Я медленно повернулся. Шепот стояла у перил, потягиваясь и выставив напоказ скрытую легкой тканью великолепную грудь.
– Так это была Шепот! – осклабился он.
– Где? – Быть дурнем до последнего – мой единственный шанс не стать посмешищем.
– Не валяй дурака, Медный. Я слышал, что творилось там, у Молота. Я подходил.
– А-а, – протянул я, выигрывая время, – так это Молот был.
Следопыт обернулся, его глаза сузились и укололи.
– Был там и здесь. С каких пор он занялся магией?
– С рождения. Слушай, чего ты меня допрашивать взялся? Я тебе что, пацан, стащивший монету?
Он промолчал.
– И вообще, ты чего-то уж больно разошелся. Рискуешь, я же теперь сержант.
Какое-то время Следопыт пытался взглядом продолбить во мне дыру, затем его взгляд скользнул по столу, ища более подходящий для этого инструмент. На мое счастье, ничего под рукой не оказалось, и он снова нырнул в кружку.
– Сержант, говоришь, – не отрывая кружки от губ, усмехнулся он. – Ну раз ты теперь начальство, скажи мне, как мы вляпались в такое липкое и вонючее дерьмо?
– Ну-ну. Не мы, а я.
В зал вошла Адель.
– И никуда мы не вляпались, так, слегка наступили, – поднимаясь, прошептал я и, встав, направился навстречу моей девочке.
Однако дойти было не суждено. Едва не сбив ее с ног, влетел адъютант капитана и завопил, перебудив всех до единого чертей в аду, и они сразу взялись за меня.
– Медный, скотина ленивая, быстро к капитану!
– Вот теперь мы в дерьме, – бросил я Следопыту. Молот поймал мой взгляд и слегка пожал плечами.
Проходя мимо Адели, я как мог лучезарней улыбнулся и подмигнул. Она улыбнулась в ответ. Боже, что у нее за улыбка, сколько в ней притягательного и многообещающего. И сама она вся светится. Будь проклят Грамаль с его медальоном! Надо спрятать чертову побрякушку подальше, а то таскаю удавку на собственной шее. Наверняка этого старого пердуна уже допросили и он выложил им все.
Допрашивать наши умеют, знаю, сам видел. Если не признать, что ты убил королеву, то они на тебя повесят и свержение богов, и разжигание костров в аду, и пособничество в продаже душ.
А Грамаль не силен. Он сразу растает и все выложит. Конечно, он вспомнил про медальон, и капитан вызывает меня, чтоб спросить, а не брал ли ты, сучий сын Медный, такую маленькую блестящую штукенцию? Коли брал, то будь добр, верни, шибко уж она важна для всех и вся. Хрен вам, а не Адель.
Капитан знаком приказал мне войти и заткнуться. Я так и сделал, присел у дальней стены и старался не дышать, может, тогда они меня не заметят. Но наш капитан ничего не забывает и, выслушав донесения разведчиков, он повернулся ко мне.
– Значит так, Медный! – Он обеими руками ухватил кончики усов и начал их подкручивать. – У нас приказ отправить Грамаля в Лесфад. Князь-регент хочет его лично допросить.
– Ясно, а при чем тут я?
Капитан вздохнул:
– Князь хочет посмотреть на того героя, что поймал чародея.
Вот-те хрен. Они не допросили его, это хорошо, но они отправляют его в Лесфад, причем вместе со мной, а это плохо. Очень плохо. Это ужасно!
– Капитан, а можно я не поеду?
– Можно, – фу, отлегло, – если за два дня сдохнуть успеешь.
– Капитан, но не я же его взял. Это все Треска. Это он его…
– Я знаю, Медный, знаю. – Он вздохнул и по-отечески добро взглянул на меня. – Знаешь, что там тебя ждет?
– Знаю. Поэтому и не хочу. Я еще сержантский мундирчик толком не поносил. Может, все же Треску?
– Приказали тебя. – (Да что они ко мне прицепились, князь-регент меня в глаза не видел, сдался я ему!) – Ты же знаешь Грамаля, видал его, еще не будучи солдатом. Так что ты.
– Понятно, – загрустил я.
– Через два дня сюда прибудут люди князя, и ты поедешь с ними.
– Один?
– Нет. С тобой будут Холодок с десятком людей. Горгон и Плеро поведут повозки.
– И все же, почему я?
– Ты знал Грамаля. – Он правильно понял мой вопрос – Ты у нас единственный специалист по этому магу. К тому же ты капрал и командовал его блестящей поимкой. Так что кому еще?
– Ну почему я? – Временами голова отказывается работать. – Окорок тоже капрал, а разведчиками так вообще лейтенант командовал.
– Он погиб.
– Я знаю, сам видел, как его зарубили.
