Свободный че
ловек не должен был работать за плату, поскольку он подчинялся бы приказ
аниям другого, а это было равносильно рабству (42). По словам Цицерона, «наем
ная работа омерзительна и недостойна свободного человека» (43). В самом гор
оде Риме половина населения получала свой хлеб бесплатно или по льготно
й цене. Это была «справедливая», а не рыночная цена (44). По закону и по традиц
ии римские сенаторы не могли заниматься бизнесом. Если они все же им зани
мались, они должны были это скрывать и часто использовали для этого свои
х рабов. Престиж зависел у римлян не от дохода или экономического положе
ния, а от военной репутации.
Завоевания часто вели к обогащению, но богатство становилось достоинст
вом (dignitas) не вследствие личного потребления, а вследствие даров; обычно дар
или гражданам своего города общественное здание, начертав на нем свое им
я. Глава государства не строил дворцов для самого себя: это подобало вост
очным деспотам (45). Дары обеспечивали столь высокий престиж, что в самом Ри
ме только императору дозволялось строить общественные здания. Цель жиз
ни состояла не в том, чтобы быть богатым и пользоваться высоким уровнем п
отребления. Для римлянина коллективное благо его беспредельной импери
и было важнее его личного уровня жизни (46).
С точки зрения Аристотеля, «великолепен человек, дающий дары» Ц а не чел
овек, накопивший богатства (47). Дары были моральной обязанностью. Но это не
соответствует нашему представлению о благотворительности в пользу бед
ных. Дар имел целью прославление империи и самого дарителя. Дар подчерки
вал тот факт, что даритель был общественный деятель (48). Начертать свое имя
на здании значило обрести бессмертие (49). Вследствие этого дома цезарей бы
ли скромны по сравнению с теми, которые они строили для общества (50).
Модель императорского Рима отражает совсем иное соотношение обществен
ных и частных строений, чем это можно наблюдать на моделях современных г
ородов. Доля общественного пространства была намного больше, а доля част
ного Ц намного меньше (51). Общественные здания господствовали (52). В соврем
енных обществах дело обстоит наоборот: господствует частное начало, а об
щественное вторично. Для них частное было отрицательным, общественное
Ц благом (53). У богатых людей не было водопроводов, но они были в общественн
ых банях (54). Цицерон сказал, что «римляне ненавидят частную роскошь, они лю
бят общественное великолепие»; о современных обществах этого сказать н
ельзя (55). Они построили свою империю, руководствуясь ценностями, отличным
и от наших.
На другой стороне земного шара, в Китае, все технологии, нужные для промыш
ленной революции, были изобретены на сотни лет раньше, чем в Европе. По кра
йней мере за восемьсот лет до европейцев китайцы изобрели доменные печи
и поршневые мехи для производства стали; порох и пушки для военных дейст
вий; компас и руль для исследования мира; бумагу, наборный шрифт и печатны
й станок для распространения знаний; подвесные мосты; фарфор; колесный м
еталлический плут; лошадиный хомут; ротационную молотилку и механическ
ую сеялку для повышения урожайности; сверло, позволявшее использовать э
нергию природного газа; десятичную систему, отрицательные числа и нуль,
чтобы анализировать свои действия. Даже простая колесная тачка и спички
были у китайцев на сотни лет раньше, чем у нас (56).
Если бы можно было в пятнадцатом веке спросить историков, какая страна д
олжна победить и колонизировать весь остальной мир, а затем перейти рань
ше всех от сельскохозяйственного производства к промышленному, то они н
азвали бы Китай. Между тем как победившая Европа состояла из вечно ссори
вшихся мелких государств, далеко отставала от Китая в технологии, не зна
ла его политической и социальной интеграции.
Почему же это произошло? У Китая не было надлежащих идеологий. Китайцы от
вергали, не использовали и забывали те самые технологии, которые дали бы
им господство над миром. В каждой новой технологии они видели не возможн
ость, а угрозу. Новшества были запрещены. Решение всех проблем надо было и
скать в канонических текстах, освященных Конфуцием.
