- А теперь, не теряя времени, - сказал Хуэй-ань, - давайте сооружать священный корабль.
У-цзин снял с шеи черепа, из веревки сделал магический круг и в середину положил тыкву. После этого он пригласил Сюань-цзана взойти на корабль. Усевшись, Сюань-цзан почувствовал себя так, как на настоящей лодке. Чжу Ба-цзе и У-цзин сели по сторонам, поддерживая своего учителя. Сунь У-кун следовал за ними на облаках, ведя за собой коня-дракона. Выше всех находился Хуэй-ань, охраняя их. Наконец-то Сюань-цзану удалось легко и свободно, при попутном ветре, переправиться через мертвые воды реки Сыпучих песков.
Корабль летел, как стрела, и очень скоро они достигли противоположного берега. Здесь они благополучно высадились, даже не замочив ног и не испачкав одежды.
Когда учитель и его ученики уже стояли на земле, Хуэй-ань, взяв с собой тыкву, на священном облаке исчез из виду. В тот же момент девять черепов превратились в девять воздушных потоков и бесследно исчезли.
Сюань-цзан почтительно поклонился вслед удалившемуся Хуэй-аню и совершил поклоны бодисатве.
Однако о том, что случилось в дальнейшем с паломниками за священными книгами, вы узнаете из следующей главы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

повествующая о том, как Сюань-цзан не нарушил основ учения и как испытывали четырех подвижников в твердости веры
Из этой главы вы узнаете о путях паломничества за священными книгами, путях, которые связаны с исполнением основного долга паломников.
Вернемся, однако, к нашим путникам, которые теперь уже вчетвером, познав вечную Истину и покинув суетный мир, пройдя через море страсти и реку Сыпучих песков, беспрепятственно продвигались дальше, по дороге на Запад. По пути им пришлось преодолеть множество покрытых растительностью гор, где протекали голубые реки, взор их не в силах был охватить широких просторов полей и цветов. Однако время летело быстро, и незаметно подошла осень.
Сделал красными горные дали
Кленов пышных осенний наряд,
Хризантем лепестки опадали…
Из кустарников, полный печали,
Реже слышался стрекот цикад.
Вянул лотос, цветы увядали,
Мандаринов густел аромат,
В небе бледном, построившись в ряд,
Стаи диких гусей улетали…
И вот однажды вечером Сюань-цзан сказал:
- Ученики мои, время уже позднее, не поискать ли нам место для ночлега?
- Вы не совсем правы, учитель, - возразил Сунь У-кун. - Ведь не зря говорится, что монах должен питаться под открытым небом и спать на росе и на инее. Для него любое место должно быть домом. Поэтому не стоит говорить об удобном ночлеге.
- Ну, дорогой брат, - вступил в разговор Чжу Ба-цзе. - Ты идешь налегке, так тебе и дела нет до того, что другие падают от усталости. После того как мы переправились через реку Сыпучих песков, мне очень трудно было карабкаться с моей ношей по горам. Вот мученье было! Непременно нужно найти сейчас какое-нибудь жилье, поесть, чаю попить и отдохнуть немного.
- Дурень ты! - сказал на это Сунь У-кун. - Да ты никак ропщешь. Боюсь, что не видать тебе больше такой спокойной жизни, как в деревне Гаолаочжуан, где ты, можно сказать, прозябал, а не стремился к высшему счастью. Поэтому тебе сейчас трудновато. Но если хочешь отрешиться от мира и стать монахом, смирись с трудностями и лишениями. Только тогда ты сможешь считать себя настоящим учеником Танского монаха.
- Дорогой брат! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Подумай сам, сколько весит этот груз!
- С тех пор как ты и Ша-сэн присоединились к нам, - сказал Сунь У-кун, - я не носил груза. Откуда же мне знать, сколько он весит?
- Так вот, прикинь, сколько весит груз, который мне приходится нести, - сказал Чжу Ба-цзе. - Мне одному тяжело все это таскать. Выходит, ты один ученик, а я просто носильщик.
- Ты с кем разговариваешь, Дурень? - с улыбкой спросил Сунь У-кун.
- С тобой, дорогой мой брат, - отвечал Чжу Ба-цзе.
- Зря ты завел этот разговор, - сказал Сунь У-кун. - Я отвечаю за жизнь учителя, а вы с Ша-сэном должны заботиться о вещах и коне. Если же вы не будете проявлять должного усердия, вам придется попробовать моего посоха.
- Дорогой брат, - сказал Чжу Ба-цзе, - тебе не следовало бы так говорить. Ведь драка - это насилие над другими. Я знаю, что по натуре ты горд и заносчив и не станешь, конечно, нести вещи. Но ведь у нас есть сильный конь, на котором едет всего один человек. И если бы ты навьючил на этого коня несколько вещей, это было бы проявлением братского чувства с твоей стороны.
