Так заведено по всей Америке.
Когда мы съели «горячих собак», выпили по чашке ароматного колумбийского кофе и расплатились с сидящей у входа кассиршей, к нам вдруг обратилась почтенного возраста женщина:
— Вы, случайно, не турки?
— Нет,— ответили мы все трое в один голос.
— Очень жаль,— огорчилась женщина.
Эти слова она выговорила с такой грустью, что нам стало жаль, что мы не турки.
— Мы понимаем ваше разочарование, но ничем пе можем помочь,— сказал кто-то из нас.
— А откуда вы? — вдруг заинтересовалась старушка, и в ее глазах засветилась надежда.
— Из Советского Союза.
— Еще лучше! — Она радостно всплеснула руками и, ухватив двоих из нас за рукав, застрекотала: — Не откажитесь посетить наш дом. Доставьте нам такую честь. В муниципалитете нам обещали прислать на этой неделе трех инженеров-турок, которые должны приехать в наш город, но их все нет и нет. У мужа сейчас отпуск. Он закончил курс лекций в колледже, и ему было бы чрезвычайно приятно выпить с вами чашечку кофе в нашем саду.
Так мы нежданно-негаданно попали в дом незнакомого профессора математики. Он угостил нас апельсиновым соком и все советовал насладиться прохладой тенистого сада. Профессор рассказал последние события: вчера его сибирская кошка принесла трех котят, а позавчера соседей постигло несчастье: сгорело убежище, построенное на случай атомной войны.
— Хорошо, что наша Пузи спала во время пожара, а то ведь это могло отразиться на новорожденных,— вставила жена профессора.
— Вы, конечно, знаете, что завтра начинается «международная неделя кошек»,— продолжал профессор.— Это очень важное событие. Только в нашей стране двадцать один миллион кошек. Большая часть их занята полезным делом: они борются с мышами. Всего четырнадцать процентов кошек лежит на перинах и бездельничает. Для кошек-работниц эта неделя будет отпуском. В этом и заключается, по сути дела, цель «недели кошек». В некоторых штатах есть хороший закон: кошек нельзя выбрасывать на улицу.
С уст профессора слетали и слетали все новые и новые истории о котах, и постепенно прохлада тенистого сада показалась нам удушливым зноем.
Профессор похлопал меня по плечу и объявил:
— Общество любителей кошек нашего города не имеет никаких претензий к Советскому Союзу, потому что вы запускали в космос не котов, а собак. Вы — умные люди, а ваши сибирские коты — лучшие в мире.
Мы расстались дружески. Прощаясь, пожелали ему, чтобы его котята выросли здоровыми.
— Теперь этого нелегко достичь: люди взрывают атомные бомбы, а кошки бегают по траве, на лапки попадают радиоактивные частицы.
— Значит, надо требовать прекращения испытаний и запрещения атомного оружия,— не вытерпел кто-то из нас.
— Ну вот, это уже политика, а я политикой ие занимаюсь,— сразу отмахнулся профессор.
Можно ли по, этому профессору судить о среднем американце?
В здании ООН есть специальная доска объявлений, на которой указаны адреса американце, приглашающих в те или иные дни посетить их дом. Большая часть служащих ООН и аккредитованных тут журналистов охотно пользуются таким гостеприимством, чтобы поближе познакомиться с американцами. Один раз мы отправились по объявлению, вывешенному на доске, и очутились в стеклянном домике грушевидной формы у побережья Атлантического океана. Эта «груша» со всем движимым и недвижимым имуществом принадлежала банковскому служащему Порту. Словно опытный гид, он показал нам все до блеска вылизанные углы и закоулки дома, не пропусти в даже туалета, чистотой которого американцы гордятся не менее, чем своей машиной.
После такой экскурсии хозяин занялся, приготовлением коктейлей. В это время пришла сестра мистера Порта с мужем. Вскоре в руках у женщин были бокалы со смесью вермута и виски — «манхэттен», а мужчины получили так называемую «кровавую Мери» — смесь водки, томатного и лимонного сока. Американцы так мастерски сбивают коктейли, что мне всегда казалось, будто все граждане США прошли специальные курсы но их изготовлению. Вскоре хозяйка увела свою гостью в подвальное помещение, где был оборудован настольный теннис. Обе оказались страстными поклонницами этого вида спорта.
