- Ах ты грязный и бесцеремонный монах! - выслушав его, закричала разгневанная хозяйка. - Если бы ты пришел не из такой далекой страны, как Китай, я выгнала бы тебя вон. Я с чистым сердцем и добрыми намерениями предложила вам стать хозяевами в этом доме, а ты в ответ на это начинаешь оскорблять меня. Ну ладно, ты сам принял постриг, дал обет и решил никогда не возвращаться в мир, но, может быть, кто-нибудь из твоих учеников согласится остаться у нас? Почему ты так строг?
Желая успокоить хозяйку, Сюань-цзан примирительно сказал:
- Ну что ж, Сунь У-кун, оставайся здесь!
- Нет, - отвечал тот. - Я никогда не имел отношения к такого рода делам. Пусть Чжу Ба-цзе остается.
- Нечего издеваться, - рассердился Чжу Ба-цзе. - Мы поговорим об этом более подробно.
- Ну, раз вы оба отказываетесь, - сказал Сюань-цзан, - тогда, может быть, оставим здесь Ша-сэна?
- Как можно так говорить, учитель, - возмутился Ша-сэн. - Я ведь был обращен на путь Истины самой бодисатвой, принял постриг и дождался вашего прихода. Когда же вы взяли меня к себе в ученики, вы милостиво дали мне свои наставления. Не прошло еще и двух месяцев, как я следую за вами, я не сделал еще и половины того, что мне положено, чтобы искупить свою вину, как же смею я думать о богатстве и роскоши? Нет, я ни за что не совершу столь постыдного поступка и уж лучше погибну, но последую за вами в Индию.
После этого хозяйка резко повернулась, ушла за перегородку и с шумом захлопнула дверь. Учитель остался один со своими учениками. Никто больше не предлагал им чаю, не приглашал покушать. Больше всех волновался Чжу Ба-цзе.
- Своими словами вы все дело испортили, учитель, - начал он ворчать. - Вы бы хоть сделали вид, что соглашаетесь. Тогда они угостили бы нас, и мы неплохо провели бы этот вечер. А потом уж могли поступить, как нам заблагорассудится. Сейчас же все пути нам отрезаны, и мы проведем эту ночь у холодного очага. Разве хорошо это?
- Дорогой брат, - сказал Ша-сэн. - А может быть, ты все же останешься тут и станешь ее зятем?
- Ну вот что, брат, - сказал Чжу Ба-цзе. - Нечего смеяться надо мной. Давайте лучше как следует обсудим все.
- А что же тут обсуждать, - сказал Сунь У-кун. - Если ты согласен остаться здесь, то попроси учителя быть твоим сватом, пусть он скажет хозяйке, что ты желаешь породниться с ней. Здесь столько всякого добра, и уж конечно они смогут одеть тебя как следует и устроят по этому случаю роскошный пир. И нам кое-что перепадет, и ты вернешься в мир, так что во всех отношениях будет хорошо.
- Да, все это как будто правильно, - нерешительно произнес Чжу Ба-цзе, - но что же это получается: то я ухожу из мира, то снова возвращаюсь туда, то развожусь, то опять женюсь?
- Так у тебя, дорогой брат, оказывается, есть жена? - с удивлением спросил Ша-сэн.
- Ты ничего не знаешь, - заметил Сунь У-кун. - Ведь он был в Тибете зятем почтенного Гао из деревни Гаолаочжуан. Затем его наставила на путь Истины бодисатва, потом я его усмирил, и ему не оставалось ничего другого, как постричься в монахи. Он оставил жену и согласился сопровождать учителя на Запад. Ну, а поскольку он расстался со своей женой давно, то теперь ему в голову лезут всякие скверные мысли. Вот почему он, выслушав хозяйку, так загорелся.
- Дурень, - обратился Сунь У-кун к Чжу Ба-цзе, - иди в зятья. Но прежде поклонись мне как следует, да не один раз. Тогда я уж, так и быть, препятствовать не стану.
