Изумруды на ее шее, в ушах и на тонких запястьях переливались всеми оттенками зеленого, гигантских размеров фамильный изумруд Макгиллов зеленым огнем горел на пальце ее миниатюрной левой руки. За последние десять лет ее красота приобрела новые оттенки, стала более строгой и властной, и теперь Эмма выглядела так, как и должна выглядеть женщина, обладающая таким богатством и могуществом. Она во всех отношениях стала настоящим матриархом, но при всей своей требовательности и категоричности в суждениях Эмма сохранила сердечность и понимание. Даже ее недруги угрюмо признавали ее одной из самых выдающихся женщин своего времени. Будучи на одиннадцать лет старше своего века, Эмма все пережила и испытала в своей жизни и стала живой легендой.
Отпив глоток шерри, Эмма повернулась и поставила бокал на каминную полку. Задумчиво глядя в огонь, она размышляла о предстоящем вечере. Все ее дети и внуки прибыли в „Пеннистоун-ройял", одни - вчера вечером, другие - сегодня ранним утром. Она вызвала их провести с нею уик-энд формально в честь ее выздоровления от воспаления легких, но на самом деле - для того столкновения, к которому Эмма готовилась несколько недель. Ее лицо погрустнело и глаза затуманились, когда она подумала о детях, особенно о первых четырех - Эдвине, Ките, Робине и Элизабет. Магнитофонная запись позволила раскрыть их заговор и поймать с поличным, но Эмма до сих пор с трудом могла поверить в их двуличность и нелояльность отношения к ней, в то, что они обманывали ее.
Эмма была шокирована, когда ее секретарь, Гей, в январе дала ей послушать в Нью-Йорке запись разговора между ее детьми. Но Эмма не позволила своим чувствам взять верх над ее рассудком, над ее живым умом, столько раз спасавшим Эмму от всех несчастий в прошлом. Она сумела заставит себя посмотреть на вещи трезво и без сантиментов и принялась действовать с обычной для себя быстротой, не жалея средств, как поступала всякий раз при виде возникающего перед нею препятствия. Пока они в своих интригах беспомощно ходили вокруг да около, Эмма предприняла все необходимое, чтобы обезопасить себя.
Эмма грустно покачала головой. Завоевав „Йоркшир морнинг газетт”, она утратила вкус к сражениям и много лет назад, образно говоря, вложила свой меч в ножны. Когда ее дети заставили Эмму вновь обнажить его, чтобы защитить то, что было создано ею за шесть десятков долгих лет неустанной борьбы и тяжелого труда, она с удовлетворением обнаружила, что ее меч еще не заржавел. Она была бы рада избежать той сцены, которая предстояла ей вечером, но Эмма была обязана спасти свое дело и созданную ею династию.
Открылась дверь, и в гостиную, прервав размышления Эммы, вошла Пола. С учащенно забившимся сердцем она застыла в дверях, пристально глядя на бабушку. „Она что-то затевает, - подумала Пола. - Что бы там не говорила бабушка, но повод для этого уик-энда какой-то другой, а не тот, о котором она мне говорила. Она готовится дать бой: слишком хорошо мне известен этот взгляд и выражение глаз”.
- Ну, бабушка, ты выглядишь просто сказочно, - воскликнула Пола. Поцеловав Эмму, она отступила назад в восхищении. - Ты собираешься просто ослепить нас всех этим платьем и своими драгоценностями.
- Надеюсь, - ответила Эмма. При виде любимой внучки ее глаза потеплели, непреклонное выражение покинуло ее лицо, и она приветливо кивнула головой Поле, одетой в темно-лиловое шелковое вечернее платье, так шедшее к цвету ее глаз и подчеркивающее матовую белизну ее кожи. Иссиня-черные распущенные волосы красиво обрамляли ее лицо, придавая ему трогательную беззащитность, так всегда нравившуюся Эмме.
- Ты выглядишь совершенно очаровательно, Пола, прямо, как кусочек весеннего неба.
- Спасибо, ба.
Пола подошла к георгианскому столику и налила себе бокал белого вина.
- Но ты еще не видела Эмили. Она просто ослепительна в твоем красном шифоновом платье и твоих бриллиантовых серьгах. Я заметила, как ее мать алчно пожирает их глазами.
- Элизабет всегда была стяжательницей, - сухо сказала Эмма. Она взяла свой бокал и, отпив глоток шерри, продолжала:
- Полагаю, что они уже все собрались там внизу и ждут, когда я спущусь, сгорая от любопытства узнать, как выглядит старуха.
Она иронично улыбнулась.
