Она и портила лицо, и спасала его от совершенства.
Глаза у мужчины, может, и были красивые, но не дружелюбные. В них сквозил да
же не холодный коповский взгляд, а какая-то враждебность. Поскольку мы с э
тим человеком никогда не виделись, значит, причина в том, что я женщина - шт
атская или аниматор - либо и то, и другое вместе. Он или шовинист, или же наб
ит предрассудками. Не знаю, что лучше.
Эдуард попытался прервать молчание.
- Лейтенант Маркс, это Анита Блейк. Сержант Эпплтон вам насчет нее звонил.

Эдуард говорил бодрым голосом Теда, но плечи его напряженно согнулись, и
жизнерадостности в них заметно не было.
- Вы Анита Блейк. - Лейтенант Маркс сумел выразить голосом сомнение.
- Она самая.
Он прищурился:
- Я не люблю, когда в порученные мне дела лезут штатские. - Он ткнул пальцем
в сторону Эдуарда. - Тед доказал свою полезность. - Ткнул в мою сторону. - А в
ы - нет.
Эдуард начал что-то говорить, но Маркс оборвал его резким движением руки:

- Пусть сама ответит.
- Я отвечу на вопрос, если вы его зададите, - сказала я.
- Что это должно значить?
- Это значит, что пока вы не задавали мне вопроса, лейтенант. Вы только дела
ли утверждения.
- Ладно, всякая королева кладбищ тут еще умничать будет!
Ага, значит, это предрассудки. Одна загадка разрешилась.
- Меня сюда пригласили, лейтенант Маркс. Пригласили помочь вам расследов
ать дело. Если вы не хотите моей помощи - не надо, только пусть кто-то из гор
одского начальства объяснит моему боссу, какого черта я лезла на самолет
в Нью-Мексико, если не была уверена, что я там нужна.
- Я вас не так встретил, и вы бежите к властям?
Я покачала головой:
- Слушайте, Маркс, что за шило у вас в заднице?
- Чего?
- Я вам напоминаю вашу бывшую жену?
- Я женат, и жена у меня только одна! - возмущенно заявил он.
- Мои поздравления. Так что дело в той вудуистике, которой я поднимаю мерт
вых? Вас мистические искусства пугают?
- Я не люблю черной магии.
Он потрогал крестообразную заколку галстука, которая стала почти повсю
ду стандартным элементом полицейской формы. Я почему-то решила, что Марк
с эти заколки принимает всерьез.
- Черной магией я не занимаюсь, Маркс. - Потянув за серебряную цепочку, я вы
тащила крест так, чтобы он был на виду. - Я христианка, епископальной церкв
и. Не знаю, что вы слышали о моей работе, но со злом она не связана.
- Это вы так говорите.
- Вопрос о состоянии моей бессмертной души мы с Богом будем решать без вас
, лейтенант Маркс. Не судите, да не судимы будете. Или вы этот завет пропуст
или и придерживаетесь только того, что вам нравится?
У него потемнело лицо, забилась жилка на лбу. Гнев до такой степени, даже е
сли лейтенант - христианский экстремист правого толка, был излишен.
- Что там за чертовщина за той дверью, что вы так оба перепугались?
Маркс заморгал:
- Я ничего не испугался.
Я пожала плечами:
- Испугались, и это видно. Вас потряс вид выживших, и вы решили отыграться н
а мне.
- Вы меня не знаете, - заявил он.
- Нет, но я хорошо знаю полисменов и могу определить, когда человек боится.

Он подступил ко мне так близко, что я шагнула бы назад для драки, освободив
между нами пространство. Но я не тронулась с места. Не мог лейтенант в сам
ом деле развернуться и стукнуть.
- Вам кажется, вы такая железная и крутая?
Я заморгала прямо перед его лицом, так близко, что, если бы я встала на цыпо
чки, могла бы его поцеловать.
- Мне не кажется, лейтенант. Я в этом уверена.
Он улыбнулся моим словам, но не добродушно и не радостно.
- Если вы думаете, что можете это выдержать, - прошу вас.
Он шагнул в сторону и приглашающим жестом указал на дверь палаты.
Я хотела спросить, что там за дверью. Что там может быть такого страшного,
что настолько потрясло Эдуарда и лейтенанта полиции? Закрытая гладкая д
верь хранила свои секреты.
- Чего вы ждете, миз Блейк? Вперед, открывайте дверь.
Я оглянулась на Эдуарда.
- Кажется, ты не хочешь меня просветить.
- Открывай дверь, Анита.
- Сволочь, - буркнула я себе под нос и открыла дверь.

