– А ты доверяешь господину Эмери?
Эйле кивнула.
– Ну да, – протянул Талиессин. – Я, пожалуй, тоже... отношусь к нему лучше, чем к прочим. Ради меня он побил одного дурака в трактире – добрая душа. Будем исходить из того, что Эмери – хороший человек.
– Ладно, – прошептала Эйле.
– Хороший человек может совершать нехорошие поступки.
– Только не в этом случае, – сказала Эйле. – Тандернак... был очень опасен. Я рада, что господин Эмери убил его.
– В таком случае, не вижу беды, – объявил принц. – Я не вполне понимаю, почему нельзя вытаскивать из трупа шпагу и для чего надлежит этот самый труп сжигать, когда его можно попросту закопать под кустом... ну да ладно. Возможно, Адобекк ответит на эти вопросы. Пойдем?
– Куда?
– Искать труп!
Талиессин начал спускаться с дерева, но замер на первой же ветке.
– А что означает подпись – «Навеки преданный Р. »? Как ты думаешь?
– Возможно, какое-нибудь детское прозвище, – предположила Эйле.
– Или попросту «ваш дорогой племянник» – сокращенно «р». От слова «дорогой», – сказал Талиессин. Он соскочил на землю и протянул к Эйле руки: – Прыгай! Не бойся – я тебя поймаю.
Эйле зажмурилась и отпустила ветку...

* * *
Ренье услышал, как возле двери тяжело бухают чьи-то шаги. Сел на соломе, отряхнулся, вытащил мусор из волос. Он не мог в точности сказать, сколько времени провел здесь, но болезненно ощущал грязь и дурной запах, которыми пропитался. Когда он прикасался к своей одежде, его передергивало от отвращения. Разумеется, Ренье, как всякому нормальному мальчику, доводилось перемазаться с головы до пят во время игры или какого-нибудь увлекательного приключения. Но это была, рассуждал он с собой, грязь по собственному выбору. Как много, оказывается, означает для человека свобода! В том числе – и свобода лично избирать для себя способ быть чумазым.
Здесь же ничто не делалось по его доброй воле. Ночевать в стогу под открытым небом – хорошо; ночевать на той же соломе в тюрьме – отвратительно. К тому же Ренье все время казалось, что где-то в камере осталась блевотина – ее дух так и не выветрился.
Поесть ему не приносили, и Ренье был даже рад этому: еще один запах в добавление к прочим кошмарам его бы попросту добил.
Однако называть свое имя и вообще рассказывать всю историю он упорно не желал. Он затеял все это ради того, чтобы не возникло скандала, – следовательно, доведет задуманное до конца. Даже если ради этого ему придется провести какое-то время в заключении. Ренье не сомневался: рано или поздно дядя Адобекк отыщет племянника. Освобождение – вопрос нескольких дней. Невелика цена за сохранение тайны.
Лишь бы мальчишка-вор не подвел. Но как раз в нем Ренье сомневался меньше всего.
Тяжелые сапоги остановились возле двери и начали топтаться. Загремели ключи. Низкий голос что-то ворчал – тюремщик был недоволен.
Затем дверь распахнулась, в камеру хлынул удушливый воздух тюремного коридора: там пахло старыми сальными свечами и смазкой для сапог. Кто-то в полумраке чихнул – явно не тюремщик.
– Выходи, проворчал тот. – За тебя поручились. И даже дали взятку.
– Дядя! – обрадованно вскрикнул Ренье и выскочил наружу.
Но там ждал его не Адобекк. В первое мгновение Ренье даже не узнал этого человека – настолько мало ожидал юноша увидеть его здесь.
И тем не менее он был здесь и смотрел на него с любопытством: словно обнаружил потайную пружину в рукояти давно знакомого кинжала.
– Рад, что ты узнал меня, племянничек, – произнес Талиессин. – Идем-ка. Расскажешь по дороге, что ты такого натворил, а то любящему дядюшке пришлось заплатить за тебя пятнадцать золотых...
Кивком головы он указал на выход, и Ренье зашагал следом за принцем. Голова у него кружилась – от свежего воздуха, от яркого солнечного света. Что здесь делает Талиессин? Ренье плохо соображал. Каким образом принц узнал, где его искать? Что происходит?
Талиессин наслаждался ситуацией. Его глаза превратились в узенькие щелочки, края ноздрей покраснели и непрестанно шевелились: казалось, принц смакует мгновения, не желая упускать ни малейшего нюанса из происходящего.