– Ты спал, когда решался вопрос… – Капитан умолк и бросил на меня взгляд, словно сказал слишком много.
– Ясно, – до меня начало доходить, – вам нужен был герой, и не нашлось более подходящей кандидатуры, чем спящий Медный.
– Извини, – пожал плечами капитан.
– Спасибо вам за все. Особливо за звание и медальку. Что прикажете мне делать теперь? – Грубо вышло, да мертвецу наплевать.
Капитан молчал. Он смотрел мимо меня, отводя взгляд всякий раз, когда мне удавалось его ловить. Славный старикан наш капитан. Он никогда не дал бы в обиду никого из нас, но и он ничего не может здесь поделать. Приказ есть приказ.
– Я могу идти? – Хочу напиться, да так, чтоб самого пьяного бога стошнило.
– Иди. – Капитан занялся своими делами, уткнувшись в карту и подозвав к себе разведчика.
Я вышел на воздух. Вдохнул вечернюю прохладу, подтянул пояс и, махнув на все рукой, поплелся в трактир заливать последние дни своей никчемной жизни вином.
Глава 9
ЦЕННЫЙ ГРУЗ
Люди князя так и не появились ни через два дня, ни через неделю. После десяти дней ожидания капитан получил пакет, предписывающий ему организовать доставку Грамаля в Лесфад своими силами. Прочитав, он долго матерился, и я поддерживал его во всем, до последнего слова. Но приказ есть приказ.
Само собой, я пытался избежать этого путешествия. Страх, что Грамаль не выдержит допроса и выложит князю все о медальоне, висящем у меня на шее, был сильнее чувства долга, что так старались привить нам сержанты. Но мне не помогли ни больной живот, ни природная лень. Помочь могло только чудо. Но, увы, оно не случилось. Капитан лично выволок меня из казармы за шиворот и швырнул к ногам Грамаля.
Поганый старикан улыбался. Он вытянул губы и пахнул в меня ароматом гниющих зубов.
– Ты что, дерьма нажрался? – бросил я и поднялся, отряхиваясь.
Провожать нас выползло все население города. Событие нашли! Ну подумаешь, отправляют одного недоумка в сопровождении еще полутора десятков транспортировать старого, вонючего и слишком много знающего мага. Что тут такого? Недоумков, что ль, не видали?
Грамаль глядел на меня с надменностью, несвойственной арестантам. За слишком длинную жизнь он привык на всех смотреть свысока. Его боялись все, и никто не смел сказать ему поперек ни слова. Этот гад уставился на меня, словно я девица на выданье. Глазки его так и сверкают, так и светятся похотливым огнем.
Хотелось бы мне узнать, о чем думает этот слишком уж спокойный и надменный маг. Бородищу-то какую отрастил, в ней, наверное, и скрыта вся его хваленая магия пополам с мудростью. Людей он должен насквозь видеть. Он ведь знает, что кто-то утаил медальон. Кто-то из нас, иначе не стоял бы он тут и не требовал бы его к себе князь. Там колдунишка тоже маленько покуражится, пока князь его пытать не прикажет. А уж там пыток он не стерпит и все расскажет. Да его и пытать не надо, так все выложит.
Грамаль улыбнулся, подмигнул мне и еще шире растянул рот в улыбке. Я поморщился. Как же хочется дать ему в харю!
Он пискнул, его глаза стали огромными, словно тарелки в купеческом доме. Взгляд скользит мимо меня и упирается в кого-то за моей спиной. Медленно, очень медленно я обернулся – и мир рухнул. Адель! Она стояла среди толпы и улыбалась.
Увидев меня, она помахала рукой и двинулась вперед. Все внутри меня опустилось. Сердце перестало биться. Каждый миг растянулся на годы. Все происходило слишком медленно, и только мысли летали в голове, к чертям разнося череп.
Ухватиться бы сейчас за рукоять болтающегося на поясе меча и снести напичканную заклинаниями голову, но тогда меня вместо него к князю свезут, и никто не станет ни в чем разбираться. Нет, лучше подхватить руками свои ноги покрепче да удрать на край света. Хороша идея, только ватные они, хватай их не хватай, не шевелятся.
Адель раздвинула толпу и, шелестя юбкой, подбежала ко мне. Ее руки сплелись на моей шее, а губы коснулись моих.
– Возвращайся скорей, – прошептала она мне в ухо. – Мы никуда зимой не поедем. Здесь с тетей Шепот будем.
Черт возьми! Ни одной путевой мысли в башку не лезет. Разве что обычное «я скоро», но лучше я промолчу. А как хочется обнять ее, прижать к себе, но проклятущая субординация… И Грамаль глазами сверкает.
