросы, безжалостно потребовал победитель. И только смерть Андерсона, последовавшая через несколько минут, на какое-то время заставила мучителей угомониться.
Наконец, была вырыта глубокая яма, в которой и похоронили умерших – всех, кроме Андерсона. Джесс содрогнулся, когда узнал, что тело несчастного головой вперед запихнули в пушечный ствол и утрамбовали тараном. Его кости, плоть, кровь – вмиг все исчезло в жутком месиве.
Невероятно, но человеку, который помогал освободить рабов, не подозревая, что он тем самым совершает преступление, отказано даже в праве быть похороненным по-людски!
Для капитана Камерона этот кошмар стал последней каплей. Он выполнил свой долг – участвовал наравне со всеми в штурме, потом помогал раненым… Больше в его услугах здесь никто не нуждался.
Он был по горло сыт Харперс-Ферри. Городок, некогда прекрасный и мирный, больше никогда таким не будет! Если бы не это страшное глумление над телом несчастного Андерсона! Если бы не это!..
Когда пушку откатили, внутри Джесса что-то оборвалось. Он места себе не находил.
Наверное, надо бы попрощаться с Дэниелом, но Джесс понятия не имел, где его искать. Он сгорал от бессильной ярости, не зная, как дать выход своему гневу. Камерон вскочил в седло.
Странное чувство охватило всадника – будто его самого оскорбили, причинили боль. Невероятно!
В общем, в душе Джесса клокотала буря.
Пожалуй, сейчас лучше всего было бы уединиться и все хорошенько обдумать. И уж во всяком случае, держаться подальше от Кирнан.
Но вопреки своим благим намерениям капитан как раз двинулся к дому Лейси.
Кирнан не ожидала увидеть Джесса так рано. Днем, когда все стихло, она все же рискнула выйти на улицу и узнала, что пожарку взяли штурмом, а Джон Браун находится в гостинице в качестве пленника. Однако идти далеко девушка не отважилась. Она уже видела накануне, как расправлялись горожане с ранеными сторонниками Брауна, видела их надругательства над телами убитых. И хотя сама Кирнан была глубоко возмущена тем, что по вине Брауна и его людей в Харперс-Ферри погибло много невинных, ее не могло не печалить жестокое возмездие, учиненное в ответ горожанами.
Просто она – утонченная виргинская леди, напомнила себе Кирнан, глядя в зеркало. Ей надлежит быть хрупкой и нежной, и о ней должны заботиться. Ничто дурное ее не должно касаться.
Но в глубине души девушка чувствовала, что хрупкой-то ее уж точно не назовешь, а от излишней заботы она всю жизнь старалась избавиться. Нет, дело не в ее восприятии. То, что произошло в городе, и в самом деле ужасно.
Кирнан сидела в гостиной и читала свежую мэрилендскуго газету, когда в дверь черного хода постучали настойчиво и громко. Девушка в испуге вскочила, приготовившись к самому худшему. Еще свежи были воспоминания о том, как ее собирались взять в заложницы, и первые же признаки надвигающейся опасности заставили Кирнан насторожиться.
Впрочем, похитители обычно не стучатся, и уж во всяком случае не так громко. Да и жизнь в городе постепенно входила в привычное русло. Даже осторожная Лейси рискнула выйти на улицу – ей не терпелось узнать, что творится в Харперс-Ферри.
Кирнан поспешила к двери, тем более что таинственный посетитель грозил вовсе сорвать ее с петель.
– Джесс! – в изумлении вскрикнула Кирнан, выглянув на улицу, и невольно отступила.
Она с трудом могла рассмотреть его глаза – они прятались под козырьком форменной фуражки. Во всем его облике ощущалось крайнее напряжение.
– Я не ждала тебя так рано. У меня еще ничего не готово… О Боже, что же я держу тебя в дверях! Извини. Входи, пожалуйста. По-моему, в доме не осталось выпивки, но все равно…
Джесс решительно вошел в гостиную и снял фуражку. Глаза его потемнели от переполнявших его чувств.
– Не надо никакой выпивки, – сказал он.
– Тогда…
– Поедем со мной! – резко прервал ее Камерон.