Не успели женщины скрыться в проеме дверей, ведущих в подвальное помещение, как мистер Норт прищурил глаз и, прижав палец к губам, прошептал:
— Вы ие слышали последний анекдот? Нет? Муж приходит в родильный дом, где лежит его жена. Врач, увидев его, не может скрыть удивления: «Вы белый, и ваша жена белая, а родился у вас знаете кто? Негритенок!» — «Я не виноват,— оправдывается «счастливый» отец.— Я все время предупреждал жену, чтобы она не пила столько черного кофе!»
Мистер Норт откинулся на стуле в припадке неудержимого хохота. Прыснул и муж его сестры. Этот банальный анекдот мы слышали, вероятно, с год назад по телевидению, его передавали по радио. А для мистера Нор-та он все еще был «последним»! Надо полагать, что этой «новинкой» он и впредь будет развлекать гостей, которые Посетят его по приглашению, вывешенному на доске в здании ООН.
Когда вернулись женщины, гостеприимные хозяева ра-створили дверь в столовую. Стол был уставлен яствами, но но было видно ни, одной бутылки: напитки остались в другой комнате, там, где мы пили коктейли. У американцев такая традиция: питье с едой несовместимы. В барах не едят, а в закусочных вам не подадут и рюмки вина.
Кофе мы пили в библиотеке. Из-за книжных полок, которыми были заставлены все четыре стены просторной комнаты, доносились звуки музыки. Разговор направлял хозяин. Полчаса речь шла об автомобилях, новых покрышках, сортах бензина и его стоимости, до тех пор, пока хозяйка, словно мяч в игре, не подхватила беседу и не направила ее по новому руслу. Теперь вместо октанов горючего не менее живо обсуждалась калорийность пищи. Решался вопрос, что полезнее для пищеварения: пареные яйца или яичница, почему следует употреблять по сливочное масло, а маргарин, чего не надо есть беременным.
Весь этот почти часовой разговор между хозяевами и их родственниками был настолько «увлекателен», что я про себя последними словами обругал доску объявлений в здании ООН, приведшую меня в это «занимательное» место. Твердо решив прервать беседу о калориях, которые необходимы каждому организму, я подошел к книжной полке и попробовал достать томик, на корешке которого прочел: «Э. Хемингуэй. Опасное лето». Потянул раз, еще раз, по книга не двинулась с места. Вежливо улыбаясь, я бросил вопросительный взгляд на мистера Норта. Он ответил неопределенной улыбкой. Я потянул сильнее — и поднял с места сразу 20 или 30 стоявших в ряд томиков. Все вместе они оказались настолько легкими, что я, растерявшись, выпустил книги из рук. Они упали на пол с деревянным стуком. И тут я наконец понял: это были не книги, а лишь бутафория! Значит, мы пили кофе не в библиотеке, а на складе искусно расписанных деревяшек! И мне стало понятно, почему вся наша беседа носила такой откровенно деревянный привкус.
Хоть разговор и был пустым и гулким, как выдолбленное дерево, но хозяин наш все же обладал одному ему присущими особенностями и чертами характера. Такого человека мне до того дня встречать не приходилось и, надеюсь, не придется в будущем. Но разве можно именно этому человеку повесить на грудь бирку с пометкой: «Средний американец»?
Возвращаясь домой, я радовался, что есть американцы, которые покупают не деревянные муляжи, а настоящие книги, и в немалом количестве. Ведь в США мы пускается много различных книг, и в их число произведения замечательных сынов американского народа — Уильяма Фолкнера, Теодора Драйзера, Джека Лондона, Роберта Фроста, Эрнеста Хемингуэя, Марка Твена и многих, других талантливых писателей. Я хорошо понимал, что деревянные книжки на полках нашего гостеприимного хозяина - это и Америка, но и не Америка, что настоящих книг и ЭТОЙ стране все же больше, чем деревянных.
Американцы — парод необыкновенно практичный, хотя употребляют удивительно непрактичную и страшно неудобную систему мер и весов. Их практичность выросла и воспиталась в неустанной борьбе за жизнь, за доллар. Они превосходно понимают пользу хорошего сервиса и даже подводят под это научную базу. Более 200 учреждений в стране занимаются вопросами усовершенствования труда,. 50 школ ведут подготовку специалистов в этой области. Почти во всех университетах читается специальный курс по управлению и организации труда.
