… Возвестите населению, что Ивашка Щекин, не имея где главы приклонить,
кочует по морскому берегу, подобно диким племенам.
Вася старался умягчить старика:
Ц Как мы вас ждали, Иван Акимович. Делов вам на припасали Ц на барже не ут
януть.
Щека уставился на Васю ярым оком:
Ц Не спросясь, меня в работники купили! Вы будете в моей избушке государи
ть, а я у вас в холопах? Вы и с Губиным нахально поступаете. Он дурачится на с
тарости. А в нашем мастерстве Ивашко Губин личность неизбежная.
Ц Я вам логику желаю доказать, Иван Акимович.
Ц А я вам и без логики спою: надменная аспида Федотко пущай опростает мое
домишко. Сроку даю неделю. Через неделю покорнейше прошу уведомить меня.
Унылой показалась Васе обратная дорога.
«Как низко ставит сам себя Иван Акимович. Капризит хуже малого ребенка. В
деревне будут пересуживать: „Знать, мошну толсту набил, то и куражится“. Б
ольной Федот опечалится. Лучше помолчу. Авось наш долгожданный мастер об
разумится».
На Гусиной Вася заявил, что Иван Акимович прихворнул. Через недельку про
сит навестить. Артельные успокоились. У Федота отлегло от сердца.
Комары, безлюдье, досада вконец одолели Щеку за эту неделю.
Вася приехал, начал добрым порядком:
Ц Напрасно вы на нас обиделись, Иван Акимович. Для чего не едете домой?
Ц В чулан меня положите или на чердак закинете? Ц горячился Щека. Ц Вла
сти из города наедут: «Где обитель оскорбленного Ивана Щекина?» Ц «Под к
рыльцом, Ц отзовусь я, Ц заместо Шарика и Жучки лаю на разные басы».
Вася не утерпел, рассмеялся.
Ц Ты смеяться? Ц загремел старик. Ц Ты посольство править послан или з
убы скалить?!
Рассердился и Вася:
Ц Что вы на меня разъехались, Иван Акимович? Если я посол, вам должно меня
выслушать.
Ц Я хозяина-мироеда не слушался, а теперь не то время. И вот вам мой послед
ний сказ: еще недельку потерплю. А в воскресенье приеду с этим вот березов
ым колом. Добром Федотко со двора не выплывет Ц палкой выгоню!
Ехал Вася домой, думал грустную думу: «Сам себя наш мастер хочет обесслав
ить. А я ничего не скажу в артели. Будь что будет! Неделя Ц долгий срок: вдру
г да обойдется стариковское сердце».
В деревне Вася сказал:
Ц Иван Акимович выздоровел. Посылает всем по низкому поклону. В воскрес
енье сам приедет.
Артельные развеселились. У Федота стала бойко заживать нога.
Дом и так содержался в порядке, но к приезду художника прибрались, будто к
празднику. Ребята-ученики готовили встречу.
В воскресенье с раннего утра Вася караулил пароход, стоя на высоком бере
гу. С беспокойством ждал: скоро ли покажется дымок? Раньше Васи пароход ув
идели ребята. С криком: «Едет, едет дядюшка Иван!» Ц побежали к пристани. З
а ними поспевал Федот.
Иван Щека стоял у самого борта. В руках держал березовую палку. Одинокая ф
игура старика казалась мрачной.
«Наделал я делов!» Ц подумал Вася, медленно спускаясь вниз к реке.
Сидя у моря, Щека ждал, что к нему приедут на неделе с докладом, с приглашен
ием. Подошло воскресенье, никто не явился. Увязав пожитки, ухватив березо
вый батог, старик сел на пароход. Всю дорогу сам себя горячил, стукал палко
й в палубу. «Ладно, приятели… Я вам не нужен, так и вы мне не нужны. Вот я вас в
сех ужо…»
Показалась Гусиная Гора и пристань. Щека дивится:
«Кого же это народ встречает?… Федот в красной шелковой рубахе… Девица с
букетом, парнишка с разрисованным листом. Ребята в два ряда… Не начальни
к ли какой в каюте едет?… Федот шапкой машет. Все кому-то радуются. На меня г
лядят!»
Пароход бросил причалы. Артельные ребята не стерпели, нарушили ряды. Бег
ут к Ивану да кричат:
Ц Дядюшка Иван Акимович, с приездом!
Ц Дядюшка Иван Акимович, с приездом!
Палка выпала из рук Ивана, гремя, покатилась по палубе… Девочка сует Иван
у букет. Мальчик звонким голосом читает по листу:
Ц «Мы, ученики Гусиновской артели, приветствуем нашего художника…»
Иван сгреб в охапку зараз пятерых ребятишек и спрятал лицо в их головенк
ах, чтобы не видно было его слез. Потом крепко обнялись с Федотом.
