— Но это же правда. Я больше была не нужна. Я была бесполезна.
— Я ошибался в тебе, дорогая. Он провел губами по ее лбу.
Сбитая с толку его вялой реакцией и этим замечанием, Сора поинтересовалась:
— Почему?
— Когда зрение вернулось ко мне и я понял, какую ужасную жизнь ты ведешь у своего отчима, мне захотелось взять на себя заботу о тебе, не допустить, чтобы ты вновь вступила в борьбу. Вместо этого, — веселье его нарастало, — мне надо было выстраивать препятствия на твоем пути.
— Не на моем пути. На нашем пути. Создавалось впечатление, что тебе ни в чем моя помощь не требовалась.
— Ты ведешь хозяйство в моем доме и заботишься о детях. Чего тебе еще не хватает? Идти в сражение рядом со мной?
Сора притворилась, что обдумывает это предложение, и он шутливо дал ей подзатыльник.
— Забудь об этом.
— Единственный пример, Уильям. — От серьезных размышлений, на лице ее не осталось и следа былого веселья. — Мне хотелось, чтобы ты поверил, когда я сказала, что это был не Чарльз.
— По-моему, мы уже выяснили это, — простонал он.
— Я не собираюсь ворошить прошлое, — настаивала Сора. — Я пытаюсь объяснить тебе, что ты меня обижал и мне казалось, что я менее важна, чем… чем Була. У меня есть один талант. Он невелик, но полезен и никогда не подводит меня. Я умею различать правду в голосах. Ты понимал его ценность, когда был слеп, но когда ты прозрел, то утратил часть своих чувств. Когда я пыталась доказать тебе, что ты не прав, ты не верил мне, потому что я слепа и потому что я женщина. И потому что ты считаешь, что женщины не умеют мыслить логически.
— Ах, Сора, ты бьешь меня моею собственной глупостью.
Он взял ее руки и положил их себе на грудь, а она прильнула к его груди головой.
Сердце его забилось; она почти что ощутила его боль.
— Мне кажется, это главное. Больно ощущать такое полное пренебрежение. Я не дура. Ты женился на наследнице, но ты так богат, что мои деньги тебе не нужны. Ты обошелся бы и без них.
— От денег никогда так просто не откажешься.
— Ты же сам мне говорил, что женился на мне не из-за денег, — со сдержанной дотошностью напомнила Сора.
— Черт побери. Ты платишь мне той же монетой, — запротестовал Уильям, нетерпеливо взбрыкнув ногами.
— Да, и ты всегда мог найти другую женщину. Ты такой большой, сильный и красивый.
— Это по-твоему, — заметил Уильям.
— О, на нашей свадьбе я слышала жеманные раз говоры женщин, когда ты подошел к ним поближе. Для этого вовсе не требуется, чтобы мне на голову свалился кирпич.
Она скорчила мину отвращения.
— Эти женщины ясно дали понять, что я тебе в посте ли не нужна и что любая из них с радостью заменит меня.
Она понимала, что ей следовало бы наплевать на то, что думают другие, но она не могла перебороть себя.
Уильяму не было наплевать на то, что думают другие; ему не было наплевать и на то, что думает она, и грудь его вздыбилась от возмущения.
— Неужели ты думаешь, что я воспользовался бы кем-нибудь из них, чтобы заменить тебя?
— Нет!
От разговоров горло ее саднило. Грудь у нее болела от слез, которые хотели вырваться наружу.
— Нет, дело вовсе не в этом. А просто в том, что, если я завтра умру, ты переживешь это.
— Что ж.
Он подвинулся, и она почувствовала, как он стал разглаживать свою бороду.
— Да, переживу. Я долго буду несчастлив и никогда не найду женщину, которая могла бы сравняться с тобой. И все же я буду жить и процветать, учить сына, помогать отцу. Но скажи мне одну вещь. Если бы меня там убили, ты думала о том, чтобы броситься с этих камней?
Сора застыла.
— Ах… нет.
— Думала ли ты о том, чтобы постричься в монахини и никогда не искать больше света?
— Не думала.
— И ты бы выжила, если бы я погиб сегодня?
Ей не хотелось думать о жизни без Уильяма, но она заставила себя. Если бы он умер, вернулась бы она тогда к состоянию скрытной, уравновешенной женщины, которой она была раньше? Или же она по-прежнему кричала бы в злости, танцевала бы до упаду и громко смеялась шуткам? Она затрепетала от боли, которую несла в себе правда, но продолжала с титанической выдержкой:
— Выжила. Я выстою и без тебя.
— И вода будет уходить с отливом без моих усилий. Весной будет по-прежнему таять снег без моего горячего дыхания. Ты — человек, сама по себе, с надеждами и мыслями и мечтами, которые совершенно не зависят от меня. Неужели ты думаешь, что мне нужна женщина, которая бы полностью зависела от меня? Нет, милая, мне нужна только ты, такая цельная, самостоятельная и нежная, какая ты есть. Мне надо знать, что если завтра я умру, то ты сможешь поддержать моего отца в горе и воспитать из моего сына мужчину.