- Уверена, что им казалось, что на этот раз я обязательно протяну ноги, но я еще поживу и, надеюсь, достаточно долго.
- Да, они все собрались в парадной гостиной, где дядя Блэки занимает их разговорами. Он такой крепкий, просто невозможно поверить, что ему уже восемьдесят два года. Он - чудо! Не правда ли?
- Несомненно, - ответила Эмма. Она почувствовала прилив теплоты, подумав о Блэки. Они дружили уже шестьдесят четыре года, и он всегда был рядом, когда она нуждалась в нем. „Мой самый дорогой и преданный друг”, - добавила чуть слышно Эмма, а потом громко спросила:
- Джим уже приехал?
- Да, он здесь. Все дяди и тети выглядели совершенно ошеломленными, увидев представителя семьи Фарли в этом доме, да еще на семейном собрании. Особенно дядя Робин.
- Ничего удивительного. Он недолюбливает Джима, ты знаешь об этом, считая, что я дала ему слишком много власти в газетной компании, что я позволяю ему действовать слишком самостоятельно. До известной степени это правда, но я не собираюсь нанимать человека руководить своими газетами и связывать ему при этом руки.
Взгляд Эммы стал суровым.
- С тех пор, как твой дядя Робин стал членом парламента от юго-запада Лидса, он вообразил, что мои газеты обязаны быть проводниками его социалистических идей. Но я никогда не разделяла их и не собираюсь этого делать впредь. Он необоснованно обвиняет Джима за то, что он в газетах поддерживает политику тори, не понимая, что политику диктую я. Так было и так будет. Впрочем, мнение Робина меня мало трогает, - категорически заявила Эмма. - Его взгляды, на мой вкус, слишком левые.
- Политическая философия Робина плохо вяжется с его образом жизни, - заметила Пола. - „Равное участие в прибылях” - вот его лозунг для избирателей, но этот прекрасный принцип кончается там, где речь заходит о его собственных доходах. Если хочешь знать мое мнение, то он лицемер и оппортунист.
Эмма откинула голову и громко расхохоталась.
- Сегодня ты слишком строга, дорогая. Впрочем, довольно о Робине. Джим уже переговорил с твоим отцом?
- Он этим занят именно сейчас. Они уединились в библиотеке. Джим мне сказал, что он хотел бы встретиться и поговорить с тобой отдельно, бабушка. Ты согласна принять его?
- Без всякого сомнения. Он может вскоре зайти, но сначала я должна встретиться с тетей Эдвиной. То, что я хочу ей сказать, не займет много времени. Теперь подойди сюда, дорогая, и посиди здесь, рядом со мной, несколько минут. У нас еще уйма времени.
Она с затаенной злобой улыбнулась.
- Пусть они подождут.
Пола с встревоженным взором своих фиалковых, так похожих на Пола Макгилла, глаз опустилась на диван рядом с Эммой.
- Что-нибудь случилось, бабушка? Ты выглядишь озабоченной.
- Нет, - ответила Эмма, - не смотри на меня с такой тревогой.
Своей маленькой сильной рукой она взяла узкую руку Полы с длинными тонкими пальцами и внимательными, изучающими глазами посмотрела прямо в лицо внучки.
- Ты счастлива?
- О, да, бабушка, очень.
Лицо Полы сияло.
- Я вне себя от радости. Я так люблю Джима. Большое тебе спасибо за то, что ты изменила свое решение и дала согласие на наш брак. Ты перевернула всю мою жизнь дала мне то, о чем я мечтала больше всего на свете.
- Я очень, очень рада этому, дорогая, - прошептала Эмма. - Твое счастье это самое главное. Как я тебе уже говорила вчера вечером, было бы слишком несправедливо позволить старческим гордыне и упрямству одержать верх и растоптать твое будущее.
Она заглянула Поле глубоко в глаза.
- Фарли вероломно вмешались в мою жизнь и нанесли глубокую обиду, когда я была четырнадцатилетней девочкой. Может быть, хоть в конце жизни Фарли подарят мне радость.
Эмма задумчиво покачала головой.
- Это странно, если задуматься. Я всю свою жизнь изо всех сил старалась защитить своих детей от этой семьи, стремилась к тому, чтобы их жизненные пути никак не пересеклись, но мне никогда не приходило в голову защищать от них своих внуков, особенно тебя. Наверно, потому, что от всего их рода остался один Джим.
- А ты еще дала ему работу в газетной компании.
Эмма усмехнулась.