Кирнан изумленно уставилась на него и в нерешительности покачала головой:
– Но Джесс, Лейси нет дома. Она…
– Оставь ей записку, – так же нетерпеливо проговорил он. Кирнан следовало бы возмутиться. Какое право он имеет ей приказывать? Ни одна леди этого бы не потерпела!
– Джесс, мне следовало бы послать тебя к черту, – тем не менее прошептала она, улыбкой смягчая грубые слова.
Капитан решительно шагнул к ней. И тут обычная самоуверенность его покинула. Слова прозвучали почти умоляюще:
– Но ты этого не сделаешь, правда?
Кирнан впервые в жизни почувствовала, что нужна Джессу – Нужна как женщина. Она смело взглянула ему в глаза.
– Я поеду с тобой, Джесс, – ответила она просто и лукаво добавила: – На сей раз.
Он даже не улыбнулся – очевидно, не понял намека. Казалось, он ничуть не сомневается, что она поедет с ним куда угодно, хоть на край света.
– Да, я поеду с тобой, – тихо повторила Кирнан, осознав, что и сама жаждет этого.
Тут же, на кухне, девушка написала Лейси короткую записку, в которой сообщила лишь, что она с Джессом, не вдаваясь в подробности. Затем рванулась в комнату за плащом и тут же вернулась.
Камерон, словно лев в клетке, беспокойно мерил шагами крошечное пространство гостиной. Девушка невольно вздрогнула. Внезапно Джесс остановился и, все еще не замечая ее присутствия, подошел к окну. За окном тихо угасал осенний вечер, окрашивая золотом окрестности. Заходящее солнце последними лучами ласкало склоны гор. Он смотрел на всю эту красоту, но ничего не видел.
– Джесс, – тихонько окликнула его Кирнан.
Он резко обернулся и пронзительно взглянул на нее. Затем, не говоря ни слова, распахнул дверь.
Верный чалый ждал их во дворе. Джесс подсадил Кирнан, сам устроился сзади. Казалось, им опять предстоит бешеная скачка, особенно учитывая странную нервозность Джесса, но, выехав со двора, он вдруг остановился.
– В чем дело? – спросила она.
– Я не знаю, куда ехать, – растерянно признался Камерон. Странно, но мятежное, беспокойное настроение Джесса передалось и девушке – в ее сердце словно поднималась буря.
– Поезжай на запад, к реке, – неожиданно для себя самой бросила Кирнан.
Они неспешно покинули город и направились к дорожной заставе, миновали старую мельницу и, в конце концов, оказались в нескольких милях от города. Время от времени до них доносился шум воды на перекатах, но сама река была не видна из-за густых деревьев и кустов, в изобилии росших по берегам.
– Поверни здесь, – негромко сказала девушка.
Если бы она не указала на узкую, поросшую травой тропинку, ведущую к реке, Джесс наверняка не заметил бы ее. Впрочем, в правильности указаний Кирнан он не сомневался, зная, что они находятся неподалеку от Монтемарта, имения Миллеров.
Небольшая бревенчатая рыбацкая хижина притулилась у самой воды, поверх прибрежных камней протянулись легкие мостки. В надвигающихся сумерках хижины почти не было видно.
– Домик принадлежит Энтони? – сухо спросил Джесс. Судя по всему, он колебался.
– Нет, его отцу, – отозвалась Кирнан. Ведь он сам признался, что не знает, куда ехать, и она щедро предложила ему это место.
Джесс пришпорил коня. У хижины он спешился и протянул руки, чтобы помочь девушке. Ей хотелось подольше задержаться в его объятиях, но мужчина тут же отпустил ее и направился к хижине. Почти у самого порога журчала река. Поставив ногу на камень, Джесс задумчиво всмотрелся вдаль.
Кирнан молча обошла Джесса и очутилась в домике. Каждый год его приходилось отстраивать заново – он находился в низине, и весной воды вышедшей из берегов реки заливали его. Вот почему в нем все было предельно скромно: камин, кофейник, сковородка с длинной ручкой – жарить рыбу в случае удачной рыбалки, – грубо сколоченный стол, четыре стула, а в дальнем углу – складная кровать. И некое подобие бара, точнее, полочка, где хранились виски, стаканы и табак.
Кирнан вспомнила, что в последний раз была здесь с Энтони в конце лета. Когда над рекой разлились приятные сумерки и мужчины затеяли горячий спор о политике, младший Миллер повел ее на реку, чтобы научить ловить рыбу.
