– А почему ты спрашивал? – не потому, что ему было интересно, а просто чтобы поговорить с кем-нибудь, спросил герцог.
– Да так, – отозвался незнакомец. – Ты похож на одного человека, которого я когда-то знавал, но он не торгаш.
– Умм, – протянул Лерой и продолжил пьянку. Голова болела, и герцог спрашивал сам себя, за каким чертом надо было так напиваться. Он ничего не соображал и не понимал, где проснулся. Единственное, что он понял, так это то, что он не в гостинице. Пошарив рукой у лежака, он не обнаружил оружия и вскочил.
– Лежите, герцог, лежите! – услышал Лерой смутно знакомый голос, и человек вышел из тени.
– Какого черта? – проворчал Лерой, но послушно лег. – Что вам надо?
– То же, что и вам, – ответил человек, и Лерой признал в нем вчерашнего незнакомца. – Мне до черта надоели паарцы, хоть они всего пару дней здесь. Я хочу, чтобы они убрались.
– Вот как? – Герцог напрягся, он не доверял людям, которые открыто выступали против изменений и слишком быстро и легко сообщали об этом. – Откуда вы знаете меня?
– Вы меня не помните, – улыбнулся человек и присел на край лежака. – Я привозил вам, в Восбур, вино. Правда, всего один раз, но я вас запомнил.
– Чего вы хотите? – спросил герцог.
– Того же, чего и вы, – ответил человек.
– Тоже все внутри горит с перепоя? – Герцог попытался улыбнуться, вышло не очень.
– Простите, я как-то не подумал. – Человек встал и, налив в кружку воды, протянул ее герцогу.
Лерой пил жадно, большими глотками, стараясь залить горящие внутренности. Допив, он с жалостью взглянул на дно и вернул посуду.
– Еще хотите? – спросил незнакомец. – Может вина?
– Нет! – Лероя чуть не вывернуло. – Лучше воды. – Как вас зовут? – спросил он, выпив и вторую кружку.
– Даен Тенеро. Я винодел и ваш поставщик, если вы помните.
Герцог вспомнил его. Они говорили долго, обсуждая дела королевства и их личные. Они беседовали, не касаясь темы, что волновала их обоих.
– Из города можно выбраться? – Лерой решил перейти к основным вопросам.
– Можно, – ответил винодел. – Правда, ход больше подходит для крыс, нежели для людей. Но выбраться можно. Как вы думаете, король что-то предпримет?
– Без сомнения, – ответил Лерой, закидывая в рот виноград, – конечно, предпримет. Вы бы стерпели, если бы на ваш виноградник пришли соседи и сказали, что он теперь их?
– Нет, – засмеялся винодел. – Не стерпел бы.
– Вот и он не стерпит, – закончил Лерой. – Надо весточку бы отправить.
– Вы хотите уйти?
– Хотел, но думаю, от меня тут больше пользы будет. К тому же у меня тут дела и надо их решить, раз уж оказался в западне. У вас есть надежные люди?
– Конечно.
– Тогда сделаем так.
И Лерой во всех красках описал спонтанно созревший план.
Вечером он окончательно перебрался к виноделу. Своих людей он найти не смог. Три дня спустя часть паарцев снялась и направилась к Длалину.
Стоя на крыше винодельни, герцог видел, как они стройными рядами выходили через западные ворота. Видел, как развеваются штандарты, видел улыбки на лицах солдат, видел гордость, с какой их вели командиры.
Но видел он и то, как смотрели на них встречные прохожие, какими взглядами они провожали паарцев и какие слова шептали им вслед. Он видел это и радовался, Станрогт еще не потерян, еще ничего не потеряно, и Лорд еще свое получит. Только не земли это будут, ох не земли.
Спустившись в подвал, герцог придвинул лампу и сел за письмо королю.
Глава 15
ВОЙНА
Какая сволочь придумала сообщать самые мерзкие новости утром? Еще и мозги не проснулись, а тебя уже хватанули по голове кувалдой. Какая сволочь вообще придумала утро?
Нас выгнали под дождь и построили на плацу. Дождик-то весенний, теплый совсем, да что-то как-то нерадостно. Строй неровно покачивался в такт шагов идущего вдоль него капитана. Тот шел медленно, недовольно вращая глазами и теребя рукой седые усы. Вторая рука его была спрятана за спиной и время от времени дергалась, желая огреть по непроснувшейся морде одного из нас.
Сам он подтянут, гладко выбрит, не считая великолепных усов. Одет как с иголочки, чистый, без единого пятнышка мундир, блестящие даже под дождем сапоги. И где только он умудряется брать такую кожу, ну не начищает же он их каждое утро.