Я повернул голову. Народ вокруг умильно улыбался. Молот подмигнул, Грамаль тоже. Вот он стоит, доволен собой и случившимся, нашел он ее, осталось только поведать об этом всему миру, и прощай, Медный.
– Ну хватит чувства проявлять, – дрогнувшим голосом сказал капитан. – Ехать надо.
Будь старик чуточку сентиментальней, обязательно смахнул бы слезу. Да я бы и сам, если бы глядел со стороны, непременно разревелся. Прямо классическая сцена из легенд: она провожает его на битву с врагами, драконами или другой какой нечистью, а он обещает вернуться.
– В путь, пора, – сказал капитан, и никто не посмел оспорить его заявление. Я так вообще чуть не запрыгал от радости.
Караван из четырех повозок двинулся в путь. Грамаля запихали в первую, во второй Холодок разместил штаб, остальные послужат нам спальнями. Надо отоспаться, выспавшийся, я и думаю лучше, да, может, и во сне чего привидится.
Надежды на спокойный сон улетучились, едва я забрался внутрь повозки. Холодок поднял на меня взгляд, целиком соответствующий его прозвищу, и изрек:
– Проползай сюда! Есть разговор.
Вот только разговорчивых лейтенантов не хватало мне для полного счастья. Все остальное просто прелестно. Раннее утро, мелкий моросящий дождик, гудящая от недосыпа голова и гниющий старикашка в соседней повозке. Чем не рай.
Я подполз к лейтенанту, по пути пару раз носом ткнувшись в доски, не прикрытые даже тряпкой, и уселся на тюки, кучей сваленные в углу.
– Чего смурной такой? – пробасил Холодок, глядя на меня острыми и холодными, словно сосульки, глазами.
Не похож он на бабу, это Трепа все придумал. Ну разве бывают они такие скуластые, с носом что яблоко, лохматыми бровями и, черт возьми, таким голосиной. Его холодные, бледно-голубые глаза изучали меня. Правый иногда дергался, и я не знал – от одобрения или от негодования. Подбородок, левую щеку и дерганый глаз пересекали глубокие шрамы. Нет, баб таких точно не бывает. Болтун наш Трепа.
– Спать хочу, – ответил я, зевнув для убедительности.
– Отоспишься, – пообещал Холодок, и так хотелось ему верить. – Потом. Для начала давай обсудим наше положение. Здесь старший я, и ты, как и все остальные, выполняешь мои приказы. Ты – старший по Грамалю, мы – всего лишь сопровождение. И то, и другое будет, пока не передадим его в руки регента или его людей, а там уж как они решат. Тебе это понятно?
Я кивнул, что тут может быть непонятно. Обязанностей у меня, как у всех, но если колдун даст деру или шею себе свернет, то вздернут меня, а Холодок будет стоять в стороне и тихонько посмеиваться. И не он один.
– Теперь по колдуну. Как нам с ним обращаться? – продолжал Холодок.
– Как можно хуже, лучше убить его.
– Я серьезно, – то ли усмехнулся, то ли хмыкнул Холодок. – Никогда не имел дел с колдунами. Ты же сталкивался с ними раньше.
Спеца нашли, мать вашу. Ну уж коли так дело повернулось…
– Связать его надо покрепче, повязку на глаза потемнее и хорошо бы рот завязать.
– Ну рот и руки – понятно, а глаза зачем?
– Посмотрит он на тебя пристально – и все, хрендец твоей спокойной жизни. Будешь ты ему служить на задних лапках. Видел я, как он это делал. Сидел он, значит, у меня в корчме. – Эх, какие были времена, никто не будил с утра, не швырялся тобой и не объявлял героем, чтоб на бойню отправить. – И пристал к нему один пьянчуга, так этот засранец глянул на него – и все, упал наш местный алкоголик и проспал до утра. С тех пор больше и не пил.
– Страшноватая история, – голосом, не выражающим ничего, отозвался Холодок. – Ладно, завяжем и глаза. Что-то еще?
– Да, ни в коем случае не говорить с ним. Заговорит, собака, к чертям.
Холодок выдал подобие улыбки, чем это я его пронял?
Мы замолчали, лейтенант утратил ко мне всякий интерес и занялся разглядыванием своих ногтей. Чертовски интересное занятие, под ногтями можно найти столько всего, даже трехдневную пайку. Я вытянулся, а вдруг и вправду найдет, да не поделится, вон как зыркает.
Бог ты мой, вот это лапа, да я в ней целиком утону, а на такого дурня, как Трепа, и ногтя хватит. Нет, не баба Холодок, не баба. Хотя…
Я вытянулся еще больше, стараясь заглянуть за расстегнутый мундир. Черт, не вижу, надо бы ближе сесть. Я пододвинулся и напоролся на ледяной взгляд Холодка. Он улыбнулся шире:
– Я знаю, что обо мне говорят, и даже знаю кто. И если это не трогает меня, почему это должно трогать тебя?
