- А... Любовь... - мечтательно проговорил человек и поднял лицо к небу. В небе висело одно-единственное кучевое облако.
Летчик тоже посмотрел в небо и тоже увидел это облако.
- Хорошо быть молодым, - сказал вдруг лысый человек.
- Все говорят: хорошо, хорошо... А я пока от своей молодости ничего хорошего не вижу. Живу не там. Делаю не то.
- Это неправильно. Надо жить Там. И делать То.
- Я от себя не завишу. Я завишу от обстоятельств.
- И я от себя не завишу. Я завишу от случая. Как золотоискатель.
- И до каких пор зависеть? - спросил летчик.
- Пока кому-нибудь не надоест: вам или случаю.
Подошли к правлению колхоза.
- Спасибо, что подбросили, - поблагодарил "золотоискатель". - Но если и здесь вокально-инструментальный ансамбль, то я просто повешусь.
Возле леса стоял вертолет "МК 44-92", а возле вертолета-сестры Канарейкины. Танька и Вероника. Танька забивала в сопло огромную кормовую тыкву, а Вероника стояла рядом и руководила.
- Еще щелочка осталась, - показала Вероника. - Тут самое главное герметичность. До конца забивай.
Танька стала забивать до конца.
- Думаешь, не взлетит? - усомнилась она.
- Никуда не денется, - убежденно сказала Вероника. - Вон Вадим Мишке в прошлом году выхлопную трубу картошкой забил, так он три дня свою мотоциклетку завести не мог. Идет! - ахнула Вероника.
К вертолету босиком, держа ботинки в руке, шел летчик.
- Товарищ летчик! - окликнула Танька.
Летчик не отозвался. Залез в свой вертолет и стал там надевать ботинки. Это было очень унизительно.
- Пусть, пусть полетает, - ехидно заметила Вероника.
Заработали винты. Девочек обдало ветром.
Зажмурившись, они стали пятиться.
- А говорила: не заведется! - крикнула Танька.
- Все равно не полетит! - крикнула Вероника.
Вертолет отделился от земли, стал набирать высоту.
Сестры растерянно переглянулись.
- Товарищ летчик! - заорала Танька. - Стойте. У вас там тыква в трубе!
Вертолет поднялся метра на три и рухнул на некошеный луг, именуемый в авиации "квадратом сорок пять".
- А я что говорила! - восторжествовала Вероника. Она подбежала к Таньке и толкнула ее в спину.
- Иди пой! - велела она.
Летчик вылез из кабины, верее, даже выпал.
- Живой! - обрадовалась Танька.
Летчик приподнялся, отошел от вертолета. Сел в отдалении, уперся глазами в пространство. У него было такое выражение лица, какое, наверное, и бывает у людей, потерпевших авиационную катастрофу.
- Контузия, - сказала Вероника.
Танька подошла к летчику, присела перед ним на корточки и заглянула в глаза.
- Больно? - ласково спросила она.
- Я упал, - пожаловался летчик.
- Я знаю. Я видела.
- Спой ему, - снова посоветовала Вероника.
- Не надо, - попросил летчик.
Он поднялся и пошел к вертолету, неотрывно глядя на него.
- В чем дело? Ничего не понимаю... - пробормотал он, обходя вертолет.
- Валерий Иванович, вы не ищите! Это я вам тыквой выхлопную трубу забила! Я ж вам кричала...
Летчик подошел к соплу и увидел, что оно действительно забито большой тыквой. Он обернулся и некоторое время с пристальным недоумением смотрел не Таньку.
- Зачем? - тихо спросил он.
- Потому что мне надо с вами поговорить, а вы не слушаете.
- Ну, говори.
Танька молчала.
- Ну, говори, говори...
- Я вам цепочку принесла. - Танька достала из кармана цепочку и протянула летчику.
Тот взял ее с Танькиной ладони. Спросил:
- Все?
- Нет, не все! Я хотела вам сделать официальное предложение!
- Теперь все?
- Теперь все.
- Так вот. Запомни: если я тебя еще раз увижу... - Летчик медленно пошел на Таньку.
Танька живо нагнулась, подняла с земли камень - тот самый, которым она забивала тыкву.
- Вот только подойди! - пригрозила Вероника.
Летчик вытащил из сопла тыкву и потряс ею над головой.
- Вещественное доказательство! - объявил он. - В милиции поговорим.
- Герой кверху дырой! - крикнула Танька.
- Монах в разрисованных штанах! - добавила Вероника.
И пошли в разные стороны. Летчик - к вертолету. Танька - к дому.
Танька пошла и заплакала. Как сказано в Библии: "И исшей плакался горько". Вероника тоже присмирела и насупилась.
Вышли на дорогу. По дороге шел Мишка Синицын, сутулый от усталости. Мишка весь день проработал в поле на тракторе, а сейчас возвращался домой.