Фирмы приглашают специалистов, которые, глубоко и всесторонне изучив процесс производства и управления, вносят свои предложения по усовершенствованию. Такие специалисты работают с хронометром в руке. Предложения их, даже если они на первый взгляд кажутся не (-лишком существенными, после внедрения всегда дают большую экономию времени и средств. «И в маленькой голове может родиться большая и полезная идея!»—любят повторять американцы.
Во многих учреждениях США нет машинисток. К столу с пишущей машинкой подходит каждый, кому надо что-нибудь напечатать. Стенографистки есть только у директоров крупных фирм и компаний. Секретарши — это не просто служащие без специальности, а работники высокой квалификации, получившие специальную подготовку.
В крупных государственных учреждениях служащие располагаются обычно в больших залах, а не в отдельных кабинетах. Только высшие чиновники сидят в отдельных кабинетах со стеклянной дверью, дабы всем видно было, на месте ли начальник, а начальник, не выходя из комнаты, мог бы наблюдать за своими подчиненными.
В учреждениях никогда не бывает очередей, так как все посетители строго соблюдают время, назначенное им заранее. Если перед визитом в учреждение вы позвонили туда по телефону и узнали, что вас примут в 10 часов 25 минут, то можете быть уверены, что именно так и будет. Опоздаете — пеняйте на себя. Американцы знают, что с человеком, который вчера сказал «да», а сегодня «нет», не стоит иметь дела.
Американские служащие просто не могут позволить себе роскошь плохо работать: за малейшую оплошность их немедленно увольняют. Никакие оправдания и споры тут не помогут, потому что главный арбитр и работодатель — один и тот же человек.
Вы редко услышите в США о заседаниях. Все вопросы решаются сразу, не сходя с места, при помощи телефона. В какое бы учреждение вы ни позвонили, можете быть уверены, что нужный вам человек находится на своем месте. Если по каким-либо важным причинам его не окажется, ответит секретарша, которая всегда вежливо и приветливо сообщит, куда следует обратиться в данном случае, или даст исчерпывающе точный ответ, когда будет нужный вам человек и когда следует ему звонить. Но телефону, не ступив ни шагу за порог комнаты, в США можно решить самый сложный вопрос. Получив какой-либо документ, американский служащий не подошьет его в «дело», а внимательнейшим образом прочтет и тут же даст ему ход.
Американцы работают как автоматы, но никогда ни на минуту не опаздывают к обеденному столу. Те, у кого нет времени пойти в кафе, тут же, на месте, разворачивают бутерброды и наливают себе из термоса чашку кофе...
Гардеробщик в ресторане, увидев, что вешалка на вашем пальто держится недостаточно крепко, непременно пришьет ее, прежде чем вернуть вам пальто. Для экономии времени в парикмахерской выполняются сразу три процедуры: парикмахер бреет вас, одновременно маникюрша обрабатывает ваши ногти, а негр-чистильщик наводит гляпец на обувь.
«Бери вещь сегодня, а уплатишь завтра!» — завлекают плакаты в магазинах. Любой товар американец может приобрести в долг. И часто люди думают, что покупать вещи в рассрочку выгодно, хотя анализ расчетных книжек по отпуску товаров в кредит показывает как раз обратное. При помощи кредита американца обирают вдвое: он платит более высокую цену за тот же товар да еще большие проценты за кредит. И все же американцы так привыкли к этому, что считают существование без кредита просто немыслимым.
Встретив даже очень близкого своего друга, американец не пригласит его тут же к себе домой, а договорится о том, где и когда они встретятся в следующий раз. 15 гости приглашают только заранее. Договорившись о дне и часе, обе стороны тут же фиксируют иго в своих записных книжках. Если, скажем, 3 января вы условились, что 21 января в 6 часов вечера к вам придут ваши друзья, можете быть уверены, что по прошествии 18 дней ровно в 6 часов вечера раздастся звонок и ваши друзья предстанут перед вами. Опоздания недопустимы. Если ПО каким-либо важным причинам намеченная встреча по может состояться, об этом заранее следует предупредить но телефону.