Глава 6

Она вела не прямо в палату, а в небольшой тамбур с еще одной дверью, почти п
олностью стеклянной. Слышался шум циркулирующего воздуха, будто у палат
ы была автономная вентиляция. Сбоку стоял человек в зеленой одежде хирур
га, с пластиковыми бахилами на ногах, на шее болталась маска. Он был высок
и худ, но слабым не казался. И при этом он был первым увиденным мной жителе
м штата Нью-Мексико без загара. Человек протянул мне хирургический комб
инезон:
- Надевайте.
Я взяла комбинезон у него из рук.
- Вы лечащий врач?
- Нет, я медбрат.
- А имя у вас есть?
Он чуть улыбнулся:
- Бен. Меня зовут Бен.
- Спасибо, Бен. Я Анита. А зачем мне вот это?
- Чтобы не занести инфекцию.
Я не стала спорить. Я была специалистом скорее по отнятию жизни, чем по ее
защите, а к мнению специалистов я прислушиваюсь. Штаны комбинезона я нат
янула поверх джинсов, стянув завязки потуже. Но штанины все равно болтал
ись у меня на ступнях.
Медбрат Бен улыбался.
- Мы не думали, что нам пришлют полицейского такого... крошечного.
Я на него ощерилась.
- Такие вещи надо говорить с извиняющейся улыбкой!
Он сверкнул белыми зубами. От улыбки его лицо смягчилось, и он стал меньше
похож на сестру Крэтчет и больше на человека.
- И я не коп.
Он стрельнул глазами на пистолет в кобуре - очень черный и очень заметный
на фоне красной рубашки.
- Но пистолет у вас есть.
Я надела через голову рубашку с короткими рукавами, накрыв раздражающий
его пистолет.
- Законы штата Нью-Мексико разрешают мне носить пистолет, если он не спря
тан.
- Если вы не полицейский, зачем вам пистолет?
- Я истребитель вампиров.
Он протягивал мне халат с длинными рукавами. Я просунула в них руки. Он зав
язывался сзади, как обычно бывает у больничных халатов, и Бен завязал его
на мне.
- Я думал, что вампиров пулями убить нельзя.
- Серебряные пули их могут остановить, а если вампир не слишком стар и сил
ен, то можно пробить ему дыру в мозгах или в сердце. Иногда, - добавила я.
А то еще Бен неправильно меня поймет, попытается остановить рвущегося ва
мпира серебряной пулей, и его сжуют за то, что он положился на мое мнение.
Довольно трудно было запихнуть мои волосы под пластиковый тесный чехол,
но в конце концов получилось, хотя край пластика тер мне шею при каждом по
вороте головы. Бен попытался помочь мне надеть хирургические перчатки, н
о это я сама сделала без труда.
Он приподнял брови.
- Вам приходилось надевать такие перчатки.
Он не спрашивал, а утверждал.
- Я их надеваю на осмотр места преступления, когда не хочу потом выковырив
ать кровь из-под ногтей.
Он помог мне завязать сзади маску.
- На вашей работе вы должны были видеть много крови.
- Но уж точно меньше, чем вы. - Я повернулась, глянула на себя в маске на рту и
носу. Только глаза остались непокрытыми. Бен посмотрел на меня с задумчи
вым видом.
- Я ведь не хирургическая сестра.
- А какая у вас специальность? - поинтересовалась я.
- Ожоговое отделение.
Я широко открыла глаза.
- У раненых ожоги?
Он покачал головой:
- Нет, но тела у них - сплошь открытые раны, как ожог. Лечение одно и то же.
- Как это - сплошь открытые раны?
Кто-то постучал по стеклу у меня за спиной, и я вздрогнула. Повернувшись, я
увидела человека в таком же, как у меня, наряде, сердито глядящего на меня
светлыми глазами. Он нажал кнопку интеркома, и его голос был достаточно я
сен, чтобы услышать в нем раздражение.
- Если входите, то входите. Я хочу им снова дать успокоительное, а не могу, п
ока вы не попробуете их допросить, - так мне сказали.
Он отпустил кнопку и ушел за белую занавеску, которая закрывала вид в пал
ату.
- Господи, как сегодня все рады меня видеть!
Бен натянул маску и сказал:
- Лично против вас он ничего не имеет. Доктор Эванс свое дело знает, он один
из лучших.
Если хотите в больнице найти хорошего врача, не спрашивайте ни в справоч
ной, ни у врачей. Спросите любую сестру. Сестры всегда знают, кто хороший в
рач, а кто нет. Ничего плохого они вслух не скажут, но если они дадут о враче
хороший отзыв, это надежно, как в банке.