Было над чем радоваться Васе. Приметив его, Щека сказал:
Ц Васенька, пройдем в каюту. Сундучок пособишь снять.
В пустой каюте Иван спросил:
Ц Вася, ты им ничего не говорил? Они ничего не знают?
Ц Ничего не говорил, Иван Акимович. Они ничего не знают.
Старик поклонился Васе в ноги.
Ц Не я учитель, Васенька, а ты мой учитель!
Щека ходил по своему дому:
Ц Занавесочки, цветы, чистота… Пол-то платком носовым продери, платка не
замараешь. А эта горница почто на замке?
Ц Тут твое именье, Ц объяснил Федот. Ц Сундук, постель, посуда. Как уеха
л, так все и лежит нетронуто.
Иван зашумел:
Ц Эх вы, распорядители! Теснятся тут, а комнату замкнули. Вынести мое бар
ахлишко наверх: я в светелке буду помещаться. Федот останется внизу, а это
т весь этаж под мастерскую.
Вася, лукаво прищурив глаз, шепнул Ивану:
Ц А я, в случае чего, к себе собрался перетаскивать артель-то.
Иван засмеялся:
Ц У тебя улица грязна, у тебя ворота не крашены, у тебя пол не метен.
До ночи Иван не отпускал народ, а на другой же день артель взялась за краск
и и за живопись. Работали Ц «с огня хватали»: выставка была не за горами.
Щека не попал и на собранье, где Гуля Большаков так славно помирил Губу с а
ртелью. Но гусиновцы, которые ходили на Лебяжью Гору, не то что рассказыва
ли, а в лицах представляли и Губу и Гулю. Щека слушал, и у него сияли глаза:
Ц Теперь Иван Егорович и меня не оттолкнет. Ты, Вася, и ты, Федот, махнем-ка
завтра на Лебяжью.
В избе у Губы сидели артельные, любовались новыми блюдами. Вдруг хозяин, у
ставясь в окно, ахнул:
Ц Небывалый гость идет! Раскатись, моя поленница без дров!
Он бросился в сени, протянул обе руки Ивану Щеке.
Ц Ванька, Ц сказал Губа, Ц сколько годов мы друг по друге тужили?!
Ц Ванька, Ц отвечал Щека, Ц пускай лучше люди сочтут, сколько годов мы с
тобой дружили.
Неспроста хвалились деревенские старухи, что в городе куют медали на сун
дучках мастеров. В октябре на выставке артели удостоились наград. На тор
жественном собрании сказала слово и река Лебяжья. Иван Щека говорил:
Ц Кто нас прежде знал да кому мы были надобны? Теперь нам от государства
повелено быть у живописных дел. Бывало, никто и знать не хотел, что есть та
кой коробочник-ларечник Ванька Щекин. Теперь мне велено подписывать мои
работы. Бывало, даже живопись такого мастера, как Иван Егорович Губин, вал
ялась на базаре с ведрами, с лопатами. Теперь она в музее, под стеклом.
Бывало, мы бродили врозь, теперь нам настоящая дорога под ноги попала. Теп
ерь мы на широкий шаг шагнули… Время покажет, успешно ли будет наше письм
о у нового строительства.
Мне, старику, что-то тесно стало у коробочки-шкатулочки сидеть. Желаю это
т потолок расписывать, на заводском театре кистью размахнуться. Чтобы не
только птички да цветочки, а об устроении Земли, о войне и тишине рассказа
ть.
Иван Губа говорил:
Ц Краше теплого лета эти осенние дни. Любо мне, деревенскому мастеру, быт
ь на таком блестящем собрании. И при всех хочу назвать, и от всей Лебяжьей
реки спасибо сказать нашим комсомольцам Гулию Большакову и Василию Мен
ьшенину. Ты, Гуля Большой, и ты, Вася… стараясь для пользы деревни, вы погас
или многолетнюю вражду.
Любя родное художество, какое вы показали терпение! Как дальновидно сказ
алось ваше поведение… Нас, старых мастеров, звали вы в учителя. И вот я, име
нуемый учитель, приехал в большой город. Хожу, смотрю, размышляю. И… почувс
твовал себя учеником.
Народные рассказы о Ленине
Пуговка
… К нам на завод приезжает Ленин. Мне кричат: «Наторова, ты примешь пальто…
» В клубе жарко. Ленин стал говорить, скинул пальто на стул. Я схватила Ц д
а в гардеробную. Вижу, у левой полы средней пуговицы нет. Я от своего жакет
а оторвала да на ленинское пальто и пришила толстым номером, чтобы надол
го. Он уехал, не заметил. А пуговка немножко не такая… И так мне это лестно, а
никому не открываю свой секрет.