- Ну что ты болтаешь! - возмутился Чжу Ба-цзе. - Каждый из вас не прочь остаться здесь, а строите из себя скромников и на одного меня нападаете. Ведь недаром говорится: «Монах - что похотливый дьявол». Кто же откажется от этого? А вы стараетесь выдать себя бог знает за кого. Сегодня мы чаю, надо полагать, не дождемся, да и огня у нас нет. Но это ничего, одну ночь как-нибудь перебьемся, а вот коню завтра снова придется везти на себе ездока и, если его не покормить, он будет пригоден только на то, чтобы содрать с него шкуру. Так что вы сидите здесь, а я пойду попасу коня.
С этими словами Дурень со злостью отвязал поводья.
- Ша-сэн! - сказал Сунь У-кун. - Побудь с учителем, а я пойду посмотрю, где он будет пасти коня.
- Иди, - сказал Сюань-цзан, - только смотри не издевайся над ним.
- Ладно!
Выйдя из дома, Великий Мудрец встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Нагнав Чжу Ба-цзе, он увидел, что тот и не собирался искать хорошего пастбища. Подгоняя коня, Чжу Ба-цзе обошел усадьбу кругом и подошел к задним воротам. Здесь хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. При появлении Чжу Ба-цзе девушки тотчас же скрылись в доме.
- Куда это вы направились, почтенный монах? - спросила хозяйка.
Дурень выронил из рук поводья и, приветствуя женщину, сказал:
- Да вот вышел попасти коня.
- Какой-то непонятный человек ваш учитель, - продолжала женщина. - Ведь остаться в моем доме куда лучше, чем быть странствующим монахом и идти на Запад.
- Видите ли, они идут по приказу самого Танского императора и не решаются нарушить его волю. Вот только сейчас они насмехались надо мной, поставили меня в неудобное положение и даже вызвали во мне некоторые сомнения. Боюсь только, что со своей длинной мордой и огромными ушами не понравлюсь вам.
- Никакой неприязни к вашей наружности я не испытываю, - отвечала женщина. - У нас в доме нет хозяина, а он нам очень нужен. Не знаю только, понравитесь ли вы моим дочерям.
- Да вы скажите дочерям, пусть не смотрят только на внешний вид, - сказал Чжу Ба-цзе. - Чрезмерная разборчивость ни к чему. Возьмите, например, нашего Танского монаха. С виду он красавец, а на что годится? А я хоть и безобразен, зато обо мне даже стихи сложили.
- А что в этих стихах говорится? - спросила женщина.
- А вот что, - отвечал Чжу Ба-цзе,
Хотя слыву я существом
Нечистым и ничтожным,
Мне трудолюбием своим
Все ж похвалиться можно.
Не нужен сильный вол - со мной
Сравнится ли скотина?
Могу вспахать я целину
На много тысяч цинов.
Едва лишь граблями взмахну,
Как всем на удивленье
Взойдут из брошенных семян
Чудесные растенья.
Коль нет дождя - я упрошу,
И сильный дождь польется,
Коль нужен ветер - покричу,
И ветер отзовется…
Везде проникну, все пройду,
Все на земле открою,
Лягнув небес могучий свод,
Колодец вмиг отрою…
Хотя слыву я существом
Нечистым и ничтожным,
Мне трудолюбием своим
Все ж похвалиться можно.
- Если вам действительно хочется заняться хозяйством, - сказала женщина, - то пойдите еще раз посоветуйтесь со своим учителем. Если он не будет возражать, я согласна взять вас в зятья.
- А что мне с ним советоваться, - отвечал Чжу Ба-цзе. - Он мне не отец. Я и сам знаю, что делать.
- Ладно, - согласилась женщина. - Я сейчас поговорю с дочерьми.
С этими словами она ушла в дом, с шумом захлопнув за собой дверь. А Чжу Ба-цзе, который и не думал даже пасти коня, подвел его к дому. Он, конечно, не подозревал, что Сунь У-кун все видел и слышал. А Сунь-У-кун тотчас же полетел назад, принял свой обычный вид и, представ перед Сюань-цзаном, сказал:
- Учитель, а ведь Чжу Ба-цзе все-таки увел коня!