- А знаешь ли ты, что это не простой конь, - сказал Сунь У-кун. - Это - конь-дракон, сын Царя драконов Западного моря Ао-жуна, третий наследный принц. За то, что он устроил пожар во дворце и сжег драгоценности, отец обвинил его в сыновней непочтительности и нарушении законов неба. Только по милости бодисатвы Гуаньинь ему удалось спасти свою жизнь. После этого он долго ждал в ущелье Орлиной печали прихода учителя. Наконец туда явилась бодисатва Гуаньинь, которая избавила его от чешуи и рогов и вынула у него из-под подбородка жемчужину мудрости. Только после этого он превратился в того коня, которого ты видишь перед собой, и выразил готовность служить учителю верой и правдой и везти его в Индию на поклонение Будде. У каждого из нас своя судьба, а на коня сердиться и не думай.
- Неужели это конь-дракон, дорогой брат? - спросил Шасэн.
- Да, это конь-дракон, - подтвердил Сунь У-кун.
- Дорогой брат, - сказал тогда Чжу Ба-цзе, - еще в старину говорили, что: «Дракон обладает способностью собирать тучи и напускать туман, разрыхлять землю и вздымать песок, что он обладает сверхъестественной силой, может сворачивать горы и сдвигать хребты, обращать вспять реки и баламутить моря». Чем же объяснить, что наш дракон идет так медленно?
- Если хочешь, чтобы он двигался быстрее, я могу заставить его сделать это, - сказал Сунь У-кун, - вот, смотри.
И Великий Мудрец сжал свой посох. В тот же момент во все стороны разлетелись сияющие облака. Увидев посох в руках Сунь У-куна, конь подумал, что тот собирается его бить и, испугавшись, помчался во весь дух, только ноги сверкали. Сюань-цзан от неожиданности выпустил из рук поводья. Конь, почувствовав свободу, понесся сломя голову и замедлил шаг только тогда, когда взлетел на хребет и подбежал к обрыву. Едва придя в себя, Сюань-цзан осмотрелся и увидел впереди сосновую рощу, а в ней несколько величественных строений.
Величавые здания высились
Возле самых зеленых гор,
Изумрудный лес кипарисовый
Над воротами Ветви простер.
На ветвях, широко разбросанных,
Древних сосен хвоя густа,
Много-много Цветов бледно-розовых
В потаенных местах у моста;
И бамбук молодой в отдалении
Протянулся за рядом ряд,
И могучие краски осенние
В хризантемах диких горят.
Вдоль усадьбы стена квадратная -
Вся из белого кирпича,
И вокруг тишина благодатная,
И покой дворцов величав;
Отдыхают крестьяне свободные,
В амбары убрав урожай,
И в хлевах не кричат животные,
И не слышен собачий лай…
И вот, когда Сюань-цзан, осадив коня, осматривал открывшуюся перед ним картину, подошли Сунь У-кун и его товарищи.
- Все благополучно, учитель? - спросил Сунь У-кунь.
- Мерзкая ты обезьяна, - сердито сказал Сюань-цзан. - Конь от испуга так помчался, что я едва не свалился на землю.
- Не ругайте меня, учитель, - сказал улыбаясь Сунь У-кун. - Это все Чжу Ба-цзе. Он сказал, что конь идет очень медленно, вот я и решил доказать ему, что конь может бегать и быстрее.
Стараясь поспеть за конем, Чжу Ба-цзе выбился из сил и, запыхавшись, возмущенно крикнул:
- Ладно! Хватит! Вот уж поистине: заставь дурака богу молиться, так он и лоб расшибет! Ноша моя и так тяжела, а ты еще заставляешь меня гнаться за конем!
- Ну, вот что, ученики мои, - сказал тут Сюань-цзан. - За той стеной находится поместье, хорошо было бы остановиться здесь на ночлег.
Сунь У-кун быстро поднял голову и, присмотревшись, увидел облака, они окутывали поместье своим радужным сиянием. Сунь У-кун сразу же понял, что это место, отмеченное Буддой, но, не желая раскрывать тайны неба, промолвил:
- Вот и замечательно! Пойдем попросимся на ночлег!
Сюань-цзан поспешил сойти с коня и, подойдя к воротам с аркой, увидел на них резьбу. Перекладины ворот были украшены резными цветами лотоса и хоботом слона. Ша-сэн опустил свою ношу на землю. А Чжу Ба-цзе, подходя, сказал:
- Тут, несомненно, живут богатые люди.
Сунь У-кун хотел было войти во двор, но Сюань-цзан остановил его.