Тут порядочно времени прошло. Иду по Литейному, а в фотографии «Феникс» в
окне увеличенный портрет Ленина. Пальто на нем то самое… Я попристальней
вглядываюсь Ц и пуговка та самая, моя пуговка.
Он в эту же зиму и умер. Я достала в фотографии на Литейной заветный тот по
ртрет…
Он у меня около зеркала в раме теперь.
Каждый день подойду, посмотрю да поплачу:
Ц А пуговка-то моя пришита…
(Слышал в Ленинграде, на Волковом кладбище, от приезжей из Архангельска Н
аторовой)
Как Федосья Никитишна у Лени
на была
У нас папаша был кровельщик, работал в Смольном, да перед самой революцие
й и скончался. Так что и жалованье недополучено. Временное правительство
явилось, мамаша пошла относительно денег, воротилась со стыдом, как с пир
огом. Только и спросили: «А ты, бабка, видала, как лягушки скачут?»
Зима нас прижала, мамаша говорит:
Ц Все Ленина хвалят теперь: не сбродить ли мне в Смольный-то?…
Какое-то утро встаем Ц нету старухи. Думаем, у обедни, а она это в Смольный
угребла… И подумайте-ка, ползала-ползала там по кабинетам да на Владимир
а Ильича и нарвалась… Пишет он, запивает конфетку холодным чаем…
Она нисколько не подумала, что это он сам, тогда портретов-то мало было, и с
прашивает:
Ц Вы, сударь, на какой главы: на письме или на разборе?
Он россмехнулся:
Ц Как приведется, сударыня. Вам на что?
Ц Меня люди к Ленину натакали, ко Владимиру Ильичу.
Говорят: «Твое дело, Федосья Никитишна, изо всех начальников один Ленин м
ожет распутать…» А я гляжу на вас, как быстро пишете, и думаю: экой господи
н многограмотный, уж, верно, не из последних начальников… Где мне Ленина и
скать, не войдете ли в мое положение?…
Преспокойно уселась да вкратце и доложила. У Ленина глаза сделались весе
лы, расхохатыват…
Ц Верно, Федосья Никитишна… Без Ленина обойдемся.
Вызвал сотрудника, выметку из книжечки дал:
Ц Товарищ, срочно оборудуйте Федосье Никитишне ее дело.
… Мамаша домой приходит и деньги выкладыват.
Ц Все начальники в Смольном хороши! И без Ленина дело сделали.
А через месяц приносит с рынка фотографическую карточку:
Ц Вот купила начальника, с которым в кабинете-то сидела…
Мы взглянули, да и ахнули:
Ц Мамаша, ведь это Ленин и был!…
(Слышал в вагоне Северной железной дороги в 1928 году, рассказывала женщина,
ехавшая из Архангельска в Ленинград к мужу)
***
Белые с Севера убежали, мы опять во свое место из Вологды вернулись.
У нас в учреждении порядочно стало местной молодежи служить.
Другой раз на них смотришь, думаешь: «Что-то у вас, ребята, в голове? Понимае
те ли, в какое время живете?…»
Политпросветительная работа еще только налаживалась… Народ молодой, п
о службе дело отведут в пятом часу и домой полетят.
Пожалуй, всех бойчее из них Шкаторин был. Только такой: смехи да хи-хи. Я так
считал: вовсе ты, парень, девичий пастух.
Я партийный, у меня сердце болело, что не вхожу в них, не внушаю, не объясняю
о деле Ленина. На собраньях-то, конечно, много речей было сказано, да речи
Ц что… И вдруг телеграмма: Ленин умер.
… Я иду с телеграфа-то, а уж к ночи. И мороз к сорока градусам небось… И кто-т
о меня с ног сбил… У меня слабы ноги-то. Я стал в таком направлении, смотрю:
Шкаторин в одном пиджачишке, на одной ноге валенок, на другой калоша. Я гов
орю:
Ц Шкаторин, что с тобой?!
А он:
Ц Гаврило Василич, это правда, что Ленин умер?
Я заплакал:
Ц Умер наш Ленин… Откуда ты летишь-то?
Ц Из дому.
Ц Где живешь-то?
Ц В Слободке.
Ц Как же ты наг-то через весь город летел?
Ц А сказали, что Ленин умер. Я испугался, побежал сюда. Некогда тужурку бы
ло искать…
С этой поры больше родных детей ценю я и люблю нашу молодежь.
(Записано в Архангельске в 1927 г.)
***
… У нас ребята в газеты читали: за границей партия шла рабочих с пением в м
айский день. Полиция наскочила Ц и в тюрьму. Одного давно искали. Его в ту
же ночь Ц застрелить… Он под дулом-то выхватил газету Ц майский номер, т
ам Ленин во весь лист Ц и накрыл глаза… Солдаты ружьем брякнули, честь от
дали: «Не можем в Ленина стрелять».
