Земля под нами разны ме
ста показыват в полной дневной ясности.
Так вот мы на ветреном держанье, с места не сходя, весь свет объехали. Что в
других краях Ц сверху высмотрели. Сверху больше видать, чем земным ездо
кам.
Много стран мы поглядели, а жить нигде не захотели, окромя нашей Уймы. Наш
край не то что сейчас, а и в старо время был самолутчим, кабы не полицейски
да не попы.
С попом Сиволдаем и с урядником особо дело вышло, они ничем ничего не вида
ли, ничего не понимаюшшими и остались.
Сиволдай услыхал, как Уйма колыхнулась и шевелиться стала, Ц от страха и
в колодец скочил и сел на дно. Воду из колодца на тот час всю на огороды выч
ерпали, как по заказу. Урядник во всех делах с попом заодно и по примеру по
повскому в другой колодец полез, а колодец-то с водой. Урядник чуть-чуть н
е утоп, шашкой в стенку колодца воткнулся, ногами в другу растопырился Ц
эдак много верст продержался. Дно-то у колодца было тонко Ц поддонная зе
мля осталась на земле. Над чужой стороной где-то вода из колодца выпала, у
рядника выплеснуло.
Завсегда говорят: не плачь Ц потерял, не радуйся Ц нашел. Мы потеряли Ц
не плакали. И не оглянулись, куда урядника выкинуло: от нас далеко Ц нам и
любо. Обрадовались ли там, где нашли, об этом до нас вести не дошли.
На месте деревни осталось одно ничего, а на меня от колодца мокро место, а
на мокром месте поп Сиволдай сидит не шевелится, от страху дыхнуть боитс
я.
Мы сутки не спали, во все глаза глядели.
Видели мы разны всяки страны, видели разных народов. У всякого народа сво
я жизнь. Над всякими народами свой царь либо король сидит и над народом вс
ячески изгиляется да измывается. Народным хлебом цари, короли объедаютс
я, на народну силу опираются да той же силой народной народ гнетут. А чтобы
народ в разум не пришел, чтобы своих истязателей умными да сильными почи
тал, цари-короли полицейских откармливают и на народ науськивают. Разно
мастных попов развели, попы звоном-гомоном ум отбивают, кадилами глаза т
уманят. Непонимающий народ отпору не дает, думат Ц так и надо.
Как мы это усмотрели да в толк взяли Ц в таку ярость взошли, что кабы не та
к высоко мы были, кабы наши руки дотянулись Ц мы бы разом всех царей-коро
лей прикончили, да в те поры у нас руки были коротки.
Бабы кричать пробовали народам, растолковать хотели, чтобы те в работе н
а царей не потели, а работали бы для себя. Да опять-таки дело не вышло: мы на
разных языках говорили. Тогда у нас общего языка ишшо не было.
Тетка Бутеня пойло свиньям варила и не стерпела: в одного царя злого, обжо
ристого шваркнула всем горшком и с пойлом.
Горшок вдребезги, и царь вдребезги.
Сбежались царски прихвостни и разобрать не могут, которо царь, которо св
инска еда?
Други бабы Ц не отстатчицы. С приговором: «Хорошо дело Ц не опоздано!» Ц
давай в королей-царей палить всем худым (даже таким, о чем громким словом
и не говорят)!
Ученые собирали все, что в царей попадало, обсуждали и в книгах писали, из
чего небо состоит. Нашу Уйму за небесну твердь посчитали. Тогдашны учены
про небо всяки небылицы плели и настояшшой сути небесной не знали.
Ученым надо было с другого конца начать рассуждать. Не из чего небо состо
ит, а что в царей летит, что для царей подходяшшо.
С той самой поры наша деревня понимаюшшей стала. И начальство полицейско
-поповско нам, уемским, нипочем и ни к чему стало.
Сиволдай да урядник ничего не видали, так темными и остались. От урядника
мы избавились, а Сиволдая просто без вниманья оставили. Из моды вышел Ц и
все тут.
Перепилиха с попадьей во все стороны глядели, а ругаться не переставали.
Попадья ругалась, крутилась, подолом пыль подняла Ц силилась всем попад
ьям чужестранным пыль в нос пустить!
Перепилиха заверешшала голосом пронзительным, на целом месте дыру верт
еть стала. Мелкой крошеной землей да крупной руганью отборной царских-к
оролевских чиновников здорово обсыпала.
Пропилила Перепилиха сквозну дыру. Обе ругательницы были руганью, как де
лом, заняты, обе зараз и провалились в дыру.
Это было уже в остатнем пути земельного поворота. Перепилиха и попадья у
пали в наш город, в рынок, в саму середину.