– Да нет, меня это не трогает. Просто интересно, правда ли то, что говорят?
– Хм… – Он еще и глазами умеет улыбаться. – А если да, что ты будешь делать?
Я задумался, серьезно задумался, но ничего лучшего, чем молча встать и уйти, не придумал. За моей спиной раздался торжествующий хохоток Холодка. Нет, не баба он.
Чертов дождь изводит нас третий день, поганые телеги ломаются одна за другой, заморозок бы скорей, до черта надоело их из грязи выталкивать.
Старый хрыч едва не задохнулся, когда ему завязали рот. Пришлось развязать, и теперь мы наслаждались отборной руганью, вперемежку с историей его жизни. Ругань бывала интересней, чем его жизнь. Будь он странствующим певцом, его давно бы распяли на городских воротах и показывали всем бездарям, норовящим проскочить внутрь.
Меня тошнило всякий раз, как он заводил разговор о своей семье и пользе тяжелого упорного труда и самосовершенствования, нуднее ничего он придумать не мог, вот и изводил нас этой хренью. Дайте я получше отработаю на нем свой удар справа или слева. Ну хоть дайте ему кто-нибудь оглоблей по башке, вон и телега опять сломалась.
Горгон залез под нее целиком, Плеро прыгал вокруг, не зная, за что ухватиться, еще двое молча наблюдали за происходящим.
Мы – люди из охраны Грамаля и не лезем чинить эту дрянь. Толкать – толкаем, но чинить, да в грязи… Нет уж, они-то Грамаля не охраняют.
Мы сменяли друг друга, дежуря по двое. Сидящий внутри выслушивал все плачи и истории колдуна, второй, едущий верхом, рядом с повозкой, получал еще и порцию дождя. Я всеми силами уклонялся от свиданий со стариком, предпочитая верховую прогулку под дождем.
У всех поголовно текло из носа. Холодок свалился в горячке на второе утро и с тех пор не показывал носа из своего штаба. Я как мог пытался вызнать у его людей побольше о нем. Но они лишь пожимали плечами. Никто ничего не знает. Как можно служить с такими людьми? Вот воевать – прелесть. На допросе, коли попадутся, на вопрос: «Кто ваш командир?» – они пожмут плечами и ответят: «Спроси сам». И все, из них больше ничего не вытянешь. Только Валет оказался немного более разговорчив. Отпивая из моей специально припасенной фляжки, он сообщил, что готов за лейтенанта и в огонь, и в воду, так как тот ему жизнь спас. Ему и его брату. Правда, брата потом убило, но вот сам Валет еще живой и готов за Холодка жизнь отдать и, ежели надо будет, в ад спуститься. На мой вопрос, правда ли то, что говорят о Холодке, Валет вернул мне фляжку и, насупившись, пробурчал:
– Вот поймаю как-нибудь вашего Трепу и язык ему вырву, чтоб зря на людей напраслину не возводил. Холодок – баба, это ж надо такое придумать!
С этими словами он ушел, всем своим видом показывая, что я идиот, если верю в идиотские слухи, порожденные идиотом. Я пожал плечами и признал, что я идиот. Больше я никого об этом не спрашивал.
– Завтра просветлеет. – Ко мне подошел Треф и вернул из раздумий о странном лейтенанте к поломанной телеге и гнусному мокрому дождю.
– С чего взял? – Мне тоже надоел дождь, но вот так самоуверенно заявлять я бы не стал. Чертов колдун, может ведь наколдовать солнышка кусочек. А может, он-то дождь и колдует? Я задумался, сопоставляя поведение Грамаля и изменения погоды, почему и пропустил описание семейной приметы Трефа.
– Ну смотри, коли обманешь, – сказал я, когда Треф умолк. – Если с утра солнца не будет, сниму я с тебя башку и набью дорожной грязью. Потом на место поставлю. Ну а если будет, тогда потом мне это повторишь, а я тебе пайку отдам.
– Лады, – усмехнулся он.
Всегда мне попадаются люди, готовые жрать все подряд. Я так не могу. Меня от этой гнили воротит. Мне мясца подавай. Пора в офицеры выбиваться, их куда как лучше нашего кормят.
– Ну что там у вас? – От нетерпения я едва не сорвался на крик. Горгон лежал под телегой не шевелясь, еще чуть-чуть – и мы услышим его могучий храп. – До утра возиться будешь?
– Так даже не вечер еще, – отозвался возница, – хотя, могет, и до утра. Сегодня уж точно никуда не поедем.
– Как так?
