Адобекк развалился на скамейке, под тазами и сковородами, висящими на стене. Медная посуда была начищена и сверкала, и почти такого же цвета было круглое лицо королевского конюшего: разгоряченное, блестящее от пота, побагровевшее в тепле после целой ночи беготни, танцев и манящей близости женщин.
Ренье стоял перед ним, машинально теребя края рукавов. Он не понимал, чем так недоволен дядя.
– Я сделал все, как вы велели, – напомнил молодой человек.
– Ты был растерян! – фыркал Адобекк. – Не ты владел костюмом, но костюм вел тебя – а это недопустимо! Или ты хочешь, чтобы обстоятельства взяли над тобой верх? Ты должен в точности сознавать, чего желаешь добиться, коль скоро вздумал облачиться женщиной!
– Я вздумал? – пробормотал Ренье, сбитый с толку.
– Ну а кто же? – Адобекк уставился на него с негодованием. – По-твоему, это была моя идея? Даже и думать о таком забудь. Отныне все идеи – только твои, даже те, которые были моими...
Ренье уселся рядом. Адобекк покосился на него и чуть отодвинулся.
– В целом недурно, – заключил конюший, – хоть в этом и нет твоей заслуги. В другой раз отнесись к таким вещам посерьезнее.
Талиессин, хоть и не был на этом балу (он далеко не всегда принимал участие в развлечениях «большого двора»), отлично знал о случившемся. Несколько дней он, впрочем, помалкивал, лишь время от времени бросал на Ренье удивленно-насмешливые взгляды, и молодой человек уж думал, что принц никак не выскажется по поводу галантной дерзости своего приближенного. Однако Ренье плохо знал Талиессина, если надеялся на то, что ухаживание за королевой сойдет ему с рук.
Дождавшись, чтобы в саду «малого двора» оказалось как можно больше людей – все четверо «спутников принца» (таков был их официальный статус), двое учителей, а также по случаю несколько слуг, – Талиессин подозвал к себе Ренье и торжественно преподнес ему куклу.
– А это – вам, мой верный защитник! – провозгласил Талиессин.
Разговоры в саду поутихли – всем хотелось послушать, что еще скажет принц и что ответит ему Ренье. По мнению Мегинхара, этот Ренье слишком зазнавался. «Не у всех, к несчастью, имеются влиятельные родственники при большом дворе... Что поделаешь! У одних дядя – королевский конюший и бывший возлюбленный ее величества, а у других вообще нет дяди... В нашем мире, а тем более при царственных особах нельзя ожидать справедливости».
Ренье молча смотрел на куклу. Он знал, что Талиессин дорожит этой безделушкой: она много лет украшала его покои, и принца совершенно очевидно забавляло то, как фарфоровое личико с розовыми щечками и удивленными голубыми глазами выглядит рядом с другими предметами, расположенными в той же комнате: шпагами, кинжалами, метательными ножами и полудоспехом для турниров.
Улыбаясь безрадостно и недобро – «мертво», как определял это Ренье, – Талиессин совал ему куклу. Мягкие тряпичные руки в кружевных рукавах тряслись, ножки в меховых туфельках болтались.
– Однажды вы изволили вступиться за мою даму, так примите же ее под свое покровительство! – продолжал Талиессин. – Клянусь, вам она нужнее, чем мне.
Ренье осторожно взял игрушку. Он не вполне понимал, как следует вести себя. Он даже не поблагодарил за подарок.
Талиессин обтер ладони об одежду и воскликнул с деланой веселостью:
– Вот и превосходно! Теперь вы составите прекрасную пару с моей матерью, раз уж взялись развлекать ее... Она тоже обожает играть с тряпичными куклами. – Талиессин сделал неуловимое, гибкое движение и приблизил лицо с дикими, раскосыми глазами почти вплотную к лицу Ренье. – Учитесь! Учитесь у моей куклы, каково это – быть игрушкой, слышите? Иначе вы пропали!
Ренье зажмурился, боясь, что сейчас случится непоправимое и он расплачется – при слугах, при жадно наблюдающих «спутниках принца», при самом Талиессине. Принц представлялся ему сейчас подросшим детенышем опасного хищника, который начал проверять – получится ли у него убить тех, кого он еще вчера уважал и побаивался.