В рынке стало тесно. Торговки удивились, устрашились Ц замолчали (до это
го случая молчаливых торговок мы не видывали!). Котора торговка язык оста
новить не могла, та руками рот захлопнула.
Прилетны гости, как говорильны газеты, вперебой сначала, а потом обе в оди
н голос стали рассказывать, каки страны, каких народов видели, где во что о
деваются, где что едят. А потом, как путевы, вроде понимаюшших себя выказал
и и заговорили про царей-королей. Рассказали, как показали, какой они сило
й держатся. И коли народ за ум возьмется, вместях соединится, то всех живод
еров-обдиралов в один счет стряхнет с себя.
За эдаки беспокойны неподходяшши слова чуть не заарестовали говоруний.
Начальство так объявило:
Ц Говорят не от своего разуму. Надобно вызнать, каким ветром в Перепилих
у да в попадью надуло экой разговор.
Полицейски, которы в рынке не были, и те переполошились; видели длинну тем
ноту над городом.
В само то время, как суткам быть, Уйма на свое место села. И потеперя на том м
есте. Можете проверить Ц сходить поглядеть.
Поп Сиволдай из колодца выскочил, и как раз впору: колодец водой налился
Ц вода накопилась (дожидалась), колодец полон, а вода Ц через край да сам
а на огороды поливкой.
Мы полдничать сели, к тому череду поспели.
По дороге пыль поднялась: больше да шире, больше да ближе. До деревни пыль
докатилась Ц это чиновники из городу после Перепилихиной да попадьево
й трескотни прибежали, бумагами машут, печатями страшшают, требуют штраф
, налог, а и сами не знают, за что про что.
Мы уж понимали, что чиновники только мундиром да пуговицами страшны. Мы в
сей деревней на них гаркнули. Чиновники подобрали мундиришки, бумагами п
рикрылись, печатями припечатались, мигом улепетнули.
В городе губернатору докладывали:
Ц Деревня Уйма сбунтовалась! Ни за что ни про что денег платить не хочет,
на нас, чиновников, непочтительно гаркнула вся деревня, кабы мы не припеч
атались Ц из нас дух бы вылетел! Ваше губернаторство, можете проверить
Ц от Уймы до городу наши следы остались.
Губернатор свежих чиновников собрал, полицейских согнал, к нам в коляске
припылил. Из коляски не вылезат, за кучера полицейского держится, сам тре
пешшется и петухом кричит:
Ц Бунтовщики, деньги несите, налоги двойны платите! Деньги соберу Ц аре
стовывать начну!
Выташшил я штормовой ветришше. Мужики помогли раздернуть прямь губерна
тора, чиновников, полицейских. Раздернули да дернули! А он, ветер штормово
й, так рванул губернатора с коляской, чиновников с бумагами и печатями и с
полицейскими, Ц как их и век не бывало!
Опосля того начальство научилось около нас на цыпочках ходить, тихо гово
рить.
Да мы ихны тихи подходы хорошо знали.
Штормовы ветры у нас наготове были Ц и пригодились.
Сладко житье
Посереди зимы это было. И снег, и мороз, и сугробы Ц все на своем месте. Моро
з не так чтобы большой, не на сто градусов, врать не буду, а всего на пятьдес
ят. Я лесом брел. От жоны ушел. Моя жона говорлива, к ней постоянно гостьи с р
азговорами, с новостями, с пересудами Ц я и ушел в лес, от бабьего гомону г
олову проветрить.
Иду, снегом поскрипываю, а мороз по деревам постукиват.
Гляжу Ц пчелы!
Ох ты Ц пчелы? И живы и летают! Покажется это пчелка, холоду хватит да в тум
ан и спрячет себя.
Как бы я от кума шел, ну, тогда дело просто Ц с пива хмельного в глазах всяк
а удивительность место находит Кабы я из полицейской кутузки был выпушш
ен, тогда бы и память и пониманье всяко были бы отшиблены. А я в на стояшшем
своем виде, во всем порядке.
И пчелы!
Я к ним, к пчелкам, и шагнул. В туман стукнулся. От тумана на меня сладким теп
лом дохнуло. Нюхнул Ц пахнет медом, пряниками, лампасьем хорошим.
Я шагнул в туман, а он подается, а не раздается, в себя не пушшат. Хотел я нап
ролом проскочить, напором взять, а туман тугой Ц упором держится, тихо-ти
хо, а вытолкнул меня вобратно на холод.
А пчелки трудяшши шмыгают в тумане, похоже Ц зовут к себе в гости. Хотел я
пчелкам слово сказать, рот отворил, а туман сладостью конфетной мне рот н
абил. Я прожевал Ц оченно даже приятно. К чаю это подходяче.