Нам всем до него далеко. Что мы – солдатня, у кого пуговицы не хватает, у кого грязь на сапогах засохла, а кто и весь грязный. Он же военный до мозга костей, в таких влюбляются богатые дамочки. А нам остаются шлюхи из дешевых кабаков.
– Лейтенанты! Привести в порядок людей! – Капитан недовольно покачал головой. – Да окатите их водой, что ли. Сонное царство. – Он сплюнул. – Вояки, мать вашу!
Народ вокруг забегал, засуетился. Лейтенанты рычали на сержантов, те пинали капралов, а уж они-то народ нежадный, щедро раздавали затрещины зазевавшимся. Капитан ворчал, поторапливая и без того исходящих паром младших офицеров.
Молот подошел ко мне.
– Проснулся? – спросил он, улыбаясь, что твоя жаба на солнышке.
– Какого хрена? – зашептал я. – Ты что, предупредить не мог, я бы тогда из увольнительной раньше вернулся. Даже бросил бы дело на полдороге ради этого. – Я задумался. – Хотя нет, не бросил бы, у нее такие формы.
– Смотри, – засмеялся он, – узнает Аделька о твоих похождениях, как отпираться будешь?
– Откуда это она узнает? Ты, что ль, скажешь?
– Ну я не я, но добрые люди всегда найдутся. Трепа, например.
Я медленно обернулся и нашел его. У-у гад, стоит, улыбается, и все ему нипочем: и дождик, и побудка в такую рань. Странно, что пасть свою закрытой держит.
– Да не боись ты, – продолжал Молот. – Если он хоть слово вякнет, я ему сам голову оторву. Ты же мой брат. Вот если бы она была моей сестрой, тогда… – Он мечтательно закатил глаза.
Таков он, мой брат. Пользуется тем, что у него кулаки больше, чем многие, шибко умные головы, вот и издевается над всеми. Никто в здравом уме не посмеет сказать ему и слово поперек. Никто, кроме меня. Я же его брат. Вот он мне и угрожает, а после того, как мне погоны повесили, и вовсе мечтает шею свернуть.
Я открыл рот, чтоб достойно ответить на его недостойное поведение, и тут же его закрыл.
– Что за разговоры, Молот? С братом не натрепался? – Капитан усердно мял руки. Выбирает, кому достанется первая плюха.
– Нет, господин капитан. – Молот вытянулся в струнку. – У нас, как всегда, все в порядке. Все готовы. Ко всему. А с братом говорю – так не виделись давно.
– Да, – капитан обвел нас глазами, – непохоже, – добавил он, оглядывая весь строй. – Вид у вас, словно вы все вместе всю ночь куролесили. Но все же у тебя лучше, чем у остальных, – подобрел капитан. – Это еще что такое? – Его взгляд метнулся нам за спину и уперся во что-то жуткое. Глаза выкатились, озлобились, усы взлетели, а нижняя губа мелко задрожала.
Я боялся повернуться, боялся смотреть. Если та штука за спиной навела такой ужас на капитана, то что же будет со мной? Я взглянул на брата. Молот, вжав голову в плечи, обернулся.
– Сука! – зло выдохнул он, и его губы расплылись в улыбке.
Я повернулся. Это зрелище стоило того, чтобы встать пораньше да слегка помокнуть под дождем. Такого я еще не видел и больше никогда не увижу. Тем более в исполнении Гробовщика.
Здоровенный детина, он был абсолютно пьян и шел к нам сквозь толпу, как сквозь масло. Карманник и Блоха, как могли, держали его, но ничто в этом мире не способно сдержать ожившую скалу. Его шатало, он пихался и оглашал плац ревом. Он по очереди выкрикивал имена всех лейтенантов, он грозил разорвать всех на мелкие кусочки. Но не это привлекло внимание капитана. Пьяный солдат, эка невидаль, собрали-то нас второпях, из постелей да с баб поснимали. Я сам пострадал. Ну подумаешь, лейтенантам угрожает, так не ему же. Нет, Гробовщик не этим заставил капитана открыть рот и выкатить глаза.
На Гробовщике не было мундира, и его могучий торс скрывала ночная рубашка. Женская. Кружевная, с вырезом спереди, из которого торчали длинные, черные, густые волосы.
– Что у тебя в роте творится? – прохрипел капитан и тут же закипел.
Я слышал, как начала подпрыгивать крышка котелка, прикрывавшая его мозг.
– То красятся черт-те во что, то наряжаются в бабское. В чем дело, Молот? Отвечай, что у тебя творится?
– Ничего, господин капитан! – что было духу выкрикнул Молот. – Это мы так шутим, – тише произнес он и совсем тихо добавил: – Поднимаем дух солдат, сами же учили.
– Я тебя еще не этому поучу! – Капитан покраснел и начал сыпать искрами.