Неожиданно Ренье вспомнил музыку брата. Когда они с Эмери впервые оказались при дворе и увидели Талиессина, Эмери уловил здесь некую музыкальную тему. Вечером того же дня Эмери сыграл для Ренье новую пьесу и добавил: «Если будешь сомневаться – напевай эту мелодию. Почувствуешь дребезжание, фальшь – знай: что-то происходит не так».
Звенящая, с причудливыми неправильностями и неожиданными переходами тема Талиессина внезапно зазвучала в ушах Ренье. Он почти въяве слышал ее – такой, какой она была призвана в мир впервые клавикордами старшего брата.
Она совершенно не походила на того Талиессина, которого знал до сих пор Ренье. Она была чистой, юношеской, в ней уверенным здоровым пульсом билась готовность любить. Принц же с его резкими выходками и манерой нарочито уродовать себя неприятными гримасами и гротескными жестами ничуть не походил на персонажа этой музыкальной темы.
Сопоставляя музыку и человека, Ренье не слышал дребезжания: эта музыка и этот человек были вообще несопоставимы. Следовательно... Либо Эмери ошибся, либо Ренье слеп и не видит очевидного. В обоих случаях вывод один: его задача гораздо сложнее, чем представлялось на первый взгляд. И для того, чтобы выполнить ее – уберечь принца от грозящей ему опасности, – лучше всего, пожалуй, будет просто слушаться дядю Адобекка.
Так Ренье и поступил.
Он прижал куклу к груди, глянул на принца с благодарностью и просто сказал:
– Я буду заботиться о ней.
Талиессин криво махнул рукой.
– А мне-то что? Хоть в печке ее сожгите...
Он повернулся и побежал прочь. Ренье остался стоять посреди садовой дорожки с куклой на руках.
Первым поздравил его Агилон:
– Кажется, у вас появилась подруга. Какой чудный знак внимания со стороны его высочества!
Госелин подхватил:
– Прекрасная награда! А это правда, что вы развлекали ее королевское величество?
– Насколько ей самой было угодно развлечься, – буркнул Ренье.
– А вот мы развлекали принца, – сказал Агилон.
– Кажется, он сидел в библиотеке, – огрызнулся Ренье. – Так что, полагаю, вы развлекали сами себя в первом попавшемся кабаке.
– Не в таком уж и первом попавшемся, – сказал Агилон многозначительно. – Кстати, напрасно вас там не было. И выпивка, и обслуживание – превосходны. Особенно обслуживание. Не знаю уж, где хозяин находит таких податливых...
Ренье показал на куклу:
– Умоляю вас! Не при дамах!

* * *
Ренье устроил куклу в гостиной дядиного дома, и Адобекк, увидев ее, немедленно нахмурился:
– Это еще что такое? Собираешься сделать меня дедушкой? В таком случае, ты не с того края начал. Сперва обзаводятся женщиной, потом – детьми, а уж после всего, особенно если ребенок оказывается писклявой девицей, покупают подобные игрушки. Я думал, в Академии этому учат.
– Чему только не учат в Академии... – вздохнул Ренье. – Впрочем, последовательность и логическая связь событий исследуются лишь на последних курсах, а мы с Эмери закончили только два...
– Полагаю, это не упрек? – Дядя устремил на племянника свирепый взгляд. Он хорошо знал, что молодые люди не закончили курс в силу совершенно внешних обстоятельств и что именно ему, Адобекку, принадлежала идея использовать их двойничество в интересах королевского дома. Но укорять себя за то, что он так властно распорядился их судьбой, Адобекк не позволит.
Ренье пожал плечами.
– Не уверен, что хочу обзаводиться постоянной женщиной и уж тем более – отпрысками... Довольствуюсь пока куклой. Тем более что это подарок.
– От королевы?
– От Талиессина.
Адобекк призадумался.
– Не знаю, что бы это могло означать... – признался он наконец.
– У принца сложный характер, – оправдываясь, сказал Ренье.
Адобекк взорвался:
– Сложный? Не вижу ничего сложного! Обычный юнец с обычными для юнцов переживаниями! И пока он не начнет видеть в тебе друга, мы все будем терпеть его выходки.
– А что изменится, если он увидит во мне... ну, друга? – Ренье немного смущался, произнося такое.
– Многое. – Адобекк пожевал губами. – По крайней мере, он начнет прислушиваться к моим советам.
Глава четвертая
РУСАЛОЧЬЯ ЗАВОДЬ
Всадник оглядывался по сторонам, щурясь с чуть пренебрежительным видом. Открывшаяся с невысокого холма картина представлялась ему довольно убогой: деревенька, как бы утопленная в леске. Да и лесок не из богатых – сплошь низины.