Стал топором туман рубить. Прорубил в сладком тумане ход, протолкал себя
на ту сторону.
И попал я на сладки воды, на теплы воды. На те самы, которы в нашей холодност
и хранили себя.
Стою я в ласковом тепле. Вижу, озерко лежит в зеленой травке. На травке цве
точки всяки покачиваются, леденцовыми колокольчиками позванивают.
Берег озерка усыпан разноцветным лампасьем. Озерко гладку волну вздыма
т на берег, новы пригоршни лампасья кинет, у берега вспенится пена, сахаро
м на берегу остается.
Пчелки золотыми кругами носятся, золоты узоры ткут, на воду чуть присяду
т и с медовым грузом к берегу. На берегу мед Ц ровными стопками: кажна сто
пка ростом с овин, а то и с два. Это тройке воз, если мерить на увоз.
Для испытанья хлебнул воду. Вода тепла, сладка.
И все место так хорошо туманом спрятано, что никакому полицейскому не пр
онюхать.
А кругом дела делаются. От моего прихода тепла прибавилось. Мед на берегу
заподтаивал и потек на воду, с сахарной пеной тестом замесился и готовым
пряником двинулся.
Я посторонился. Туман раздвинулся. Пряники, широчашши, длинняшши, двинул
ись по моим следам. Пчелки трудяшши, работяшши на пряниках медом-сахаром
письменно-печатно узорочье вывели. Лампасье изловчилось да под пряники
для колесного ходу рассыпалось и к нам в деревню, к моему двору вместях с п
ряниками прикатилось.
Чтобы сладко добро от захватчиков спрятать, я туман захватил за край и ра
стянул занавеской на весь путь пряникам и с той и с другой стороны.
Через туман не видно пряников самоидушших, скрозь туман без особой сноро
вки не проскочишь! Дело большое, хорошее и никому не известное.
Кабы пряники были с воротину ростом, дело было бы просто, мы по поветям, по
амбарам, под навесами уклали бы от жадных глаз, от грабительских лап. Прян
ики шириной с улицу!
А пряники идут и идут. Мы их на ребро да к дому. Пряник во всю стену. Мы домы п
ряниками обставили, крыши пряниками накрыли. В пряниках окошки прорубил
и. У пряничных домов углы, обоконники и крыши лампасьем леденцовым разно
цветным облепили. Даже издали глядеть сладко.
Туман не остановился, тянется от сладкого озера и у нас на задворках вьет
ся, в сладки кучи складывается.
Пряники без устали самоходно себя месят, пекут, к нам себя катят, кучами ск
ладываются.
Народ у нас артельной, на помошшь пришли, пряники к себе расташшили. Дома,
сидя за чаем, сладким угошшаются, потчуются.
К нам коли хороший человек поколотится, мы пряничны ворота отворим, с пок
лоном принимаем, с упросом угошшаем. Накормим, напоим, с собой запас дадим.
Поколотился урядник, поп, чиновник, мы скрозь окошки кричим:
Ц Милости просим, заходите, гостите, для вас самовар ставим, на стол соби
рам, рюмки наливам, только ворота пряничны не отворяются. Уж вы не стесняй
те себя церемонией, поешьте пряники. Коли проедите дыру в меру своей выши
ны, ширины, то в избу зайдете, гостями будете.
Поп, урядник, чиновник на пряничны ворота набросились, пряник ломают, жив
оты набивают, руками разглаживают, чтобы умять и больше втолкать. Карман
ы пряниками нагрузили, в руках большие охапки, а ходу к нам нет.
Вот без полицейских и без чиновников у нас и стало сладко житье.
Пряники
Пряники беспрерывно прибавляются. У нас в Уйме места уйма, а от пряников т
есно стало. Надо в город везти хорошему простому народу в угошшение, а ост
альным в продажу.
По зимней ровной дороге мы крупного лампасья насыпали, на лампасье пряни
к на пряник поставили вышиной на аршин выше дома, шириной ровно в улицу, дл
я сохранности сладким туманом прикрыли, покатили.
До городу восемнадцать верст в две минуты доехали. По улицам пряники за т
уманом двигают себя на круглом лампасье. В ту пору ни конному ни пешему в т
ех улицах ходу нет.
На что полицмейстер, Ц кажется, страшней его не было никого, Ц а и тот от
пряничного напору со всей своей тройкой свернул в узенький переулок и до
потемни, до конца торгового дня из переулка высвободиться не мог.
О своем товаре мы не кричали, не объявляли, и так всем ведомо стало: прянич
ной дух всех с места скинул. Все на рынок за пряниками пришли.
