Это все. Мы не имеем иного предназначения, иного положения в обществе. Мы не пользуемся никакими особыми правами вне обычаев Краст, у нас нет авторитета, кроме того, который мы можем завоевать сами, как отдельные личности.
— Мы поняли, — кивнула Сиани.
Ракханка подалась вперед; ее глаза отливали зеленью, подобно кошачьим.
— Расскажите, зачем вы пришли сюда, — велела она.
Ответил Сензи. Слегка дрожащим голосом он рассказал, что за твари явились в Джаггернаут и с какой целью. Он описал нападение на Сиани — и то разрушение, которое последовало, — такими пламенными словами, что Дэмьен почувствовал себя очевидцем. Тут горе, охватившее Сензи при мысли о Сиани, прервало его речь. Какое-то время он беззвучно трясся — бешенство и отчаяние, которые он сдерживал столько дней, наконец пересилили его. Но ракхи явно понимали, о чем он говорил. Когда он заговорил опять, они как будто изменились. Стали отзывчивее, что ли. Как будто он все-таки добрался до глубинного слоя, где скрывалось какое-то родство.
— Они пришли с вашей земли, — заключил маг-подмастерье. — Демоны, которые питаются памятью других и низводят разумные существа до уровня домашних животных, что поставляют им пищу. Мы пришли, чтобы охотиться на них. Особенно на одного. Все, что мы просим, — это право пройти через вашу землю, чтобы добраться до него. Чтобы освободить нашу спутницу от проклятия.
Дэмьен взглянул на Сиани и увидел, что она дрожит. Боже милосердный… Если Сензи было тяжко описывать все эти события, каково же было ей, ведь ее страдания парень мог только представить! Священник потянулся было взять ее за руку, хоть как-то утешить, но не осмелился. Кто знает, как надо себя вести, чтоб ненароком не вызвать агрессию хозяев?
Мучительно тянулось молчание. Наконец один из худощавых ракхов заговорил.
— Я видел такое, — пробормотал он. — На востоке, около Дома Гроз. Видел, но не верил.
— Демоны людей, — подтвердил гривастый самец. — Рожденные из человеческих страхов.
— Под Завесой? — засомневалась самка.
— Человечество как зараза. Оно распространяется повсюду.
Мужчина, говоривший первым, прорычал что-то, оборвав их пререкания.
— Не наше дело решать за наш народ, — твердо заявил он. — Мы просто должны пересказать все в точности. — Он свысока оглядел людей; взгляд его был холоден. — Мы передадим то, что вы нам сказали, и пусть другие решают. Но знайте: наш народ ничего не забывает, у нас к вашей расе очень длинный счет. Наказанием для людей, что нарушали границы наших земель, всегда была смерть. За всю мою жизнь я знаю только одно исключение из этого правила. Один человек попытался переступить пропасть между нашими народами и заслужил уважение в южном племени, так что они оставили его в живых. Только один. — Он запнулся. Его янтарные глаза задержались на Сиани. — Я помню эту женщину. Я помню ее запах. — Его голос упал до тихого шепота. — И то, что ты не помнишь меня, госпожа Фарадэй, больше говорит о твоих страданиях, чем тысячи других ваших доводов.
Он отдернул полу шатра, впустив воина-ракха, который снаружи ожидал позволения войти. Другие Краст тоже собирались уходить. Очевидно, беседа была закончена.
— Я сделаю что смогу, — пообещал ракх.
Лагерь ракхов не предназначался для содержания пленников. Пока охранники тихо перешептывались, Дэмьен обдумывал то, что сказал гривастый ракх, и возможные последствия этого. «Наказание людям — нарушителям границ — смерть». Это значило, что ракхи не имеют опыта в обращении с пленниками-людьми, и если они руководствуются в делах политики теми же животными инстинктами, которые используют, чтобы строить свою иерархию, они могут также не иметь опыта в содержании пленников-ракхене.
Когда их вывели из-под навеса, сбив в кучу, точно стадо овец, Дэмьен взглянул на Сиани. Он ожидал увидеть на ее лице заново пережитую муку, боль растравленной раны. Он это и увидел. Но кое-что еще кроме того. Ее глаза озарились лихорадочной страстью, когда она следила за бессловесными, почти невидимыми сигналами, которые сопровождали переговоры ракхов. Что-то в ней пробудилось к жизни здесь… как, должно быть, когда-то пробудилось к жизни впервые, много лет назад. Ракхи почувствовали это в ней. Должно быть, это ее и спасло.