- Ну, если бы он не вел его на поводу, конь мог бы легко сбежать, - отвечал Сюань-цзан.
Тут Сунь У-кун рассмеялся и передал во всех подробностях разговор хозяйки с Чжу Ба-цзе. Сюань-цзану трудно было поверить всему этому. Немного погодя они увидели, как Дурень привел коня и привязал его.
- Ну что, попас коня? - спросил учитель.
- Да здесь даже хорошей травы нет, - отвечал тот.
- Где попасти коня ты не нашел, а вот куда привести его, нашел место, - заметил Сунь У-кун.
Услышав это, Чжу Ба-цзе понял, что тайна его раскрыта, и, опустив голову, молчал. Вскоре скрипнула входная дверь, появились две пары красных фонарей, курильница и наконец сама хозяйка. Она благоухала, украшения звенели. Вместе с ней вы шли все три дочери: Чжэнь-чжэнь, Ай-ай и Лянь-лянь. Она велела девушкам приветствовать паломников за священными книгами. Девушки встали в ряд и почтительно поклонились. Поистине это были писаные красавицы.
Их дивная застенчивость влечет
Людей завороженные сердца,
И тонкие нефритовые брови,
Темны, как будто мотыльков пыльца.
Взгляни - и прелесть их прозрачных лиц
Тебя дыханием весны обдаст,
Нет красоте божественной границ -
Она смиряет силу государств.
Обилье украшений головных
В подобранных изящно волосах.
И вьются, отгоняя пыль от них,
Расшитые искусно пояса.
Их нежная улыбка хороша,
Как розоватых персиков расцвет,
Когда они проходят не спеша,
Все ароматы веют им вослед
Сгибались, колыхались на ходу
С покорностью к ручью склоненных ив,
Чу славную в преданьях красоту
И Си-цзы прелесть тонкую затмив.
И равномерно колыхаясь в такт
Их необычно маленьким шагам,
Большие шпильки наклонялись так,
Что пробегал огонь по жемчугам.
Не с неба ли девятого сошли,
Сияя красотою неземной?
Возможно, ради страждущей земли
Чан Э рассталась с золотой луной?
Увидев их, Сюань-цзан сложил ладони рук и, опустив голову, начал молиться. Великий Мудрец Сунь У-кун не обращал на них ни малейшего внимания, а Ша-сэн и вовсе повернулся к ним спиной. Но что творилось с Чжу Ба-цзе! Он не мог оторвать глаз от красавиц, находился в полном смятении и был обуреваем греховными помыслами и страстями. От крайнего волнения он едва слышным голосом проговорил:
- Благодарение небу, что бессмертные небожительницы сошли с неба. Мамаша, уведите, пожалуйста, ваших дочерей.
Девушки тотчас же скрылись за ширмами, оставив пару шелковых фонарей.
- Почтенные отцы духовные, - сказала тут хозяйка. - Кто из вас пожелал бы остаться и взять в жены моих дочерей?
- Мы уже советовались на этот счет, - сказал Ша-сэн, - и решили оставить здесь Чжу Ба-цзе.
- Брат, не смейся надо мной. Опять вы разыгрываете меня.
- Какие тут еще насмешки! - воскликнул Сунь У-кун. - Ведь ты уж обо всем договорился. Ты даже называл хозяйку мамашей. Учитель будет посаженым отцом, хозяйка - матерью, я - поручителем, а Ша-сэн - сватом. Сегодня как раз счастливый день. Поклонись учителю и оставайся здесь.
- Нет, так не пойдет! - запротестовал Чжу Ба-цзе. - Кто же поступает так в подобных случаях?
- Ну, вот что, Дурень! - сказал Сунь У-кун. - Нечего притворяться! Ведь сколько раз ты назвал хозяйку «мамашей», зачем же говорить, что из этого ничего не получится? Соглашайся поскорее, и веди нас к свадебному столу, так-то оно лучше будет.