Люди редко выбирают прямой и рациональный путь. У них всегда бывает мног
о конкурирующих представлений о «правильной» организации труда. Даже в
фирмах одной и той же национальной культуры технологический выбор част
о зависит от соотношения сил, ценностей, истории и культуры отдельной фи
рмы (57). Новые технологии воздействуют на производительность труда, но, кр
оме того, они воздействуют также на статус, суждения, влиятельность, влас
ть и авторитет. История имеет значение.
ГЛАВНЫЕ ЛИНИИ РАЗЛОМА
Как мы увидим в следующих главах, в эпоху искусственной интеллектуально
й промышленности капитализму будут нужны долговременные общественные
инвестиции в научные исследования и разработки, в образование и в инфрас
труктуру. Но когда используются нормальные для капитализма способы при
нятия решений, капитализм никогда не смотрит в будущее дальше, чем на вос
емь-десять лет, а чаще, всего Ц на три четыре года. Проблема ставится прос
то. Капитализм остро нуждается в том, чего он, по своей внутренней логике,
не обязан делать.
В некоторой степени это было верно всегда, но эта проблема осложнилась и
з-за окончания «холодной войны», идеологии радикального индивидуализм
а и эпохи бюджетных дефицитов, когда правительства не в силах делать дол
говременные инвестиции. В капиталистическом обществе, эпохи искусстве
нной интеллектуальной промышленности подлинная роль правительства со
стоит именно в том, что оно должно представлять настоящем интересы будущ
его; но нынешние правительства действуют как раз наоборот. Они снижают и
нвестиции в будущее, чтобы повысить потребление в настоящем.
Когда сила интеллекта становится единственным источником стратегичес
кого превосходства, фирма должна Ц в интересах своей стратегической ко
нкурентоспособности Ц интегрировать квалифицированную рабочую силу
в сплоченную организацию. Но при сокращениях корпорации делают как раз о
братное. Работникам всех степеней квалификации демонстрируют, что фирм
а не лояльна по отношению к ним и косвенным образом внушают, что они тоже н
е должны быть лояльны по отношению к фирме. При таких ценностях каким обр
азом фирма может сохранить и умножить интеллект Ц свое единственное ст
ратегическое достояние?
Как же капиталистическая система может действовать в эпоху интеллекту
альной рабочей силы, если эта сила не может быть собственностью? Большая
часть фирм, имеющих такой характер (юридические фирмы, бухгалтерские фир
мы, инвестиционные банки), не управляются теперь сторонними собственник
ами-капиталистами. Эти фирмы нанимают людей, оплачивают их, повышают в до
лжности, принимают решения и выбирают лидеров совсем иначе, чем это дела
ют во всем мире всевозможные «Дженерал Моторз» и «Дженерал Электрик». Ко
гда фирмы, управляемые интеллектуальной рабочей силой, пытаются привле
чь сторонних капиталистических собственников, из этого не получается н
ичего хорошего. «Делатели дождя» («the, rainmakers»), то есть люди, приносящие фирме д
еньги, попросту переносят свои способности в другое место. Капиталист не
может дать ничего, что им нужно.
Каким образом национальные государства могут навязать свои правила и н
ормы, если бизнес может перейти (часто электронным путем) в какое-нибудь д
ругое место земного шара, где эти нормы не действуют? Каким образом между
народные организации, ориентированные на действия в однополярном мире,
смогут действовать в многополярном мире без господствующей державы?
Как мы увидим, в международной экономике есть по крайней мере одна закон
омерность: никакая страна не может неограниченно долго жить с большим то
рговым дефицитом. Торговый дефицит надо финансировать, и просто невозмо
жно занять достаточно денег, чтобы оплачивать сложные проценты. Но вся м
ировая торговля, особенно в Азиатско-Тихоокеанском регионе, зависит от
того, что большая часть мира извлекает прибыли из торговли с Соединенным
и Штатами, чтобы оплачивать ими дефициты в торговле с Японией. Когда Амер
ика перестанет получать займы Ц что неизбежно произойдет, Ц как это от
разится на нынешних торговых потоках?