Простому хорошему народу мы пряники так давали, кто сколько мог на себе у
нести. Чиновничьему люду продавали. Цена нашим пряникам та же, что и лавош
ным, только мера другая. В лавках цена за фунт, а у нас за ту же цену бери мах
ову сажень. Как-никак махова сажень Ц два аршина с лишним, а коли кто длин
ный меряет, то и три аршина. Бери сажень в вышину, в ширину!
Попервости чиновники фыркали:
Ц Много навезено, задешево продавают, значит, нестояшшой товар! Нам угод
но того, чего мало али вовсе нет и что втридорога стоит.
Носом повертели, а не утерпели, попробовали Ц и отстать не могут. Пряники
Ц еда вманчива!
Все ели одинаково, а действие было разно.
Простой народ ел, сытел, в тело входил, спину разгибал, голову подымал, на н
огах крепче держался.
Чиновники, полицейские, попы, богатеи едят, а их то корежит, то распират. Со
лоны им пряники, не по нутру пришлись, а едят. Весь народ хвалит Ц значит, в
пряниках что-то есть. Охота полицейским, чиновникам и их помошникам до сл
адкого добраться.
Хорошему народу трудяшшему мы пряники давали со всей писаностью, со всей
печатностью. А полицейским от тех же пряников и большшушши куски отвора
чивали, а на них завсегда или пусто место, или точка. Полицейским не спится
, не сидится, надо им вызнать: как, что, с чего повелось, откуда завелось?
Полицейски тихим обходом дело начали, ко мне тонкими лисами подъехали:
Ц Так и так, Малина, ты мужик справной, хорошо живешь, помалу не пьешь. Скаж
и на милость, откудова в Уйме пряников така уйма?
Спрашивают секретным, особым голосом. Я им в том же виде отвечаю:
Ц Ежели скажу да покажу, то ваше начальство и у нас, мужиков, и у вас, полиц
ейских, все себе отберет. Я покажу только вам по секрету Ц приходите ко мн
е в сутемки, сыты будете.
Были у меня бочки сорокаведерны припасены для медового запасу. Бочки я м
едом густо смазал.
Как стемнело, полицейски заявились. Я их пряниками накормил до раздутья.
И по одному к бочкам подводил. Бочки без днишш, да на боку да в потемни очен
ь схожи с потайным ходом.
Полицейски в бочки сунулись, в мед влипли, я днишша заколотил, для воздуху
дырки просверлил. На бочках надпись вывел: «Перевертывать!»
Кто идет, тот и пнет. За околицу выпинали в минуту. На дороге бочки не заста
ивались: всегда было кому пнуть, перевернуть. От полицейских миром избав
ились!
По большим дорогам большое начальство на тройках разъезжало, а бочки поп
ерек дороги выкатывались. Начальство, как полагалось, медвежьей болезнь
ю сейчас же болело и кричало: «Ой, ай, бомба!»
На поверку оказывался полицейский городовой!
В городе у нас тишина, спокой. Никто в морду не бьет, никто не орет, никого не
грабят, никого в кутузку не тянут.
Полицейски заправилы всеми приказами кричат:
Ц Это беспорядок Ц во всем городе порядок!
Царь в поход собрался
А пряники тянутся, к нам тянутся, в штабеля ставятся. По всей деревне задво
рки пряниками загружены. Мы-то едим, надо дать и другим! Стали по железной
дороге в разны города посылать Пряники нагрузили на платформы. Туманом л
егонько прикрыли, чтобы узоры на пряниках не портились, чтобы письменнос
ть пряников писаных полицейским на глаза не попадала.
Полный состав не очень большой отправили Ц всего пять верст длины, а пот
ом уж и по десяти, но больше двадцати пяти верст состава не делали.
Покатили наши пряники писаны-печатны по селам, деревням, по городишкам, г
ородам. Дошла весть о пряниках до царя, до министеров, до важных начальник
ов, до царского двора, до царской подворотни.
Все переполошились, даже пьянствовать остановились. Царь выкрикиват:
Ц Как так, из голодной губернии в урожайны места сытость идет? Запретить
, прекратить!
Царица заверешшала:
Ц Дайте мне пряника самоходного, я таких не едала, не видала. Ни жить, ни бы
ть не могу Ц давайте пряника скореича!
Министеры духу набрали и прокричали:
Ц Ваше царско, пряники-то печатны!
Ц Как так печатны?
Царь заскакал, всем министерам, всем генералам по зубам надавал. Успокои
лся и всем по царской награде привесил. Дух перевел и заговорил:
Ц Я же своим царским словом приказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
ста показыват в полной дневной ясности.