В Америке не принято обильно угощать и еще менее принято уговаривать вас во что бы то ни стало отведать того, что поставлено на стол. Поздно не засиживаются, а когда такое случится, считается в порядке вещей, если хозяин напомнит гостям, что ему завтра рано на работу.
Я имел случай убедиться, что американцы неустанно борются за доброе имя своей фирмы. На время моего пребывания в США у меня был заключен договор с телеграфным агентством «Радио корпорейшн оф Америка». Фирма выдала мне удостоверение, на основании которого я мог в любом пункте этого агентства передать телеграмму, а счета раз в месяц пересылались мне на дом.
Однажды мне надо было передать срочную телеграмму, но поблизости не было ни одного пункта «моего» телеграфного агентства. Пришлось идти в агентство «Вестерн юнион», конкурирующее с «Радио корпорейшн оф Америка». Не очень-то приятно. Но служащий «Вестерн юнион», взглянув на удостоверение и выслушав мои объяснения, тут же приветливо улыбнулся и объявил:
— Мы с величайшим удовольствием поможем вам, мистер. Поможем, потому что «Вестерн юнион» помогает всегда и всем...
Примерно так же поступают и служащие авиационных компаний. Они охотно согласятся обменять вам билет, оказать любую услугу пассажиру, даже если билет приобретен в другой, конкурирующей компании.
Чем дольше я жил в Соединенных Штатах Америки, чем больше встречался с американцами, тем больше убеждался в том, что выделять из них среднего — затея безнадежная. Но вдруг однажды...
Было солнечное утро. С вечера пошел дождь, а ночью дул ветер со стороны Атлантического океана. Я поднялся на Эмпайр стейт билдинг, чтобы оттуда полюбоваться панорамой города. Это здание недавно потеряло свою славу — сейчас в Нью-Йорке выше всех поднялся Центр международной торговли на берегу Гудзона. Нью-Йорк весьма «целомудренный» город. Он не любит оставаться нагим и всегда старается натянуть на себя покрывало непроницаемого тумана, которое ткут ему трубы заводов и фабрик, простирающиеся за Гудзоном болота и несколько миллионов автомобилей, снующих по улицам. Нью-Йорк невозможно увидеть сверху, если с вечера не было дождя и ночью не дул ветер с Атлантики.
Крыша Эмпайр стейт билдинг окружена металлической оградой с загнутыми внутрь острыми концами. Такую ограду поставили после того, как некоторые люди стали делать свой последний и самый решительный шаг в жизни с высоты 102-го этажа.
Небоскребом-гигантом гордится поистине каждый нью-йоркский житель. И действительно, это удивительнейшее создание ума и рук человеческих. 1 мая 1931 года президент Гувер, направляясь на заседание конгресса, нажал кнопку, и на расстоянии 225 миль от Белого дома, Где он в тот момент находился, вспыхнул электрический свет и пришли в движение многочисленные лифты. Сначала американцы не доверяли выстроенному ими самими великану, вес которого превышает 365 тысяч тонн, поэтому некоторое время более трети его полезной площади пустовало. Но позже каждая клеточка гиганта была заполнена жильцами.
Нет человека, посетившего Нью-Йорк, который не стремился бы забраться на крышу Эмпайр стейт билдинг. Здесь побывали десятки миллионов людей. И все они — и те, кто его строили, и те, кто взбирались на крышу из праздного любопытства или с другими, печальными, целями,— отличались друг от друга и материальным своим по-
ложением, и своими мечтами, и трудами, своими слезами и радостями. Ни один не был похож на другого, ни одного нельзя было назвать средним американцем, как никого нельзя назвать просто средним человеком!
Я стоял и, прижавшись лицом к решетке, пожирал главами впечатляющую картину: подо мной бурлил город-гигант.
Внизу кипела жизнь. Там шли, ехали, стояли люди. Они ели, покупали, продавали, любили, ненавидели, погибали и рождались. Сверху они казались муравьями, копошащимися на дне глубокого ущелья. Кто из них богат, кто беден, кто мужчина, а кто женщина, кто еще ребенок, а кто согбенный старик — с такой высоты отличить было невозможно. И вдруг у меня мелькнула мысль: ведь все они там, в ущелье, средние американцы!