Он не вполне понимал, как ему удастся реквизировать здесь десять подвод с зерном. «Богатая мельница», – сообщили ему. Богатая! Он невольно фыркнул, вспоминая наставления своего командира. Как будто что-то в этой местности может быть по-настоящему богатым!
Эгрей прослужил в армии Ларренса достаточно долго, чтобы понять: здесь возражать не принято. Сказано: привезти для солдат десять подвод зерна – значит, нужно их добыть. Любой ценой. Даже если у здешнего владельца их не окажется. Придется ограбить кого-нибудь из соседей, только и всего.
На груди Эгрея, под плотной стеганой курткой, – предписание о реквизиции, подписанное Ларренсом и снабженное королевской печатью.
Ситуация чрезвычайно серьезна, объяснили солдатам. Давно уже кочевники не предпринимали таких активных действий на границах. Говорят, сейчас у них появился новый вождь, молодой, полный сил и злобы. Даже Ларренс, который, кажется, знает всех крупных вождей пустыни, ничего определенного о нем сказать не может.
Эгрей тронул лошадь. Сперва следует отыскать владельца этих земель и хорошенько потолковать с ним.
Эгрей входил в отряд, который занимался сбором припасов и фуража для небольшой армии Ларренса. С тех пор как в Изиохоне он повстречал Гальена и Аббану, своих бывших сокурсников по Академии, и уговорил их вступить в армию, прошло больше полугода. С некоторых пор они служили в разных частях. Точнее, с тех самых, когда Эгрей был включен в отряд провиантмейстера.
Эгрей, следует заметить, об этой разлуке не слишком горевал: его смешили, а порой и раздражали бывшие однокашники. Для них армейская жизнь: бесконечные переходы, запыленная одежда, долгие тренировки с оружием, пренебрежение ко всему «изящному» (как пренебрежительно назывались между солдатами любые достижения культуры), ощущение принадлежности к определенной касте – все это было чистой романтикой.
Им нравилось чувствовать себя особенными. Не такими, как их былые друзья, которые согласились довольствоваться скучной жизнью на одном месте. Стать управляющими в чьем-нибудь поместье. Выйти замуж за землевладельца или преуспевающего торговца. Подцепить богатенькую дочку и вообще до конца дней своих носу из дому не казать, разве что прогуливаться до ближайшей пивной.
Ну не скука ли?
Гальен с Аббаной откровенно презирали подобный жизненный «идеал». Им нравилось смотреть, как чужая оседлость минует их, как остаются позади люди, погруженные в повседневность и заботы.
Жизнь солдата представала перед ними сплошным праздником.
Эгрей смотрел на вещи гораздо более трезво. Ни мгновения он не поддавался восторгам. Просто – другая работа, вот и все. Странствия и опасности воспринимались им не как возможность окунуться в мир приключений, в мир, где необязательны моральные нормы и где тебя всегда ждут неожиданности, взлеты и падения. Вовсе нет.
Эгрей был человеком будничным. Любое дело делал как умел – отнюдь не на пределе своих возможностей («выкладываться» вообще было не в его духе), без радости, равнодушно.
В Академии у него имелась цель. Сперва – жениться на Фейнне. Ему даже удалось немного вскружить ей голову. Но хорошо развитое чутье подсказывало Эгрею: даже забеременев от него, Фейнне не захочет связать с ним всю жизнь, потому что на самом деле не любит его.
И цель Эгрея изменилась. Ему сказали, что некий богатый землевладелец подыскивает себе управляющего. И что лучше всего для этой роли подходит он, Эгрей. Впрочем, у него есть соперник. Точнее, соперница. Некая девица по имени Софена. Она тоже претендует на это место.
Эгрею стоило немалых трудов устроить дуэль с нахалкой Софеной – да так, чтобы убить ее на вполне законных основаниях. После печальной истории ему пришлось покинуть Академию, о чем он, впрочем, не печалился: прямиком отправился к своему будущему нанимателю.
И... никакого управляющего там не ждали. И никакого запроса в Академию не посылали. Вообще – обо всей этой истории в поместье услышали впервые от самого Эгрея. Господин граф к нему даже не соизволил выйти, все разговоры вел камердинер.
И Эгрей, потоптавшись возле узорных ворот (внутрь его не пустили), отправился восвояси.