«Голод. Она жаждет знания, стремится к нему с такой же силой, как Сензи стремится к власти, как Таррант стремится к жизни. Как я… к чему?»
Чего он жаждал? Если всю жизнь его возложить на алтарь единой цели, если все силы его обратить в единое усилие — чего бы он добивался?
«Знать, что, когда я умру, мои потомки унаследуют земную мечту. Знать, что дети моих детей будут владеть звездами. Верить, что я могу настолько изменить мир.
Прекрасная мысль, — напоследок горько подумал он. — Тебе нужно только достаточно долго оставаться на одном месте, чтобы обзавестись детьми, если уж ты действительно всего этого хочешь».
Их провели через большую часть селения ракхене к скромной палатке на краю. Старший ракх повелительно рявкнул, и наружу выскочил хозяин палатки — ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы проползти через низкий вход. Это был тощий ракх без гривы, к тому же и не одетый; вылезая, он торопливо натягивал разрисованный балахон, сверкнув крохотной набедренной повязкой, украшавшей тощее долговязое тело.
Бисер в гриве ракха-воина дребезжал, пока он распоряжался, шерсть на плечах встала дыбом, так что эта значительная масса добавилась к его и без того объемистому телосложению. Глядя на этих двоих, было трудно представить, что они относятся к одному виду. Тощий ракх запротестовал — слабо, — и Дэмьену показалось, что он разглядел небольшой выступающий валик меха вокруг шеи, который мог быть остатком гривы. Или неразвитым зачатком ее? Похоже, что это самец, но либо молодой, либо плохо сформировавшийся. Такое существо должно стоять очень низко в любой животной иерархии.
«И — будем честными — в человеческой тоже. Стал бы я хотя бы наполовину тем, что есть, если бы физически не был способен осуществить свои намерения?»
Явно обиженный, хозяин наконец уступил. Когда он нырял обратно в палатку собрать пожитки, его спина выгнулась от возмущения, верхняя губа приподнялась, он издал свистящее шипение, но мигом умолк, взглянув на гривастого. Вызывающее поведение сменилось покорностью, поскольку оспорить властный приказ ему не хватало силы или храбрости.
Подгоняя остриями копий, воины-ракхене заставили людей втиснуться под маленький навес. Всех, кроме Тарранта, который задержался у полотняной двери и посмотрел на восточный край неба. Ночь уходила, непроглядная тьма сменилась серостью. Осталось не более получаса.
— Вы побудете здесь, — сказал Таррант. — Я уйду охотиться.
Гривастый вскинулся и загородил ему дорогу древком копья.
— Вы все будете здесь, пока мы вас не выпустим, — резко выпалил он. Акцент ракхене делал его слова малопонятными, но намерения были очевидны. Его мех жестко ощетинился, разукрашенная грива зазвенела, как колокольчики под ветром. — Ты понял? Ты пойдешь внутрь, с другими.
Копье он держал умело, и явно нацелился проткнуть сердце Тарранта при малейшем движении. Дэмьен напрягся, сожалея, что при нем нет ни меча, ни арбалета — да будь под рукой хотя бы тяжелый камень! — но кишечник его стянулся в тугой узел, он понимал, что безоружен, что никогда в жизни у него не было так мало шансов. Таррант, должно быть, чертовски хорошо соображает, что делает, потому что трое безоружных людей против восьми крепких молодцев не выстоят и секунды. Тем более, когда на них со всех сторон нацелены копья.
Ничего не ответив ракху, Таррант пристально посмотрел на него. Что-то в его лице подсказывало Дэмьену, что нужно отвернуться… но очарование магии пересилило инстинкт, и он взглянул в светло-серебряные глаза, казалось, излучавшие собственное свечение. Неестественный свет, что обжигал зрение, но ничего не освещал. Холодный огонь. Казалось, даже ракхи поддались очарованию, и хотя оружия не опустили, было ясно, что сейчас, в этот момент, ни один не ударит. «Как животные, которых ведут на убой, — подумал Дэмьен, — загипнотизированные солнечным зайчиком на кровавом ноже мясника». Потом вдруг ракх-вожак закричал. Его тело конвульсивно изгибалось, его с такой силой сотрясали волнообразные судороги, что эти сотрясения почти можно было услышать. Крик рвался изо рта — настолько похожий на предсмертный визг последней жертвы Тарранта, что на мгновение показалось, будто они опять внизу, в каньоне, слышат этот крик. А потом, так же быстро, как началось, все прекратилось. Тело ракха упало на землю, изогнулось еще раз и застыло. Густая кровь, исчерна-синяя, заливала мех вокруг рта, медленно сочилась из глаз и ушей. И из паха. Дэмьен почувствовал, что у него самого все сжалось в паху. Вспотев от холодного ужаса, он заставил себя отвести взгляд, пытаясь не представлять, какие внутренние повреждения могли вызвать такое.
