А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– В самом деле? – Глаза Роберта как-то странно блеснули.
– Ладно, оставим это. Скажи, чего хочет герцог?
– А как ты думаешь? Конечно, выкупа.
– Какого именно выкупа?
– В виде судов. А именно – двадцать кораблей.
– Двадцать парусных кораблей? Но мы не сможем без них обойтись, если начнем войну с Салтмарком. Или с Ханзой.
– Видишь ли, он хочет не просто двадцать наших кораблей. А двадцать потопленных кораблей, принадлежащих флоту островов Печали. Да, да, ты не ослышался, двадцать кораблей, лежащих на дне моря.
– Что? – проревел Уильям и швырнул в стенку бокал, который рассыпался на тысячу пурпурных осколков. – Да как он смеет? Как, скажи мне ради святого Рустера, он смеет?
– Он чрезвычайно тщеславный человек, ваше величество. Имея на своем счету двадцать потопленных кораблей, он сможет значительно продвинуться при дворе Ханзы.
– На своем счету? То есть он хочет, чтобы мои корабли выступили под его флагом? И потопили корабли островов Печали?
– Таково его требование, ваше величество, – произнес Роберт более сердитым тоном. – В противном случае, как было сказано, он развлечется с нашей сестрой в свое удовольствие. А потом передаст ее своим людям, которые будут наслаждаться принцессой, пока она не сойдет с ума.
– О святой Михаил! – воскликнул Уильям. – До чего докатился этот мир! Неужели в нем не осталось ни капли чести?
– Чести? – Роберт горько усмехнулся. – Послушай, Уильям…
– Ты же знаешь. Я не могу этого сделать.
– Ты… – на мгновение Роберту изменил голос. – Ты высокомерный засранец! – наконец выпалил он. – Речь идет о Лезбет!
– Я император Кротении. И не могу продать честь моего трона за жизнь сестры, как бы сильно ее ни любил.
– О нет, – тихо проговорил Роберт, наставив на своего брата указательный палец, словно кинжал. – Нет, Уильям. Я собственноручно потоплю эти корабли. Слышишь ты меня или нет? Если понадобится, голыми руками. Тебе следовало отправить Лезбет со всеми остальными. Но вместо этого ты пошел на поводу ее прихоти и разрешил ей встретиться с принцем. Причем заметь, тем самым сафнийским принцем, который продал ее Острбургу.
– Что? – Уильям в недоумении уставился на брата, очевидно полагая, что не совсем правильно понял его слова.
– Как я уже сказал, Острбург не сообщил мне, как ему удалось заполучить нашу сестру. Но я узнал об этом через верных людей. Кое-кого пришлось убить, кое-кого подвергнуть пыткам, но об этом тебе знать не обязательно. Главное – у Острбурга есть враги, весьма приближенные к нему особы, хотя не настолько близкие, чтобы заставить его разоткровенничаться, а жаль. Но мне удалось узнать все, что я хотел. Сафнийский принц, жених Лезбет, неоднократно посещал Ханзу. Его там хорошо знают, он является их тайным осведомителем. Он послал письмо Лезбет, в котором предложил ей встретиться на мысе Странствий, где, по его словам, был вынужден причалить из-за того, что его корабль оказался поврежден. Она поехала, надеясь встретить своего избранника, но вместо него ее поджидал ханзейский корвет.
– Выходит, все это подстроил сафнийский принц Чейсо? И у тебя есть доказательства?
– Доказательства я получил изустно. Но я доверяю своим источникам. Тем более что у меня есть вот еще что.
Он достал из поясного кармана маленькую металлическую коробочку и швырнул ее Уильяму.
– Что это?
Роберт издал странный звук, и Уильям, к своему изумлению, увидел на глазах брата слезы.
– Это ее палец, разрази тебя гром! – Он вытянул свой указательный палец и пошевелил им. – Посмотри на мой. На нем точная копия кольца, находящегося в этой шкатулке. Обрати внимание, мы надели их, когда нам было восемь лет, а после пятнадцати уже просто не могли снять.
Уильям открыл коробочку. В ней лежал изящный женский палец, который к этому времени уже успел почернеть. На нем было золотое кольцо, украшенное завитками в виде дубовых листьев, – точь-в-точь такое, как у Роберта.
– О помилуйте меня, святые души! – Трясущимися руками он захлопнул крышку.
– Кто мог сотворить такое с нашей Лезбет? Нашей милой, жизнелюбивой сестрой? Чуткой и, как никто другой, умеющей сочувствовать? Самой лучшей из всех женщин, Лезбет?