Чтобы человеческие общества могли процветать, им нужна мечта о чем-то лу
чшем. Утопии, по самому их определению, построить нельзя, но они предостав
ляют элементы, которые можно встроить в наши нынешние более чем несоверш
енные экономические системы, чтобы они могли приспосабливаться к новым
условиям. В последние 150 лет социализм и «государство всеобщего благосос
тояния» были, такими источниками новых идей. Элементы того и другого был
и заимствованы и встроены в структуру капитализма. Но социализм мертв, а
«государство всеобщего благосостояния» обанкротилось и во многих стра
нах естественным образом перестало развиваться. Откуда же взять теперь
мечты о лучшем человеческом обществе? Если их не существует, то что случи
тся с нашими нынешними обществами? Не потеряют ли они самую необходимую
способность всех человеческих обществ Ц способность воспринимать и п
риспосабливаться?
Демократия верит в принцип «один человек Ц один голос»(то есть в равенс
тво политических прав), а капитализм полагает, что надо предоставить гос
подство рынку (то есть на практике создает большое неравенство экономич
еских прав). В двадцатом веке этот идеологический конфликт между эгалита
рными принципами демократии и неэгалитарной реальностью капитализма п
ытались обойти, прививая капитализму и демократии идеи общественных ин
вестиций и общества всеобщего благосостояния. Финансируемая государст
вом система социального обеспечения должна была защитить слабых (стары
х, больных, безработных и бедных) от экономической гибели, а государствен
ные инвестиции в образование должны были уменьшить разрывы в заработка
х, создаваемые рынком. Но такие государственные инвестиции в образовани
е изгоняются из национальных бюджетов ради оплаты пенсий и медицинског
о обслуживания престарелых. Идеология «включения» увядает, и ее сменяет
возрождение старого капитализма, основанного на «выживании наиболее п
риспособленных».
Проигравшие, отвергнутые системой и неспособные ее использовать, отсту
пают в религиозный фундаментализм, заменяющий мир неуверенности миром
уверенности. Но ценности религиозного фундаментализма совершенно несо
вместимы с потребностями капитализма двадцать первого века. Первый хоч
ет подавить независимую активность человека, тогда как второй нуждаетс
я в этой независимой активности, чтобы определить черты наиболее приспо
собленных будущего века.
ЭПОХА КУСОЧНОГО РАВНОВЕСИЯ
Когда технология и идеология не сочетаются надлежащим образом, экономи
ческая магма приходит в движение. Тектонические плиты яростно сталкива
ются, вулканы извергают лаву, землетрясения колеблют земную кору, меняют
ся контуры гор и долин. Наиболее приспособленный вид, занимавший высшее
место в пищевой цепочке, стоит перед угрозой вымирания и пытается вернут
ься в поток, которого больше нет. Берега рек смещаются; вода течет в новых
направлениях. Наступил период кусочного равновесия.
Экономическая поверхность Земли Ц распределение доходов и богатства
Ц теперь изменяется до основания. Проигравших в экономической битве ра
збрасывает социальный вулкан под названием «религиозный фундаментали
зм». Экономическое землетрясение колеблет экономику Мексики. Экономик
а Китая растет, экономика Японии падает. Драматически замедляется миров
ой рост. Падает реальная заработная плата большинства американцев. Евро
па неспособна создать рабочие места для своей молодежи. Проваливаются с
тарые успешные стратегии бизнеса, исходящие из потребностей среднего к
ласса. Никто не знает, что захочет или не захочет купить потребитель с пом
ощью своих электронных карточек. Управляющие больших корпораций теряю
т свои посты с невиданной быстротой. Начинается период кусочного равнов
есия.
Приходит совсем новый мир, с совсем новыми возможностями. Хотя экономиче
ские плиты нельзя отодвинуть назад, невозможно воссоздать старую среду,
их неодолимое движение можно понять: наши действия и учреждения должны и
змениться, чтобы мы могли преуспеть в этом мире.