- Ты чего? - спросил он у Таньки.
Танька прошла мимо него по дороге.
- Чего она? - спросил Мишка у Вероники.
- С летчиком поругались, - объяснила Вероника. - Ну ничего, мы ему тоже врезали. В милицию жаловаться полетел.
- А в милицию-то зачем? - не понял Мишка.
- А мы ему диверсию подстроили.
- Это как? - снова не понял Мишка.
- Выхлопную трубу забили тыквой. Он взлетел, а потом как грохнется, чуть глаза на колени не выскочили.
Вероника побежала догонять Таньку.
Мишка остался стоять, приспосабливая новость к своей нервной системе. Он не мог идти. Стоял и смотрел, как удаляется по дороге Танька. Видел ее горестную спину, склоненную в плаче светлую голову, ноги в разнообразных царапинах, как у подростка.
Мишке никто не мешал смотреть, и он стоял до тех пор, пока Танька не свернула с дороги и не скрылась за избой Маланьи.
Летчик набирал высоту, зажмурившись по привычке. В эти мгновения он чувствовал всегда одно и то же: животный страх.
"Животный страх" происходит вовсе не от слова "животное", как многие думают, а от слова "живот". Страх селится в животе и оттуда правит человеком.
Летчик испытывал это чувство всякий раз, когда отрывался от земли и земля уходила из-под ног.
Но сегодня все было по-другому. Летчик прислушался к себе: в животе под ребрами было совершенно спокойно, умиротворенно и даже беспечно. Он предположил, что весь страх, отпущенный природой одному человеку, он израсходовал час назад, когда падал вниз, потеряв управление. Но это было час назад. А сейчас он не чувствовал ничего.
Летчик приоткрыл один глаз и посмотрел вниз. Земля была зеленая и веселая. Он не поверил себе и открыл второй глаз. Было снова совсем не страшно и очень красиво.
Летчик потянул на себя ручку управления, набирая высоту. С этой высоты уже можно было догадаться, что Земля круглая.
- Не боюсь, - снова удивился он. - Не боюсь! - крикнул он птицам.
Поднял лицо к близкому солнцу и крикнул в самое солнце:
- Не боюсь!
Солнце подрагивало лучами, будто радовалось вместе с летчиком. Вертолет витиевато шел в голубом небе, как гигантская радостная стрекоза.
Бабка Маланья сидела в своем дворе под вишней и пела на мотив "страданий":
А у тебя, ну правда, Вань,
Твои друзья такая пьянь,
Такая пьянь, такая рвань,
Ну правда, Вань...
Председатель колхоза Мещеряков и "золотоискатель" по фамилии Чиж стояли посреди двора и слушали Маланьино народное творчество.
Во двор вошел Мишка, присоединился к слушателям.
- Бабушка, - деликатно перебил Чиж, - а теперь что-нибудь старинное спойте, пожалуйста. То, что ваша мама пела или бабушка, например.
- Так это и есть старинное, - возразила Маланья. - Это мой дед еще пел...
- Нет, бабушка. Это современное. Это слова Высоцкого.
- Так, может, мой дед его и знал.
- Вспомни что-нибудь еще, баба Маланья, - попросил Мещеряков. - Подумай и вспомни.
- Щас вспомню, - пообещала Маланья и задумалась.
- Владимир Николаевич, - тихо спросил Мишка, - вот если у вертолета выхлопную трубу законопатили и вертолет упал. Что будет?
- Кому? Вертолету?
- Да нет. Тому, кто законопатил.
- Что будет? Посадят.
- На сколько?
- Лет на десять.
- За что?
- Как - за что? Покушение на убийство и порча государственного имущества.
- Вспомнила! - сказала Маланья и заголосила на тот же мотив: - "Свистят, как пули у виска! Мгновения, мгновения!.."
- Это из Штирлица, - узнал Мещеряков.
Николай Канарейкин вошел во двор, открыв ногой калитку.
Посреди двора стирала Вероника.
- Где твоя сестра? - грозно спросил Николай.
- В сарае.
Николай подошел к сараю. Там было заперто.
- Таня! - позвала Вероника. - Тебя папа зовет!
Николай хорошо дернул дверь. Дверь распахнулась.
На сене с распущенными по плечам волосами, как сестрица Аленушка, сидела скорбная Танька.
- А ну встань!
Танька поднялась.
- Раздевайся! - приказал Николай.
- Зачем? - спросила Танька и стала расстегивать кофточку.
- Наголо? - поинтересовалась Вероника.
- И ты тоже! Раздевайся! - заорал Николай на Веронику.
Вероника живо стащила через голову свои ситцевые одежонки. Скинула с ног сандалии.
Николай собрал платья и туфли и зашагал в избу.