Но этого открытия мне хватило ровно до тех пор, пока я не спустился с крыши и вновь по попал в шумный людской водоворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Когда мы съели «горячих собак», выпили по чашке ароматного колумбийского кофе и расплатились с сидящей у входа кассиршей, к нам вдруг обратилась почтенного возраста женщина:
— Вы, случайно, не турки?
— Нет,— ответили мы все трое в один голос.
— Очень жаль,— огорчилась женщина.
Эти слова она выговорила с такой грустью, что нам стало жаль, что мы не турки.
— Мы понимаем ваше разочарование, но ничем пе можем помочь,— сказал кто-то из нас.
— А откуда вы? — вдруг заинтересовалась старушка, и в ее глазах засветилась надежда.
— Из Советского Союза.
— Еще лучше! — Она радостно всплеснула руками и, ухватив двоих из нас за рукав, застрекотала: — Не откажитесь посетить наш дом. Доставьте нам такую честь. В муниципалитете нам обещали прислать на этой неделе трех инженеров-турок, которые должны приехать в наш город, но их все нет и нет. У мужа сейчас отпуск. Он закончил курс лекций в колледже, и ему было бы чрезвычайно приятно выпить с вами чашечку кофе в нашем саду.
Так мы нежданно-негаданно попали в дом незнакомого профессора математики. Он угостил нас апельсиновым соком и все советовал насладиться прохладой тенистого сада. Профессор рассказал последние события: вчера его сибирская кошка принесла трех котят, а позавчера соседей постигло несчастье: сгорело убежище, построенное на случай атомной войны.
— Хорошо, что наша Пузи спала во время пожара, а то ведь это могло отразиться на новорожденных,— вставила жена профессора.
— Вы, конечно, знаете, что завтра начинается «международная неделя кошек»,— продолжал профессор.— Это очень важное событие. Только в нашей стране двадцать один миллион кошек. Большая часть их занята полезным делом: они борются с мышами. Всего четырнадцать процентов кошек лежит на перинах и бездельничает. Для кошек-работниц эта неделя будет отпуском. В этом и заключается, по сути дела, цель «недели кошек». В некоторых штатах есть хороший закон: кошек нельзя выбрасывать на улицу.
С уст профессора слетали и слетали все новые и новые истории о котах, и постепенно прохлада тенистого сада показалась нам удушливым зноем.
Профессор похлопал меня по плечу и объявил:
— Общество любителей кошек нашего города не имеет никаких претензий к Советскому Союзу, потому что вы запускали в космос не котов, а собак. Вы — умные люди, а ваши сибирские коты — лучшие в мире.
Мы расстались дружески. Прощаясь, пожелали ему, чтобы его котята выросли здоровыми.
— Теперь этого нелегко достичь: люди взрывают атомные бомбы, а кошки бегают по траве, на лапки попадают радиоактивные частицы.
— Значит, надо требовать прекращения испытаний и запрещения атомного оружия,— не вытерпел кто-то из нас.
— Ну вот, это уже политика, а я политикой ие занимаюсь,— сразу отмахнулся профессор.
Можно ли по, этому профессору судить о среднем американце?
В здании ООН есть специальная доска объявлений, на которой указаны адреса американце, приглашающих в те или иные дни посетить их дом. Большая часть служащих ООН и аккредитованных тут журналистов охотно пользуются таким гостеприимством, чтобы поближе познакомиться с американцами. Один раз мы отправились по объявлению, вывешенному на доске, и очутились в стеклянном домике грушевидной формы у побережья Атлантического океана. Эта «груша» со всем движимым и недвижимым имуществом принадлежала банковскому служащему Порту. Словно опытный гид, он показал нам все до блеска вылизанные углы и закоулки дома, не пропусти в даже туалета, чистотой которого американцы гордятся не менее, чем своей машиной.
После такой экскурсии хозяин занялся, приготовлением коктейлей. В это время пришла сестра мистера Порта с мужем. Вскоре в руках у женщин были бокалы со смесью вермута и виски — «манхэттен», а мужчины получили так называемую «кровавую Мери» — смесь водки, томатного и лимонного сока. Американцы так мастерски сбивают коктейли, что мне всегда казалось, будто все граждане США прошли специальные курсы но их изготовлению. Вскоре хозяйка увела свою гостью в подвальное помещение, где был оборудован настольный теннис. Обе оказались страстными поклонницами этого вида спорта.