Какое-то время оглушенные ракхи не могли двинуться с места. Дэмьен не знал, видели ли они раньше, как колдуют люди, или это убийство было для них вдвойне ужасным, потому что они не имели понятия, какая сила совершила его. Как бы то ни было, теперь стало ясно, что Таррант владеет силой, с которой приходится считаться. Дэмьен явственно видел, как злобный страх и иерархический инстинкт, ненависть и благоговейное потрясение боролись в их полузверином, получеловеческом разуме.
— Еще будут возражения? — спокойно спросил Таррант. Если таковые и были, никто не отважился высказаться. Холодный огонь охватил силуэт посвященного, стоявшего так близко к Дэмьену, что его коснулось дыхание ледяного пламени — в тысячи раз холоднее, чем простой лед или зимний пронизывающий ветер. Потом человеческое тело внезапно исчезло, и на его месте над землей возникла великолепная хищная птица, на этот раз черная, и перья ее сверкали подобно осколкам обсидиана, и когти отливали огненным гранатом. Могущественный облик был явно рассчитан на то, чтоб поразить ракхов; те действительно попятились, когда сверкающие крылья тяжело взмахнули над их головами, и вокруг них поднялся и поплыл густой запах, который наверняка означал страх.
Дэмьен увидел, как Сиани вложила свою руку в руку Сензи, как тот стиснул ее крепко и бережно. И почувствовал, как что-то внутри сжалось, словно от потери, когда она обратилась за помощью к другому. Ревность? «Это неразумно, — сказал он себе. — Особенно по отношению к Зену». Но вдруг ему пришло в голову: а знал ли он когда-нибудь дружбу, похожую на ту, какую смогли сберечь эти двое, мог бы он вообще обрести ее, хотя бы на время пути? Простое пожатие — такое легкое и все же такое красноречивое — заслуживалось годами.
Он заставил свои мысли вернуться в настоящее, заставил себя вслед за своими спутниками посмотреть на лежащего ракха. Тот уже начал разлагаться, как будто сама плоть стремилась поскорее исчезнуть с лица земли. Пока они смотрели, густо-багровые черви-падальщики подползли к расплывавшемуся телу. Дэмьен поднял взгляд на Тарранта и вздрогнул, как ни сдерживался. Догадался о смертоносном голоде, что сжигал его изнутри, лелеемый его собственной природой. Так тщательно контролируемой. Так хорошо замаскированной за утонченной внешностью.
«Благодарение Богу, он на нашей стороне… Пока».
Когда за ними пришли, снаружи стоял ясный день, и трое людей зажмурились, выйдя из сумрачной тесноты их палатки-тюрьмы на ослепительный дневной свет. В поселке стояла тишина, лишь несколько обитателей поселка слонялись вокруг, с очевидной неохотой делая свои домашние дела и стараясь побыстрей скрыться в тени расшитых палаток. Порой какая-то детвора выскакивала наружу. Раздавался резкий окрик взрослого, и мальцы вновь прятались в родительский темный приют. Очевидно, ракхи были ночными существами.
— Вы идете, — объявила старая ракханка. Ее желтовато-белый мех окрасили в такой цвет годы, а может, горе. Женщина-красти стояла рядом с ней, также и мужчина из этой группы. С ними были еще несколько ракхов, но их позы ясно говорили, что это подчиненные; Дэмьен сосредоточил внимание на главной троице.