- Погоди! Мы с тобой монахи и не должны вызывать подозрений. Не надо входить без разрешения, подождем пока кто-нибудь выйдет и попросим пустить нас переночевать.
Чжу Ба-цзе привязал коня, а сам прислонился к стене.
Сюань-цзан сел на каменный барабан, а Сунь У-кун с Ша-сэном устроились у основания башни. Прошло довольно много времени, но из дома никто не показывался. Тогда нетерпеливый по натуре Сунь У-кун, не выдержав, вскочил на ноги и вошел во двор. Осмотревшись, он увидел прежде всего помещение из трех комнат, обращенных на юг. Дверные занавески были высоко подняты. На стоявшей перед дверьми ширме висели картины с изображением горы, символизирующей долголетие, и моря, означавшего счастье. С двух сторон стояли два покрытых лаком с золотой инкрустацией столба, на которых также висели свитки с новогодними пожеланиями счастья и благополучия. На свитках были надписи: «Вечером у ровного моста летает нежный пух ивы. Лепестки ароматной сливы падают словно снег; в маленький дворик пришла весна». Посредине стоял черный полированный столик для возжигания благовоний, а на нем древняя медная курильница с изображением сына дракона.
У стола были расставлены шесть Стульев. На восточной и западной стенах двора висели свитки с изображением четырех времен года.
И вот, когда Сунь У-кун украдкой рассматривал все это, за дверью послышались шаги и вышла женщина средних лет.
- Кто осмелился вторгнуться в дом вдовы? - спросила она нежным голосом.
Сунь У-кун поспешил приветствовать ее и громко сказал:
- Я. скромный монах, прибыл из Китая, страны великих Танов. По высочайшему повелению мы следуем на Запад поклониться Будде и попросить у него священные книги. Нас четверо. И вот, поскольку ваш дом лежит на нашем пути, а время уже позднее, мы и решили попроситься к вам на ночлег.
- А где же ваши спутники, духовный отец? - улыбаясь спросила женщина. - Пригласите их сюда.
- Учитель, вас приглашают войти! - громко позвал Сунь У-кун.
Сюань-цзан, в сопровождении Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, вошел во двор. Чжу Ба-цзе вел коня, а Ша-сэн нес вещи. Увидев женщину, Чжу Ба-цзе не мог оторвать от нее жадного взгляда. А как роскошно она была одета!
На одеянье из зеленого холста
Затейливый узор искусно выткан,
И юбка шелковая с бантами желта,
И розова просторная накидка
На каблуке изящном и высоком,
Был башмачок прекрасен, как цветок,
Сквозь черный легкий газовый платок
Небрежно выбивался крупный локон.
Слоновая - прекрасна гребня кость,
Она, как жемчуг, радугой сверкала,
И, чтоб сдержать прическу наискось,
Вдова узорных шпилек ряд втыкала…
Прекрасна без румян и без белил,
Стан стройность сохранил и грациозность,
И кто бы на земле определил,
Насколько юн богини этой возраст?
Увидев путников, женщина радостно приветствовала их и пригласила войти в дом. Когда была закончена церемония с поклонами, хозяйка велела подать чай. Тотчас же из-за перегородки вышла девушка-служанка с длинной косой. Она несла золотой поднос с чашками из белоснежного нефрита. Из чашек шел душистый аромат. На подносе лежали также удивительно душистые, редкие плоды. Женщина, не стесняясь, засучила рукава, обнажив нежные, как весенние побеги бамбука, руки. Затем, высоко держа чашку, она с поклоном поднесла чай каждому из гостей, после чего приказала приготовить трапезу.
- Простите, уважаемая благодетельница, - промолвил Сюань-цзан, подняв для приветствия руки, - можно ли узнать вашу драгоценную фамилию и откуда вы родом?
- Это - район восточной Индии, - отвечала хозяйка. - Моя девичья фамилия - Цзя, а по мужу я Мо. С малых лет меня преследовал злой рок. Я рано потеряла родителей и хозяйство перешло к нам с мужем. Мы имели довольно большое состояние, тысячу циней1 земли, но нам не повезло. Родились три дочери, а сына не было. А в позапрошлом году меня постигло еще большее несчастье - умер муж, и вот уже год, как я вдовствую. В этом году закончился срок моего траура. У нас нет никаких родственников, и все имущество и земля пропадают попусту. Я хотела вторично выйти замуж, но жаль расставаться со своим добром. Вот если бы я и мои дочери могли выйти замуж, не расставаясь с домом! На наше счастье к нам прибыли вы, духовный отец. Вместе с учениками вас четверо. Как было бы хорошо, если бы вы взяли нас в жены: получилось бы четыре супружеские пары. Не знаю только, согласитесь ли вы?
