Перкар не ответил, он все еще жалел, что не умер. Ему теперь часто вспоминались слова богини: «Жить – понимая свои возможности и не потворствуя ребяческим желаниям». Он не умер – и надо принять это как данность. Раскаяние и чувство вины дано ему в утеху, как огорченному ребенку – леденец. Мужчина, жалеющий себя, никуда не годится.
Но все же наконец Перкар сумел себе это сказать. Усвой он этот урок много лет назад, его вождь сейчас был бы жив. А Апад и Эрука! Каждое утро он видел бы их. И не мерещились бы ему сейчас обезображенное лицо Апада и невидящий взгляд Эруки – или Капака в последние часы своей жизни: пепельно-бледный, переживший крушение всех надежд, с душой, жаждущей забвения. Или – еще страшнее – призрак с ликом без черт, явившийся ему в лунном свете. Но Перкар уже знал, что горевать бесполезно, надо принимать то, что есть. Сейчас перед ним стоит цель, хотя она и неясна Перкару. Но надо действовать.
Только бы не утратить решимости до тех пор, пока воспоминания и сны не довели его до безумия. Раны на руках Перкара зарубцевались, и скука речного путешествия не способствует гневному настроению. Но все же гнев еще дремал в душе Перкара, дожидаясь своей поры.
Спустя пять дней после того, как Перкар стал делать зарубки с каждым заходом солнца, он проплыл мимо города Вуна. Братец Конь предупреждал Перкара, что ему придется проплыть мимо этого города. Городов в своей жизни Перкар не видел еще ни разу, кроме только того Города, что снился ему во сне. Первые часто стоявшие домики, мимо которых он проплывал, не представляли собой ничего особенного. Хотя дома эти были сделаны из ивовых прутьев и тростника, а не из бревен, они напомнили Перкару деревенские хижины, теснящиеся близ любой дамакуты на его родине. Люди – темнокожие, с резкими чертами лица, занимались тем же, что и деревенские жители. Женщины наполняли водой кувшины, мальчишки купались в Реке и махали Перкару рукой, когда он проплывал мимо, пастухи поили своих овец. Но еще ниже по течению дома стояли гораздо теснее, более крупные по размеру, и людей становилось все больше. Молодые женщины, купавшиеся в реке, смеялись и указывали на Перкара, а одна даже поманила его, к немалому ужасу своих подруг. Перкар помахал им, проплывая. Далее он миновал дома из камня, деревянные пристани с множеством кораблей. Мужчины и женщины в цветных одеждах с любопытством наблюдали за Перкаром, наверное, раздумывая про себя, действительно ли проплывающий мимо чужеземец так бледнолик, как это кажется издали. Перкар сильнее налег на руль, хотя и подозревал, что это бесполезно. Вознагражден он был только тем, что мышцы у него разогрелись ко времени, как Вун проплыл мимо, сбился в кучку домов и пропал. Перкару только и осталось, что размышлять над мелькнувшими перед ними пестрыми картинами: как живут эти люди, что любят, о чем мечтают, какую готовят пищу и чему стараются научить детей.
Странно, что хоть Перкар и не видел никогда прежде такого скопления людей и домов, Вун не показался ему слишком большим. В том Городе, который снился Перкару, дома были столь огромны, что самая большая постройка Вуна показалась бы карликовой рядом с ними.
Миновав Вун, Перкар пересек устье Потока, впадавшего в Реку с севера. Перкар с любопытством вгляделся в него: издалека ли течет эта речка и страдает ли, как Богиня Ручья, впадая в Реку? Перкару показалось даже, будто Поток разговаривает с ним, не словами и не внутренним голосом, как Харка, но знаками. В его мутных, бурных водах, вздувшихся от идущих в верховьях дождей, Перкару мерещился образ далеких гор, грозовые тучи, смоляные вороны, раскаленные стрелы молний. Дожди, льющие непрерывно по многу дней. Ил, приносимый рекой в Изменчивого, тянулся черной полосой вдоль северного берега, но постепенно размывался. Перкар вообразил, как сопротивляется Поток, не желая умирать, и смутная надежда шевельнулась в душе юноши. Перкар вновь налег на руль, пытаясь достичь темных струй Потока, где власть Чангелинга, возможно, была не столь безусловна. Когда эта попытка не удалась, Перкар, взяв меч и узел с вещами, приготовился прыгнуть в воду.
– Не делай этого! – предупредил его Харка. Но Перкар все равно прыгнул.