С этими словами он одной рукой схватил Чжу Ба-цзе, а другой - хозяйку и сказал:
- Дорогая матушка, введите зятя в свой дом.
Дурень совсем растерялся и не знал, что делать, - то ли идти за хозяйкой, то ли оставаться здесь. В этот момент хозяйка позвала слугу.
- Расставьте столы и стулья! - приказала она. - И приготовьте ужин в честь этих почтенных монахов. А я уведу своего зятя в дом.
Затем она велела повару заняться приготовлением свадебного пира, который решила устроить на следующий день. Слуги поспешили выполнить распоряжение хозяйки. Вскоре трое паломников поужинали и, быстро расстелив свои постели, улеглись спать в гостиной, но об этом мы рассказывать не будем. Вернемся лучше к Чжу Ба-цзе. Следуя за тещей, он прошел уже бесчисленное количество комнат. Шел он неуверенно, спотыкаясь на каждом пороге.
- Мамаша, - взмолился он наконец, - идите помедленнее. Дорога для меня незнакомая и вы уж, пожалуйста, помогите мне.
- Мы прошли только кладовые, склады, крупорушку и другие хозяйственные помещения, - сказала хозяйка. - И даже не дошли до кухни.
- Какой у вас громадный дом! - поразился Чжу Ба-цзе и снова поплелся, наощупь находя повороты и огибая углы.
Они долго шли, пока наконец не очутились у жилых помещений. - Дорогой зять, - промолвила хозяйка. - Твой старший брат сказал, что сегодня счастливый день для бракосочетания, и велел мне ввести тебя в свой дом. Но все это произошло как-то неожиданно, мы не успели даже позвать гадальщика, не поклонились перед домашним алтарем и не совершили свадебного обряда. Так что сейчас ты должен совершить хотя бы восемь поклонов.
- Вы совершенно правы, мамаша, - согласился Чжу Ба-цзе. - Прошу вас сесть и принять мои поклоны. Но я думаю, что для экономии один поклон можно будет считать за два - один поклон алтарю, а другой вам, в благодарность за то, что вы согласились породниться со мной.
- Ну ладно, ладно, - засмеялась женщина. - Вот ведь какой экономный зять мне попался. Я сяду, а ты совершай поклоны.
И что тут только было! Зал ярко сиял в серебряном свете свечей. Дурень начал отбивать поклоны.
- Мамаша, - сказал он, кончив отбивать поклоны, - а какую из дочерей вы отдаете мне в жены?
- Не знаю, что и делать, - сказала тут хозяйка. - Я хотела бы выдать за тебя старшую, но боюсь, что рассердится вторая. Если же отдать за тебя вторую, станет сердиться третья. А если отдать младшую, опять же рассердится старшая. Вот я и не могу решить.
- Мамаша, - сказал Чжу Ба-цзе, - если вы боитесь, что начнутся раздоры, отдайте за меня всех трех, и все будет в по - рядке.
- Что за вздор ты несешь! Ведь нельзя жениться на всех сразу!
- А почему бы и нет? - возразил Чжу Ба-цзе. - Да у кого не бывает трех жен или четырех наложниц? Пусть даже их было бы больше, я охотно согласился бы. С молодых лет питаю пристрастие к женскому полу и ручаюсь, что угожу каждой из них.
- Нет, это не дело, - сказала хозяйка. - Сделаем вот как: ты завяжешь себе глаза вот этим платком и устроим гаданье. Я позову дочерей, они будут проходить мимо тебя. Ты протя - нешь руки и которая из них попадется тебе в руки, та и будет твоей женой.
Дурень согласился, взял платок и завязал глаза.
- Ну, мамаша, зовите дочерей!
- Чжэнь-чжэнь! Ай-ай! Лянь-лянь! - позвала хозяйка. - Сейчас жених будет гадать: на кого падет выбор, та и выйдет за него замуж.