С удивлением он понял, что ему даже не досадно. Напротив, он поймал себя на том, что улыбается. О, он вполне оценил шутку! Им попросту воспользовались. И воспользовались именно для того, чтобы устранить Софену.
«Ай да магистр Даланн! – думал Эгрей, вспоминая даму-профессора, которая сообщила ему о вакансии и о конкурентке. – Ловко она это сделала! Остается, правда, еще один странный вопрос: для чего ей это понадобилось? Чем могла так навредить ей Софена?»
Да, вот это был вопрос.
Софена, которую Эгрей отправил в Серые миры недрогнувшей рукой, не представляла собой, по мнению большинства студентов, ровным счетом ничего интересного. Немного мужеподобная, но в целом – привлекательная особа. Мозги как у курицы. Самомнение размером со слона.
Она воображала себя «особенной», «избранной». В голове у нее постоянно шел «театр для себя». И в этом театре Софена, разумеется, играла главную роль – никем не признанной героини, которая, дайте только срок, покажет себя! Да так покажет, что мир содрогнется!
Она любила принимать воинственные позы и обожала ходить с оружием – никогда не пропускала уроков фехтования. Хотя фехтовала на удивление плохо. За такой-то срок могла бы и научиться.
Судебное разбирательство по поводу смерти Софены, которое проводили власти Коммарши, ни к чему не пришло. Постановили – несчастный случай.
И все в это, кажется, поверили.
Кроме разве что Элизахара. У того, разумеется, имелось собственное мнение насчет всего случившегося. И вот еще одна странность, над которой следовало бы хорошенько поразмыслить на досуге: почему-то Элизахар не поделился своими подозрениями ни с властями, которые его допрашивали как свидетеля дуэли, ни с остальными студентами. Спрашивается – почему? Не из симпатии к Эгрею – это уж точно.
Эгрей нашел себе работу в армии. И теперь выполнял ее. Ничего особенного. Никакой романтики. Чуть больше беготни, чем хотелось бы, но это можно пережить. И компания немного более шумная, чем мыслилось в идеале. Опять же, ничего страшного.
Он въехал в лес и тотчас стал добычей кровососущих насекомых. Они пробирались под воротник, жалили за ушами, находили малейшие зазоры в одежде и проникали туда. Лошадь непрерывно махала хвостом и трясла гривой.
Дорога спустилась к ручью, через который был переброшен старый, почерневший от времени и непогоды мостик. Гуденье насекомых сделалось просто оглушительным, а духота сгустилась так, что воздух, казалось, можно было резать здесь ножом.
Эгрей хмыкнул.
– Романтики – полная пазуха, – сказал он себе, убивая на шее сразу нескольких кровососов. – Аббану бы сюда. С ее дурацкими восторгами. Такое впечатление, что Гальен плохо удовлетворяет ее в постели. Не станет удовлетворенная женщина так визжать и подпрыгивать по каждому, самому ничтожному поводу.
На миг он задумался об Аббане, но сама мысль о том, чтобы очутиться в объятиях этой дамы, вызвала у него отвращение.
Наконец дорога пошла вверх, густой кустарник сменился более прозрачным лесом, и скоро Эгрей выбрался к господской усадьбе. Как он и ожидал, это был обширный старый дом, выстроенный в давние годы, когда семья наверняка была гораздо больше, нежели теперь.
Каждое поколение что-то добавляло к родительскому гнезду: кто лепил сбоку пристройку, кто устраивал в саду беседку (теперь почти совершенно развалившуюся), кто пытался разбить регулярный парк и даже возвел пару фонтанов (забитых сгнившими листьями и всяким мусором). Таким образом, дом одновременно и строился, и разваливался, и имел достаточно неприглядный вид.
И все же Эгрей остановился, чувствуя странную тоску, сосущую его сердце. Давным-давно он забыл о подобных эмоциях. Давным-давно он не испытывал ничего похожего.
Он понял, что ему хочется жить в этом доме.
Более того: ему страстно, почти до крика захотелось, чтобы именно в этом доме прошло его детство. Здесь имелось все, что необходимо ребенку: таинственные уголки, место для мечтаний и место для игр. Наверняка – старые слуги, знающие множество историй, большая часть из которых страшные. Наверняка – псарня, где большинство собак в силу избалованности и испорченности породы ни на что не годятся, только для того, чтобы играть с детьми. А еще здесь была – а может, и есть до сих пор – голубятня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55