Так вот мы на ветреном держанье, с места не сходя, весь свет объехали. Что в
других краях Ц сверху высмотрели. Сверху больше видать, чем земным ездо
кам.
Много стран мы поглядели, а жить нигде не захотели, окромя нашей Уймы. Наш
край не то что сейчас, а и в старо время был самолутчим, кабы не полицейски
да не попы.
С попом Сиволдаем и с урядником особо дело вышло, они ничем ничего не вида
ли, ничего не понимаюшшими и остались.
Сиволдай услыхал, как Уйма колыхнулась и шевелиться стала, Ц от страха и
в колодец скочил и сел на дно. Воду из колодца на тот час всю на огороды выч
ерпали, как по заказу. Урядник во всех делах с попом заодно и по примеру по
повскому в другой колодец полез, а колодец-то с водой. Урядник чуть-чуть н
е утоп, шашкой в стенку колодца воткнулся, ногами в другу растопырился Ц
эдак много верст продержался. Дно-то у колодца было тонко Ц поддонная зе
мля осталась на земле. Над чужой стороной где-то вода из колодца выпала, у
рядника выплеснуло.
Завсегда говорят: не плачь Ц потерял, не радуйся Ц нашел. Мы потеряли Ц
не плакали. И не оглянулись, куда урядника выкинуло: от нас далеко Ц нам и
любо. Обрадовались ли там, где нашли, об этом до нас вести не дошли.
На месте деревни осталось одно ничего, а на меня от колодца мокро место, а
на мокром месте поп Сиволдай сидит не шевелится, от страху дыхнуть боитс
я.
Мы сутки не спали, во все глаза глядели.
Видели мы разны всяки страны, видели разных народов. У всякого народа сво
я жизнь. Над всякими народами свой царь либо король сидит и над народом вс
ячески изгиляется да измывается. Народным хлебом цари, короли объедаютс
я, на народну силу опираются да той же силой народной народ гнетут. А чтобы
народ в разум не пришел, чтобы своих истязателей умными да сильными почи
тал, цари-короли полицейских откармливают и на народ науськивают. Разно
мастных попов развели, попы звоном-гомоном ум отбивают, кадилами глаза т
уманят. Непонимающий народ отпору не дает, думат Ц так и надо.
Как мы это усмотрели да в толк взяли Ц в таку ярость взошли, что кабы не та
к высоко мы были, кабы наши руки дотянулись Ц мы бы разом всех царей-коро
лей прикончили, да в те поры у нас руки были коротки.
Бабы кричать пробовали народам, растолковать хотели, чтобы те в работе н
а царей не потели, а работали бы для себя. Да опять-таки дело не вышло: мы на
разных языках говорили. Тогда у нас общего языка ишшо не было.
Тетка Бутеня пойло свиньям варила и не стерпела: в одного царя злого, обжо
ристого шваркнула всем горшком и с пойлом.
Горшок вдребезги, и царь вдребезги.
Сбежались царски прихвостни и разобрать не могут, которо царь, которо св
инска еда?
Други бабы Ц не отстатчицы. С приговором: «Хорошо дело Ц не опоздано!» Ц
давай в королей-царей палить всем худым (даже таким, о чем громким словом
и не говорят)!
Ученые собирали все, что в царей попадало, обсуждали и в книгах писали, из
чего небо состоит. Нашу Уйму за небесну твердь посчитали. Тогдашны учены
про небо всяки небылицы плели и настояшшой сути небесной не знали.
Ученым надо было с другого конца начать рассуждать. Не из чего небо состо
ит, а что в царей летит, что для царей подходяшшо.
С той самой поры наша деревня понимаюшшей стала. И начальство полицейско
-поповско нам, уемским, нипочем и ни к чему стало.
Сиволдай да урядник ничего не видали, так темными и остались. От урядника
мы избавились, а Сиволдая просто без вниманья оставили. Из моды вышел Ц и
все тут.
Перепилиха с попадьей во все стороны глядели, а ругаться не переставали.
Попадья ругалась, крутилась, подолом пыль подняла Ц силилась всем попад
ьям чужестранным пыль в нос пустить!
Перепилиха заверешшала голосом пронзительным, на целом месте дыру верт
еть стала. Мелкой крошеной землей да крупной руганью отборной царских-к
оролевских чиновников здорово обсыпала.
Пропилила Перепилиха сквозну дыру. Обе ругательницы были руганью, как де
лом, заняты, обе зараз и провалились в дыру.
Это было уже в остатнем пути земельного поворота. Перепилиха и попадья у
пали в наш город, в рынок, в саму середину.