Поначалу ему показалось, что затея удалась. Перкар почти доплыл до берега, где течение было не таким быстрым. Но едва Перкар достиг темных струй прибрежного Потока, порожденного грозовыми облаками, вода сомкнулась вокруг юноши, словно огромный кулак, по сравнению с мощью которой вся его сила была ничто. Изнемогавший от борьбы Перкар вскоре оказался возле лодки.
– Попытаться стоило, – чуть позже сказал он Харке, высушивая на солнце рубаху.
– Я думал, ты примирился, – коротко ответил тот.
Прошел день, а за ним ночь, и вновь наступило утро.
Река сделалась такой огромной, что находящемуся на середине Перкару с трудом удавалось разглядеть узкую полоску зелени на южном берегу, за которой расстилалось желтое марево пустыни. Изменчивый все еще стремился на восток, но каждое утро солнце вставало все левее – это значило, что Река поворачивает на юг, к Океану, о котором Перкар немало был наслышан, но вообразить не мог. Река, казалось, вбирала в себя всю существовавшую в мире воду. Как же мог существовать еще какой-то Океан, который был, по слухам, еще шире? На его родном языке даже слова такого не было; там это называлось просто Большое Озеро. Но на языке снов, с его странно протяжными гласными и краткими стучащими согласными, такое слово было. Они могли себе это вообразить.
Перкару подумалось, что как, наверное, Река пожирает притоки, так и Океан, в свою очередь, пожирает Реку. Перкару представлялось это каким-то выходом, хотя, возможно, Океан – сила еще более страшная, чем Река.
Где-то к полудню Перкар заметил, что к его лодке, со стороны северо-восточного берега, приближается судно. Оно быстро увеличивалось в размерах: узкий, продолговатый корабль с треугольным парусом, ослепительно белым, как солнце над головой.
Перкар извлек меч из ножен и ждал, глядя в пространство. Но взгляд его неминуемо возвращался к приближающемуся судну. Перкар пытался не глядеть – и все же смотрел и смотрел на спешащий к нему парусник.
– Угрожает ли мне опасность? – спросил он у меча.
– Похоже, что да, – ответил Харка.
Перкар повернул руль, направляя лодку к противоположному берегу. Перкар знал, что Река позволит ему подплыть почти к самому берегу, но потом обязательно остановит. Но парусник подплывал все ближе и ближе. Вскоре странный корабль был уже слева от Перкара. Как и предполагал Перкар, парус опустили, и двое мужчин начали яростно грести, тогда как третий невозмутимо наблюдал, стоя на носу корабля.
– Что вам нужно? – крикнул Перкар, когда судно подошло достаточно близко.
Старший ответил Перкару на языке, который тот никогда прежде не слыхал, но хорошо понимал. Это был язык его снов.
– Я не понимаю твоей варварской речи! – крикнул чужестранец. – Но если ты понимаешь человеческие слова и достаточно благоразумен, ты не станешь нам мешать.
Перкар заговорил – и чужая речь полилась с его уст, сначала с затруднениями, а затем все легче и легче.
– Я не собираюсь мешать вам, – сказал Перкар.
– Прекрасно, – сказал чужестранец. – Тогда покинь свою лодку, и нам не придется сбрасывать тебя в воду. Успеешь спрыгнуть – останешься целехонек, а не то голова полетит с плеч!
– Тут нет ничего, что можно было бы украсть, – возразил Перкар. – И я не испытываю желания сражаться с вами.
Все это было правдой. Напавшие на него разбойники все же были людьми, а не богами, которые могли бы вернуться в горы и там обрести новую плоть. Если они погибнут, Река возьмет их души. Возможно, они превратятся в призрачных рыб, которых в верховьях Реки поймал на острогу Перкар. Или отчасти сохранят человеческие черты, как Капака.
В нем закипела ярость. Перкар вдруг понял, что сам может погибнуть от их руки. Но сейчас он не желал смерти: еще не настала пора!
Старший разбойник нахмурился и угрожающе свел брови над ястребиным носом, черные глаза его сверкали. В руках он держал изогнутый меч, больше похожий на кухонный нож, чем на боевое оружие.
– Прыгай – или умрешь! – предупредил чужестранец. Один из гребцов вытащил меч из ножен, второй подвел корабль еще ближе.
Перкар тоже стоял с обнаженным мечом наготове. За месяц плавания он научился стоять без труда на покачивающейся лодке.
– Поверьте мне, – пытался он убедить разбойников, – здесь совсем нечего взять.
– У тебя неплохая лодка, – пояснил старший. – За нее стоит побороться! Мы выгодно продадим ее в Ноле – Рожденные Водой высоко оценят ее, как редкую вещь. Им нравятся всякие редкие вещицы!