Эта книга Ц попытка понять движение экономических плит, лежащих под вид
имой поверхностью нашей экономической земли, чтобы понявшие это могли н
аметить новые направления, позволяющие выжить и преуспеть. Периоды кусо
чного равновесия открывают перед нами много новых, неисследованных тер
риторий. Мы живем в замечательное время. В нормальные времена, когда уже и
сследовано почти все, что можно исследовать, топография не столь интерес
на.
Может быть, предстоящее нам будущее лучше всего представить, вообразив с
ебя Колумбом. В Ост-Индии можно сделать себе состояние, и вы верите, что ес
ть новый, лучший путь, позволяющий туда добраться, Ц не по суше на восток,
а по морю на запад. Подобно Колумбу, вы располагаете картой, где половина т
ерритории Ц «terra incognita» («неизвестная земля»). Мир на запад от вас мало изучен,
и вы еще должны построить судно, способное выдержать штормы неизвестной
силы, снабдить его парусами, чтобы неведомые ветры понесли его в неясную
даль, запастись водой и продовольствием на плавание неизвестной протяж
енности.
Какова же будет динамика этого нового мира, куда мы поплывем?
Глава 2
КАРТА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМЛИ
В экономике распределение дохода и богатства аналогично поверхности З
емли: оно формирует экономический климат. В капиталистической экономик
е распределение покупательной способности определяет, что будет произ
ведено, кто будет платить и кто будет пользоваться товарами и услугами, п
роизведенными экономикой. Без покупательной способности индивиды Ц в
некотором вполне реальном смысле Ц попросту не существуют. Для большин
ства индивидов покупательная способность зависит от их текущих и прошл
ых заработков. Например, среди мужчин в возрасте от двадцати четырех до с
орока четырех лет заработки составляют 93% дохода (1). Экономическая игра на
зывается словом «труд».
Но в отношении труда и заработков экономическая поверхность Земли прео
бразуется с невиданной быстротой. Возникает новая, непривычная топогра
фия.
ПОЧТИ ВЕЗДЕ ВОЗНИКАЕТ НЕРАВ
ЕНСТВО
Неудивительно, что во время «великой депрессии» различия в доходах сокр
атились. По мере того как рушилось деловое сообщество, накопленное богат
ство в форме капитала исчезало. Доходы и капиталы падали у всех, но для тех
, кто был наверху, им было попросту дальше падать. Те же, кто были внизу, в ря
де случаев все еще могли вернуться на семейную ферму к родственникам, гд
е они могли обеспечить себе прожиточный минимум. Неудивительно также, чт
о во время Второй мировой войны, когда двенадцать миллионов американцев
сражались и умирали за свою страну (что было подлинно эгалитарной деятел
ьностью), правительственный контроль над заработной платой и ценами нам
еренно использовался с целью сократить различия в заработках.
Удивительно, что, когда контроль над ценами и заработной платой был отме
нен после окончания Второй мировой войны и экономика возвратилась к про
цветанию, при этом не вернулись более широкие различия в заработках, как
ие были в 20-е гг. В 50-е и 60-е гг. царила устойчивость. Экономисты, изучавшие рас
пределение заработков в то время, с немалым трудом пытались объяснить, п
очему при столь заметных изменениях в экономической жизни распределен
ие заработков оставалось неизменным.
Но вдруг в 1968 г. неравенство начало возрастать, подобно внезапному смещен
ию обычно неподвижного ледника (2). В течение двух следующих десятилетий э
та тенденция к неравенству настолько распространилась и усилилась, что
к началу 90-х гг. различия в доходах Ц как между группами, так и внутри кажд
ой группы Ц стали быстро расти. Это происходило во всех промышленных, пр
офессиональных, образовательных, демографических (возраст, пол, раса) и г
еографических группах. В группе мужчин, наиболее затронутой этим процес
сом, за два десятилетия неравенства в заработках удвоились (3).