Она не призналась, что он прав, однако под его рукой натянутость ее спала, и Уильям, слегка улыбнувшись, потерся щекой о волосы Соры.
— Это совсем другое, — пожаловалась она. — Тебе не нужны наследники от меня, у тебя есть сын.
— И правда, мне не нужен от тебя ребенок, чтобы наследовать мои земли. Однако и чувства мои не имеют никакого отношения к нужде. Мне необходимо взять на руки твое дитя. Мне хочется, чтобы его детские ручонки обнимали меня за шею.
Сора издала звук, Запоминающий зевок, и Уильям принялся покачивать ее вперед и назад.
— Кимбалл тебя обожает.
— А я обожаю Кимбалла. Однако по возрасту ему пора идти в воспитанники. Ты должен признать, что я ему не нужна.
— Кимбалл так уверен в себе, что даже я ему не нужен, — заметил Уильям. — Когда у нас появятся дети, он будет так рад за нас. Он будет добрым братом и никогда вообще не станет им завидовать из-за твоих земель.
— Я знаю. Он славный мальчик. Кимбалл мне нравится.
— Итак, скажи мне, что за великое откровение заставило тебя признать свою любовь, признать по-настоящему, а не выдавить из себя признание как нечто такое, чего, по-твоему, мне хотелось бы услышать.
Сора не ответила, и Уильям стал настаивать, как Священник, требующий исповеди.
— Скажи мне, что же заставило тебя наконец до вериться мне?
— Тебе это придется не по душе, — предупредила она.
— Мне весь этот разговор не по душе, — заявил Уильям. — Тем не менее, высказаться необходимо. Мы договорились, что я тебя не ударю, да и не рассыплюсь в пыль, поэтому, прошу тебя, скажи.
Улыбка ее сочилась медом удовольствия от сладостного, приятного воспоминания.
— До сегодняшнего дня я не думала, что нужна тебе, но оказалась нужна.
— И что же послужило поводом к такому великому открытию, миледи?
— Я была нужна тебе в темнице.
Она почувствовала, как огонь пробежал под ее рукой по его груди.
— В темнице? В темнице я рыдал как дитя, у которого отняли грудь. Я дрожал, я трепетал, я льнул к тебе.
— Да.
— Я надеялся, что ты забыла о том, что случилось в темнице.
— Не забуду никогда. Я никому не расскажу, но, Уильям, — она взяла его лицо обеими руками, — за те слезы и за те страхи я люблю тебя еще больше.
— Женщина!
Ему хотелось закричать на нее, однако его раздражение испарилось под солнцем ее улыбки.
— Женщина, мне бы хотелось, чтобы ты забыла об этом.
— Не забуду никогда.
Улыбка ее погасла, а комок в груди внезапно образовался вновь. Взлеты и падения, смерть и радость оказались слишком непосильным грузом, и слезы ее неожиданно полились на его грудь. Она судорожно цеплялась за него, как будто он уплывал куда-то прочь, а он обнимал ее и говорил какие-то успокаивающие слова. Покой был выше ее сил; рыдания ее нарастали до тех пор, пока она не затряслась от муки.
Поглаживая ее с нежностью отчаявшегося человека, он молил:
— Пожалуйста, не надо плакать.
Она кивала и вспыхивала.
— Пожалуйста, прекрати.
Он гладил по ее лицу своими большими ладонями, стирая слезы прежде, чем они успевали скатиться.
— Мне невыносимо это, Сора.
Она кивнула и задержала дыхание, всем сердцем желая остановить этот поток. Ее сотрясали конвульсии, она глотала воздух, терла глаза кулаками.
— Если тебе больно прекратить, — гневно произнес Уильям, — то давай, плачь дальше.
Она засмеялась короткими, всхлипывающими смешками.
— Никогда не пойму я женщин, — пробурчал он с явным облегчением от того, что тучи разошлись. — Я умоляю тебя остановиться, а ты плачешь сильнее, я прошу тебя плакать, а ты смеешься.
Устроившись у Уильяма на руках, Сора вновь ощутила тепло его объятий. Когда она смогла заговорить, то сказала:
— Вот как было всегда. Всегда казалось, что, когда мне было страшно и ты был со мною, страхи мои рассеиваются в твоей уверенности. А теперь я знаю, что и я умею поглощать твои беды, превращать их в силу. Ты вцепился в меня, я качала тебя на руках, я была нужна тебе. В тот момент я поняла истину твоих слов. Мы — две части одного целого. Мы подходим друг другу. Никому нас никогда не удастся разъединить.
— Глупая, дурацкая женщина.
В его устах это прозвучало как сдержанная похвала.
— Неужели тебе потребовалось столько времени, чтобы усвоить эту истину?