Глаза его сузились.
– И потом, твой меч. Как странно он выглядит! Ты наверняка приплыл сюда из дальних краев. Зачем же плыть в такую даль, если не имеешь, что продать?
Перкар понимал, что вопрос этот задан не из любопытства: попросту его хотят убедить покинуть лодку. Несмотря на воинственный вид, разбойник, казалось не желал нападать на Перкара, даже при явном численном преимуществе. Лет ему было тридцать пять – сорок: он должен был понимать, что предприятие не обязательно завершится успехом. Помощники его были молоды, моложе даже Перкара, но были крепки и со множеством шрамов на теле. Наверное, его сыновья?
– Неужто ты не видишь, что у меня ничего нет? Или ты слепой? – уговаривал его Перкар. – Позволь мне плыть своим путем: если я спрыгну в воду, Река не отпустит меня.
Вдруг они поймут и послушаются меня, надеялся Перкар.
– Реке нет дела ни до кого, кроме Рожденных Водой, – заверил его старший. Он презрительно сплюнул. – Вот тебе. Убирайся из лодки, или мы убьем тебя!
Перкар медлил, размышляя, что будет, если он прыгнет в воду. Наверное, Река не позволит им завладеть лодкой.
А если позволит?
Перкар вдруг увидел, что старший сузил глаза, и, словно по сигналу, двое юношей прыгнули в лодку к Перкару, воинственно размахивая мечами.
Внезапно Перкара охватила недобрая радость: он пригнулся, готовый обороняться. Наконец-то он встретил противника, с которым можно бороться, которого можно убить – потому что он заслуживает смерти! Вытащив Харка, Перкар поднял его над головой, чтобы отражать удары. Меч старшего зазвенел и откачнулся, но клинок второго противника издал характерный звук: Харка перерубил его пополам. Почуяв опасность, Перкар резко развернулся и отбил удар старшего юноши. Вражеский меч содрогнулся – на нем осталась глубокая зазубрина. Перкар дернулся к другому противнику, который напал на него с половиною клинка. Отразив удар, Перкар вонзил свой меч разбойнику между ребрами чуть ниже подмышки. Клинок прошел насквозь, послышался хруст позвоночника. Харка с легкостью выскользнул, чтобы отбить третий выпад старшего юноши, в чьем побледневшем лице уже читалось понимание… Меч его, после удара Харки, ушел вбок и врезался в древесину лодки. Харка, блеснув на солнце и сбрасывая кровавые брызги, пропорол врагу живот. Кишки вывалились, шевелясь, как клубок угрей; юноша уставился на Перкара неподвижным взглядом. Перкар, по настоянию Харки, вновь обернулся – но второй разбойник уже рухнул на него. Перкар ожесточенно заработал локтями – так как противник был слишком близко и сражаться мечом было невозможно – и тут же понял, что встревожился напрасно: враг, без чувств, сполз на пол, выпачкав Перкара кровью. Второй раз в жизни Перкар был покрыт кровью другого человека!
Перкар, рыча, повернулся к кораблю, хотя меч не побуждал его это делать. Оставшийся разбойник отчаянно греб прочь, в глазах его застыл ужас. Перкар проводил его бессвязными воплями.
Старший из нападавших был еще жив. Он лежал на дне лодки, пытаясь затолкать обратно выпавшие наружу внутренности. Перкар пожал плечами и указал на струившуюся по его одежде кровь.
– Это ваша вина. Вы принудили меня к этому!
Юноша ничего не ответил, глаза его закрылись. Кровь, вдруг подумал Перкар. Изменчивый знает меня, потому что отведал моей крови.
Не додумав эту мысль до конца, Перкар – почти подсознательно – взял свой узел, вложил в ножны окровавленный меч и нырнул в Реку. Берег был близко, как никогда.
Река поначалу позволила ему плыть, но так всегда было поначалу. Вскоре Перкар уже почувствовал песок под ногами и издал торжествующий вопль. Замысел удался! Река не узнала Перкара, потому что он был весь вымазан чужой кровью. Перкар прошел несколько шагов по мелководью, и тут Река вновь схватила его.
– Нет, – прошипел Перкар сквозь зубы. Он отбивался изо всех сил, но течение неумолимо влекло его обратно. В отчаянии Перкар нырнул и вцепился в песчаное дно, пальцы его нащупали что-то твердое. Это был корень дерева. К сожалению, Перкар не мог долго держаться за него: здесь было достаточно глубоко. Собрав всю свою выдержку, Перкар передвигался вперед, держась за корень, пока его легкие не напомнили ему с бешеной настойчивостью, что необходимо дышать. Перкар продвигался и продвигался вперед, держась за корень, плечи его ныли, будто искусанные муравьями. Вскоре он уже мог, подняв голову, высунуть нос над водой и дышать. Руки у Перкара дрожали, но берег был уже совсем близко.