– Роберт, я не знаю. Я… – Король с трудом сдерживал слезы.
– Не утешай меня, Уилм. Вытащи ее. Иначе это сделаю я.
Уильям отыскал чистый бокал. Чтобы успокоить разбушевавшуюся в голове кровь – слепой гнев, который в нем начал вновь нарастать, – ему требовалось еще немного вина.
– Но как, Роберт? Если мы это сделаем, то можем потерять всех союзников. С нами порвет даже Лир. Нет, это невозможно.
– Вот тут ты не прав, – голос Роберта все еще дрожал. – Наши корабли как раз сейчас следуют в Саургское море. Мы посылали их в тайне, помнишь?
– Ну, не такая уж это была тайна.
– Но корабли никто не считал. Только мы с тобой знаем, сколько их было послано. Так вот, можно набрать доверенных людей. Я знаю, где их искать. Они не будут задавать лишних вопросов. Если им хорошо заплатить, они будут держать язык за зубами.
– Ты уверен? – вперив в брата сверлящий взгляд, прошипел Уильям.
– Да. И Острбург получит все, что требует. И винить в происшедшем будут тоже его. Командующие флотом Лира не узнают о наших трудностях и останутся нам друзьями. Об этом я позабочусь, Уильям. Ты же знаешь, как я люблю Лезбет. Я никогда не подвергал риску ее жизнь. Но точно так же никогда не подвергал риску наше королевство.
Уильям вновь отхлебнул вина. Еще немного, и он почувствует, что перебрал, потому что весь мир уже стал для него таким же плоским, как картины на стенах. В таком состоянии он был неспособен что-либо обсуждать. Правда, в данных обстоятельствах, возможно, это было наилучшим выходом из создавшегося положения.
– Сделай это, – шепотом вымолвил он. – Только не посвящай меня в подробности.
– Уже сделано, – ответил Роберт.
– А что касается принца Чейсо… Сейчас же арестуй его и посади в башню Дев. Им я займусь завтра утром.

2. Принц Тени

Воздух над темно-желтым камнем площади Пиато да Фьюсса мерцал, как над раскаленной печью. Жара стояла такая, что даже голуби, которые обычно наводняли всю площадь в поисках крошек хлеба и сыра, где-то попрятались, очевидно, опасаясь опалить себе крылья.
Казио, который не больше пернатых любил солнцепек, совершил над собой героическое усилие, чтобы добраться до тени от мраморного фонтана. Расслабленно прислонился спиной к его спасительным прохладным камням и лишь после этого обвел мимолетным взглядом площадь. Как выяснилось, тех, кто был способен мало-мальски двигаться, можно было по пальцам пересчитать. Несколько часов назад в рыночном городке Авелла жизнь била ключом, теперь же, когда солнце находилось почти в зените, местные жители стали вести себя значительно благоразумней.
Площадь окружала стена трехэтажных зданий из такого же Желтого кирпича. Однако лишь те из них, что стояли на южной стороне, производили скудную тень, в которой ютились лавочники, каменщики, торговцы, стражники и дети Авеллы. Люди лежали, сидели или стояли, облокотившись на стену. Кое-кто из них утолял жажду легким молодым вином «Теро Мефио» и закусывал его кусочками охлажденного инжира. Другие боролись с жарой, смачивая лбы мокрыми тряпками.
Под навесами, у лестниц домов, – везде, где только можно было скрыться от солнца, – тоже собрались небольшие группы людей. Глядя на них, становилось понятно, почему время между полуднем и тремя часами дня называлось «з'онфрос карос» – драгоценной тенью. И почему в городе, где наибольшим спросом пользовалась дневная тень – разумеется, она нередко становилась предметом купли-продажи, – больше всего ценилась тень от фонтана.
Именно тут, под сенью обнаженной, взиравшей на него каменным взором богини и трех нимф, извергавших высокие струи воды, отдыхал от жары Казио. Водная прохлада овевала его смуглое, чрезвычайно красивое лицо и широкие плечи. Ограждавший фонтан мраморный барьер, независимо от времени дня, излучал прохладу, и в его тени могли поместиться максимум четыре человека.
Казио лениво изучал окна верхних этажей зданий, которые окружали площадь. В это время дня ржаво-желтые окна были все без исключения открыты, и подчас в них можно было увидеть хорошеньких девушек, высунувшихся наружу, чтобы охладиться ветерком.
Его мимолетный взгляд вскоре был вознагражден.
– Взгляни, – обратился он к своему другу Ало, который сидел рядом. – Это Браза дака Фейосса.