В рынке стало тесно. Торговки удивились, устрашились Ц замолчали (до это
го случая молчаливых торговок мы не видывали!). Котора торговка язык оста
новить не могла, та руками рот захлопнула.
Прилетны гости, как говорильны газеты, вперебой сначала, а потом обе в оди
н голос стали рассказывать, каки страны, каких народов видели, где во что о
деваются, где что едят. А потом, как путевы, вроде понимаюшших себя выказал
и и заговорили про царей-королей. Рассказали, как показали, какой они сило
й держатся. И коли народ за ум возьмется, вместях соединится, то всех живод
еров-обдиралов в один счет стряхнет с себя.
За эдаки беспокойны неподходяшши слова чуть не заарестовали говоруний.
Начальство так объявило:
Ц Говорят не от своего разуму. Надобно вызнать, каким ветром в Перепилих
у да в попадью надуло экой разговор.
Полицейски, которы в рынке не были, и те переполошились; видели длинну тем
ноту над городом.
В само то время, как суткам быть, Уйма на свое место села. И потеперя на том м
есте. Можете проверить Ц сходить поглядеть.
Поп Сиволдай из колодца выскочил, и как раз впору: колодец водой налился
Ц вода накопилась (дожидалась), колодец полон, а вода Ц через край да сам
а на огороды поливкой.
Мы полдничать сели, к тому череду поспели.
По дороге пыль поднялась: больше да шире, больше да ближе. До деревни пыль
докатилась Ц это чиновники из городу после Перепилихиной да попадьево
й трескотни прибежали, бумагами машут, печатями страшшают, требуют штраф
, налог, а и сами не знают, за что про что.
Мы уж понимали, что чиновники только мундиром да пуговицами страшны. Мы в
сей деревней на них гаркнули. Чиновники подобрали мундиришки, бумагами п
рикрылись, печатями припечатались, мигом улепетнули.
В городе губернатору докладывали:
Ц Деревня Уйма сбунтовалась! Ни за что ни про что денег платить не хочет,
на нас, чиновников, непочтительно гаркнула вся деревня, кабы мы не припеч
атались Ц из нас дух бы вылетел! Ваше губернаторство, можете проверить
Ц от Уймы до городу наши следы остались.
Губернатор свежих чиновников собрал, полицейских согнал, к нам в коляске
припылил. Из коляски не вылезат, за кучера полицейского держится, сам тре
пешшется и петухом кричит:
Ц Бунтовщики, деньги несите, налоги двойны платите! Деньги соберу Ц аре
стовывать начну!
Выташшил я штормовой ветришше. Мужики помогли раздернуть прямь губерна
тора, чиновников, полицейских. Раздернули да дернули! А он, ветер штормово
й, так рванул губернатора с коляской, чиновников с бумагами и печатями и с
полицейскими, Ц как их и век не бывало!
Опосля того начальство научилось около нас на цыпочках ходить, тихо гово
рить.
Да мы ихны тихи подходы хорошо знали.
Штормовы ветры у нас наготове были Ц и пригодились.
Сладко житье
Посереди зимы это было. И снег, и мороз, и сугробы Ц все на своем месте. Моро
з не так чтобы большой, не на сто градусов, врать не буду, а всего на пятьдес
ят. Я лесом брел. От жоны ушел. Моя жона говорлива, к ней постоянно гостьи с р
азговорами, с новостями, с пересудами Ц я и ушел в лес, от бабьего гомону г
олову проветрить.
Иду, снегом поскрипываю, а мороз по деревам постукиват.
Гляжу Ц пчелы!
Ох ты Ц пчелы? И живы и летают! Покажется это пчелка, холоду хватит да в тум
ан и спрячет себя.
Как бы я от кума шел, ну, тогда дело просто Ц с пива хмельного в глазах всяк
а удивительность место находит Кабы я из полицейской кутузки был выпушш
ен, тогда бы и память и пониманье всяко были бы отшиблены. А я в на стояшшем
своем виде, во всем порядке.
И пчелы!
Я к ним, к пчелкам, и шагнул. В туман стукнулся. От тумана на меня сладким теп
лом дохнуло. Нюхнул Ц пахнет медом, пряниками, лампасьем хорошим.
Я шагнул в туман, а он подается, а не раздается, в себя не пушшат. Хотел я нап
ролом проскочить, напором взять, а туман тугой Ц упором держится, тихо-ти
хо, а вытолкнул меня вобратно на холод.
А пчелки трудяшши шмыгают в тумане, похоже Ц зовут к себе в гости. Хотел я
пчелкам слово сказать, рот отворил, а туман сладостью конфетной мне рот н
абил. Я прожевал Ц оченно даже приятно. К чаю это подходяче.