Когда голова его полностью показалась над водой, Перкар уже знал – он победил. Ему понадобилось еще много времени и сил, чтобы окончательно выползти из воды, но наконец он все же оказался на песке – сухом, теплом песке. Чувствуя, что последние силы покидают его, Перкар, пошатываясь, отошел как можно дальше от воды и двинулся напролом, прямо сквозь колючий кустарник. Остановился он, только когда окончательно выбился из сил.
Реки уже не было видно, и все же он обернулся туда, где она текла.
– Ты дал маху, – проговорил он. – Я тебя предупреждал!
И он сполз вниз, держась за древесный ствол, дрожа от изнеможения. Свободен.
VI
ГОСТЬЯ
– Итак, – сказал Ган, пристально вглядываясь ей в лицо, – что заставило вновь пробудиться ваши умственные интересы?
Перо его застыло над бумагой, готовое двинуться далее.
– Мне нужны вон те книги, Ган. Пожалуйста.
– Ты хочешь что-то доказать своему ухажеру? Вы поспорили о «кружевцах»?
Хизи подавила гнев.
– Ган, – сухо сказала она, – мне некогда спорить тобой. Я знаю, что огорчила тебя. Знаю, ты считаешь, не следует заняться чем-то более интересным, чем дворцовые забавы. Думаешь, я тебя не понимаю? Но если ты хоть изредка вспоминаешь меня, беспокоишься обо мне, ты должен помочь мне. У меня не осталось времени!
Ган странно посмотрел на нее – Хизи не успела понять, какие чувства выражает этот взгляд. Ган быстро овладел собой. Но что же это было – горе? Страх?
Теперь Ган глядел на нее совершенно бесстрастно.
– Идем, – коротко приказал он.
Схватив ее за руку – ее – за руку! – он едва ли не потащил Хизи в дальнюю комнату, где хранились указатели и редкие рукописи. Плотно затворив дверь, он заперся на ключ.
– Глупышка, – зашептал он, – разве можно об том кричать? Ты уверена, что тебя не подслушали?
– Что ты имеешь в виду? Я ничего такого не сказала!
Ган отступил от нее на шаг, глаза его потемнели.
– Скажи мне, – велел он ей, – скажи мне теперь, отчего у тебя «не осталось времени».
– Я не могу, – тихо сказала Хизи. Неужели Ган знает? – Не могу. Я знаю, что на тебе Запрет.
– Запрет не позволяет мне говорить, но я могу слушать. Говори.
Хизи с замирающим сердцем смотрела на учителя. Слезы навернулись ей на глаза, готовые политься ручьями.
– Я не могу доверять тебе, – всхлипнула она вдруг, – не могу доверять никому на свете. По крайней мере сейчас.
– Хизи, – сказал Ган. – Хизи, послушай меня, – большим и указательным пальцами он взял ее за подбородок и ласково приподнял его. – Ведь я замечаю все, что творится вокруг. До меня доходили слухи о призраке в Зале Мгновений. Многие уверены, что ему нужна была ты. И я видел, как ты приказала тому юнцу убираться – и он отшатнулся, словно ты его ударила. Ты читаешь множество книг – и все они о Королевской Крови и Старом Городе. Неужто ты не видишь, что я постоянно тебе помогаю? Дитя, ты должна доверять мне. Кроме меня, тебе никто не поможет.
Хизи смотрела на него, смахивая слезы. Он был прав, Хизи это знала. Порой его помощь была очевидна, порой нет. Она должна доверять ему – ведь он уже знает, и потом, надо ведь хоть кому-то доверять.
– В библиотеке нет книг, которые тебе сейчас нужны, – продолжал Ган. – Жрецы не дают их мне, а если бы даже и давали, то интересовались бы досконально: кто читает их здесь и зачем. И они бы уличили тебя, ясно?
– Они уличат меня в любом случае, – едва ли не взвизгнула Хизи. – В следующий раз, когда придут меня испытывать. В следующий же раз…
– Именно это тебя беспокоит? – очень тихо спросил ее Ган.
Вызывающе ухмыльнувшись, Хизи отвернула длинный рукав. Голубовато-зеленая чешуйка поблескивала при слабом свете, льющемся в занавешенные окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42