В течение 80-х гг. весь прирост заработков у мужчин достался верхним 20% рабо
чей силы, и примечательным образом 64% этого прироста пришлось на долю верх
него одного процента (4).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
ловек не должен был работать за плату, поскольку он подчинялся бы приказ
аниям другого, а это было равносильно рабству (42). По словам Цицерона, «наем
ная работа омерзительна и недостойна свободного человека» (43). В самом гор
оде Риме половина населения получала свой хлеб бесплатно или по льготно
й цене. Это была «справедливая», а не рыночная цена (44). По закону и по традиц
ии римские сенаторы не могли заниматься бизнесом. Если они все же им зани
мались, они должны были это скрывать и часто использовали для этого свои
х рабов. Престиж зависел у римлян не от дохода или экономического положе
ния, а от военной репутации.
Завоевания часто вели к обогащению, но богатство становилось достоинст
вом (dignitas) не вследствие личного потребления, а вследствие даров; обычно дар
или гражданам своего города общественное здание, начертав на нем свое им
я. Глава государства не строил дворцов для самого себя: это подобало вост
очным деспотам (45). Дары обеспечивали столь высокий престиж, что в самом Ри
ме только императору дозволялось строить общественные здания. Цель жиз
ни состояла не в том, чтобы быть богатым и пользоваться высоким уровнем п
отребления. Для римлянина коллективное благо его беспредельной импери
и было важнее его личного уровня жизни (46).
С точки зрения Аристотеля, «великолепен человек, дающий дары» Ц а не чел
овек, накопивший богатства (47). Дары были моральной обязанностью. Но это не
соответствует нашему представлению о благотворительности в пользу бед
ных. Дар имел целью прославление империи и самого дарителя. Дар подчерки
вал тот факт, что даритель был общественный деятель (48). Начертать свое имя
на здании значило обрести бессмертие (49). Вследствие этого дома цезарей бы
ли скромны по сравнению с теми, которые они строили для общества (50).
Модель императорского Рима отражает совсем иное соотношение обществен
ных и частных строений, чем это можно наблюдать на моделях современных г
ородов. Доля общественного пространства была намного больше, а доля част
ного Ц намного меньше (51). Общественные здания господствовали (52). В соврем
енных обществах дело обстоит наоборот: господствует частное начало, а об
щественное вторично. Для них частное было отрицательным, общественное
Ц благом (53). У богатых людей не было водопроводов, но они были в общественн
ых банях (54). Цицерон сказал, что «римляне ненавидят частную роскошь, они лю
бят общественное великолепие»; о современных обществах этого сказать н
ельзя (55). Они построили свою империю, руководствуясь ценностями, отличным
и от наших.
На другой стороне земного шара, в Китае, все технологии, нужные для промыш
ленной революции, были изобретены на сотни лет раньше, чем в Европе. По кра
йней мере за восемьсот лет до европейцев китайцы изобрели доменные печи
и поршневые мехи для производства стали; порох и пушки для военных дейст
вий; компас и руль для исследования мира; бумагу, наборный шрифт и печатны
й станок для распространения знаний; подвесные мосты; фарфор; колесный м
еталлический плут; лошадиный хомут; ротационную молотилку и механическ
ую сеялку для повышения урожайности; сверло, позволявшее использовать э
нергию природного газа; десятичную систему, отрицательные числа и нуль,
чтобы анализировать свои действия. Даже простая колесная тачка и спички
были у китайцев на сотни лет раньше, чем у нас (56).
Если бы можно было в пятнадцатом веке спросить историков, какая страна д
олжна победить и колонизировать весь остальной мир, а затем перейти рань
ше всех от сельскохозяйственного производства к промышленному, то они н
азвали бы Китай. Между тем как победившая Европа состояла из вечно ссори
вшихся мелких государств, далеко отставала от Китая в технологии, не зна
ла его политической и социальной интеграции.
Почему же это произошло? У Китая не было надлежащих идеологий. Китайцы от
вергали, не использовали и забывали те самые технологии, которые дали бы
им господство над миром. В каждой новой технологии они видели не возможн
ость, а угрозу. Новшества были запрещены. Решение всех проблем надо было и
скать в канонических текстах, освященных Конфуцием.