– А вот так. – Он вылез, кое-как оттер руки и пустился в описание поломки в словах, которые я впервые слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Так это была Шепот! – осклабился он.
– Где? – Быть дурнем до последнего – мой единственный шанс не стать посмешищем.
– Не валяй дурака, Медный. Я слышал, что творилось там, у Молота. Я подходил.
– А-а, – протянул я, выигрывая время, – так это Молот был.
Следопыт обернулся, его глаза сузились и укололи.
– Был там и здесь. С каких пор он занялся магией?
– С рождения. Слушай, чего ты меня допрашивать взялся? Я тебе что, пацан, стащивший монету?
Он промолчал.
– И вообще, ты чего-то уж больно разошелся. Рискуешь, я же теперь сержант.
Какое-то время Следопыт пытался взглядом продолбить во мне дыру, затем его взгляд скользнул по столу, ища более подходящий для этого инструмент. На мое счастье, ничего под рукой не оказалось, и он снова нырнул в кружку.
– Сержант, говоришь, – не отрывая кружки от губ, усмехнулся он. – Ну раз ты теперь начальство, скажи мне, как мы вляпались в такое липкое и вонючее дерьмо?
– Ну-ну. Не мы, а я.
В зал вошла Адель.
– И никуда мы не вляпались, так, слегка наступили, – поднимаясь, прошептал я и, встав, направился навстречу моей девочке.
Однако дойти было не суждено. Едва не сбив ее с ног, влетел адъютант капитана и завопил, перебудив всех до единого чертей в аду, и они сразу взялись за меня.
– Медный, скотина ленивая, быстро к капитану!
– Вот теперь мы в дерьме, – бросил я Следопыту. Молот поймал мой взгляд и слегка пожал плечами.
Проходя мимо Адели, я как мог лучезарней улыбнулся и подмигнул. Она улыбнулась в ответ. Боже, что у нее за улыбка, сколько в ней притягательного и многообещающего. И сама она вся светится. Будь проклят Грамаль с его медальоном! Надо спрятать чертову побрякушку подальше, а то таскаю удавку на собственной шее. Наверняка этого старого пердуна уже допросили и он выложил им все.
Допрашивать наши умеют, знаю, сам видел. Если не признать, что ты убил королеву, то они на тебя повесят и свержение богов, и разжигание костров в аду, и пособничество в продаже душ.
А Грамаль не силен. Он сразу растает и все выложит. Конечно, он вспомнил про медальон, и капитан вызывает меня, чтоб спросить, а не брал ли ты, сучий сын Медный, такую маленькую блестящую штукенцию? Коли брал, то будь добр, верни, шибко уж она важна для всех и вся. Хрен вам, а не Адель.
Капитан знаком приказал мне войти и заткнуться. Я так и сделал, присел у дальней стены и старался не дышать, может, тогда они меня не заметят. Но наш капитан ничего не забывает и, выслушав донесения разведчиков, он повернулся ко мне.
– Значит так, Медный! – Он обеими руками ухватил кончики усов и начал их подкручивать. – У нас приказ отправить Грамаля в Лесфад. Князь-регент хочет его лично допросить.
– Ясно, а при чем тут я?
Капитан вздохнул:
– Князь хочет посмотреть на того героя, что поймал чародея.
Вот-те хрен. Они не допросили его, это хорошо, но они отправляют его в Лесфад, причем вместе со мной, а это плохо. Очень плохо. Это ужасно!
– Капитан, а можно я не поеду?
– Можно, – фу, отлегло, – если за два дня сдохнуть успеешь.
– Капитан, но не я же его взял. Это все Треска. Это он его…
– Я знаю, Медный, знаю. – Он вздохнул и по-отечески добро взглянул на меня. – Знаешь, что там тебя ждет?
– Знаю. Поэтому и не хочу. Я еще сержантский мундирчик толком не поносил. Может, все же Треску?
– Приказали тебя. – (Да что они ко мне прицепились, князь-регент меня в глаза не видел, сдался я ему!) – Ты же знаешь Грамаля, видал его, еще не будучи солдатом. Так что ты.
– Понятно, – загрустил я.
– Через два дня сюда прибудут люди князя, и ты поедешь с ними.
– Один?
– Нет. С тобой будут Холодок с десятком людей. Горгон и Плеро поведут повозки.
– И все же, почему я?
– Ты знал Грамаля. – Он правильно понял мой вопрос – Ты у нас единственный специалист по этому магу. К тому же ты капрал и командовал его блестящей поимкой. Так что кому еще?
– Ну почему я? – Временами голова отказывается работать. – Окорок тоже капрал, а разведчиками так вообще лейтенант командовал.
– Он погиб.
– Я знаю, сам видел, как его зарубили.