Их провели через лагерь к большому, витиевато разукрашенному шатру в самом центре поселка. Старуха ракханка прошипела несколько коротких слов в дверной проем и получила такой же короткий ответ. Она ступила внутрь и кивком подозвала людей. Из двери несло знакомым запахом — животный мускус, отдающий кислятиной. Страх? Дэмьен нагнулся, вошел… и увидел живую картину печали, скорбь столь горестную, что даже чуждый облик не мог скрыть ее силы, и душа священника сочувственно потянулась к ней. Он оглядел палатку, пока Сиани и Сензи входили следом, и заметил, что украшения закутаны в вычерненную сажей ткань, вышивки повернуты лицом к стене, ковры свернуты, открывая сухую мертвую землю. В центре помещения стояла на коленях женщина; она подняла глаза, когда Дэмьен обратил на нее внимание. Ее мех был залеплен толстым слоем черной грязи, что явно было обычаем печали, глаза покраснели от бессонницы. Рядом с ней на простом тканом коврике неподвижно лежало тело мужчины. По его слабому дыханию можно было догадаться, что он не мертв. По его открытым глазам, которые смотрели в никуда, можно было догадаться, что он не спит.
Сперва Дэмьен подумал было, что они привели его сюда для Исцеления, но потом сообразил, что этот народ ничего не знает о его призвании, и, значит, у них были другие цели. Он посмотрел на женщину-красти, ожидая объяснения, и увидел безмерную ярость, наполнившую ее глаза. Ярость относилась не к нему.
Старуха обратилась к священнику на своем наречии из свистящих гласных и гортанного шепота; женщина-красти перевела.
— Она говорит — видите, он пустой. Совсем. У людей разум состоит из многих частей, так что, когда они съедают ваши мысли, они могут съесть только часть души. Но когда они едят ракха, они съедают все. Один мозг, одна душа, одно сердце. Один съедобный кусок для едоков. Все исчезает, кроме жизни.
— Когда это случилось? — спросил Дэмьен. Красти коротко переспросила старуху, затем ответила:
— Пять ночей назад. Он был в дозоре у реки. Следующий дозорный нашел его… таким.
Дэмьен почувствовал, как Сиани сжалась за его спиной, как ее страх сгустился во вполне осязаемую прослойку между ними. Она завороженно слушала. Значит, демоны, которые поглотили ее память, побывали и здесь. Только что покинув землю людей, они остановились перекусить… чем придется.
Он посмотрел в глаза мужчины — пустые, совсем пустые! — и подумал, сколько еще было жертв. Демоны возвращались домой, и путь их устилали пустые тела. Отец небесный, сколько это будет продолжаться? Сколько еще страданий встретят они, если будут следовать за демонами их путем?
— Мы идем убивать, — провозгласил священник. — Есть вероятность, что, когда они умрут, память их жертв может восстановиться. Если вы хотите того же, что и мы…
Он не договорил. В этом не было необходимости. Для ракхов он оставался чужаком, но они были достаточно разумны, чтоб понять, что именно лежит на чаше весов. Не только выздоровление Сиани, восстановление Сиани. Безопасность их племени. В конечном счете — безопасность их расы.
— Это ваша цель? — спросила старуха ракханка.
— Да.
— Поэтому вы пришли сюда?
— Только поэтому, — заверила ее Сиани.
— И мы, и Таррант, — добавил Сензи.
Ракханка обдумала ответ. Она подумала про каждого из них, по очереди — и по ее лицу скользнула быстрая тень, когда она думала про их отсутствующего спутника. Наконец она указала на бездушное тело, что лежало перед ними, и потребовала:
— Вы поможете этому.
Дэмьен колебался.
— Если мы убьем этих демонов, он может выздороветь. Но мы можем сделать это, только если вы отпустите нас.
— И вашего… друга, — напомнила она холодно. — Того, кто убил ракха. Скажи о нем.
— Таррант — оружие, — резко ответил Дэмьен. — Он может обернуть Фэа против этих тварей лучше, чем любой из нас. Если вы хотите, чтобы демоны были убиты, а этот мужчина обрел себя, — он указал на тело на коврике, — тогда он нужен нам. Мы четверо должны действовать вместе.
Она тихо шипела, но не отвечала. Видимо, слова Дэмьена ей не понравились.
— Мы подумаем, — промолвила она наконец. С неприязнью. — Мы поговорим с ракхами касты «хрис». Из нашего рода. — Она посмотрела на младшую женщину, которая объяснила:
— Ваша судьба больше не в руках наших воинственных мужчин. Не зависит от их настроения. Так что, пока вы себя ведете как следует… вам не причинят зла. Вы поняли? Ни вам, ни вашему имуществу. Если будете вести себя как следует.
— Мы поняли, — спокойно сказала Сиани.
— Когда вернется убийца?
Дэмьену потребовалось какое-то время, чтобы понять, кого она имеет в виду.