Он кивнул в сторону черноволосой красавицы, рыскавшей глазами по площади. Кроме безрукавки из тонкой, почти прозрачной ткани, весьма откровенно обнажавшей девичьи плечи и грудь, на юной особе, похоже, ничего не было.
– Вижу, – лениво отозвался Ало.
– Она явно пытается привлечь мое внимание, – не без гордости заявил Казио.
– Ну, еще бы. Я бы удивился, если бы было иначе. Ведь сегодня даже солнце встало исключительно ради тебя.
– Уж лучше бы оно на мой счет не беспокоилось. – Казио вытер лоб от испарины и, встряхнув головой, откинул назад черную копну волос. – Угораздило же меня подняться в такую рань!
– Рань? – Ало уставился на него в немом изумлении. – Да ты ведь продрал глаза совсем недавно?
Желтолицый парень, с волосами цвета карамели, был на год младше Казио.
– Да. Тем не менее работать в такую жару совершенно невозможно. Это тебе каждый скажет.
– Работать? Да что ты вообще знаешь о работе? – проворчал Ало. – Посмотри на них. Вот они работали все утро. Я тоже встал чуть свет и все утро разгружал зерно.
Глянув на Ало, Казио медленно покачал головой.
– Разгружать зерно – это не работа. А физический труд.
– А какая разница?
Казио постучал рукой по рукояти рапиры.
– Несомненно, благородному человеку никоим образом не возбраняется работать. Он может делать некоторые дела. К примеру, совершать подвиги. Но он никак не может трудиться.
– В таком случае благородному человеку придется голодать, – ответил ему Ало. – Видишь ли, пищу, которая находится в этой корзине, я заработал грубым физическим трудом. А поскольку таковой благородному человеку противопоказан, вряд ли тебе она полезет в рот.
Изучив содержимое корзинки, Казио обнаружил твердый овечий сыр, буханку черного хлеба и графин вина.
– Напротив, – продолжал рассуждать Казио. – Благородный человек не имеет ничего против того, чтобы жить за счет труда других. Так уж устроен мир слуг и хозяев.
– Ну да, только я тебе не слуга, – возразил Ало. – А если бы им был, то постарался бы сделать так, чтобы от этой несправедливой должности поскорее отделаться.
– Но почему? Служить благородному человеку – огромная честь. Отдыхать рядом со мной в моем тенистом дворце тут, у фонтана, и находиться под защитой моего меча. Разве это не привилегия?
– У меня есть свой нож.
Прищурившись, Казио взглянул на оружие приятеля.
– Разумеется, есть, – произнес он, стараясь вложить в эти слова столько презрения, сколько возможно. – Да, есть.
– Пусть же он принесет тебе удачу, – не без издевки произнес Казио. – Тем более что в скором времени он тебе может очень пригодиться.
Ало проследил глазами за взглядом Казио. Со стороны Вио аза Вера на площадь въехали двое мужчин. Один из них был облачен в красный бархатный камзол, черные рейтузы и широкополую шляпу, украшенную пером. Второй был одет гораздо скромнее, в обыкновенный коричневый костюм. Они направились прямиком к источнику воды.
Откинув назад голову, Казио закрыл глаза, продолжая прислушиваться к приближающемуся цоканью копыт. Когда всадники подъехали достаточно близко, он услышал, что оно сменилось скрипом кожи и шарканьем шагов – двое незнакомцев спешились.
– Вы не возражаете, если я немного попью из фонтана? – услышал Казио чей-то незнакомый бодрый голос.
– Разумеется, нет, каснар, – ответил он. – Фонтан – общественное достояние. Его воду дозволено пить всем и каждому.
– И это правильно. Тефио, дай мне напиться.
– Слушаюсь, господин, – ответил слуга.
– Как я погляжу, вы тут хорошо устроились, – мгновение спустя произнес человек в красном камзоле. – Думаю, мне нужно последовать вашему примеру.
– А вот здесь, каснар, вы глубоко ошибаетесь, – дружелюбным тоном продолжал Казио, по-прежнему не открывая глаз. – Видите ли, тень не является продуктом общественного труда. Как вы сами можете убедиться, ее производит богиня Фьюсса. И она, как вы, надеюсь, заметили, сегодня изволит благоволить мне.
– Единственное, что я вижу – это двоих парней, которым следовало бы указать их место.
Ало слегка встрепенулся, но Казио сдержал его порыв.
– А я знаю только то, чему меня научили с детства, каснар, – кротко ответил он.