Бен тронул на стене что-то слишком большое, чтобы назвать это кнопкой, и д
вери распахнулись с таким звуком, будто открыли воздушный шлюз. Я шагнул
а внутрь, и двери с тем же звуком закрылись у меня за спиной. Передо мной бы
ла только белая штора.
Я не хотела ее отодвигать. Все здесь были чертовски выбиты из колеи. Там на
верняка будет плохо. Тела как открытые раны, сказал Бен, но не ожог. Что же с
ними случилось? Как говорит старая пословица, есть только один способ уз
нать. Я сделала глубокий вдох и отодвинула штору.
Палата была белая, антисептическая, больничная донельзя. За ее стенами п
рибегали к каким-то уловкам, чтобы показать: дескать, это здание как здани
е - пастельные рисунки и все такое. Но здесь притворство кончалось, а реал
ьность оказалась суровой.
В палате было шесть коек, каждая с пластиковым навесом над головой и торс
ом пациента. Возле ближайшей койки стоял доктор Эванс. В глубине палаты ж
енщина в таком же хирургическом костюме смотрела на один из многих мигаю
щих и попискивающих приборов, придвинутых к каждой койке. Она подняла гл
аза, и незначительная часть ее лица между маской и колпаком оказалась по
разительно темной. Афроамериканка, но кроме того, что она не жирная, да еще
ее роста, под всей этой сбруей больше ничего нельзя было увидеть. Встреть
я ее без этой одежды, не узнала бы. Странная анонимность беспокоила - впро
чем, может быть, только меня. Женщина опустила глаза и пошла к следующей ко
йке, проверяя те же показания, что-то записывая в блокнот.
Я подошла к ближайшей койке. Доктор Эванс не повернулся, никак не прореаг
ировал, что заметил мое присутствие. Над каждым пациентом, как шатер, висе
ли белые простыни, поддерживаемые какой-то рамочной конструкцией.
Наконец доктор Эванс повернулся, и мне стало видно лицо пациента. Я замор
гала - глаза отказывались это видеть или мозг отказывался воспринимать.
Лицо было красное и сырое и должно было кровоточить, но крови не было. Будт
о я смотрела на кусок сырого мяса в форме человеческого лица, а не черепа.
Нос был отрезан, остались кровавые дыры для вставленных внутрь трубок. Ч
еловек вращал глазами в орбитах, таращась на меня. Я не сразу сообразила, ч
то у него срезаны веки.
Вдруг в палате стало тепло, так, что маска начала меня душить. Мне хотелось
сорвать ее, чтобы сделать вдох. Наверное, доктор уловил какое-то мое движ
ение, потому что он перехватил мою руку.
- Ничего не снимайте. Я каждый раз рискую их жизнью, когда сюда входит новы
й человек. - Он отпустил мое запястье. - Так постарайтесь, чтобы я рисковал
не зря. Расскажите мне, кто это сделал.
Я замотала головой, стараясь дышать медленно. Когда я смогла говорить, то
спросила:
- Как выглядит остальное тело?
Он посмотрел на меня вопрошающими глазами. Я выдержала взгляд. Все лучше,
чем смотреть на эту койку.
- Вы уже побледнели. Вы уверены, что хотите видеть остальное?
- Нет, - честно ответила я.
Даже по одним только глазам было заметно удивление.
- Мне ничего сейчас так не хочется, как повернуться и выйти из этой палаты,
- сказала я. - Новые кошмары мне не нужны, доктор Эванс, но меня позвали выск
азать мнение эксперта. Его я не могу составить, пока не увижу всего. Если б
ы я могла без этого обойтись, то, поверьте мне, я бы не просила.
- И что вы думаете так узнать? - спросил он.
- Я здесь не для того, чтобы на них глазеть, доктор. Но я ищу разгадку, кто это
сделал. Почти всегда ключи к разгадке - на телах жертв.
Человек на койке мелко задергался, мотая головой из стороны в сторону, бу
дто ему было очень больно. Тихие беспомощные звуки доносились из безгубо
го рта. Я закрыла глаза и попыталась восстановить ровное дыхание.
- Пожалуйста, доктор. Я должна видеть.
Открыла глаза я как раз вовремя, чтобы увидеть, как он отворачивает прост
ыню. Он снимал ее, аккуратно складывая, дюйм за дюймом открывая тело пацие
нта. Когда тело обнажилось до пояса, я уже знала, что с человека сняли кожу
заживо. Я-то надеялась, что это будет только лицо, это само по себе уже было
ужасно. Но чтобы ободрать тело взрослого мужчины, нужно чертовски много
времени, нужна вечность, полная безумных криков, чтобы сделать это так хо
рошо и тщательно.
Когда простыня была снята с паха, я покачнулась - чуть-чуть. Это не был мужч
ина. Паховая область была гладкой и ободранной. Я поглядела на грудь - стр
оение скелета мужское. Я затрясла головой и спросила:
- Это мужчина или женщина?