Сюань-цзан сделал вид, что он глух и нем и, закрыв глаза, сидел, сохраняя полное спокойствие, не отвечая на вопрос хозяйки.
- У нас более трехсот му поливных полей, - продолжала хозяйка, - свыше трехсот циней богарной земли и триста с лишним циней фруктовых садов в горах. Кроме того, у нас есть более тысячи волов, много мулов и лошадей, а свиней и овец не перечесть. Помимо всего этого, у нас разбросано по сенокосам не меньше семидесяти заимок. Хлеба у нас хватит лет на девять. А шелков, разной материи и одежды за десять лет не износить. Золота и серебра хватит на всю жизнь. Как говорится, расшитые пологи затемняют собою красоту весны. А о разных там золотых украшениях и говорить не приходится. Так что если бы вы, духовные отцы, согласились остаться в нашем доме, то жили бы в полном довольствии. Это, пожалуй, лучше, чем идти на Запад и претерпевать различные трудности.
Сюань-цзан сидел неподвижно и молчал.
- Я родилась в третий день третьей луны. Мой покойный муж был старше меня на три года. В этом году мне исполнилось сорок пять лет. Мою старшую дочь зовут Чжэнь-чжэнь, ей двадцать лет. Второй - Ай-ай - восемнадцать, и младшей - Лянь-лянь - шестнадцать. Ни одна из них не помолвлена. Сама-то я уже не могу похвалиться красотой, зато про дочек смело скажу, что они у меня красавицы. Руки у них золотые. Они умеют и шить и вышивать, в общем, за какое дело ни возьмутся - непременно справятся. Поскольку у нас с мужем не было сыновей, мы их воспитывали как мальчиков. С детства обучили конфуци анским книгам, они научились читать и писать стихи. Несмотря на то что мы живем в глухих местах, мы все же не совсем невежественны и могли бы составить вам достойную партию. Так вот, почтенный отец! Если вы вернетесь в мир и станете хозяином в этом доме, вы будете носить шелковые халаты. Это, пожалуй, лучше, чем ходить с глиняной чашей для подаяния, носить черную рясу и соломенные башмаки или шляпу из бамбука.
Сюань-цзан, восседавший на почетном месте, был похож на ребенка, напуганного громом, или, еще лучше, на лягушку, попавшую под дождь. Он был потрясен и не мог даже смотреть хозяйке в глаза. Между тем Чжу Ба-цзе, услыхав о таких богатствах и красоте дочерей, вертелся, словно сидел на иголках, и не мог сдержать волнения. Наконец он не вытерпел и, подойдя к учителю, дернул его за рукав.
- Учитель! Почему вы с таким пренебрежением относитесь к тому, что говорит эта женщина. Мне кажется, следовало бы прислушаться к ее словам.
Тогда Сюань-цзан резко поднял голову и с презрением оттолкнул от себя Чжу Ба-цзэ.
- Ты грязная тварь! - гневно крикнул он. - Можем ли мы, отрешившись от суетного мира, прельщаться богатством и красотой? На что же это будет похоже!
- А жаль, очень жаль! - улыбаясь сказала хозяйка. - Что хорошего в монашеском обете?
- Послушай, уважаемая, что хорошего у вас, мирских людей? - спросил в свою очередь Сюань-цзан.
- Присядьте, учитель, - промолвила хозяйка, - я расскажу вам, какие радости испытывают люди. Об этом написано в стихах:
Когда весною новый шелк готов,
Бери себе для платья ткань любую,
Чтобы гулять все лето вдоль прудов,
Цветеньем ярких лотосов любуясь.
Собрав с полей прилежно спелый рис,
Готовь вино, когда приходит осень,
Зимою в доме теплом затворись,
Чтоб пировать, заботы прочь отбросив.
И все для жизни безмятежной даст
Тебе рукою щедрою природа,
Полны столы изысканнейших яств
У нас в домах в любое время года.
Наш сон при огоньках цветных свечей
В шелках постели пышной непробуден,
Счастливым, нам тащиться вдаль зачем,
Чтоб в странах дальних поклониться Будде?
- Все это прекрасно, уважаемая благодетельница, - отвечал Сюань-цзан. - Хорошо, что у вас, мирян, изобилие и богатство, что у вас вдосталь еды и одежды и что мужчины и женщины живут в браке. Но наша монашеская жизнь имеет свои достоинства и, если хотите, я тоже могу прочесть вам стихи:
Возвышенную цель
Перед собою
Поставь -
И прежний храм любви отринь.
Не увлекайся
Внешней суетою,
А постигай прилежно
«Ян» и «Инь».
Окончив подвиг,
С сердцем просветленным
Увидишь в небе
Золотой чертог,
Но станет, смерть приняв,
Мешком зловонным
Тот, кто познаньем мира
Пренебрег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53