Стал топором туман рубить. Прорубил в сладком тумане ход, протолкал себя
на ту сторону.
И попал я на сладки воды, на теплы воды. На те самы, которы в нашей холодност
и хранили себя.
Стою я в ласковом тепле. Вижу, озерко лежит в зеленой травке. На травке цве
точки всяки покачиваются, леденцовыми колокольчиками позванивают.
Берег озерка усыпан разноцветным лампасьем. Озерко гладку волну вздыма
т на берег, новы пригоршни лампасья кинет, у берега вспенится пена, сахаро
м на берегу остается.
Пчелки золотыми кругами носятся, золоты узоры ткут, на воду чуть присяду
т и с медовым грузом к берегу. На берегу мед Ц ровными стопками: кажна сто
пка ростом с овин, а то и с два. Это тройке воз, если мерить на увоз.
Для испытанья хлебнул воду. Вода тепла, сладка.
И все место так хорошо туманом спрятано, что никакому полицейскому не пр
онюхать.
А кругом дела делаются. От моего прихода тепла прибавилось. Мед на берегу
заподтаивал и потек на воду, с сахарной пеной тестом замесился и готовым
пряником двинулся.
Я посторонился. Туман раздвинулся. Пряники, широчашши, длинняшши, двинул
ись по моим следам. Пчелки трудяшши, работяшши на пряниках медом-сахаром
письменно-печатно узорочье вывели. Лампасье изловчилось да под пряники
для колесного ходу рассыпалось и к нам в деревню, к моему двору вместях с п
ряниками прикатилось.
Чтобы сладко добро от захватчиков спрятать, я туман захватил за край и ра
стянул занавеской на весь путь пряникам и с той и с другой стороны.
Через туман не видно пряников самоидушших, скрозь туман без особой сноро
вки не проскочишь! Дело большое, хорошее и никому не известное.
Кабы пряники были с воротину ростом, дело было бы просто, мы по поветям, по
амбарам, под навесами уклали бы от жадных глаз, от грабительских лап. Прян
ики шириной с улицу!
А пряники идут и идут. Мы их на ребро да к дому. Пряник во всю стену. Мы домы п
ряниками обставили, крыши пряниками накрыли. В пряниках окошки прорубил
и. У пряничных домов углы, обоконники и крыши лампасьем леденцовым разно
цветным облепили. Даже издали глядеть сладко.
Туман не остановился, тянется от сладкого озера и у нас на задворках вьет
ся, в сладки кучи складывается.
Пряники без устали самоходно себя месят, пекут, к нам себя катят, кучами ск
ладываются.
Народ у нас артельной, на помошшь пришли, пряники к себе расташшили. Дома,
сидя за чаем, сладким угошшаются, потчуются.
К нам коли хороший человек поколотится, мы пряничны ворота отворим, с пок
лоном принимаем, с упросом угошшаем. Накормим, напоим, с собой запас дадим.
Поколотился урядник, поп, чиновник, мы скрозь окошки кричим:
Ц Милости просим, заходите, гостите, для вас самовар ставим, на стол соби
рам, рюмки наливам, только ворота пряничны не отворяются. Уж вы не стесняй
те себя церемонией, поешьте пряники. Коли проедите дыру в меру своей выши
ны, ширины, то в избу зайдете, гостями будете.
Поп, урядник, чиновник на пряничны ворота набросились, пряник ломают, жив
оты набивают, руками разглаживают, чтобы умять и больше втолкать. Карман
ы пряниками нагрузили, в руках большие охапки, а ходу к нам нет.
Вот без полицейских и без чиновников у нас и стало сладко житье.
Пряники
Пряники беспрерывно прибавляются. У нас в Уйме места уйма, а от пряников т
есно стало. Надо в город везти хорошему простому народу в угошшение, а ост
альным в продажу.
По зимней ровной дороге мы крупного лампасья насыпали, на лампасье пряни
к на пряник поставили вышиной на аршин выше дома, шириной ровно в улицу, дл
я сохранности сладким туманом прикрыли, покатили.
До городу восемнадцать верст в две минуты доехали. По улицам пряники за т
уманом двигают себя на круглом лампасье. В ту пору ни конному ни пешему в т
ех улицах ходу нет.
На что полицмейстер, Ц кажется, страшней его не было никого, Ц а и тот от
пряничного напору со всей своей тройкой свернул в узенький переулок и до
потемни, до конца торгового дня из переулка высвободиться не мог.
О своем товаре мы не кричали, не объявляли, и так всем ведомо стало: прянич
ной дух всех с места скинул. Все на рынок за пряниками пришли.