- Мужчина, - ответил доктор.
Я глядела, не могла не глядеть на половые органы, которых не было.
- Черт, - тихо произнесла я и снова закрыла глаза. Жарко было, очень жарко. С з
акрытыми глазами я слышала шипение кислорода, шепчущий шорох бахил сест
ры, подошедшей к нам, и тихие звуки с койки, где дергался пациент, привязан
ный мягкими ремнями за лодыжки и запястья.
Ремнями? Я их видела, но не зафиксировала в сознании. Я видела только тело.
Да, тело. Не могла я думать о нем как о человеке. Надо было дистанцироватьс
я или я отрублюсь.
Думать о деле. Я открыла глаза.
- Зачем ремни?
Голос у меня был с придыханием, но ясный. Я посмотрела на тело, потом подня
ла взгляд, встретившись глазами с доктором Эвансом. И глядела бы на него, п
ока не запомнила бы все морщинки возле его глаз, лишь бы не смотреть вниз,
на койку.
- Они все время пытаются встать и уйти, - сказал он.
Я нахмурилась, чего под маской не могло быть видно.
- Но ведь они не в состоянии?
- Мы их держим на очень сильном болеутоляющем. И когда боль затихает, они п
ытаются уйти.
- Все? - спросила я.
Он кивнул.
Я заставила себя снова смотреть на койку.
- А почему это не может быть просто случай серийного... не убийцы, как его на
звать? - Я пыталась подыскать слово. - Зачем вызвали меня? Я эксперт по прот
ивоестественному, а это может быть делом рук человека.
- На тканях тела нет следов режущего инструмента, - сказал доктор Эванс.
- То есть? - переспросила я, глядя на него.
- Дело в том, что это не могло быть сделано лезвием. Как бы ни был искусен па
лач, всегда остаются следы использованного инструмента. Вы правы, когда
говорите, что больше всего информации дают тела жертв, но не эти тела. У ни
х такой вид, будто кожу просто растворили.
- Любое едкое вещество, которое может снять с человека кожу и мягкие ткани
, такие как нос и половые органы, не ограничится кожей и будет разъедать те
ло.
Он кивнул:
- Если его не смыть сразу, но нет следов никакого едкого вещества. Более то
го, на теле нет узоров кислотного ожога. Нос и паховые органы оторваны. На
остатках следы отрыва и повреждения, которых больше нигде нет. Выглядит
так, будто тот, кто их обдирал, сначала содрал кожу, а потом оторвал еще кус
ки. - Он замотал головой. - Я по всему миру ездил, помогая уличать тех, кто вин
овен в пытках. И думал, что видел все, но ошибся.
- Вы судмедэксперт? - спросила я.
- Да.
- Но они же не мертвы?
Он посмотрел на меня:
- Нет, не мертвы, но здесь годятся мои знания, которые позволяют мне судить
о мертвых телах.
- Тед Форрестер говорил, что есть смертные случаи. Они погибли от снятия к
ожи?
Теперь, когда я стала "работать", в палате уже не казалось так жарко. Если тщ
ательно сосредоточиться на деловых вопросах, может быть, меня не вытошни
т на пациентов.
- Нет, их разрезали на куски и бросили там, где они лежали.
- На разрезанных телах следы лезвия, иначе вы не говорили бы "разрезали".
- Есть след режущего инструмента, но это не нож и не меч, даже, черт побери, н
е штык и вообще ни один из известных мне инструментов. Порезы глубокие, но
неровные, не такие, какие оставляет стальной клинок.
- А что? - спросила я.
Он покачал головой:
- Не знаю. Но это лезвие не прорезало кости. Кто бы ни резал эти тела, кости о
н отрывал друг от друга в суставах. На это не хватит сил ни у одного челове
ка, тем более что это было сделано многократно.
- Да, наверное, - согласилась я.
- Вы действительно думаете, что такое мог сделать человек? - спросил он, мот
нув головой в сторону койки.
- Вы спрашиваете, может ли человек так поступить с другим человеком? Если
вы ездили по миру и свидетельствовали по делам о смерти от пыток, то вы нав
ерняка знаете, что способны люди делать с людьми.
- Я не говорю, что человек такого не сделал бы. Я говорю, что вряд ли он был бы
на это способен физически.
Я кивнула:
- По-моему, разрезать и растерзать человек мог бы. Но насчет снять кожу - со
гласна. Если бы это сделал человек, остались бы следы орудия.
- Вы говорите - следы орудия, а не следы ножа. Большинство людей считают, чт
о нужен нож, чтобы снять с кого-то кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11