(Архангельск, 1927. Лесопильный завод на р. Маймаксе)
***
Нам иностранный матрос в Маймаксе рассказывал:
Ц … Они там у себя забастовку объявили, а полиция принудила работать. При
велось плашкот к пристани под водить. Они взялись по двенадцать человек
на канат. Надо бы: «Разом сильно, разом вдруг», или там по-ихнему кричать, а
они: «Раз, два, Ленин! Раз, два, Ленин!» Полиции не к чему придраться. Они ведь
стали на работу…
(Архангельск, 1927. Лесопилки на р. Маймаксе)
***
… У нас доктор был в Ульяновске. Может, и сейчас жив. Его в Москву не раз приг
лашали. У него один был ответ: «Наш город не меньше Москвы: здесь Ленин род
ился».
(Москва)
***
… Вася ездил доверенным от Госторга из Архангельска в Норвегу. В городе Б
ерген выбежали к пароходу дети. Русских увидели, стали кричать: «Пролета
рии всех стран, соединяйтесь!»
Худо выговаривают, а понять можно. Вася заговорил с ними по-русски, но они
только одну эту речь выучили:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
(Архангельск)
Степан Писахов
Сказки
Цар счастливый
Его живописные полотна, акварели излучают жемчуж
ный свет белых ночей, полыхают цветным инеем и сиянием зеленовато-синег
о полярного неба. Он писал пустозерскую глушь, где был сожжен мятежный во
ждь старообрядчества писатель-протопоп Аввакум, и поморские карбасы, др
евнерусскую архитектуру и обрызганные кровавыми потеками травы-камне
ломки северные граниты, которые напоминали ему 1905 год… В его картинах зап
ечатлена борьба человека со стихией: в тех узловатых, перекрученных ветр
ами деревьях, что крепко держатся корнями за камень; в крохотной церквуш
ке на скалистом острове, которую вот-вот смоет в бездну бушующая стихия м
оря-океана; в первом натурном изображении аэроплана, приземлившегося на
льду Новой Земли…
Степан Григорьевич Писахов (1879Ц 1960) начинал свою работу в искусстве кистью
и красками.
Первую Ц и немалую Ц славу он снискал как художник русского Севера.
Архангелогородца Степана Писахова Илья Репин приглашал работать В сво
ей мастерской. Скупой на похвалы Александр Бенуа находил в его этюдах «м
ного жизни, темперамента». Продолжив искания Александра Борисова Ц соз
дателя русского живописного пейзажа Крайнего Севера, Писахов раскрылс
я как проникновенный живописец-лирик с музыкальным строем восприятия з
римого мира. В самое недавнее время его пейзажную палитру обоснованно сб
лижали с искусством Левитана, Поленова, Нестерова.
Слава же литературная пришла к Писахову, когда ему было шестьдесят лет.
Но он вышел к общероссийскому читателю сразу с классической книгой сказ
ок.
* * *
Степан Григорьевич Писахов Ц плоть от плоти деятельной, предприимчиво
й и вместе заповедно-кондовой России, панораму которой воссоздал Борис
Шергин. Отец мальчика принадлежал к цеху серебряников-ювелиров. Родня п
о материнской линии Ц поморы с Пинеги и истовые староверы. Двоюродный д
ед Леонтий славился как сказочник (получал за то на промыслах лишний пай).
Две страсти Ц живопись и слово Ц сызмала завладели душой Степана Писах
ова.
Праздники зари, отраженной морем, торжественное фосфоресцирующее горе
ние северного неба, молчание вод, птичьи клики в тумане, появление на гори
зонте долгожданных парусников были нескончаемой чередой чудес.
Оттого за старшим братом, художником-самоучкой, потянулся к кисти. В радо
стной тревоге, веря и не веря, спрашивал себя: «Не это ли призвание?»… Но ср
еди писания, сквозь высокое течение мыслей, вдруг слышал непрошеный гово
рок родственницы: «Утресь маменька меня будит, а я сплю-тороплюсь!» Ц и р
ука медлила, и все существо с ликованием внимало этим подмигивающим слов
ечкам, этим коленцам напевной северной речи. И рядом с начальными попытк
ами в художестве идут попытки сочинения сказок, которые впервые появятс
я в печати в 1920-е годы.
Живописи и литературе предстояло раскрыть разные грани личности Писах
ова: первой Ц самоуглубленный, созерцающий лиризм, настроенный по камер
тону величавой северной природы, второй Ц радость заразительно-активн
ой, по-северному энергичной натуры.
Как русское литературное явление Писахов уникален. Основа его художест
венного метода Ц игровая выдумка, которой писатель наделен избыточно. Г
оворя о нем, вспоминаешь слова Бунина: «… ведь выдумывать и уметь сказать
хорошую нелепость, хорошую шутку могут только очень умные люди, те, у кото
рых ум „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
кочует по морскому берегу, подобно диким племенам.