Люди редко выбирают прямой и рациональный путь. У них всегда бывает мног
о конкурирующих представлений о «правильной» организации труда. Даже в
фирмах одной и той же национальной культуры технологический выбор част
о зависит от соотношения сил, ценностей, истории и культуры отдельной фи
рмы (57). Новые технологии воздействуют на производительность труда, но, кр
оме того, они воздействуют также на статус, суждения, влиятельность, влас
ть и авторитет. История имеет значение.
ГЛАВНЫЕ ЛИНИИ РАЗЛОМА
Как мы увидим в следующих главах, в эпоху искусственной интеллектуально
й промышленности капитализму будут нужны долговременные общественные
инвестиции в научные исследования и разработки, в образование и в инфрас
труктуру. Но когда используются нормальные для капитализма способы при
нятия решений, капитализм никогда не смотрит в будущее дальше, чем на вос
емь-десять лет, а чаще, всего Ц на три четыре года. Проблема ставится прос
то. Капитализм остро нуждается в том, чего он, по своей внутренней логике,
не обязан делать.
В некоторой степени это было верно всегда, но эта проблема осложнилась и
з-за окончания «холодной войны», идеологии радикального индивидуализм
а и эпохи бюджетных дефицитов, когда правительства не в силах делать дол
говременные инвестиции. В капиталистическом обществе, эпохи искусстве
нной интеллектуальной промышленности подлинная роль правительства со
стоит именно в том, что оно должно представлять настоящем интересы будущ
его; но нынешние правительства действуют как раз наоборот. Они снижают и
нвестиции в будущее, чтобы повысить потребление в настоящем.
Когда сила интеллекта становится единственным источником стратегичес
кого превосходства, фирма должна Ц в интересах своей стратегической ко
нкурентоспособности Ц интегрировать квалифицированную рабочую силу
в сплоченную организацию. Но при сокращениях корпорации делают как раз о
братное. Работникам всех степеней квалификации демонстрируют, что фирм
а не лояльна по отношению к ним и косвенным образом внушают, что они тоже н
е должны быть лояльны по отношению к фирме. При таких ценностях каким обр
азом фирма может сохранить и умножить интеллект Ц свое единственное ст
ратегическое достояние?
Как же капиталистическая система может действовать в эпоху интеллекту
альной рабочей силы, если эта сила не может быть собственностью? Большая
часть фирм, имеющих такой характер (юридические фирмы, бухгалтерские фир
мы, инвестиционные банки), не управляются теперь сторонними собственник
ами-капиталистами. Эти фирмы нанимают людей, оплачивают их, повышают в до
лжности, принимают решения и выбирают лидеров совсем иначе, чем это дела
ют во всем мире всевозможные «Дженерал Моторз» и «Дженерал Электрик». Ко
гда фирмы, управляемые интеллектуальной рабочей силой, пытаются привле
чь сторонних капиталистических собственников, из этого не получается н
ичего хорошего. «Делатели дождя» («the, rainmakers»), то есть люди, приносящие фирме д
еньги, попросту переносят свои способности в другое место. Капиталист не
может дать ничего, что им нужно.
Каким образом национальные государства могут навязать свои правила и н
ормы, если бизнес может перейти (часто электронным путем) в какое-нибудь д
ругое место земного шара, где эти нормы не действуют? Каким образом между
народные организации, ориентированные на действия в однополярном мире,
смогут действовать в многополярном мире без господствующей державы?
Как мы увидим, в международной экономике есть по крайней мере одна закон
омерность: никакая страна не может неограниченно долго жить с большим то
рговым дефицитом. Торговый дефицит надо финансировать, и просто невозмо
жно занять достаточно денег, чтобы оплачивать сложные проценты. Но вся м
ировая торговля, особенно в Азиатско-Тихоокеанском регионе, зависит от
того, что большая часть мира извлекает прибыли из торговли с Соединенным
и Штатами, чтобы оплачивать ими дефициты в торговле с Японией. Когда Амер
ика перестанет получать займы Ц что неизбежно произойдет, Ц как это от
разится на нынешних торговых потоках?