Не успели женщины скрыться в проеме дверей, ведущих в подвальное помещение, как мистер Норт прищурил глаз и, прижав палец к губам, прошептал:
— Вы ие слышали последний анекдот? Нет? Муж приходит в родильный дом, где лежит его жена. Врач, увидев его, не может скрыть удивления: «Вы белый, и ваша жена белая, а родился у вас знаете кто? Негритенок!» — «Я не виноват,— оправдывается «счастливый» отец.— Я все время предупреждал жену, чтобы она не пила столько черного кофе!»
Мистер Норт откинулся на стуле в припадке неудержимого хохота. Прыснул и муж его сестры. Этот банальный анекдот мы слышали, вероятно, с год назад по телевидению, его передавали по радио. А для мистера Нор-та он все еще был «последним»! Надо полагать, что этой «новинкой» он и впредь будет развлекать гостей, которые Посетят его по приглашению, вывешенному на доске в здании ООН.
Когда вернулись женщины, гостеприимные хозяева ра-створили дверь в столовую. Стол был уставлен яствами, но но было видно ни, одной бутылки: напитки остались в другой комнате, там, где мы пили коктейли. У американцев такая традиция: питье с едой несовместимы. В барах не едят, а в закусочных вам не подадут и рюмки вина.
Кофе мы пили в библиотеке. Из-за книжных полок, которыми были заставлены все четыре стены просторной комнаты, доносились звуки музыки. Разговор направлял хозяин. Полчаса речь шла об автомобилях, новых покрышках, сортах бензина и его стоимости, до тех пор, пока хозяйка, словно мяч в игре, не подхватила беседу и не направила ее по новому руслу. Теперь вместо октанов горючего не менее живо обсуждалась калорийность пищи. Решался вопрос, что полезнее для пищеварения: пареные яйца или яичница, почему следует употреблять по сливочное масло, а маргарин, чего не надо есть беременным.
Весь этот почти часовой разговор между хозяевами и их родственниками был настолько «увлекателен», что я про себя последними словами обругал доску объявлений в здании ООН, приведшую меня в это «занимательное» место. Твердо решив прервать беседу о калориях, которые необходимы каждому организму, я подошел к книжной полке и попробовал достать томик, на корешке которого прочел: «Э. Хемингуэй. Опасное лето». Потянул раз, еще раз, по книга не двинулась с места. Вежливо улыбаясь, я бросил вопросительный взгляд на мистера Норта. Он ответил неопределенной улыбкой. Я потянул сильнее — и поднял с места сразу 20 или 30 стоявших в ряд томиков. Все вместе они оказались настолько легкими, что я, растерявшись, выпустил книги из рук. Они упали на пол с деревянным стуком. И тут я наконец понял: это были не книги, а лишь бутафория! Значит, мы пили кофе не в библиотеке, а на складе искусно расписанных деревяшек! И мне стало понятно, почему вся наша беседа носила такой откровенно деревянный привкус.
Хоть разговор и был пустым и гулким, как выдолбленное дерево, но хозяин наш все же обладал одному ему присущими особенностями и чертами характера. Такого человека мне до того дня встречать не приходилось и, надеюсь, не придется в будущем. Но разве можно именно этому человеку повесить на грудь бирку с пометкой: «Средний американец»?
Возвращаясь домой, я радовался, что есть американцы, которые покупают не деревянные муляжи, а настоящие книги, и в немалом количестве. Ведь в США мы пускается много различных книг, и в их число произведения замечательных сынов американского народа — Уильяма Фолкнера, Теодора Драйзера, Джека Лондона, Роберта Фроста, Эрнеста Хемингуэя, Марка Твена и многих, других талантливых писателей. Я хорошо понимал, что деревянные книжки на полках нашего гостеприимного хозяина - это и Америка, но и не Америка, что настоящих книг и ЭТОЙ стране все же больше, чем деревянных.
Американцы — парод необыкновенно практичный, хотя употребляют удивительно непрактичную и страшно неудобную систему мер и весов. Их практичность выросла и воспиталась в неустанной борьбе за жизнь, за доллар. Они превосходно понимают пользу хорошего сервиса и даже подводят под это научную базу. Более 200 учреждений в стране занимаются вопросами усовершенствования труда,. 50 школ ведут подготовку специалистов в этой области. Почти во всех университетах читается специальный курс по управлению и организации труда.