– Ты спал, когда решался вопрос… – Капитан умолк и бросил на меня взгляд, словно сказал слишком много.
– Ясно, – до меня начало доходить, – вам нужен был герой, и не нашлось более подходящей кандидатуры, чем спящий Медный.
– Извини, – пожал плечами капитан.
– Спасибо вам за все. Особливо за звание и медальку. Что прикажете мне делать теперь? – Грубо вышло, да мертвецу наплевать.
Капитан молчал. Он смотрел мимо меня, отводя взгляд всякий раз, когда мне удавалось его ловить. Славный старикан наш капитан. Он никогда не дал бы в обиду никого из нас, но и он ничего не может здесь поделать. Приказ есть приказ.
– Я могу идти? – Хочу напиться, да так, чтоб самого пьяного бога стошнило.
– Иди. – Капитан занялся своими делами, уткнувшись в карту и подозвав к себе разведчика.
Я вышел на воздух. Вдохнул вечернюю прохладу, подтянул пояс и, махнув на все рукой, поплелся в трактир заливать последние дни своей никчемной жизни вином.
Глава 9
ЦЕННЫЙ ГРУЗ
Люди князя так и не появились ни через два дня, ни через неделю. После десяти дней ожидания капитан получил пакет, предписывающий ему организовать доставку Грамаля в Лесфад своими силами. Прочитав, он долго матерился, и я поддерживал его во всем, до последнего слова. Но приказ есть приказ.
Само собой, я пытался избежать этого путешествия. Страх, что Грамаль не выдержит допроса и выложит князю все о медальоне, висящем у меня на шее, был сильнее чувства долга, что так старались привить нам сержанты. Но мне не помогли ни больной живот, ни природная лень. Помочь могло только чудо. Но, увы, оно не случилось. Капитан лично выволок меня из казармы за шиворот и швырнул к ногам Грамаля.
Поганый старикан улыбался. Он вытянул губы и пахнул в меня ароматом гниющих зубов.
– Ты что, дерьма нажрался? – бросил я и поднялся, отряхиваясь.
Провожать нас выползло все население города. Событие нашли! Ну подумаешь, отправляют одного недоумка в сопровождении еще полутора десятков транспортировать старого, вонючего и слишком много знающего мага. Что тут такого? Недоумков, что ль, не видали?
Грамаль глядел на меня с надменностью, несвойственной арестантам. За слишком длинную жизнь он привык на всех смотреть свысока. Его боялись все, и никто не смел сказать ему поперек ни слова. Этот гад уставился на меня, словно я девица на выданье. Глазки его так и сверкают, так и светятся похотливым огнем.
Хотелось бы мне узнать, о чем думает этот слишком уж спокойный и надменный маг. Бородищу-то какую отрастил, в ней, наверное, и скрыта вся его хваленая магия пополам с мудростью. Людей он должен насквозь видеть. Он ведь знает, что кто-то утаил медальон. Кто-то из нас, иначе не стоял бы он тут и не требовал бы его к себе князь. Там колдунишка тоже маленько покуражится, пока князь его пытать не прикажет. А уж там пыток он не стерпит и все расскажет. Да его и пытать не надо, так все выложит.
Грамаль улыбнулся, подмигнул мне и еще шире растянул рот в улыбке. Я поморщился. Как же хочется дать ему в харю!
Он пискнул, его глаза стали огромными, словно тарелки в купеческом доме. Взгляд скользит мимо меня и упирается в кого-то за моей спиной. Медленно, очень медленно я обернулся – и мир рухнул. Адель! Она стояла среди толпы и улыбалась.
Увидев меня, она помахала рукой и двинулась вперед. Все внутри меня опустилось. Сердце перестало биться. Каждый миг растянулся на годы. Все происходило слишком медленно, и только мысли летали в голове, к чертям разнося череп.
Ухватиться бы сейчас за рукоять болтающегося на поясе меча и снести напичканную заклинаниями голову, но тогда меня вместо него к князю свезут, и никто не станет ни в чем разбираться. Нет, лучше подхватить руками свои ноги покрепче да удрать на край света. Хороша идея, только ватные они, хватай их не хватай, не шевелятся.
Адель раздвинула толпу и, шелестя юбкой, подбежала ко мне. Ее руки сплелись на моей шее, а губы коснулись моих.
– Возвращайся скорей, – прошептала она мне в ухо. – Мы никуда зимой не поедем. Здесь с тетей Шепот будем.
Черт возьми! Ни одной путевой мысли в башку не лезет. Разве что обычное «я скоро», но лучше я промолчу. А как хочется обнять ее, прижать к себе, но проклятущая субординация… И Грамаль глазами сверкает.