- Да, я сделала это. Должна признаться, что, когда он обратился ко мне, я была заинтригована и любопытство взяло во мне верх. Несмотря на всю мою предубежденность по отношению ко всем Фарли, он произвел на меня впечатление своими способностями, приехав с Флит-стрит брать у меня интервью. Я поняла, что он - тот человек, который мне нужен, лучший из всех кандидатов. Было бы глупо не привлечь его к работе.
Лукавая улыбка тронула губы Эммы.
- Потом мне кажется, что я получила большое удовлетворение при мысли о том, что один из Фарли будет работать на меня. Но при самом пылком воображении я не могла себе представить, что вы встретите друг друга, тем более, что ты не имела никакого отношения к издательской стороне деятельности „Харт Энтерпрайзиз”.
Эмма подалась к Поле.
- Как вам удалось познакомиться? Меня всегда это интересовало.
- Если это тебя успокоит, бабушка, то мы познакомились не в Лидсе. Я встретила его в самолете, когда возвращалась из Парижа с показа мод, а он был там в отпуске.
Пола усмехнулась.
- Он начал пялить на меня глаза еще в аэропорту, а в самолете лез из кожи вон, чтобы сесть рядом со мной. Но когда он назвал свое имя и сказал, на кого работает, сердце у меня чуть не лопнуло. Для меня не было секретом, что ты ненавидишь всех Фарли, и я знала, что ты не одобришь продолжение наших отношений. Одно дело - принять отпрыска этого семейства на работу, но совсем другое - допустить, чтобы он ухаживал за твоей внучкой.
Эмма испытующе взглянула на Полу.
- Но, несмотря на мое возможное неудовольствие, ты продолжала знакомство с ним, - многозначительно улыбнулась Эмма. - Полагаю, что ты такая же независимая и упрямая, как я сама.
Пола спокойно выдержала бабушкин взгляд. „Я точно такая, какой ты хотела бы меня видеть”, - подумала она про себя. Понимая интерес Эммы ко всему, что связано с ее знакомством с Джимом, Пола добавила:
- Оглядываясь назад, я должна сознаться, что влюбилась в него с первого взгляда. Он пригласил меня пообедать с ним на следующий вечер. Я понимала, что не должна соглашаться, чтобы не нарваться на неприятности, но ничего не могла с собой поделать: мне очень хотелось увидеться с ним снова. К чести Джима надо сказать, что он абсолютно не имел представления о том, кто я такая. Мы обедали в „Мирабель”, и твой любимый официант, Луис, узнал меня. Естественно, он засуетился вокруг меня и принялся петь тебе дифирамбы. Он поинтересовался, когда ты снова приедешь в город и будешь обедать у них. Естественно, Джим был заинтригован и захотел узнать, что из себя представляет моя знаменитая бабушка.
Эмма живо представила себе эту сценку, и глаза ее весело заблестели.
- И что ты ему сказала?
Давясь смехом Пола ответила:
- Я, конечно, повела себя не лучшим образом, но не устояла против того, чтобы не указать: „Моя бабушка - председатель правления „Йоркшир Консолидейтид Ньюс-пейпер Компании” и ваш босс”. Джим чуть было не упал со стула. Он ошарашенно уставился на меня, а потом сказал, что у нас обеих волосы растут одинаковым вдовьим мыском и что, наверно, в молодости ты была - вылитая я. Я знаю, что ты не находишь, что мы с тобой внешне похожи, но я в этом уверена. Я видела все твои старые фотографии и уверена, что сходство есть.
- Твой дядя Блэки согласился бы с тобой, но я в этом не уверена. Может быть, потому, что всегда считала тебя похожей на твоего деда. И что же произошло потом, после вашего совместного обеда? - спросила Эмма.
- Я продолжала рассудку вопреки встречаться с Джимом. Мы были не в силах устоять друг против друга. Но когда я поняла, как далеко зашли наши отношения, какие серьезные намерения питает Джим по отношению ко мне, я стала избегать его. Остальное тебе известно.
Эмма с задумчивым выражением лица разглядывала собственные руки.
- Наверно, вы должны были встретиться, независимо от того, работал бы Джим у меня или нет. Полагаю, что даже от меня тут ничего не зависело. Может быть, это судьба.
- Думаю, ты права, бабушка. Джим - моя судьба, а я - его.
Эмма встрепенулась и удивленно взглянула на Полу.
- Как странно, что ты сказала это. Твой дед говорил мне полвека назад, что я - его судьба.
Прежде, чем Пола успела ответить, раздался стук в дверь, и на пороге с решительным видом появилась Эдвина со стаканом виски в руках.
- Ты хотела меня видеть, мама, - холодно сказала она и коротким кивком, без улыбки приветствовала Полу.