Фирмы приглашают специалистов, которые, глубоко и всесторонне изучив процесс производства и управления, вносят свои предложения по усовершенствованию. Такие специалисты работают с хронометром в руке. Предложения их, даже если они на первый взгляд кажутся не (-лишком существенными, после внедрения всегда дают большую экономию времени и средств. «И в маленькой голове может родиться большая и полезная идея!»—любят повторять американцы.
Во многих учреждениях США нет машинисток. К столу с пишущей машинкой подходит каждый, кому надо что-нибудь напечатать. Стенографистки есть только у директоров крупных фирм и компаний. Секретарши — это не просто служащие без специальности, а работники высокой квалификации, получившие специальную подготовку.
В крупных государственных учреждениях служащие располагаются обычно в больших залах, а не в отдельных кабинетах. Только высшие чиновники сидят в отдельных кабинетах со стеклянной дверью, дабы всем видно было, на месте ли начальник, а начальник, не выходя из комнаты, мог бы наблюдать за своими подчиненными.
В учреждениях никогда не бывает очередей, так как все посетители строго соблюдают время, назначенное им заранее. Если перед визитом в учреждение вы позвонили туда по телефону и узнали, что вас примут в 10 часов 25 минут, то можете быть уверены, что именно так и будет. Опоздаете — пеняйте на себя. Американцы знают, что с человеком, который вчера сказал «да», а сегодня «нет», не стоит иметь дела.
Американские служащие просто не могут позволить себе роскошь плохо работать: за малейшую оплошность их немедленно увольняют. Никакие оправдания и споры тут не помогут, потому что главный арбитр и работодатель — один и тот же человек.
Вы редко услышите в США о заседаниях. Все вопросы решаются сразу, не сходя с места, при помощи телефона. В какое бы учреждение вы ни позвонили, можете быть уверены, что нужный вам человек находится на своем месте. Если по каким-либо важным причинам его не окажется, ответит секретарша, которая всегда вежливо и приветливо сообщит, куда следует обратиться в данном случае, или даст исчерпывающе точный ответ, когда будет нужный вам человек и когда следует ему звонить. Но телефону, не ступив ни шагу за порог комнаты, в США можно решить самый сложный вопрос. Получив какой-либо документ, американский служащий не подошьет его в «дело», а внимательнейшим образом прочтет и тут же даст ему ход.
Американцы работают как автоматы, но никогда ни на минуту не опаздывают к обеденному столу. Те, у кого нет времени пойти в кафе, тут же, на месте, разворачивают бутерброды и наливают себе из термоса чашку кофе...
Гардеробщик в ресторане, увидев, что вешалка на вашем пальто держится недостаточно крепко, непременно пришьет ее, прежде чем вернуть вам пальто. Для экономии времени в парикмахерской выполняются сразу три процедуры: парикмахер бреет вас, одновременно маникюрша обрабатывает ваши ногти, а негр-чистильщик наводит гляпец на обувь.
«Бери вещь сегодня, а уплатишь завтра!» — завлекают плакаты в магазинах. Любой товар американец может приобрести в долг. И часто люди думают, что покупать вещи в рассрочку выгодно, хотя анализ расчетных книжек по отпуску товаров в кредит показывает как раз обратное. При помощи кредита американца обирают вдвое: он платит более высокую цену за тот же товар да еще большие проценты за кредит. И все же американцы так привыкли к этому, что считают существование без кредита просто немыслимым.
Встретив даже очень близкого своего друга, американец не пригласит его тут же к себе домой, а договорится о том, где и когда они встретятся в следующий раз. 15 гости приглашают только заранее. Договорившись о дне и часе, обе стороны тут же фиксируют иго в своих записных книжках. Если, скажем, 3 января вы условились, что 21 января в 6 часов вечера к вам придут ваши друзья, можете быть уверены, что по прошествии 18 дней ровно в 6 часов вечера раздастся звонок и ваши друзья предстанут перед вами. Опоздания недопустимы. Если ПО каким-либо важным причинам намеченная встреча по может состояться, об этом заранее следует предупредить но телефону.