— Таррант? — Он поколебался. — Может быть, за полдень, может, до ночи не вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Мы поняли, — кивнула Сиани.
Ракханка подалась вперед; ее глаза отливали зеленью, подобно кошачьим.
— Расскажите, зачем вы пришли сюда, — велела она.
Ответил Сензи. Слегка дрожащим голосом он рассказал, что за твари явились в Джаггернаут и с какой целью. Он описал нападение на Сиани — и то разрушение, которое последовало, — такими пламенными словами, что Дэмьен почувствовал себя очевидцем. Тут горе, охватившее Сензи при мысли о Сиани, прервало его речь. Какое-то время он беззвучно трясся — бешенство и отчаяние, которые он сдерживал столько дней, наконец пересилили его. Но ракхи явно понимали, о чем он говорил. Когда он заговорил опять, они как будто изменились. Стали отзывчивее, что ли. Как будто он все-таки добрался до глубинного слоя, где скрывалось какое-то родство.
— Они пришли с вашей земли, — заключил маг-подмастерье. — Демоны, которые питаются памятью других и низводят разумные существа до уровня домашних животных, что поставляют им пищу. Мы пришли, чтобы охотиться на них. Особенно на одного. Все, что мы просим, — это право пройти через вашу землю, чтобы добраться до него. Чтобы освободить нашу спутницу от проклятия.
Дэмьен взглянул на Сиани и увидел, что она дрожит. Боже милосердный… Если Сензи было тяжко описывать все эти события, каково же было ей, ведь ее страдания парень мог только представить! Священник потянулся было взять ее за руку, хоть как-то утешить, но не осмелился. Кто знает, как надо себя вести, чтоб ненароком не вызвать агрессию хозяев?
Мучительно тянулось молчание. Наконец один из худощавых ракхов заговорил.
— Я видел такое, — пробормотал он. — На востоке, около Дома Гроз. Видел, но не верил.
— Демоны людей, — подтвердил гривастый самец. — Рожденные из человеческих страхов.
— Под Завесой? — засомневалась самка.
— Человечество как зараза. Оно распространяется повсюду.
Мужчина, говоривший первым, прорычал что-то, оборвав их пререкания.
— Не наше дело решать за наш народ, — твердо заявил он. — Мы просто должны пересказать все в точности. — Он свысока оглядел людей; взгляд его был холоден. — Мы передадим то, что вы нам сказали, и пусть другие решают. Но знайте: наш народ ничего не забывает, у нас к вашей расе очень длинный счет. Наказанием для людей, что нарушали границы наших земель, всегда была смерть. За всю мою жизнь я знаю только одно исключение из этого правила. Один человек попытался переступить пропасть между нашими народами и заслужил уважение в южном племени, так что они оставили его в живых. Только один. — Он запнулся. Его янтарные глаза задержались на Сиани. — Я помню эту женщину. Я помню ее запах. — Его голос упал до тихого шепота. — И то, что ты не помнишь меня, госпожа Фарадэй, больше говорит о твоих страданиях, чем тысячи других ваших доводов.
Он отдернул полу шатра, впустив воина-ракха, который снаружи ожидал позволения войти. Другие Краст тоже собирались уходить. Очевидно, беседа была закончена.
— Я сделаю что смогу, — пообещал ракх.
Лагерь ракхов не предназначался для содержания пленников. Пока охранники тихо перешептывались, Дэмьен обдумывал то, что сказал гривастый ракх, и возможные последствия этого. «Наказание людям — нарушителям границ — смерть». Это значило, что ракхи не имеют опыта в обращении с пленниками-людьми, и если они руководствуются в делах политики теми же животными инстинктами, которые используют, чтобы строить свою иерархию, они могут также не иметь опыта в содержании пленников-ракхене.
Когда их вывели из-под навеса, сбив в кучу, точно стадо овец, Дэмьен взглянул на Сиани. Он ожидал увидеть на ее лице заново пережитую муку, боль растравленной раны. Он это и увидел. Но кое-что еще кроме того. Ее глаза озарились лихорадочной страстью, когда она следила за бессловесными, почти невидимыми сигналами, которые сопровождали переговоры ракхов. Что-то в ней пробудилось к жизни здесь… как, должно быть, когда-то пробудилось к жизни впервые, много лет назад. Ракхи почувствовали это в ней. Должно быть, это ее и спасло.