Вася старался умягчить старика:
Ц Как мы вас ждали, Иван Акимович. Делов вам на припасали Ц на барже не ут
януть.
Щека уставился на Васю ярым оком:
Ц Не спросясь, меня в работники купили! Вы будете в моей избушке государи
ть, а я у вас в холопах? Вы и с Губиным нахально поступаете. Он дурачится на с
тарости. А в нашем мастерстве Ивашко Губин личность неизбежная.
Ц Я вам логику желаю доказать, Иван Акимович.
Ц А я вам и без логики спою: надменная аспида Федотко пущай опростает мое
домишко. Сроку даю неделю. Через неделю покорнейше прошу уведомить меня.
Унылой показалась Васе обратная дорога.
«Как низко ставит сам себя Иван Акимович. Капризит хуже малого ребенка. В
деревне будут пересуживать: „Знать, мошну толсту набил, то и куражится“. Б
ольной Федот опечалится. Лучше помолчу. Авось наш долгожданный мастер об
разумится».
На Гусиной Вася заявил, что Иван Акимович прихворнул. Через недельку про
сит навестить. Артельные успокоились. У Федота отлегло от сердца.
Комары, безлюдье, досада вконец одолели Щеку за эту неделю.
Вася приехал, начал добрым порядком:
Ц Напрасно вы на нас обиделись, Иван Акимович. Для чего не едете домой?
Ц В чулан меня положите или на чердак закинете? Ц горячился Щека. Ц Вла
сти из города наедут: «Где обитель оскорбленного Ивана Щекина?» Ц «Под к
рыльцом, Ц отзовусь я, Ц заместо Шарика и Жучки лаю на разные басы».
Вася не утерпел, рассмеялся.
Ц Ты смеяться? Ц загремел старик. Ц Ты посольство править послан или з
убы скалить?!
Рассердился и Вася:
Ц Что вы на меня разъехались, Иван Акимович? Если я посол, вам должно меня
выслушать.
Ц Я хозяина-мироеда не слушался, а теперь не то время. И вот вам мой послед
ний сказ: еще недельку потерплю. А в воскресенье приеду с этим вот березов
ым колом. Добром Федотко со двора не выплывет Ц палкой выгоню!
Ехал Вася домой, думал грустную думу: «Сам себя наш мастер хочет обесслав
ить. А я ничего не скажу в артели. Будь что будет! Неделя Ц долгий срок: вдру
г да обойдется стариковское сердце».
В деревне Вася сказал:
Ц Иван Акимович выздоровел. Посылает всем по низкому поклону. В воскрес
енье сам приедет.
Артельные развеселились. У Федота стала бойко заживать нога.
Дом и так содержался в порядке, но к приезду художника прибрались, будто к
празднику. Ребята-ученики готовили встречу.
В воскресенье с раннего утра Вася караулил пароход, стоя на высоком бере
гу. С беспокойством ждал: скоро ли покажется дымок? Раньше Васи пароход ув
идели ребята. С криком: «Едет, едет дядюшка Иван!» Ц побежали к пристани. З
а ними поспевал Федот.
Иван Щека стоял у самого борта. В руках держал березовую палку. Одинокая ф
игура старика казалась мрачной.
«Наделал я делов!» Ц подумал Вася, медленно спускаясь вниз к реке.
Сидя у моря, Щека ждал, что к нему приедут на неделе с докладом, с приглашен
ием. Подошло воскресенье, никто не явился. Увязав пожитки, ухватив березо
вый батог, старик сел на пароход. Всю дорогу сам себя горячил, стукал палко
й в палубу. «Ладно, приятели… Я вам не нужен, так и вы мне не нужны. Вот я вас в
сех ужо…»
Показалась Гусиная Гора и пристань. Щека дивится:
«Кого же это народ встречает?… Федот в красной шелковой рубахе… Девица с
букетом, парнишка с разрисованным листом. Ребята в два ряда… Не начальни
к ли какой в каюте едет?… Федот шапкой машет. Все кому-то радуются. На меня г
лядят!»
Пароход бросил причалы. Артельные ребята не стерпели, нарушили ряды. Бег
ут к Ивану да кричат:
Ц Дядюшка Иван Акимович, с приездом!
Ц Дядюшка Иван Акимович, с приездом!
Палка выпала из рук Ивана, гремя, покатилась по палубе… Девочка сует Иван
у букет. Мальчик звонким голосом читает по листу:
Ц «Мы, ученики Гусиновской артели, приветствуем нашего художника…»
Иван сгреб в охапку зараз пятерых ребятишек и спрятал лицо в их головенк
ах, чтобы не видно было его слез. Потом крепко обнялись с Федотом.