В Америке не принято обильно угощать и еще менее принято уговаривать вас во что бы то ни стало отведать того, что поставлено на стол. Поздно не засиживаются, а когда такое случится, считается в порядке вещей, если хозяин напомнит гостям, что ему завтра рано на работу.
Я имел случай убедиться, что американцы неустанно борются за доброе имя своей фирмы. На время моего пребывания в США у меня был заключен договор с телеграфным агентством «Радио корпорейшн оф Америка». Фирма выдала мне удостоверение, на основании которого я мог в любом пункте этого агентства передать телеграмму, а счета раз в месяц пересылались мне на дом.
Однажды мне надо было передать срочную телеграмму, но поблизости не было ни одного пункта «моего» телеграфного агентства. Пришлось идти в агентство «Вестерн юнион», конкурирующее с «Радио корпорейшн оф Америка». Не очень-то приятно. Но служащий «Вестерн юнион», взглянув на удостоверение и выслушав мои объяснения, тут же приветливо улыбнулся и объявил:
— Мы с величайшим удовольствием поможем вам, мистер. Поможем, потому что «Вестерн юнион» помогает всегда и всем...
Примерно так же поступают и служащие авиационных компаний. Они охотно согласятся обменять вам билет, оказать любую услугу пассажиру, даже если билет приобретен в другой, конкурирующей компании.
Чем дольше я жил в Соединенных Штатах Америки, чем больше встречался с американцами, тем больше убеждался в том, что выделять из них среднего — затея безнадежная. Но вдруг однажды...
Было солнечное утро. С вечера пошел дождь, а ночью дул ветер со стороны Атлантического океана. Я поднялся на Эмпайр стейт билдинг, чтобы оттуда полюбоваться панорамой города. Это здание недавно потеряло свою славу — сейчас в Нью-Йорке выше всех поднялся Центр международной торговли на берегу Гудзона. Нью-Йорк весьма «целомудренный» город. Он не любит оставаться нагим и всегда старается натянуть на себя покрывало непроницаемого тумана, которое ткут ему трубы заводов и фабрик, простирающиеся за Гудзоном болота и несколько миллионов автомобилей, снующих по улицам. Нью-Йорк невозможно увидеть сверху, если с вечера не было дождя и ночью не дул ветер с Атлантики.
Крыша Эмпайр стейт билдинг окружена металлической оградой с загнутыми внутрь острыми концами. Такую ограду поставили после того, как некоторые люди стали делать свой последний и самый решительный шаг в жизни с высоты 102-го этажа.
Небоскребом-гигантом гордится поистине каждый нью-йоркский житель. И действительно, это удивительнейшее создание ума и рук человеческих. 1 мая 1931 года президент Гувер, направляясь на заседание конгресса, нажал кнопку, и на расстоянии 225 миль от Белого дома, Где он в тот момент находился, вспыхнул электрический свет и пришли в движение многочисленные лифты. Сначала американцы не доверяли выстроенному ими самими великану, вес которого превышает 365 тысяч тонн, поэтому некоторое время более трети его полезной площади пустовало. Но позже каждая клеточка гиганта была заполнена жильцами.
Нет человека, посетившего Нью-Йорк, который не стремился бы забраться на крышу Эмпайр стейт билдинг. Здесь побывали десятки миллионов людей. И все они — и те, кто его строили, и те, кто взбирались на крышу из праздного любопытства или с другими, печальными, целями,— отличались друг от друга и материальным своим по-
ложением, и своими мечтами, и трудами, своими слезами и радостями. Ни один не был похож на другого, ни одного нельзя было назвать средним американцем, как никого нельзя назвать просто средним человеком!
Я стоял и, прижавшись лицом к решетке, пожирал главами впечатляющую картину: подо мной бурлил город-гигант.
Внизу кипела жизнь. Там шли, ехали, стояли люди. Они ели, покупали, продавали, любили, ненавидели, погибали и рождались. Сверху они казались муравьями, копошащимися на дне глубокого ущелья. Кто из них богат, кто беден, кто мужчина, а кто женщина, кто еще ребенок, а кто согбенный старик — с такой высоты отличить было невозможно. И вдруг у меня мелькнула мысль: ведь все они там, в ущелье, средние американцы!
Но этого открытия мне хватило ровно до тех пор, пока я не спустился с крыши и вновь по попал в шумный людской водоворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34