«Голод. Она жаждет знания, стремится к нему с такой же силой, как Сензи стремится к власти, как Таррант стремится к жизни. Как я… к чему?»
Чего он жаждал? Если всю жизнь его возложить на алтарь единой цели, если все силы его обратить в единое усилие — чего бы он добивался?
«Знать, что, когда я умру, мои потомки унаследуют земную мечту. Знать, что дети моих детей будут владеть звездами. Верить, что я могу настолько изменить мир.
Прекрасная мысль, — напоследок горько подумал он. — Тебе нужно только достаточно долго оставаться на одном месте, чтобы обзавестись детьми, если уж ты действительно всего этого хочешь».
Их провели через большую часть селения ракхене к скромной палатке на краю. Старший ракх повелительно рявкнул, и наружу выскочил хозяин палатки — ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы проползти через низкий вход. Это был тощий ракх без гривы, к тому же и не одетый; вылезая, он торопливо натягивал разрисованный балахон, сверкнув крохотной набедренной повязкой, украшавшей тощее долговязое тело.
Бисер в гриве ракха-воина дребезжал, пока он распоряжался, шерсть на плечах встала дыбом, так что эта значительная масса добавилась к его и без того объемистому телосложению. Глядя на этих двоих, было трудно представить, что они относятся к одному виду. Тощий ракх запротестовал — слабо, — и Дэмьену показалось, что он разглядел небольшой выступающий валик меха вокруг шеи, который мог быть остатком гривы. Или неразвитым зачатком ее? Похоже, что это самец, но либо молодой, либо плохо сформировавшийся. Такое существо должно стоять очень низко в любой животной иерархии.
«И — будем честными — в человеческой тоже. Стал бы я хотя бы наполовину тем, что есть, если бы физически не был способен осуществить свои намерения?»
Явно обиженный, хозяин наконец уступил. Когда он нырял обратно в палатку собрать пожитки, его спина выгнулась от возмущения, верхняя губа приподнялась, он издал свистящее шипение, но мигом умолк, взглянув на гривастого. Вызывающее поведение сменилось покорностью, поскольку оспорить властный приказ ему не хватало силы или храбрости.
Подгоняя остриями копий, воины-ракхене заставили людей втиснуться под маленький навес. Всех, кроме Тарранта, который задержался у полотняной двери и посмотрел на восточный край неба. Ночь уходила, непроглядная тьма сменилась серостью. Осталось не более получаса.
— Вы побудете здесь, — сказал Таррант. — Я уйду охотиться.
Гривастый вскинулся и загородил ему дорогу древком копья.
— Вы все будете здесь, пока мы вас не выпустим, — резко выпалил он. Акцент ракхене делал его слова малопонятными, но намерения были очевидны. Его мех жестко ощетинился, разукрашенная грива зазвенела, как колокольчики под ветром. — Ты понял? Ты пойдешь внутрь, с другими.
Копье он держал умело, и явно нацелился проткнуть сердце Тарранта при малейшем движении. Дэмьен напрягся, сожалея, что при нем нет ни меча, ни арбалета — да будь под рукой хотя бы тяжелый камень! — но кишечник его стянулся в тугой узел, он понимал, что безоружен, что никогда в жизни у него не было так мало шансов. Таррант, должно быть, чертовски хорошо соображает, что делает, потому что трое безоружных людей против восьми крепких молодцев не выстоят и секунды. Тем более, когда на них со всех сторон нацелены копья.
Ничего не ответив ракху, Таррант пристально посмотрел на него. Что-то в его лице подсказывало Дэмьену, что нужно отвернуться… но очарование магии пересилило инстинкт, и он взглянул в светло-серебряные глаза, казалось, излучавшие собственное свечение. Неестественный свет, что обжигал зрение, но ничего не освещал. Холодный огонь. Казалось, даже ракхи поддались очарованию, и хотя оружия не опустили, было ясно, что сейчас, в этот момент, ни один не ударит. «Как животные, которых ведут на убой, — подумал Дэмьен, — загипнотизированные солнечным зайчиком на кровавом ноже мясника». Потом вдруг ракх-вожак закричал. Его тело конвульсивно изгибалось, его с такой силой сотрясали волнообразные судороги, что эти сотрясения почти можно было услышать. Крик рвался изо рта — настолько похожий на предсмертный визг последней жертвы Тарранта, что на мгновение показалось, будто они опять внизу, в каньоне, слышат этот крик. А потом, так же быстро, как началось, все прекратилось. Тело ракха упало на землю, изогнулось еще раз и застыло. Густая кровь, исчерна-синяя, заливала мех вокруг рта, медленно сочилась из глаз и ушей. И из паха. Дэмьен почувствовал, что у него самого все сжалось в паху. Вспотев от холодного ужаса, он заставил себя отвести взгляд, пытаясь не представлять, какие внутренние повреждения могли вызвать такое.