- Это так, Эдвина. Я вижу, у тебя уже налито, так что входи и садись. Пожалуйста, извини нас, Пола, дорогая моя. Передай Джиму, что мы сможем вскоре встретиться с ним.
Эдвина, вдовствующая графиня Дунвейл, величественно вплыла в гостиную и уселась напротив Эммы, не слишком заботясь о том, чтобы скрыть свою антипатию к матери. С воинственным выражением на лице она уставилась на Эмму, ожидая продолжения разговора.
Эмма, в свою очередь, с интересом рассматривала дочь. „Если бы Адель Фарли дожила до возраста Эдвины, - подумала она, - то выглядела бы точно такой же”. Эдвине сейчас было шестьдесят два года, но она не так хорошо сохранилась, как ее мать. Ее красота была слишком хрупкой, чтобы противостоять натиску прожитых лет, и поэтому давно увяла. Волосы Эдвины были по-прежнему серебристо-золотыми, но только благодаря краске, а ее когда-то очаровательные серебристо-серые глаза - потускнели и были прикрыты набрякшими веками.
- У тебя замечательное платье, Эдвина, - сказала Эмма, отпивая глоток шерри и глядя поверх бокала на свою старшую дочь.
- Зачем я тебе понадобилась, мама? - ответила с ледяной холодностью Эдвина. - Полагаю, что ты позвала меня не за тем, чтобы похвалить мое платье.
- Ты абсолютно права, - слабо улыбнулась Эмма, подумав про себя: „Годы совсем не смягчили Эдвину”. - Позволь мне задать тебе один вопрос перед тем, как я отвечу на твой. Почему ты приняла мое приглашение приехать ко мне сюда на уик-энд?
- Приглашение! - воскликнула Эдвина, и ее глаза налились злобой. - Это был приказ, как обычно, мама. А разве кто-либо из нас может ослушаться твоих приказаний? Я была против того, чтобы ехать сюда. Но ты сказала, что желаешь видеть и Энтони тоже, и он настоял на этом приезде.
Эдвина наградила Эмму враждебным взглядом.
- Мой сын обожает тебя. Ни желания его матери, ни табун диких лошадей не в состоянии удержать его от участия в этом маленьком сборище. Он также тревожится по поводу твоего здоровья. А поскольку я люблю своего сына и хотела доставить ему удовольствие, я была вынуждена согласиться. Уверяю тебя, что, если бы не Энтони, я бы ни за что не явилась сюда.
Эмма тяжело вздохнула.
- Когда в 1952 году твой дядя Уинстон настоял на примирении между нами, я думала, что мы сможем стать друзьями. Но это было и остается вооруженным перемирием, я права?
- Да, мама. Если хочешь знать правду, то это Джереми заставил меня снова встречаться с тобой. Мой муж всегда страдал избытком родственных чувств. Он считал, что мы должны помириться.
- Вот оно что, - резко ответила Эмма. - Хорошо, не будем больше препираться. Я хотела повидаться с тобой потому, что у меня есть нечто важное, чтобы сообщить тебе. Я хочу поговорить с тобой о твоем отце.
Лицо Эдвины окаменело.
- Не могу себе представить, что еще ты можешь сказать мне о нем, - огрызнулась она, заливаясь краской гнева. - Он в эту минуту с барским видом восседает там, внизу. Честное слово, я просто не знаю, как можно быть такой нещепетильной, чтобы принимать его здесь в моем присутствии и в присутствии моего сына, который, кроме всего прочего, еще и пэр Англии. Этот несносный человек заставляет меня чувствовать себя дискомфортно. Но я полагаю, что тебе доставляет удовольствие смущать нас и наблюдать, как мы корчимся. Ты же обожаешь манипулировать людьми, правда ведь, мама?
- Ты всегда плохо знала меня, Эдвина, - вздохнула Эмма, - и я не вижу причин, по которым Блэки О'Нил мог бы смущать тебя или чувствовать себя неудобно в его присутствии, поскольку он вовсе не твой отец.
У Эдвины отвисла челюсть от изумления. Она уставилась на Эмму, не в силах вымолвить слово. Обретя снова дар речи, она вскричала:
- Но его же имя значится в моем свидетельстве о рождении!
- Да, значится, но совсем по другой причине, чем ты думаешь. Блэки был лишь моим другом, когда я носила тебя, шестнадцатилетняя, одинокая, без гроша в кармане, сама еще почти ребенок. Из дружеского ко мне расположения, я полагаю, он уговаривал меня выйти за него замуж, но я отказалась. Он настоял, чтобы я вписала его имя в твое свидетельство, считая, что запись „Отец неизвестен” ляжет клеймом на всю твою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60