Я пожалел об отсутствии на плацу дров. Костерчик бы развели, согрелись, а то этот дождь…
– Убрать немедленно! – сквозь плотно сжатые зубы проронил капитан. – Я с тобой потом разберусь. – С этими словами капитан удалился. Я еще долго слышал его тяжелое дыхание.
– Метис! – крикнул Молот. – Убери, к чертям, это чудо и проследи, чтоб проспался. С тобой, что ли, был? – обернулся ко мне Молот.
Я не ответил, а Молот, сдерживая улыбку, хлопнул меня по плечу:
– Ну теперь жди неприятностей. Капитан слов на ветер не бросает. Со мной он разберется – это да, но сначала я разберусь с Гробовщиком. – Он вздохнул. – Ничего, братишка, сейчас нас обрадуют дурными новостями, и ты сможешь вернуться к тому, что не закончил. Она симпатичная?
Что он от меня ждет, подробного описания всех ее прелестей? Нет, не получит, если уж так приспичило посмотреть, то милости просим в скобяную лавку. Только не надо спрашивать лавочника, он неинтересен. Интересна его жена.
– Смирно! – Могучий вопль капитана прервал мои сладкие мысли.
Зачем так орать в эдакую рань, вон некоторые умудряются стоя спать. Мне бы их талант.
Тысяча человек вытянулись в едином порыве, заставив капитана замолчать. Он умолк. Доволен. Вон рожа сердитая, а глаза веселятся, и этого не скроют сдвинутые мохнатые брови.
Генерал выглядел хуже, тут и удивляться нечего. Он начальство. Он может позволить себе не заправить рубаху в штаны, и никто над ним смеяться не будет. Не посмеют, даже оденься он в бабское. Бедный Гробовщик, так опростоволоситься на глазах у всех. Надеюсь, ночь он провел – веселясь, потому что теперь ему будет не до смеха.
Генерал пригладил два волоска, торчащие на лысине, и начал:
– Господа солдаты! – О, господа, теперь берегись. – Сегодня ночью мне был прислан пакет. Двенадцать дней назад лорд Паарских земель нарушил условия Берройского договора и перешел Фархад. Его войска заняли Станрогт и осадили Длалин. Нам предписывают двигаться к Длалину, снять с него осаду, а затем наступать на Станрогт. – Красиво поет. Вот она, обещанная романтика дальних стран и боев. – Я обращаюсь к вам….
– Все, – прогудел над ухом Молот, – дальше неинтересно.
– Как так неинтересно? – удивился я. – Ты глянь, как дяденька распинается.
– Обычный треп, Медный, можешь мне поверить. Ему приказали, и он прочитает речугу, а затем начнет не спеша собираться. А не спеша, потому что жизнь ему дорога, и, глядишь, окажется такой идиот, что раньше него туда прибудет и разобьет всех. А этот, – он кивнул в сторону генерала, – этот потом будет руками разводить, мол, не успел, что ж теперь. Трус поганый! – Молот сплюнул. – Как только такие в генералы выбиваются? Не иначе всю родню на уши поставил. Но деятельность-то надо показать. Угадай, кого туда отправят?
– Нас?
– Точно. Мы все разведаем, доложим и задницы на хрен отморозим. А они потом подойдут. Ну а коли в бой вступить придется, генерала нашего на позициях не увидишь. – Молот умолк, узрев покачивающийся кулак капитана.
– Мне жаль вас отправлять, – продолжал генерал, – но приказ есть приказ. Вы переходите под командование маршала Архарега.
– Ну это уже неплохо, – выдохнул Молот. – Драка будет, точно.
Капитан качал головой, грозил кулаком и пытался шипеть на Молота, но мой брат не унимался, шепча рассказы о боевых подвигах маршала.
Над плацем раздалось мерное похрапывание, постепенно переросшее в настоящий храп тысячи глоток. Наконец нас распустили, и произошло это благодаря стараниям нашего капитана, другие офицеры внимали проповеди о чести защищать свой народ от своего народа. Не люблю я выжимать одежду, но не в мокром же мундире ходить. Так что первое, что я сделал, это скинул мундир и растерся полотенцем. Моему примеру последовали другие, и только Молот недовольно ворчал и собирал вещички. Вот она, командирская доля: пока мы тут греться будем, он, мокрый, выслушает наставления капитана и его приказы. Потом вернется к нам и тут уже мы начнем горланить о несправедливости солдатской жизни. Молот припомнит всем и каждому его и большие, и малые грехи.
Все в этом мире подчинено одному закону. Начальство всегда унижает нижестоящих. Молоту достанется от капитана, нам, солдатам, – от него, ну а от нас – лошадям. Должны же мы хоть на ком-то отыграться.