– Кажется, вы напрашиваетесь на то, чтобы я преподал вам урок?
Казио слегка выпрямился.
– Вы сказали «напрашиваюсь»? Что-то я не могу взять в толк значения этого слова. Насколько я могу судить, вам оно слишком хорошо знакомо. Так не следует ли из этого, что вы предлагаете преподать мне урок грамматики.
– Ах, вон оно что, – сказал его собеседник. – Теперь мне все ясно. Ты – деревенский шут.
Казио рассмеялся.
– Нет, я не шут. Но если бы им был, то сменил бы свое призвание в тот миг, как ты показался в воротах.
– Ну ладно, с меня хватит. Освободи место в тени, пока мой лакей не избил тебя.
– Только пусть посмеет, и у тебя больше не будет лакея. Если я правильно тебя понял, каснар, ты сейчас не в форме для того, чтобы преподать мне урок. И все же, будь так любезен, расскажи мне поподробнее о том, что означает слово «напрашиваться», которое ты только что изволил употребить.
– Ты выдал себя тем, что носишь меч и подобным образом говоришь, – произнес незнакомец, внезапно перейдя на низкие и угрожающие интонации.
– Выдал себя? Вот этим? – удивился Казио, указывая на свое оружие. – Ну да, это полезный инструмент. Для разных пометок. Отличное перо. Особенно если окунуть в хорошую чернильницу. Но себя я никогда им не метил. Или ты хочешь сказать, что, увидев на мне следы дессраты, ты возжелал обменяться опытом? Великолепная мысль. Ты расскажешь мне, что такое «напрашиваться», а я в свою очередь покажу, как следует обращаться с мечом.
– Да, я научу тебя тому, что значит «напрашиваться». Клянусь Мамресом, научу.
– Отлично, – сказал Казио, медленно поднимаясь на ноги. – Но только вот что. Давай заключим соглашение. Тот из нас, кто получит лучший урок, заплатит за него соответствующую цену. Должен заметить, я не имею никакого представления о том, сколько стоит обучение грамматике, но слыхал, что в школе фехтования местро Эстенио плата за урок составляет золотой регутар.
Незнакомец окинул Казио презрительным взглядом: потертый кожаный камзол и выношенные до дыр бархатные штаны.
– Да у тебя за душой нет ни одного регутара, – усмехнулся он.
Вздохнув, Казио засунул руку за пазуху и выудил оттуда золотой медальон, на котором был отчеканен стоявший на задних ногах хряк, – почти все, что осталось у него из отцовского наследства. На первый взгляд, за эту вещицу можно было дать по меньшей мере три регутара.
Пожав плечами, незнакомец спросил:
– Кто будет хранить наши деньги?
Сорвав медальон, Казио бросил его незнакомцу.
– Ты производишь впечатление честного человека, – сказал он. – В крайнем случае, станешь честным, когда превратишься в труп. Ибо все мертвые чрезвычайно честны. Они не могут лгать из-за того, что уже бессловесны. – С этими словами Казио обнажил рапиру. – Познакомься с Каспатором, – произнес он, представляя противнику свое оружие. – Скажу тебе по секрету, мы с моим железным другом никогда не прочь преподать урок-другой по искусству дессраты.
Его противник тоже достал оружие. Подобно Каспатору, это была рапира с легким, тонким клинком и ручкой, по форме напоминавшей половину корзинки.
– Мне нет никакой нужды давать имя своему оружию. Меня зовут Минато Сепиос даз'Афинио. Этого более чем достаточно.
– Только не пойму, что заставляет тебя носить оружие? Стоит пару раз произнести твое имя, как противник сам упадет, сморенный сном.
– Послушай, ты, защищайся, – произнес даз'Афинио, принимая подготовительную стойку.
Казио нахмурился и укоризненно погрозил ему пальцем.
– Нет-нет. Урок первый. Стойка – это все. Посмотри. Твоя позиция неправильна. Слишком узка. Слишком развернута лицом вперед. Это не следует делать, если не собираешься использовать какой-нибудь импровизированный прием. Передний палец должен смотреть…
Даз'Афинио, взревев, сделал выпад.
Казио отскочил в сторону.
– Ага, – произнес он. – Выпад. Что же касается выпада, то его правильно выполнять вот так… – Поведя плечами, он резко повернулся влево и, прежде чем даз'Афинио успел отразить импровизированную атаку, стегнул по воздуху рапирой и шагнул правой ногой вперед; при этом конец его клинка слегка проколол руку даз'Афинио, но не настолько глубоко, чтобы показалась кровь.
– Теперь понятно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79