Только оказавшись за пределами караульного помещения, Ренье разглядел одежду Талиессина: принц натянул на себя обрезанный по подолу камзол с короткими рукавами и те самые подвязанные бантами штаны, что были на Эйле.
Ренье беспомощно сказал:
– Сдаюсь...

* * *
«Как мало я все-таки знаю о жизни!» – думал Ренье, пока принц и Эйле рассказывали ему кое-какие подробности.
Ренье не раз доводилось дурачить друзей, уводить у них возлюбленных и выставлять приятелей в смешном и глупом свете. Но с ним самим подобную штуку проделывали впервые. И кто? Люди, от которых он ожидал этого меньше всего!
Он смотрел на Талиессина, по-новому бесшабашного, уверенного в себе, стремительно повзрослевшего. Одни юноши преодолевают мгновенным прыжком расстояние от детства до зрелости благодаря какому-нибудь испытанию, войне, лишениям, потерям близких, боли – их взросление горько, и в таких людях до конца жизни дребезжит непрожитое детство. Талиессин счастливо избежал подобной судьбы – он вырос за несколько дней из-за неожиданной любви к женщине: ему не пришлось искусственно отвергать собственное детство – оно послушно, без сопротивления вошло вместе с ним в новое состояние.
Иной сделалась и Эйле – Ренье никогда не предполагал, что эта девушка умеет так хохотать, так дурачиться и подыгрывать партнеру.
Ренье мнил себя ее покровителем, спасителем, добрым другом. Талиессин с самого начала сделался ее равноправным приятелем. Ренье смотрел на обоих и пытался угадать – каковы они в постели. Должно быть, так же резвятся и хихикают.
– Налюбовались? – осведомился наконец Ренье. – Не надоела моя изумленная физиономия?
– Я бы еще немного насладился, – сказал Талиессин, тиская Эйле. – А ты, дорогая? Не притворяйся благонравной девочкой, я-то помню, что ты – скверный, испорченный мальчишка!
– Пойдемте лучше отыщем этот труп, – сказал Ренье. – Коль скоро моими поручениями пренебрегают и мои письма вручают не по адресу...
– Стоп, – возразил принц, – она отдала письмо особе из королевского дома. По-вашему, она посмела бы не подчиниться?
– Существует множество хитростей, – ответил Ренье, – если только есть охота, любой приказ можно обойти. Вам же хуже! Теперь это мертвое тело – ваша забота. А ведь была отличная возможность переложить ее на Адобекка!
Все трое вернулись в сад, к беседке Роз. Ни одному из мужчин не пришло в голову отослать Эйле, дабы избавить девушку от зрелища смерти. Напротив, и Талиессин, и Ренье были уверены в том, что вид мертвого Тандернака возвратит в душу Эйле мир и спокойствие.
– Ну, где это? – нетерпеливо спросил принц.
– Мы сражались здесь, у кустов, на дорожке, – показал Ренье.
– Угу... – Принц наклонился, пытаясь рассмотреть следы, но, естественно, ничего не увидел – за день по этой дорожке прошло достаточно народу.
– А если его уже нашли и унесли отсюда? – спросила Эйле.
– Вряд ли, – сказал Ренье. – У него в груди осталась моя шпага. Если бы тело Тандернака обнаружили, то у меня уже возникли бы неприятности.
– Вы находились в тюрьме из-за других неприятностей, – напомнил принц.
Ренье пожал плечами.
– В таком случае, будем надеяться...
Они обшарили все кусты поблизости. Ренье ничего не понимал. Он точно помнил все случившееся. Вряд ли он так уж ошибся, указывая на место происшествия. На всякий случай они обошли весь сад, прилегающий к беседке Роз. Затем Эйле вскрикнула:
– А это что?
Талиессин и Ренье подбежали к ней с двух сторон, оба одинаково встревоженные:
– Что?
– Смотрите...
Ренье наклонился и поднял узкий блестящий предмет, на который указывала девушка. В траве лежала шпага – та самая, которой Ренье заколол Тандернака. Само тело пропало бесследно.
Глава двадцать четвертая
ИСТИННО ВЛЮБЛЕННЫЕ
Эмери сидел в экипаже и не смотрел наружу. Закутанный в одеяло, с подушечкой, подложенной под голову, он дремал и в полусне мучительно пытался размышлять, но мысли перепутывались между собой и никак не желали оформляться в некую единую стройную систему.