Чтобы человеческие общества могли процветать, им нужна мечта о чем-то лу
чшем. Утопии, по самому их определению, построить нельзя, но они предостав
ляют элементы, которые можно встроить в наши нынешние более чем несоверш
енные экономические системы, чтобы они могли приспосабливаться к новым
условиям. В последние 150 лет социализм и «государство всеобщего благосос
тояния» были, такими источниками новых идей. Элементы того и другого был
и заимствованы и встроены в структуру капитализма. Но социализм мертв, а
«государство всеобщего благосостояния» обанкротилось и во многих стра
нах естественным образом перестало развиваться. Откуда же взять теперь
мечты о лучшем человеческом обществе? Если их не существует, то что случи
тся с нашими нынешними обществами? Не потеряют ли они самую необходимую
способность всех человеческих обществ Ц способность воспринимать и п
риспосабливаться?
Демократия верит в принцип «один человек Ц один голос»(то есть в равенс
тво политических прав), а капитализм полагает, что надо предоставить гос
подство рынку (то есть на практике создает большое неравенство экономич
еских прав). В двадцатом веке этот идеологический конфликт между эгалита
рными принципами демократии и неэгалитарной реальностью капитализма п
ытались обойти, прививая капитализму и демократии идеи общественных ин
вестиций и общества всеобщего благосостояния. Финансируемая государст
вом система социального обеспечения должна была защитить слабых (стары
х, больных, безработных и бедных) от экономической гибели, а государствен
ные инвестиции в образование должны были уменьшить разрывы в заработка
х, создаваемые рынком. Но такие государственные инвестиции в образовани
е изгоняются из национальных бюджетов ради оплаты пенсий и медицинског
о обслуживания престарелых. Идеология «включения» увядает, и ее сменяет
возрождение старого капитализма, основанного на «выживании наиболее п
риспособленных».
Проигравшие, отвергнутые системой и неспособные ее использовать, отсту
пают в религиозный фундаментализм, заменяющий мир неуверенности миром
уверенности. Но ценности религиозного фундаментализма совершенно несо
вместимы с потребностями капитализма двадцать первого века. Первый хоч
ет подавить независимую активность человека, тогда как второй нуждаетс
я в этой независимой активности, чтобы определить черты наиболее приспо
собленных будущего века.
ЭПОХА КУСОЧНОГО РАВНОВЕСИЯ
Когда технология и идеология не сочетаются надлежащим образом, экономи
ческая магма приходит в движение. Тектонические плиты яростно сталкива
ются, вулканы извергают лаву, землетрясения колеблют земную кору, меняют
ся контуры гор и долин. Наиболее приспособленный вид, занимавший высшее
место в пищевой цепочке, стоит перед угрозой вымирания и пытается вернут
ься в поток, которого больше нет. Берега рек смещаются; вода течет в новых
направлениях. Наступил период кусочного равновесия.
Экономическая поверхность Земли Ц распределение доходов и богатства
Ц теперь изменяется до основания. Проигравших в экономической битве ра
збрасывает социальный вулкан под названием «религиозный фундаментали
зм». Экономическое землетрясение колеблет экономику Мексики. Экономик
а Китая растет, экономика Японии падает. Драматически замедляется миров
ой рост. Падает реальная заработная плата большинства американцев. Евро
па неспособна создать рабочие места для своей молодежи. Проваливаются с
тарые успешные стратегии бизнеса, исходящие из потребностей среднего к
ласса. Никто не знает, что захочет или не захочет купить потребитель с пом
ощью своих электронных карточек. Управляющие больших корпораций теряю
т свои посты с невиданной быстротой. Начинается период кусочного равнов
есия.
Приходит совсем новый мир, с совсем новыми возможностями. Хотя экономиче
ские плиты нельзя отодвинуть назад, невозможно воссоздать старую среду,
их неодолимое движение можно понять: наши действия и учреждения должны и
змениться, чтобы мы могли преуспеть в этом мире.