Было над чем радоваться Васе. Приметив его, Щека сказал:
Ц Васенька, пройдем в каюту. Сундучок пособишь снять.
В пустой каюте Иван спросил:
Ц Вася, ты им ничего не говорил? Они ничего не знают?
Ц Ничего не говорил, Иван Акимович. Они ничего не знают.
Старик поклонился Васе в ноги.
Ц Не я учитель, Васенька, а ты мой учитель!
Щека ходил по своему дому:
Ц Занавесочки, цветы, чистота… Пол-то платком носовым продери, платка не
замараешь. А эта горница почто на замке?
Ц Тут твое именье, Ц объяснил Федот. Ц Сундук, постель, посуда. Как уеха
л, так все и лежит нетронуто.
Иван зашумел:
Ц Эх вы, распорядители! Теснятся тут, а комнату замкнули. Вынести мое бар
ахлишко наверх: я в светелке буду помещаться. Федот останется внизу, а это
т весь этаж под мастерскую.
Вася, лукаво прищурив глаз, шепнул Ивану:
Ц А я, в случае чего, к себе собрался перетаскивать артель-то.
Иван засмеялся:
Ц У тебя улица грязна, у тебя ворота не крашены, у тебя пол не метен.
До ночи Иван не отпускал народ, а на другой же день артель взялась за краск
и и за живопись. Работали Ц «с огня хватали»: выставка была не за горами.
Щека не попал и на собранье, где Гуля Большаков так славно помирил Губу с а
ртелью. Но гусиновцы, которые ходили на Лебяжью Гору, не то что рассказыва
ли, а в лицах представляли и Губу и Гулю. Щека слушал, и у него сияли глаза:
Ц Теперь Иван Егорович и меня не оттолкнет. Ты, Вася, и ты, Федот, махнем-ка
завтра на Лебяжью.
В избе у Губы сидели артельные, любовались новыми блюдами. Вдруг хозяин, у
ставясь в окно, ахнул:
Ц Небывалый гость идет! Раскатись, моя поленница без дров!
Он бросился в сени, протянул обе руки Ивану Щеке.
Ц Ванька, Ц сказал Губа, Ц сколько годов мы друг по друге тужили?!
Ц Ванька, Ц отвечал Щека, Ц пускай лучше люди сочтут, сколько годов мы с
тобой дружили.
Неспроста хвалились деревенские старухи, что в городе куют медали на сун
дучках мастеров. В октябре на выставке артели удостоились наград. На тор
жественном собрании сказала слово и река Лебяжья. Иван Щека говорил:
Ц Кто нас прежде знал да кому мы были надобны? Теперь нам от государства
повелено быть у живописных дел. Бывало, никто и знать не хотел, что есть та
кой коробочник-ларечник Ванька Щекин. Теперь мне велено подписывать мои
работы. Бывало, даже живопись такого мастера, как Иван Егорович Губин, вал
ялась на базаре с ведрами, с лопатами. Теперь она в музее, под стеклом.
Бывало, мы бродили врозь, теперь нам настоящая дорога под ноги попала. Теп
ерь мы на широкий шаг шагнули… Время покажет, успешно ли будет наше письм
о у нового строительства.
Мне, старику, что-то тесно стало у коробочки-шкатулочки сидеть. Желаю это
т потолок расписывать, на заводском театре кистью размахнуться. Чтобы не
только птички да цветочки, а об устроении Земли, о войне и тишине рассказа
ть.
Иван Губа говорил:
Ц Краше теплого лета эти осенние дни. Любо мне, деревенскому мастеру, быт
ь на таком блестящем собрании. И при всех хочу назвать, и от всей Лебяжьей
реки спасибо сказать нашим комсомольцам Гулию Большакову и Василию Мен
ьшенину. Ты, Гуля Большой, и ты, Вася… стараясь для пользы деревни, вы погас
или многолетнюю вражду.
Любя родное художество, какое вы показали терпение! Как дальновидно сказ
алось ваше поведение… Нас, старых мастеров, звали вы в учителя. И вот я, име
нуемый учитель, приехал в большой город. Хожу, смотрю, размышляю. И… почувс
твовал себя учеником.
Народные рассказы о Ленине
Пуговка
… К нам на завод приезжает Ленин. Мне кричат: «Наторова, ты примешь пальто…
» В клубе жарко. Ленин стал говорить, скинул пальто на стул. Я схватила Ц д
а в гардеробную. Вижу, у левой полы средней пуговицы нет. Я от своего жакет
а оторвала да на ленинское пальто и пришила толстым номером, чтобы надол
го. Он уехал, не заметил. А пуговка немножко не такая… И так мне это лестно, а
никому не открываю свой секрет.
Тут порядочно времени прошло. Иду по Литейному, а в фотографии «Феникс» в
окне увеличенный портрет Ленина. Пальто на нем то самое… Я попристальней
вглядываюсь Ц и пуговка та самая, моя пуговка.