Войдя в избу, Николай открыл шкаф и снял с плечиков весь девчоночий гардероб. Затолкал в большой сундук. Повесил сверху замок. Запер. Спрятал ключ в карман.
- Чего это ты делаешь? - В комнату вбежала жена Лялька.
- А ты помалкивай! А то и твои запру! Вырастила вертихвостку. За парнями бегает! Милиция удержать не может!
Николай выскочил во двор. Лялька за ним.
Девочки стояли жалкие, в одних трусиках и лифчиках. Жались к стене сарая.
Лялька всхлипнула.
На шум появился дед.
- Чего случилось-то? - спросил дед Егор.
- Из дома ни на шаг! В сарай! - Николай выкинул руку полководческим жестом.
- Чего это я в сарай пойду? - огрызнулась Танька. - Что я, корова?
- Ты как с отцом разговариваешь?!
Николай подошел к дочери и влепил Таньке затрещину Вероника завизжала, будто ее режут.
Против дома стали останавливаться любопытные.
- Ты чего это разорался? - спокойно спросил дел Егор.
- А ты не лезь! - приказал Николай. - Развел демократию! Вот тебе результат!
Дед подумал и врезал Николаю по шее, да так, что тот пробежал вперед несколько шагов.
И самое ужасное заключалось в том, что все это видели.
Николай сильно заморгал, чтобы не заплакать. Потом крикнул деду Егору:
- У меня, между прочим, четыре медали и орден за трудовые заслуги!.. А! Делайте, что хотите...
Махнул рукой. Залез в сарай и заперся.
- Ну, вот, - на глазах у Ляльки выступили слезы. - Ушел... Довели человека! - Она зарыдала в голос.
- А ну помолчи, - сказал ей дед Егор.
Лялька послушно затихла.
Во дворе наступило тягостное молчание.
И именно в эту самую неподходящую минуту к дому подошли Мещеряков, Чиж и Мишка.
- День добрый! - бодро приветствовал семью Мещеряков.
- Ой! - ахнули Танька и Вероника и юркнули в дом.
- Егор Иваныч, знакомься! - предложил Мещеряков деду Егору. - Товарищ из телевизора.
- Чиж! - представился Чиж и пожал руку деду Егору, потом Ляльке.
- Давай, Егор, зови Татьяну, - распорядился Мещеряков. - Товарищ народными талантами интересуется.
- Прямо щас, что ли? - спросил Егор.
- А когда же? Человек вон за тыщу километров приехал, а у меня правление через двадцать минут.
- Ну ладно, - согласился сознательный дед Егор. - Танька, давай выходи...
- За что же десять лет? - Мишка подошел к Мещерякову. - Когда летчик цел, и вертолет чуть помялся...
- Какой вертолет? - не понял Мещеряков.
- Ну тот. С тыквой... Сколько дадут?
- Пять, - сбавил Мещеряков.
Из сарая тем временем вышел угрюмый Николай. Из дома - Танька и Вероника. На Таньке было зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, а Вероника - в мужской рубахе с засученными рукавами.
- Михаил, а ты чего стоишь? - сказал дед Егор Мишке. - Тащи гитару! Играть будешь.
- Чего это я буду играть? Это ж самодеятельность.
- Ну и что? - не понял дед.
- А за самодеятельность не платят. Я бесплатно вкалывать не буду. Так что сами пойте. Пока.
Мишка повернулся и пошел.
- Что это с ним случилось? - удивился Мещеряков.
- Ничего с ним не случилось, - спокойно объяснила Танька. - Он всегда такой и был, жлоб несчастный...
Мишка обернулся на оскорбление.
- Иди, иди... - напутствовала Танька. - Без сопливых обойдемся.
И запела звонко, на весь свет:
- "Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима, и вечная весна..."
Птицы замолчали и замерли в одинаковых позах: "Танька поет..."
Травы и колосья привстали на цыпочки и потянулись к солнцу: "Танька поет..."
Коровы на ферме прибавили надой молока. А доярки сидели и слушали, и лица у всех становились похожими.
Уже темнело, когда бабка Маланья вылезла из автобуса.
Мишка отделился от своего мотоцикла, подошел к соседке.
- Садись, - предложил Мишка. - Подвезу до дому.
- О нет! - категорически отказалась старуха. - Я этой технике не доверяю.
- А я тебе подарок приготовил. - Мишка протянул подарок. - Померь.
- Чего это? - не поняла Маланья.
- Куртка. Водонепроницаемая.
Мишка накинул на плечи Маланьи куртку. Она была легкая, на пластмассовой "молнии", простеганная ромбиком.
- Чего это ты? - Маланья просто обомлела от Мишкой щедрости.
- А я подумал: на базаре стоять - то холодно, то дождь... - смущенно оправдывался Мишка.