Как давно это было! А ведь прошло всего несколько месяцев. Очевидно, она сама была другой…
Подвинув стул к полочке, Кирнан взобралась наверх и принялась шарить в поисках выпивки. Джесс наверняка не откажется, когда войдет в хижину.
И не успела она глазом моргнуть, как дверь распахнулась.
На пороге стоял Джесс. Его темная фигура, низко надвинутая на лоб фуражка и форменная накидка на плечах четким контуром вырисовывались в дверном проеме, освещенном угасающим отсветом заката.
Таинственный сумрачный свет и немолчный говор воды, струившейся на перекатах, заставили Кирнан еще сильнее почувствовать беспокойное состояние Джесса, бурю, клокотавшую у него в груди. Никогда раньше она не видела его таким.
Девушка нервно вытерла руки о юбку и уставилась на Камерона. Жар его страстного желания передался и ей. Во рту у нее пересохло, сердце в груди отчаянно забилось. Казалось, кровь вскипает в ее жилах.
Джессу нужна не выпивка, поняла Кирнан.
Джессу нужна она сама.
Глава 6
Он со стуком захлопнул дверь и рванулся к ней, в один миг преодолев расстояние до стула. Кирнан молча сверлила его глазами. Сейчас, сейчас он начнет говорить, а она будет слушать, и, может быть, боль, терзающая ее душу, утихнет. Ну же, пусть слова польются потоком!..
Но слова не полились. Джесс просто протянул руки и обнял ее за талию. Буря – страсть и жар объятия – была столь сильна, что Кирнан инстинктивно тоже обвила руками его шею и на какое-то мгновение застыла. Он прильнул к ее груди, а она словно старалась успокоить его мятущуюся душу.
Впрочем, Джесс не нуждался в жалости.
Он приподнял голову и легко снял Кирнан со стула. Она медленно скользнула вниз, испытав восхитительное ощущение его тела, памятное еще с того вечера на скале.
Камерон весь был как натянутая струна. Девушка чувствовала и железную мускулатуру его груди, и крепость бедер. И требовательную силу того, что таили в себе чресла…
Он жадно припал к ней поцелуем, в котором не было и намека на очередное совращение пресыщенного жизнью мужчины, – его рот мгновенно и властно завладел ее губами. Он и не подумал осторожничать – напротив, его язык, словно миниатюрный кинжал, проник в ее рот, требуя всей его сладости и упиваясь ею.
Джесс все еще не разжимал объятий, и Кирнан чувствовала в них волшебство и пламя страсти, восторг и бурю наслаждения – все, на что откликалось ее тело.
Наконец он оторвался от нее и взглянул ей прямо в глаза. Тени, отбрасываемые заходящим солнцем, придавали интерьеру романтический вид. Кирнан затаила дыхание, не в силах пошевелиться. Они словно заново переживали то неземное упоение, которое только что испытали в своем неистовом объятии. Девушка с замиранием сердца ждала – еще миг, и перед ней приоткроется завеса над чем-то неизведанным, сулившим такое неземное наслаждение, о котором она могла только догадываться.
Впрочем, и прежде в объятиях Джесса она ощущала такой же восторг, но это было лишь прелюдией к тому, что происходило сегодня.
Он опять стал целовать Кирнан.
Закрыв глаза, она обвила его шею руками, вся отдавшись очередному поцелую и отвечая на него с таким жаром, что губы ее горели как в огне.
Несмотря на свою неискушенность, она быстро поняла, что от нее требуется. Врожденная чувственность, до поры до времени дремавшая в ней, вырвалась наружу, причем произошло это в заброшенной хижине у реки поздним вечером того дня, начало которого было отмечено кровью – кровью столь же густого малинового цвета, что и солнце, опускавшееся сейчас за горизонт.
Они снова и снова льнули друг к другу в неистовых, жадных, бесстыдных поцелуях, поцелуях, от которых, казалось, плавятся не только сами губы, но и тела, а любое мимолетное прикосновение мгновенно рождало жар неудовлетворенного желания, немедленно требовавшего выхода.
Кирнан прекрасно понимала, на что идет. Понимала уже тогда, когда губы Джесса, оторвавшись от ее губ, слегка коснулись пухлых щечек и заскользили вниз, к стройной шее, где, выдавая ее волнение, отчаянно билась тоненькая жилка.