Он в эту же зиму и умер. Я достала в фотографии на Литейной заветный тот по
ртрет…
Он у меня около зеркала в раме теперь.
Каждый день подойду, посмотрю да поплачу:
Ц А пуговка-то моя пришита…
(Слышал в Ленинграде, на Волковом кладбище, от приезжей из Архангельска Н
аторовой)
Как Федосья Никитишна у Лени
на была
У нас папаша был кровельщик, работал в Смольном, да перед самой революцие
й и скончался. Так что и жалованье недополучено. Временное правительство
явилось, мамаша пошла относительно денег, воротилась со стыдом, как с пир
огом. Только и спросили: «А ты, бабка, видала, как лягушки скачут?»
Зима нас прижала, мамаша говорит:
Ц Все Ленина хвалят теперь: не сбродить ли мне в Смольный-то?…
Какое-то утро встаем Ц нету старухи. Думаем, у обедни, а она это в Смольный
угребла… И подумайте-ка, ползала-ползала там по кабинетам да на Владимир
а Ильича и нарвалась… Пишет он, запивает конфетку холодным чаем…
Она нисколько не подумала, что это он сам, тогда портретов-то мало было, и с
прашивает:
Ц Вы, сударь, на какой главы: на письме или на разборе?
Он россмехнулся:
Ц Как приведется, сударыня. Вам на что?
Ц Меня люди к Ленину натакали, ко Владимиру Ильичу.
Говорят: «Твое дело, Федосья Никитишна, изо всех начальников один Ленин м
ожет распутать…» А я гляжу на вас, как быстро пишете, и думаю: экой господи
н многограмотный, уж, верно, не из последних начальников… Где мне Ленина и
скать, не войдете ли в мое положение?…
Преспокойно уселась да вкратце и доложила. У Ленина глаза сделались весе
лы, расхохатыват…
Ц Верно, Федосья Никитишна… Без Ленина обойдемся.
Вызвал сотрудника, выметку из книжечки дал:
Ц Товарищ, срочно оборудуйте Федосье Никитишне ее дело.
… Мамаша домой приходит и деньги выкладыват.
Ц Все начальники в Смольном хороши! И без Ленина дело сделали.
А через месяц приносит с рынка фотографическую карточку:
Ц Вот купила начальника, с которым в кабинете-то сидела…
Мы взглянули, да и ахнули:
Ц Мамаша, ведь это Ленин и был!…
(Слышал в вагоне Северной железной дороги в 1928 году, рассказывала женщина,
ехавшая из Архангельска в Ленинград к мужу)
***
Белые с Севера убежали, мы опять во свое место из Вологды вернулись.
У нас в учреждении порядочно стало местной молодежи служить.
Другой раз на них смотришь, думаешь: «Что-то у вас, ребята, в голове? Понимае
те ли, в какое время живете?…»
Политпросветительная работа еще только налаживалась… Народ молодой, п
о службе дело отведут в пятом часу и домой полетят.
Пожалуй, всех бойчее из них Шкаторин был. Только такой: смехи да хи-хи. Я так
считал: вовсе ты, парень, девичий пастух.
Я партийный, у меня сердце болело, что не вхожу в них, не внушаю, не объясняю
о деле Ленина. На собраньях-то, конечно, много речей было сказано, да речи
Ц что… И вдруг телеграмма: Ленин умер.
… Я иду с телеграфа-то, а уж к ночи. И мороз к сорока градусам небось… И кто-т
о меня с ног сбил… У меня слабы ноги-то. Я стал в таком направлении, смотрю:
Шкаторин в одном пиджачишке, на одной ноге валенок, на другой калоша. Я гов
орю:
Ц Шкаторин, что с тобой?!
А он:
Ц Гаврило Василич, это правда, что Ленин умер?
Я заплакал:
Ц Умер наш Ленин… Откуда ты летишь-то?
Ц Из дому.
Ц Где живешь-то?
Ц В Слободке.
Ц Как же ты наг-то через весь город летел?
Ц А сказали, что Ленин умер. Я испугался, побежал сюда. Некогда тужурку бы
ло искать…
С этой поры больше родных детей ценю я и люблю нашу молодежь.
(Записано в Архангельске в 1927 г.)
***
… У нас ребята в газеты читали: за границей партия шла рабочих с пением в м
айский день. Полиция наскочила Ц и в тюрьму. Одного давно искали. Его в ту
же ночь Ц застрелить… Он под дулом-то выхватил газету Ц майский номер, т
ам Ленин во весь лист Ц и накрыл глаза… Солдаты ружьем брякнули, честь от
дали: «Не можем в Ленина стрелять».