Какое-то время оглушенные ракхи не могли двинуться с места. Дэмьен не знал, видели ли они раньше, как колдуют люди, или это убийство было для них вдвойне ужасным, потому что они не имели понятия, какая сила совершила его. Как бы то ни было, теперь стало ясно, что Таррант владеет силой, с которой приходится считаться. Дэмьен явственно видел, как злобный страх и иерархический инстинкт, ненависть и благоговейное потрясение боролись в их полузверином, получеловеческом разуме.
— Еще будут возражения? — спокойно спросил Таррант. Если таковые и были, никто не отважился высказаться. Холодный огонь охватил силуэт посвященного, стоявшего так близко к Дэмьену, что его коснулось дыхание ледяного пламени — в тысячи раз холоднее, чем простой лед или зимний пронизывающий ветер. Потом человеческое тело внезапно исчезло, и на его месте над землей возникла великолепная хищная птица, на этот раз черная, и перья ее сверкали подобно осколкам обсидиана, и когти отливали огненным гранатом. Могущественный облик был явно рассчитан на то, чтоб поразить ракхов; те действительно попятились, когда сверкающие крылья тяжело взмахнули над их головами, и вокруг них поднялся и поплыл густой запах, который наверняка означал страх.
Дэмьен увидел, как Сиани вложила свою руку в руку Сензи, как тот стиснул ее крепко и бережно. И почувствовал, как что-то внутри сжалось, словно от потери, когда она обратилась за помощью к другому. Ревность? «Это неразумно, — сказал он себе. — Особенно по отношению к Зену». Но вдруг ему пришло в голову: а знал ли он когда-нибудь дружбу, похожую на ту, какую смогли сберечь эти двое, мог бы он вообще обрести ее, хотя бы на время пути? Простое пожатие — такое легкое и все же такое красноречивое — заслуживалось годами.
Он заставил свои мысли вернуться в настоящее, заставил себя вслед за своими спутниками посмотреть на лежащего ракха. Тот уже начал разлагаться, как будто сама плоть стремилась поскорее исчезнуть с лица земли. Пока они смотрели, густо-багровые черви-падальщики подползли к расплывавшемуся телу. Дэмьен поднял взгляд на Тарранта и вздрогнул, как ни сдерживался. Догадался о смертоносном голоде, что сжигал его изнутри, лелеемый его собственной природой. Так тщательно контролируемой. Так хорошо замаскированной за утонченной внешностью.
«Благодарение Богу, он на нашей стороне… Пока».
Когда за ними пришли, снаружи стоял ясный день, и трое людей зажмурились, выйдя из сумрачной тесноты их палатки-тюрьмы на ослепительный дневной свет. В поселке стояла тишина, лишь несколько обитателей поселка слонялись вокруг, с очевидной неохотой делая свои домашние дела и стараясь побыстрей скрыться в тени расшитых палаток. Порой какая-то детвора выскакивала наружу. Раздавался резкий окрик взрослого, и мальцы вновь прятались в родительский темный приют. Очевидно, ракхи были ночными существами.
— Вы идете, — объявила старая ракханка. Ее желтовато-белый мех окрасили в такой цвет годы, а может, горе. Женщина-красти стояла рядом с ней, также и мужчина из этой группы. С ними были еще несколько ракхов, но их позы ясно говорили, что это подчиненные; Дэмьен сосредоточил внимание на главной троице.