Горло Соры сдавило, сердце ее забилось в унисон с его сердцем, и она подняла свои губы, чтобы они встретились с его губами. Они целовались так, как будто были первыми людьми, которые открыли радость поцелуя; они целовались так, будто делали это целое тысячелетие. Они целовались и отодвигались друг от друга и целовались вновь, напряженно прижимаясь друг к другу в непреодолимом устремлении. Она повернулась на его коленях и обвила его своими ногами, неистовствуя в своей любви, гордости и радости. Он притянул ее ближе к себе, накрытый могучей волной желания. Он одержал свои победы; победу над злом, которое угрожало им, победу над страхами Соры. Ему хотелось рассказать ей обо всем, что было в его сердце, но прилив ее тела к его телу отвлекал, а мысли разбегались под призывным дыханием.
Они сцеплялись и разъединялись, сцеплялись и разъединялись, раздосадованные одеждой и разгоряченные любовью, и только холодный порыв морского ветра привел Уильяма в чувства.
— Сора.
Он все еще продолжал держать ее за бедра.
Сора. Темнеет, собирается дождь, а отец пошлет Булу, если мы скоро не вернемся.
— Булу? — вцепилась она в его рубашку. — Моего пса? Я слышала лай и надеялась, что это он. Неужели это действительно был Була?
— Он самый, — подтвердил Уильям. — Но это был новый Була. Он бился, как воин. Кажется, Николас излишне уверовал в то, что каким-то одним ударом можно пробить крепкий череп собаки.
— Да и ее хозяина.
Она весело и кокетливо посмотрела на Уильяма:
— Как же я не догадалась, что это он? Этот низкий, грозный рев, который напоминает мне твою ярость.
— Интересно, это что, оскорбление?
Он прильнул к ее шее и ущипнул за ухо.
Сора тихонько вскрикнула и с дрожью в голосе рассмеялась:
— Если мы в ближайшее время не найдем кровати, то Кимбаллу не придется беспокоиться насчет братьев и сестер.
— Да.
Уильям прерывисто вздохнул.
— Буду бороться с отцом за хозяйскую кровать. О нет!
Она замерла и перестала поглаживать его грудь.
— Что такое?
— Я не могу уложить тебя в постель.
Уильям встал, поставил Сору на ноги, отряхнул ей юбку и разгладил пальцами волосы.
— Однако я могу представить тебя принцу. Он жаждет познакомиться с тобой и выслушать рассказы о твоей храбрости.
— Принцу?
— Здесь принц Генрих.
Сора раскрыла рот, и Уильям рассмеялся.
— Да, наследник всей Англии поджидает нас в Крэнском замке. У него великие планы относительно Англии. У него великие планы относительно мира, и я думаю, что он — тот человек, который установит мир. Наши сыновья и наши дочери будут иметь место при дворе короля, а ты станешь одной из жемчужин короны.
— Принц Генрих? — пробормотала Сора. — Я не жемчужина королевства, я нищенка. Я не могу знакомиться с принцем Генрихом. Я грязная, у меня волосы спутаны, а одежда у меня…
— У тебя замечательная одежда для женщины, которая только что разбила целую армию, — заверил ее Уильям.
Вид у нее был сомневающийся, и он предложил:
— Я с радостью проникну с тобой в замок и возьму на себя роль господской прислуги, пока ты не приведешь себя в обычный благопристойный вид.
— Я бы удовлетворилась своим обычным опрятным видом, — едко ответила Сора.
— Я предлагаю тебе возможность, от которой пришли бы в восторг большинство женщин, — пробурчал Уильям, — возможность познакомиться с принцем, а ты — равнодушна. Что ж, если бы я не соблазнял тебя возможностью познакомиться с нашим будущем королем, то, наверное, ты бы отправилась в замок, чтобы иметь возможность приветствовать своего героического пса.
Сора прикоснулась рукой к его щеке.
— Неужели я такое испытание для тебя?
— Да, но Господь никогда не испытывает меня тем, с чем я не смог бы справиться.
Это прозвучало так разудало, что Сора рассмеялась и простерла к нему руки.
— Пока ты со мной, я могу предстать перед кем угодно. Что ж, тогда пошли, а по дороге ты мне рас скажешь, как надо вести себя перед принцем.
Он обнял ее и начал спускаться по тропинке в сторону огней замка.
— Оставайся собой. Он будет в восторге и позавидует моей удаче.
Уильям остановился и всмотрелся в ее милое лицо. Известковая пыль, которая покрывала его, не могла скрыть прелесть этих черт и притушить огонь, который сиял в ее душе. Уильям крепко прижал Сору к своему телу и прильнул губами к ее щеке.
— Стой прямо, держись с достоинством и никогда не забывай о нем. Если бы не ты, я бы по-прежнему трусливо прятался в своем замке, опасаясь пошевелиться из-за страха тьмы. В этом мире ты — мой свет, моя свеча в окне.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45