Я повернул голову. Народ вокруг умильно улыбался. Молот подмигнул, Грамаль тоже. Вот он стоит, доволен собой и случившимся, нашел он ее, осталось только поведать об этом всему миру, и прощай, Медный.
– Ну хватит чувства проявлять, – дрогнувшим голосом сказал капитан. – Ехать надо.
Будь старик чуточку сентиментальней, обязательно смахнул бы слезу. Да я бы и сам, если бы глядел со стороны, непременно разревелся. Прямо классическая сцена из легенд: она провожает его на битву с врагами, драконами или другой какой нечистью, а он обещает вернуться.
– В путь, пора, – сказал капитан, и никто не посмел оспорить его заявление. Я так вообще чуть не запрыгал от радости.
Караван из четырех повозок двинулся в путь. Грамаля запихали в первую, во второй Холодок разместил штаб, остальные послужат нам спальнями. Надо отоспаться, выспавшийся, я и думаю лучше, да, может, и во сне чего привидится.
Надежды на спокойный сон улетучились, едва я забрался внутрь повозки. Холодок поднял на меня взгляд, целиком соответствующий его прозвищу, и изрек:
– Проползай сюда! Есть разговор.
Вот только разговорчивых лейтенантов не хватало мне для полного счастья. Все остальное просто прелестно. Раннее утро, мелкий моросящий дождик, гудящая от недосыпа голова и гниющий старикашка в соседней повозке. Чем не рай.
Я подполз к лейтенанту, по пути пару раз носом ткнувшись в доски, не прикрытые даже тряпкой, и уселся на тюки, кучей сваленные в углу.
– Чего смурной такой? – пробасил Холодок, глядя на меня острыми и холодными, словно сосульки, глазами.
Не похож он на бабу, это Трепа все придумал. Ну разве бывают они такие скуластые, с носом что яблоко, лохматыми бровями и, черт возьми, таким голосиной. Его холодные, бледно-голубые глаза изучали меня. Правый иногда дергался, и я не знал – от одобрения или от негодования. Подбородок, левую щеку и дерганый глаз пересекали глубокие шрамы. Нет, баб таких точно не бывает. Болтун наш Трепа.
– Спать хочу, – ответил я, зевнув для убедительности.
– Отоспишься, – пообещал Холодок, и так хотелось ему верить. – Потом. Для начала давай обсудим наше положение. Здесь старший я, и ты, как и все остальные, выполняешь мои приказы. Ты – старший по Грамалю, мы – всего лишь сопровождение. И то, и другое будет, пока не передадим его в руки регента или его людей, а там уж как они решат. Тебе это понятно?
Я кивнул, что тут может быть непонятно. Обязанностей у меня, как у всех, но если колдун даст деру или шею себе свернет, то вздернут меня, а Холодок будет стоять в стороне и тихонько посмеиваться. И не он один.
– Теперь по колдуну. Как нам с ним обращаться? – продолжал Холодок.
– Как можно хуже, лучше убить его.
– Я серьезно, – то ли усмехнулся, то ли хмыкнул Холодок. – Никогда не имел дел с колдунами. Ты же сталкивался с ними раньше.
Спеца нашли, мать вашу. Ну уж коли так дело повернулось…
– Связать его надо покрепче, повязку на глаза потемнее и хорошо бы рот завязать.
– Ну рот и руки – понятно, а глаза зачем?
– Посмотрит он на тебя пристально – и все, хрендец твоей спокойной жизни. Будешь ты ему служить на задних лапках. Видел я, как он это делал. Сидел он, значит, у меня в корчме. – Эх, какие были времена, никто не будил с утра, не швырялся тобой и не объявлял героем, чтоб на бойню отправить. – И пристал к нему один пьянчуга, так этот засранец глянул на него – и все, упал наш местный алкоголик и проспал до утра. С тех пор больше и не пил.
– Страшноватая история, – голосом, не выражающим ничего, отозвался Холодок. – Ладно, завяжем и глаза. Что-то еще?
– Да, ни в коем случае не говорить с ним. Заговорит, собака, к чертям.
Холодок выдал подобие улыбки, чем это я его пронял?
Мы замолчали, лейтенант утратил ко мне всякий интерес и занялся разглядыванием своих ногтей. Чертовски интересное занятие, под ногтями можно найти столько всего, даже трехдневную пайку. Я вытянулся, а вдруг и вправду найдет, да не поделится, вон как зыркает.
Бог ты мой, вот это лапа, да я в ней целиком утону, а на такого дурня, как Трепа, и ногтя хватит. Нет, не баба Холодок, не баба. Хотя…
Я вытянулся еще больше, стараясь заглянуть за расстегнутый мундир. Черт, не вижу, надо бы ближе сесть. Я пододвинулся и напоролся на ледяной взгляд Холодка. Он улыбнулся шире:
– Я знаю, что обо мне говорят, и даже знаю кто. И если это не трогает меня, почему это должно трогать тебя?