Их провели через лагерь к большому, витиевато разукрашенному шатру в самом центре поселка. Старуха ракханка прошипела несколько коротких слов в дверной проем и получила такой же короткий ответ. Она ступила внутрь и кивком подозвала людей. Из двери несло знакомым запахом — животный мускус, отдающий кислятиной. Страх? Дэмьен нагнулся, вошел… и увидел живую картину печали, скорбь столь горестную, что даже чуждый облик не мог скрыть ее силы, и душа священника сочувственно потянулась к ней. Он оглядел палатку, пока Сиани и Сензи входили следом, и заметил, что украшения закутаны в вычерненную сажей ткань, вышивки повернуты лицом к стене, ковры свернуты, открывая сухую мертвую землю. В центре помещения стояла на коленях женщина; она подняла глаза, когда Дэмьен обратил на нее внимание. Ее мех был залеплен толстым слоем черной грязи, что явно было обычаем печали, глаза покраснели от бессонницы. Рядом с ней на простом тканом коврике неподвижно лежало тело мужчины. По его слабому дыханию можно было догадаться, что он не мертв. По его открытым глазам, которые смотрели в никуда, можно было догадаться, что он не спит.
Сперва Дэмьен подумал было, что они привели его сюда для Исцеления, но потом сообразил, что этот народ ничего не знает о его призвании, и, значит, у них были другие цели. Он посмотрел на женщину-красти, ожидая объяснения, и увидел безмерную ярость, наполнившую ее глаза. Ярость относилась не к нему.
Старуха обратилась к священнику на своем наречии из свистящих гласных и гортанного шепота; женщина-красти перевела.
— Она говорит — видите, он пустой. Совсем. У людей разум состоит из многих частей, так что, когда они съедают ваши мысли, они могут съесть только часть души. Но когда они едят ракха, они съедают все. Один мозг, одна душа, одно сердце. Один съедобный кусок для едоков. Все исчезает, кроме жизни.
— Когда это случилось? — спросил Дэмьен. Красти коротко переспросила старуху, затем ответила:
— Пять ночей назад. Он был в дозоре у реки. Следующий дозорный нашел его… таким.
Дэмьен почувствовал, как Сиани сжалась за его спиной, как ее страх сгустился во вполне осязаемую прослойку между ними. Она завороженно слушала. Значит, демоны, которые поглотили ее память, побывали и здесь. Только что покинув землю людей, они остановились перекусить… чем придется.
Он посмотрел в глаза мужчины — пустые, совсем пустые! — и подумал, сколько еще было жертв. Демоны возвращались домой, и путь их устилали пустые тела. Отец небесный, сколько это будет продолжаться? Сколько еще страданий встретят они, если будут следовать за демонами их путем?
— Мы идем убивать, — провозгласил священник. — Есть вероятность, что, когда они умрут, память их жертв может восстановиться. Если вы хотите того же, что и мы…
Он не договорил. В этом не было необходимости. Для ракхов он оставался чужаком, но они были достаточно разумны, чтоб понять, что именно лежит на чаше весов. Не только выздоровление Сиани, восстановление Сиани. Безопасность их племени. В конечном счете — безопасность их расы.
— Это ваша цель? — спросила старуха ракханка.
— Да.
— Поэтому вы пришли сюда?
— Только поэтому, — заверила ее Сиани.
— И мы, и Таррант, — добавил Сензи.
Ракханка обдумала ответ. Она подумала про каждого из них, по очереди — и по ее лицу скользнула быстрая тень, когда она думала про их отсутствующего спутника. Наконец она указала на бездушное тело, что лежало перед ними, и потребовала:
— Вы поможете этому.
Дэмьен колебался.
— Если мы убьем этих демонов, он может выздороветь. Но мы можем сделать это, только если вы отпустите нас.
— И вашего… друга, — напомнила она холодно. — Того, кто убил ракха. Скажи о нем.
— Таррант — оружие, — резко ответил Дэмьен. — Он может обернуть Фэа против этих тварей лучше, чем любой из нас. Если вы хотите, чтобы демоны были убиты, а этот мужчина обрел себя, — он указал на тело на коврике, — тогда он нужен нам. Мы четверо должны действовать вместе.
Она тихо шипела, но не отвечала. Видимо, слова Дэмьена ей не понравились.
— Мы подумаем, — промолвила она наконец. С неприязнью. — Мы поговорим с ракхами касты «хрис». Из нашего рода. — Она посмотрела на младшую женщину, которая объяснила:
— Ваша судьба больше не в руках наших воинственных мужчин. Не зависит от их настроения. Так что, пока вы себя ведете как следует… вам не причинят зла. Вы поняли? Ни вам, ни вашему имуществу. Если будете вести себя как следует.
— Мы поняли, — спокойно сказала Сиани.
— Когда вернется убийца?
Дэмьену потребовалось какое-то время, чтобы понять, кого она имеет в виду.
— Таррант? — Он поколебался. — Может быть, за полдень, может, до ночи не вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64