Его отправили разыскивать Фейнне. Пропавшую девушку из Мизены. Во всяком случае, об этом очень много говорил дядя Адобекк. Отец Фейнне просил о помощи саму королеву, а ее величество передала поручение своему верному конюшему; тот же нашел возможным отрядить на поиски старшего из племянников.
Фейнне.
При одном лишь воспоминании об этой девушке мысли Эмери уходили в сторону от столбовой дороги его размышлений. Фейнне нравилась младшему брату – Ренье, но при том было совершенно очевидно, что ни Ренье, ни Эмери, ни кому-либо еще из студентов не удастся завоевать Фейнне целиком и полностью. Будь она за мком – а красивую девушку вполне уместно сравнивать с твердыней, – то можно было бы сказать: дальше первой линии обороны не прошел никто. Внутрь донжона пустят совершенно другого человека. Если тот осмелится и постучит у ворот.
И этот человек, кстати говоря, тоже исчез...
Эмери принял похвальное решение не лицемерить с самим собой и потому признал: рано или поздно Фейнне достанется Элизахару. Возможно, бывший солдат – или даже сержант, если уж на то пошло! – не самый достойный из тех, кому глянулась красивая наследница ткацкой мануфактуры. Возможно, он не самый молодой, не самый красивый – и уж точно не самый богатый (о знатности даже речи нет). В том невесомом, бестелесном мире чувств, где по большей части обитает Фейнне, ничто в подобном роде не имеет ни малейшего значения. Как только Фейнне осознает свою любовь, преграды рухнут – все, до последней.
И потому, если Эмери желает по-настоящему отыскать Фейнне, ему следует также озаботиться поисками Элизахара. Без своего телохранителя эта девушка не будет счастлива; а для чего ей спасение, если она вернется от похитителей лишь для того, чтобы чувствовать себя обездоленной?
Эмери хмурился. Мало того, что дядино поручение само собой начало раздваиваться, так еще и отрастило боковую дорожку: найти и выручить из беды наемника.
Эмери со вздохом загнул два пальца: Фейнне, Элизахар. И уставился на третий отогнутый палец с укоризной, как будто тот, бессловесная часть тела, в чем-то провинился.
– Эльфийская принцесса, невеста для Талиессина...
Премудрый Адобекк рассчитывал одним ударом убить сразу двух зайцев: спасти Фейнне, а с ее помощью – найти подходящую девушку в эльфийских мирах.
Вышло же совершенно наоборот: перед Эмери неожиданно встала сразу тройная задача – и он ломал голову над тем, с какой стороны подступиться к делу. В конце концов Эмери остановился на самом простом: начать с поисков Уиды – а там положиться на судьбу, и будь что будет!
Дорога бежала и бежала – она точно проливалась с неба на землю и все точнехонько под ноги лошади. Кустер то принимался фальшиво мычать, воспроизводя очередную трактирную песенку, то замолкал и только время от времени ухал, как филин. И все это: стук копыт, «музицирование» кучера, бессвязные мысли, норовящие слепиться в ком, странное состояние полусна-полуяви – превращалось в музыку, какую Эмери никогда прежде не писал: у нее не имелось ярко выраженной мелодии, которую можно было бы пропеть или даже просвистеть; она не имела ни начала ни конца, но тянулась бесконечно, как сама дорога, чей исток, несомненно, лежал где-то на облачных тропах.
Вот уже несколько часов Эмери казалось, что за ним следят. Ощущение не из приятных. Однако Кустер не выказывал никакого беспокойства, и лошадка бежала ровно и весело. Тем не менее чей-то пристальный взгляд продолжал – неизвестно откуда – сверлить Эмери. Наконец молодой человек не выдержал и выглянул наружу.
На миг ему почудилось, будто он замечает пробегающую на фоне деревьев волну, какая бывает над костром, когда от жара воздух становится чуть менее прозрачным. Эмери привык доверять своим чувствам и ничуть не усомнился в том, что видел: некто или нечто находилось поблизости, почти незримое. Почти прозрачное. Почти.
Он откинулся на свою подушечку, опустил веки, задумался. Немного похоже на то, как рассказывали о том прозрачном старике Элизахар и Ренье. Однако имелось существенное различие: старика различали лошади. И сильно пугались, отказывались идти в ту сторону, где он стоял. Лошадка же, впряженная в экипаж, бежала себе и бежала, и даже ухом не вела.
Эмери повернул голову в сторону оконца. Вот опять! Мелькнуло, смутило ровную «картинку», точно рябь по воде прошла, – и растворилось. Эмери отвернулся, а затем осторожно скосил глаза под опущенными веками, наблюдая, – и на долю мгновения действительно уловил почти в самом окне темный промельк: смазанное изображение лица и волны черных волос, обрамляющих это лицо со всех сторон.