– Да нет, меня это не трогает. Просто интересно, правда ли то, что говорят?
– Хм… – Он еще и глазами умеет улыбаться. – А если да, что ты будешь делать?
Я задумался, серьезно задумался, но ничего лучшего, чем молча встать и уйти, не придумал. За моей спиной раздался торжествующий хохоток Холодка. Нет, не баба он.
Чертов дождь изводит нас третий день, поганые телеги ломаются одна за другой, заморозок бы скорей, до черта надоело их из грязи выталкивать.
Старый хрыч едва не задохнулся, когда ему завязали рот. Пришлось развязать, и теперь мы наслаждались отборной руганью, вперемежку с историей его жизни. Ругань бывала интересней, чем его жизнь. Будь он странствующим певцом, его давно бы распяли на городских воротах и показывали всем бездарям, норовящим проскочить внутрь.
Меня тошнило всякий раз, как он заводил разговор о своей семье и пользе тяжелого упорного труда и самосовершенствования, нуднее ничего он придумать не мог, вот и изводил нас этой хренью. Дайте я получше отработаю на нем свой удар справа или слева. Ну хоть дайте ему кто-нибудь оглоблей по башке, вон и телега опять сломалась.
Горгон залез под нее целиком, Плеро прыгал вокруг, не зная, за что ухватиться, еще двое молча наблюдали за происходящим.
Мы – люди из охраны Грамаля и не лезем чинить эту дрянь. Толкать – толкаем, но чинить, да в грязи… Нет уж, они-то Грамаля не охраняют.
Мы сменяли друг друга, дежуря по двое. Сидящий внутри выслушивал все плачи и истории колдуна, второй, едущий верхом, рядом с повозкой, получал еще и порцию дождя. Я всеми силами уклонялся от свиданий со стариком, предпочитая верховую прогулку под дождем.
У всех поголовно текло из носа. Холодок свалился в горячке на второе утро и с тех пор не показывал носа из своего штаба. Я как мог пытался вызнать у его людей побольше о нем. Но они лишь пожимали плечами. Никто ничего не знает. Как можно служить с такими людьми? Вот воевать – прелесть. На допросе, коли попадутся, на вопрос: «Кто ваш командир?» – они пожмут плечами и ответят: «Спроси сам». И все, из них больше ничего не вытянешь. Только Валет оказался немного более разговорчив. Отпивая из моей специально припасенной фляжки, он сообщил, что готов за лейтенанта и в огонь, и в воду, так как тот ему жизнь спас. Ему и его брату. Правда, брата потом убило, но вот сам Валет еще живой и готов за Холодка жизнь отдать и, ежели надо будет, в ад спуститься. На мой вопрос, правда ли то, что говорят о Холодке, Валет вернул мне фляжку и, насупившись, пробурчал:
– Вот поймаю как-нибудь вашего Трепу и язык ему вырву, чтоб зря на людей напраслину не возводил. Холодок – баба, это ж надо такое придумать!
С этими словами он ушел, всем своим видом показывая, что я идиот, если верю в идиотские слухи, порожденные идиотом. Я пожал плечами и признал, что я идиот. Больше я никого об этом не спрашивал.
– Завтра просветлеет. – Ко мне подошел Треф и вернул из раздумий о странном лейтенанте к поломанной телеге и гнусному мокрому дождю.
– С чего взял? – Мне тоже надоел дождь, но вот так самоуверенно заявлять я бы не стал. Чертов колдун, может ведь наколдовать солнышка кусочек. А может, он-то дождь и колдует? Я задумался, сопоставляя поведение Грамаля и изменения погоды, почему и пропустил описание семейной приметы Трефа.
– Ну смотри, коли обманешь, – сказал я, когда Треф умолк. – Если с утра солнца не будет, сниму я с тебя башку и набью дорожной грязью. Потом на место поставлю. Ну а если будет, тогда потом мне это повторишь, а я тебе пайку отдам.
– Лады, – усмехнулся он.
Всегда мне попадаются люди, готовые жрать все подряд. Я так не могу. Меня от этой гнили воротит. Мне мясца подавай. Пора в офицеры выбиваться, их куда как лучше нашего кормят.
– Ну что там у вас? – От нетерпения я едва не сорвался на крик. Горгон лежал под телегой не шевелясь, еще чуть-чуть – и мы услышим его могучий храп. – До утра возиться будешь?
– Так даже не вечер еще, – отозвался возница, – хотя, могет, и до утра. Сегодня уж точно никуда не поедем.
– Как так?
– А вот так. – Он вылез, кое-как оттер руки и пустился в описание поломки в словах, которые я впервые слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43