(Архангельск, 1927. Лесопильный завод на р. Маймаксе)
***
Нам иностранный матрос в Маймаксе рассказывал:
Ц … Они там у себя забастовку объявили, а полиция принудила работать. При
велось плашкот к пристани под водить. Они взялись по двенадцать человек
на канат. Надо бы: «Разом сильно, разом вдруг», или там по-ихнему кричать, а
они: «Раз, два, Ленин! Раз, два, Ленин!» Полиции не к чему придраться. Они ведь
стали на работу…
(Архангельск, 1927. Лесопилки на р. Маймаксе)
***
… У нас доктор был в Ульяновске. Может, и сейчас жив. Его в Москву не раз приг
лашали. У него один был ответ: «Наш город не меньше Москвы: здесь Ленин род
ился».
(Москва)
***
… Вася ездил доверенным от Госторга из Архангельска в Норвегу. В городе Б
ерген выбежали к пароходу дети. Русских увидели, стали кричать: «Пролета
рии всех стран, соединяйтесь!»
Худо выговаривают, а понять можно. Вася заговорил с ними по-русски, но они
только одну эту речь выучили:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
(Архангельск)
Степан Писахов
Сказки
Цар счастливый
Его живописные полотна, акварели излучают жемчуж
ный свет белых ночей, полыхают цветным инеем и сиянием зеленовато-синег
о полярного неба. Он писал пустозерскую глушь, где был сожжен мятежный во
ждь старообрядчества писатель-протопоп Аввакум, и поморские карбасы, др
евнерусскую архитектуру и обрызганные кровавыми потеками травы-камне
ломки северные граниты, которые напоминали ему 1905 год… В его картинах зап
ечатлена борьба человека со стихией: в тех узловатых, перекрученных ветр
ами деревьях, что крепко держатся корнями за камень; в крохотной церквуш
ке на скалистом острове, которую вот-вот смоет в бездну бушующая стихия м
оря-океана; в первом натурном изображении аэроплана, приземлившегося на
льду Новой Земли…
Степан Григорьевич Писахов (1879Ц 1960) начинал свою работу в искусстве кистью
и красками.
Первую Ц и немалую Ц славу он снискал как художник русского Севера.
Архангелогородца Степана Писахова Илья Репин приглашал работать В сво
ей мастерской. Скупой на похвалы Александр Бенуа находил в его этюдах «м
ного жизни, темперамента». Продолжив искания Александра Борисова Ц соз
дателя русского живописного пейзажа Крайнего Севера, Писахов раскрылс
я как проникновенный живописец-лирик с музыкальным строем восприятия з
римого мира. В самое недавнее время его пейзажную палитру обоснованно сб
лижали с искусством Левитана, Поленова, Нестерова.
Слава же литературная пришла к Писахову, когда ему было шестьдесят лет.
Но он вышел к общероссийскому читателю сразу с классической книгой сказ
ок.
* * *
Степан Григорьевич Писахов Ц плоть от плоти деятельной, предприимчиво
й и вместе заповедно-кондовой России, панораму которой воссоздал Борис
Шергин. Отец мальчика принадлежал к цеху серебряников-ювелиров. Родня п
о материнской линии Ц поморы с Пинеги и истовые староверы. Двоюродный д
ед Леонтий славился как сказочник (получал за то на промыслах лишний пай).
Две страсти Ц живопись и слово Ц сызмала завладели душой Степана Писах
ова.
Праздники зари, отраженной морем, торжественное фосфоресцирующее горе
ние северного неба, молчание вод, птичьи клики в тумане, появление на гори
зонте долгожданных парусников были нескончаемой чередой чудес.
Оттого за старшим братом, художником-самоучкой, потянулся к кисти. В радо
стной тревоге, веря и не веря, спрашивал себя: «Не это ли призвание?»… Но ср
еди писания, сквозь высокое течение мыслей, вдруг слышал непрошеный гово
рок родственницы: «Утресь маменька меня будит, а я сплю-тороплюсь!» Ц и р
ука медлила, и все существо с ликованием внимало этим подмигивающим слов
ечкам, этим коленцам напевной северной речи. И рядом с начальными попытк
ами в художестве идут попытки сочинения сказок, которые впервые появятс
я в печати в 1920-е годы.
Живописи и литературе предстояло раскрыть разные грани личности Писах
ова: первой Ц самоуглубленный, созерцающий лиризм, настроенный по камер
тону величавой северной природы, второй Ц радость заразительно-активн
ой, по-северному энергичной натуры.
Как русское литературное явление Писахов уникален. Основа его художест
венного метода Ц игровая выдумка, которой писатель наделен избыточно. Г
оворя о нем, вспоминаешь слова Бунина: «… ведь выдумывать и уметь сказать
хорошую нелепость, хорошую шутку могут только очень умные люди, те, у кото
рых ум „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40