Видение показалось Эмери одновременно и прекрасным, и жутким, и у него перехватило горло. Чересчур сильное чувство, в котором нет места дыханию – и, следовательно, невозможна музыка.
Как будто по воздуху катилось удивительной красоты лицо, не поймешь, мужское или женское, и извивающиеся густейшие волосы заменяли ему тело.
Страх пришел и тотчас ушел, оставив место для холодного рассуждения, – Эмери даже удивился сам себе: оказывается, он и на такое способен!
Похоже на то, как вел себя прозрачный старик. Да – но это не старик.
И лошадь не испугалась...
Вывод, который возможно было сделать при подобных исходных, оставался лишь один: Уида.
Она – эльфийка и умеет становиться невидимой; это одно из свойств Эльсион Лакар. Об этом их качестве обычно не вспоминают – потому что нынешние представители эльфийской династии почти совершенно его утратили. Но Уида – другое дело. Она – чистокровная. Ей дано то, в чем отказано Талиессину и королеве.
Если рассуждать таким образом, то многое становится на свои места. К примеру, поведение лошади: животное не боится именно потому, что невидимое существо – Уида. Прозрачный старик, по всей видимости, не обладал великим талантом любить лошадей – талантом, о котором рассуждал Кустер.
Эмери невольно усмехнулся, вспомнив тот разговор. Внешне Кустер представлялся собранием противоречий: крепостной человек столичного трактирщика, конюх с лицом поэта-неудачника. Однако на самом деле сей юноша являл собой исключительно цельную натуру. Для него существовали по преимуществу лошади: возможность находиться рядом с ними, ухаживать за ними, ездить верхом или править повозкой, кормить их, угощать, баловать, воспитывать. Все остальное проходило для Кустера почти незамеченным. Включая тех клопов, которыми угостили их с Эмери во время ночлега в Дарконе.
Что ж. Из всех возможных вариантов невидимых шутников Уида – наиболее предпочтительный. Хотя бы потому, что она – красивая женщина. Или, если взглянуть на вещи более прагматично, – потому, что от нее, до крайней мере, знаешь, чего ожидать.
Эмери постучал в переднее окошко экипажа, и скоро там появилась физиономия Кустера: бледная, со скошенными книзу у висков глазами, с печально изогнутым ртом – так дети рисуют лики скорби на своих первых картинках. Бледная маска печали, настолько преувеличенная, что ей, казалось бы, место на карнавале – а не на лице обыкновенного конюха.
Эмери опустил шторку и зашептал прямо в ухо своему вознице:
– Слушай, Кустер, ты знаешь способ поймать эльфа?
Один глаз Олицетворения Печали моргнул, другой вытаращился.
– Уида?
– Да. Говори тише: она где-то рядом.
– А, – сказал Кустер, – то-то у меня на сердце так легко...
После этого малопонятного заявления он почесал ухо, затем поскреб ногтем бровь и поежился:
– Вот опять! Как о ней подумаю, так все тело свербит...
– Из вышесказанного я делаю такой вывод, что у простолюдинов наивысшее наслаждение принимает форму чесотки, – прошипел Эмери, – однако это не входит в сферу моих исследований.
Кустер хлопнул белыми ресницами, пошевелил губами, явно пытаясь повторить: «вышесказанное... », «сфера исследований», а затем усмехнулся:
– И все равно у ней таланта больше!
– Как ее поймать? – Эмери вернулся к изначальной теме. – Ты провел с ней почти целый день, ты должен знать...
– Красивая женщина – вещь невозможная, а эльфийка – подавно, – сообщил Кустер мечтательно. – Захочет – сама поймается. Для себя ловите?
– Не твое дело, – огрызнулся Эмери.
– Ну, может, и не мое, – вздохнул Кустер. – Вам удается ее видеть – ну так и смотрите. Сдается мне, это она за нами следит, а не мы за ней.
– Твои умозаключения меня пугают, – сказал Эмери.
Кустер опять ужасно удивился:
– Чем?
– Глубиной проникновения в ситуацию. Мы с пути часом не сбились?
– Нет, – сказал Кустер и исчез из окошка.
Эмери снова принялся за прежнее свое занятие – коситься в окошко и высматривать еле заметные колебания воздуха и листьев. Уида ехала верхом, теперь в этом не оставалось сомнений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55