Эта книга Ц попытка понять движение экономических плит, лежащих под вид
имой поверхностью нашей экономической земли, чтобы понявшие это могли н
аметить новые направления, позволяющие выжить и преуспеть. Периоды кусо
чного равновесия открывают перед нами много новых, неисследованных тер
риторий. Мы живем в замечательное время. В нормальные времена, когда уже и
сследовано почти все, что можно исследовать, топография не столь интерес
на.
Может быть, предстоящее нам будущее лучше всего представить, вообразив с
ебя Колумбом. В Ост-Индии можно сделать себе состояние, и вы верите, что ес
ть новый, лучший путь, позволяющий туда добраться, Ц не по суше на восток,
а по морю на запад. Подобно Колумбу, вы располагаете картой, где половина т
ерритории Ц «terra incognita» («неизвестная земля»). Мир на запад от вас мало изучен,
и вы еще должны построить судно, способное выдержать штормы неизвестной
силы, снабдить его парусами, чтобы неведомые ветры понесли его в неясную
даль, запастись водой и продовольствием на плавание неизвестной протяж
енности.
Какова же будет динамика этого нового мира, куда мы поплывем?
Глава 2
КАРТА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМЛИ
В экономике распределение дохода и богатства аналогично поверхности З
емли: оно формирует экономический климат. В капиталистической экономик
е распределение покупательной способности определяет, что будет произ
ведено, кто будет платить и кто будет пользоваться товарами и услугами, п
роизведенными экономикой. Без покупательной способности индивиды Ц в
некотором вполне реальном смысле Ц попросту не существуют. Для большин
ства индивидов покупательная способность зависит от их текущих и прошл
ых заработков. Например, среди мужчин в возрасте от двадцати четырех до с
орока четырех лет заработки составляют 93% дохода (1). Экономическая игра на
зывается словом «труд».
Но в отношении труда и заработков экономическая поверхность Земли прео
бразуется с невиданной быстротой. Возникает новая, непривычная топогра
фия.
ПОЧТИ ВЕЗДЕ ВОЗНИКАЕТ НЕРАВ
ЕНСТВО
Неудивительно, что во время «великой депрессии» различия в доходах сокр
атились. По мере того как рушилось деловое сообщество, накопленное богат
ство в форме капитала исчезало. Доходы и капиталы падали у всех, но для тех
, кто был наверху, им было попросту дальше падать. Те же, кто были внизу, в ря
де случаев все еще могли вернуться на семейную ферму к родственникам, гд
е они могли обеспечить себе прожиточный минимум. Неудивительно также, чт
о во время Второй мировой войны, когда двенадцать миллионов американцев
сражались и умирали за свою страну (что было подлинно эгалитарной деятел
ьностью), правительственный контроль над заработной платой и ценами нам
еренно использовался с целью сократить различия в заработках.
Удивительно, что, когда контроль над ценами и заработной платой был отме
нен после окончания Второй мировой войны и экономика возвратилась к про
цветанию, при этом не вернулись более широкие различия в заработках, как
ие были в 20-е гг. В 50-е и 60-е гг. царила устойчивость. Экономисты, изучавшие рас
пределение заработков в то время, с немалым трудом пытались объяснить, п
очему при столь заметных изменениях в экономической жизни распределен
ие заработков оставалось неизменным.
Но вдруг в 1968 г. неравенство начало возрастать, подобно внезапному смещен
ию обычно неподвижного ледника (2). В течение двух следующих десятилетий э
та тенденция к неравенству настолько распространилась и усилилась, что
к началу 90-х гг. различия в доходах Ц как между группами, так и внутри кажд
ой группы Ц стали быстро расти. Это происходило во всех промышленных, пр
офессиональных, образовательных, демографических (возраст, пол, раса) и г
еографических группах. В группе мужчин, наиболее затронутой этим процес
сом, за два десятилетия неравенства в заработках удвоились (3).
В течение 80-х гг. весь прирост заработков у мужчин достался верхним 20% рабо
чей силы, и примечательным образом 64% этого прироста пришлось на долю верх
него одного процента (4).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52