Молот оправдал мои надежды только отчасти. Пинками, подтверждая правильность своих приказаний, он вышиб нас под дождь, не дав возможности даже слегка помучить лошадей.
– Куда мы попремся ночью? – подал голос Карманник. – Молот, давай хоть до утра посидим. Это тут еще светло, – продолжал он канючить, – а выедем за ворота – и все, первая кочка – и нет лошади. – Он перевел дух.
– У меня приказ, – отрезал Молот.
– Какой? Угробить всех нас вместе с лошадьми? – Карманник не унимался. – Там же нет дорога, ямы и рытвины сплошные.
– Ты чего разошелся? – Молот сделал два шага вперед. – По зубам давно не получал? – Он поднял кулак и заржал.
Над плечом Карманника торчит конская голова и шевелит губами, словно шепчет ему что-то.
– Ты что, из-за лошади? – сквозь смех спросил Молот.
– Ну да. – Карманник погладил кобылу по морде, она довольно всхрапнула. – Непривыкшая она к бездорожью. Сразу же ноги переломает.
– Возьми другую, отбери у кого-нибудь. Не мне тебя учить. – Каждый мальчишка, работающий на конюшне, знал, как именно заполучил Карманник эту кобылку.
– Не могу, она заскучает, – грустно ответил воришка.
– Вот она, настоящая любовь солдата и лошади. Ты с ней еще не спишь? – прогудел подошедший Гробовщик.
Улыбка сползла с лица Молота. Он медленно повернулся на пятках, сощурил глаза. В свете фонаря его лицо было лицом кровожадного божка из легенд. Он смотрел на Гробовщика снизу вверх. Тело его напряглось, он вот-вот вцепится громиле в глотку.
– Проспался, сука! – прорычал он. – Ты что учудил, гнида конская?
Кобыла Карманника презрительно фыркнула.
– А что? – Гробовщик медленно отступал. – Я только спросил.
– Спросил, твою мать. Метис!
Метис бросил ему сумку.
Молот извлек из нее сорочку и ткнул Гробовщику в морду.
– Что это?
– Тряп-пка. – Гляди, как зазаикался, и такого здорового можно напугать.
– Тряпка! – Молот развернул ее. – В этой тряпке ты, задница, явился седня на плац. Ты, паскуда, всех подвел. Из-за тебя капитан меня имел и в хвост и в гриву!
– И как оно? – спросил кто-то.
Молот медленно обернулся и осклабился. Людей сдуло.
– Я жду! – Он смотрел на Гробовщика, и пальцы его могучих кулаков мяли ночнушку.
– Ничего не помню. – Громила, обхватив голову руками, рухнул на землю, его качало из стороны в сторону, он стонал и, кажется, сейчас сблюет. – Не помню я, Молот, – жалобно прогудел Гробовщик. – Уснул вроде в форме в притоне, а проснулся тут и голый. Формы нет. Я вот нашел что-то, не знаю еще, толком не видел.
– Той же дамочки вещички? – Не вовремя я открываю свою пасть. Закроют мне ее однажды навсегда.
Молот и Гробовщик разом подняли на меня глаза
– Брысь! – скомандовал Молот.
Такие приказы дважды повторять не надо, особенно мне, я это еще по детству помню. Так что форму Гробовщика они разглядели. Мои мелькающие пятки дали им света.
Из городка мы выбрались ближе к полуночи. Над нашими головами висела луна, а небо было покрыто миллионами звезд. Наверное, так должно быть, но мы этого не видели. Небо вместе с луной и звездами скрыто за тучами, из которых дождь поливает несчастные головы солдат, уныло плетущихся по размокшим полям, заросшим лесам и прочему, будь оно неладно, бездорожью.
Молот словно сошел с ума. Он гнал нас строго на юго-восток, не разбирая дороги и не останавливаясь. Неужели его задница из другого материала? Может, она обита толстым слоем железа, и за это он получил свое прозвище, а кулаки так, прикрытие.
Эх, если б не он, сидел бы я сейчас за кружкой темного пива и слушал россказни служивых об их подвигах. А вокруг бегали бы маленькие визжащие человечки, штук так пять-шесть. И непомерно раздувшаяся жена, непременно носящая еще одного, ходит кругами и тихо постанывает. А когда собираются бабским советом все соседушки, ох и тяжело же приходится мне тогда.
Каждая из них норовит перемыть мне все кости и непременно заметит, что я только и могу, что детей строгать.
Неправда, я умею еще пиво пить.
И моя жена возвращается после посиделок домой и охаживает меня бутылкой, обзывая по ходу пьяницей и чертовым бездельником. Она собирает мои вещи в маленькую котомку, все-то отдать жалко, и выставляет меня из дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43