Резко сбросив на пол ее плащ, Джесс снова жадно припал к изумительной девичьей шее.
А что выделывал его язык!..
Кирнан, казалось, вот-вот лишится чувств. Она вздрагивала от каждого прикосновения и совсем перестала соображать, что с ней происходит. Она вся пылала от сладостного натиска мужчины и отдалась доселе не изведанному чувству, не замечая, что Джесс уже нащупал на спине крючки и пуговицы ее платья. И вот оно спустилось до талии…
Чуть заметным касанием рук он скинул бретельки рубашки и тут же припал губами к мраморному плечу девушки. Губы переместились ниже, туда, где тонкий шелк обрисовывал волнующие холмики. Он ласкал нежную кожу прямо сквозь ткань, и вскоре соски затвердели от его неистовых ласк.
Неземной восторг не познанных доселе ощущений пронизал Кирнан, подобно сладостной молнии, порождая все новые и новые желания во всем ее теле. Словно жаркие лучи летнего солнца опалили ее грудь, живот и… самые сокровенные местечки между бедер.
– О, Джесс!..
Кирнан впервые прошептала его имя не протестуя, а изнывая от восторга. В следующее мгновение она почувствовала, как Джесс подхватил ее на руки и, прижав к грубой ткани своей армейской накидки, понес к кровати.
Пусть на складной убогой кровати, заправленной тонким шерстяным одеялом, лежала пыль, пусть в помещении было прохладно – все это теперь не имело никакого значения. Кирнан, как и все ее сверстницы, конечно, не раз с замиранием сердца представляла себе, как все произойдет, и, естественно, рисовала в воображении романтическую картину: цветистые любовные фразы, мерцание свечей, аромат душистых роз…
И вдруг теперь, когда этот первый раз настал, весь романтический антураж разом утратил свой смысл.
Не играло никакой роли и то, что над ними не было произнесено благословение Божье, которое сделало бы их мужем и женой.
Главное – рядом с ней был Джесс, которому она бесконечно доверяла и которого страстно жаждала. Возможно, в том и заключалось неповторимое очарование этого неожиданного любовного свидания, бросившего их в объятия друг друга здесь, в заброшенной хижине на берегу неумолчной реки.
Однако пыль Джесс заметил. Опустив Кирнан на пол, он снял накидку и расстелил ее поверх одеяла атласной подкладкой наружу. Затем повернулся к Кирнан и на мгновение замер, выдав тем самым свое волнение, и чуть дрожащими пальцами откинул волосы с ее плеч. Еще мгновение Джесс стоял, зарывшись в ее волосы лицом, словно хотел собраться с духом, а в следующий миг Кирнан уже вновь очутилась в его объятиях и отдалась неистовому напору его поцелуев в предвкушении сладостных, таинственных и восхитительных ощущений, которые они сулили.
Джесс снова занялся ее платьем, и вот оно с легким шуршанием скользнуло на пол. Теперь Кирнан предстала перед любимым в одном корсете, тоненькой рубашке, нижней юбке и панталончиках.
Сразу стало ясно, что он – умелый любовник. Несмотря на свое нетерпение и страсть, он легко справлялся со сложными застежками и шнуровками одежды, не забывая при этом ласкать, нежить и возбуждать девушку своими поцелуями. Губы Джесса ни на секунду не отрывались от тела Кирнан. Нижняя юбка упала вслед за платьем, соскользнула с плеч тонкая рубашка… Настала очередь корсета – Джесс отбросил его так же решительно.
Теперь плечи и грудь Кирнан были полностью открыты его взору.
Джесс даже отступил на шаг, а потом на мгновение замер. В сгустившихся сумерках глаза Камерона, казалось, излучали огонь, огонь страсти, жаждущей утоления и рождающей ответную страсть. Кирнан считала, что ее взгляд выражает такую же страсть, но так это или нет, она понять не успела, потому что в следующее же мгновение, не успев опомниться, снова очутилась в объятиях Джесса.
Слова, которых она ждала с самого начала, теперь полились нескончаемым потоком. О, какие это были слова – не просто звуки; они, словно обретая материальность, касались, обжигали ее так же неистово, как прежде губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43