Зазвенели украшения, вокруг разлился чудесный аромат, словно сами небожительницы спустились на землю. Дурень протянул руки, стараясь поймать одну из них, бросался то в одну, то в другую сторону, но все безуспешно. Он слышал лишь шорох, когда женщины проходили мимо него. Побежит в одну сторону, хватает столб, ринется в другую, наткнется на стену. У него даже закружилась голова, и он едва держался на ногах. От ударов и толчков у него распухла морда и вся голова была в шишках. Наконец, едва переводя дух, он опустился на пол и сказал:
- Ваши дочери чересчур хитры. Ни одной из них я не могу поймать. Что же делать?
Тогда женщина сняла с его глаз повязку и сказала:
- Нет, дорогой зять, дело не в том, что они хитры, просто ни одна из них не хочет обижать другую.
- Тогда вот что, мамаша, - сказал Чжу Ба-цзе. - Раз они не хотят, выходите вы за меня.
- Дорогой зятек! - воскликнула хозяйка. - Где же это видано - на теще жениться! Мои дочери от природы очень умные. Каждая из них вышила жемчугом рубашку. Может, какая-нибудь подойдет тебе, тогда ту дочь, которая сделала ее, возьмешь себе в жены.
- Вот и прекрасно! - обрадовался Чжу Ба-цзе. - Давайте сюда рубашки, я попробую их надеть и если надену все сразу, то на всех дочерях и женюсь.
Хозяйка пошла в комнату, вынесла оттуда рубашку и передала ее Чжу Ба-цзе. Дурень снял с себя черный халат и натянул рубашку. Однако не успел он повязаться поясом, как тут же рухнул на пол. Оказалось, что он крепко-накрепко связан веревками. Тело его нестерпимо ныло от боли, а женщины куда-то исчезли.
В этот момент Сюань-цзан, Сунь У-кун и Ша-сэн проснулись, словно от какого-то толчка. На востоке занимался рассвет. Подняв голову, они внимательно осмотрелись кругом и не увидели ни домов, ни колонн с резьбой. А спали они в лесу среди сосен и кедров. Сюань-цзан, совершенно растерявшись, позвал Сунь У-куна.
- Дорогой брат! Хватит спать! - воскликнул Ша-сэн. - Мы встретились с нечистой силой!
- Почему ты так думаешь? - спросил улыбаясь Сунь У-кун. Он прекрасно понимал, что произошло.
- Да ты посмотри, где мы спали, - сказал Сюань-цзан.
- Ну что ж, - сказал Сунь У-кун. - Мы неплохо провели ночь в этом сосновом лесу. Не знаю только, куда в наказанье поместили нашего Дурня, - добавил он.
- О каком наказании ты говоришь? - спросил Сюань-цзан.
- Женщины, которых мы видели вчера здесь, бодисатвы, правда, я не знаю, какие именно, - сказал Сунь У-кун. - Явившись к нам, они приняли человеческий облик, а в полночь, вероятно, исчезли. Но вот Чжу Ба-цзе пришлось понести наказание.
Услышав это, Сюань-цзан сложил ладони рук и почтительно поклонился. В этот момент они увидели развевающуюся на сучке старого кедра полосу бумаги. Ша-сэн бросился туда и, взяв бумагу, передал учителю. Там было восемь строф.
И вот, когда Сюань-цзан со своими учениками читал эти строфы, из глубины леса донесся отчаянный крик:
- Отцы мои! Меня связали, погибаю! Спасите! Я никогда больше не осмелюсь так поступать!
- Сунь У-кун! - сказал Сюань-цзан. - Уж не Чжу Ба-цзе ли это кричит?
- Конечно, он, - подтвердил Ша-сэн.
- Не обращай внимания, брат, - сказал Сунь У-кун. - Надо трогаться в путь!
- Этот Дурень, конечно, закоренелый упрямец, - промолвил Сюань-цзан. - Но все же он правдивый парень. К тому же он силен и несет наши вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53