Простому хорошему народу мы пряники так давали, кто сколько мог на себе у
нести. Чиновничьему люду продавали. Цена нашим пряникам та же, что и лавош
ным, только мера другая. В лавках цена за фунт, а у нас за ту же цену бери мах
ову сажень. Как-никак махова сажень Ц два аршина с лишним, а коли кто длин
ный меряет, то и три аршина. Бери сажень в вышину, в ширину!
Попервости чиновники фыркали:
Ц Много навезено, задешево продавают, значит, нестояшшой товар! Нам угод
но того, чего мало али вовсе нет и что втридорога стоит.
Носом повертели, а не утерпели, попробовали Ц и отстать не могут. Пряники
Ц еда вманчива!
Все ели одинаково, а действие было разно.
Простой народ ел, сытел, в тело входил, спину разгибал, голову подымал, на н
огах крепче держался.
Чиновники, полицейские, попы, богатеи едят, а их то корежит, то распират. Со
лоны им пряники, не по нутру пришлись, а едят. Весь народ хвалит Ц значит, в
пряниках что-то есть. Охота полицейским, чиновникам и их помошникам до сл
адкого добраться.
Хорошему народу трудяшшему мы пряники давали со всей писаностью, со всей
печатностью. А полицейским от тех же пряников и большшушши куски отвора
чивали, а на них завсегда или пусто место, или точка. Полицейским не спится
, не сидится, надо им вызнать: как, что, с чего повелось, откуда завелось?
Полицейски тихим обходом дело начали, ко мне тонкими лисами подъехали:
Ц Так и так, Малина, ты мужик справной, хорошо живешь, помалу не пьешь. Скаж
и на милость, откудова в Уйме пряников така уйма?
Спрашивают секретным, особым голосом. Я им в том же виде отвечаю:
Ц Ежели скажу да покажу, то ваше начальство и у нас, мужиков, и у вас, полиц
ейских, все себе отберет. Я покажу только вам по секрету Ц приходите ко мн
е в сутемки, сыты будете.
Были у меня бочки сорокаведерны припасены для медового запасу. Бочки я м
едом густо смазал.
Как стемнело, полицейски заявились. Я их пряниками накормил до раздутья.
И по одному к бочкам подводил. Бочки без днишш, да на боку да в потемни очен
ь схожи с потайным ходом.
Полицейски в бочки сунулись, в мед влипли, я днишша заколотил, для воздуху
дырки просверлил. На бочках надпись вывел: «Перевертывать!»
Кто идет, тот и пнет. За околицу выпинали в минуту. На дороге бочки не заста
ивались: всегда было кому пнуть, перевернуть. От полицейских миром избав
ились!
По большим дорогам большое начальство на тройках разъезжало, а бочки поп
ерек дороги выкатывались. Начальство, как полагалось, медвежьей болезнь
ю сейчас же болело и кричало: «Ой, ай, бомба!»
На поверку оказывался полицейский городовой!
В городе у нас тишина, спокой. Никто в морду не бьет, никто не орет, никого не
грабят, никого в кутузку не тянут.
Полицейски заправилы всеми приказами кричат:
Ц Это беспорядок Ц во всем городе порядок!
Царь в поход собрался
А пряники тянутся, к нам тянутся, в штабеля ставятся. По всей деревне задво
рки пряниками загружены. Мы-то едим, надо дать и другим! Стали по железной
дороге в разны города посылать Пряники нагрузили на платформы. Туманом л
егонько прикрыли, чтобы узоры на пряниках не портились, чтобы письменнос
ть пряников писаных полицейским на глаза не попадала.
Полный состав не очень большой отправили Ц всего пять верст длины, а пот
ом уж и по десяти, но больше двадцати пяти верст состава не делали.
Покатили наши пряники писаны-печатны по селам, деревням, по городишкам, г
ородам. Дошла весть о пряниках до царя, до министеров, до важных начальник
ов, до царского двора, до царской подворотни.
Все переполошились, даже пьянствовать остановились. Царь выкрикиват:
Ц Как так, из голодной губернии в урожайны места сытость идет? Запретить
, прекратить!
Царица заверешшала:
Ц Дайте мне пряника самоходного, я таких не едала, не видала. Ни жить, ни бы
ть не могу Ц давайте пряника скореича!
Министеры духу набрали и прокричали:
Ц Ваше царско, пряники-то печатны!
Ц Как так печатны?
Царь заскакал, всем министерам, всем генералам по зубам надавал. Успокои
лся и всем по царской награде привесил. Дух перевел и заговорил:
Ц Я же своим царским словом приказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40