- А тебе чего? - прямо спросила Маланья.
- А мне ничего не надо, - бескорыстно отказался Мишка.
- Как это "ничего"? - Маланья задумалась. - Вот! Я тебе открытку дам! Японскую! Вот так держишь: в платье. - Маланья показала ладонь. - А так, она чуть повернула ладонь, - одна срамота.
- Не надо, - отказался Мишка.
- Бери, бери, - расщедрилась Маланья. - Мне-то она зачем?
Маланья собралась было идти, но Мишка задержал ее:
- Баба Маланья, у меня к тебе просьба...
- Ну.
- Если тебя спросят: когда ты шла к автобусу, Мишку видела? Говори: не видела. Трактор стоял, а его не было.
- А разве ж я тебя видела? - удивилась Маланья.
- А то нет? - удивился Мишка. - Ты еще спросила: который час, я сказал - три...
- Не помню, - созналась Маланья. - От старость - не радость. А за куртку спасибо.
Маланья повернулась и пошла.
Мишка провожал глазами свою куртку на Маланьиной спине.
- А рукава-то длинные! - крикнул Мишка.
- Это я подошью, - успокоила Маланья.
Танька сидела за швейной машинкой и строчила платье-макси из двух белых скатертей. Перед ней в обрезках лежал журнал мод. В нем была изображена японка в белом платье а-ля рюс с белыми кружевами.
Танька оглядела дело рук своих, потом подошла к кровати, присела на корточки и отодрала кружевной подзор, тяжелый не то от пыли, не то от собственного веса. Вернулась к машинке, стала приспосабливать кружева к белому льну. В это время вошла Вероника и сообщила:
- Тань! Тебя Мишка зовет!
Танька вышла из дома.
В небе стояла полная белая луна. А посреди двора возвышался Мишка Синицын в ватнике и с рюкзаком. Как новобранец.
- На! Пластинки ваши. Три штуки. И клещи деду Егору отдашь. Я у него брал.
Танька взяла пластинки и клещи.
- А я, значит, поехал. Пока.
- Куда это ты поехал? - удивилась Танька.
- На Землю Франца-Иосифа!
- Чего?
- На заработки. Машину куплю. Новый дом поставлю.
- А я? - тихо спросила Танька.
- Выходи за летчика. За Валерия Ивановича.
Танька молчала.
Мишка посмотрел в ее приподнятое лицо. Отвернулся. Сказал небрежно:
- Некогда мне глупостями заниматься. Мне надо деньги зарабатывать.
- Мишка... Все-таки какой же ты... - тихо, как бы дивясь своему открытию, проговорила Танька.
- Ну, какой, какой?
- Голый материалист!
- Не голый, а диалектический. Дура.
Он пошел прочь по знакомой тропинке. А Танька осталась стоять на крыльце. И ничего не поменялось в мире. Ничего не сдвинулось. И равнодушная природа продолжала красою вечною сиять.
- А где щетка? - спросил сержант Ефимов.
Рядовой милиционер заметался в поисках и очень скоро нашел щетку на подоконнике.
- Вот она.
- Ведь как удобно, когда вещь лежит на своем месте. Каждый подошел, почистил сапоги, положил обратно. Другой подошел, почистил, положил обратно. Никто времени не теряет.
В отделение милиции вошел Мишка.
- Вот! - Мишка положил на стол бумагу.
Ефимов сел за стол, прочитал:
- "Я, Михаил Синицын, официально заявляю, что устроил преднамеренную аварию вертолета путем забивания овощами выхлопной трубы ввиду несознательной ревности и пережитков. При выборе меры наказания прошу учесть мое добровольное признание, а также характеристики".
- Значит, официально заявляешь? - Ефимов пронзительно посмотрел на Мишку.
- Официально, - не сморгнул Мишка.
- А вот летчик Журавлев официально заявил, что авария произошла по его вине: не учел при взлете направления ветра. Кому верить?
- Ему! - сказал Мишка.
- А почему не тебе?
- Он старше. Ну, я пошел. Пока!
Мишка заторопился к двери.
- Постой! - велел Ефимов. - Поди-ка сюда...
Мишка приблизился.
- Чего? - беспечно спросил он.
- А зачем ты все это написал?
- Я пошутил. - Мишка чистосердечно улыбнулся. - Неужели ты думаешь, что тыквой можно вертолет остановить?
- Так вот, шутник, садись. Я беру тебя под стражу.
- За что? - растерялся Мишка.
- За систематическое введение в заблуждение органов общественного порядка!
На железнодорожной платформе вокзала Верхних Ямок дрались голуби.
На седьмом пути стоял состав.
Семья Канарейкиных плюс Чиж плюс Козлов из девятого "Б" с трубой в чехле прошли по перрону и остановились возле пятого вагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71