А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

.
Кира достает из сумки два яблока: одно для себя, другое, поменьше, для меня. При всем своем нежелании жить, она очень следит за своим здоровьем и не забывает о витаминах.
Я поднимаю очки на лоб и начинаю есть. Она искоса следит за мной, и я вижу, что ей все во мне не нравится.
- Может, пойти работать в штат? - раздумывает Кира.
- Ни в коем случае! - пугаюсь я, потому что не в состоянии совместить эти два понятия: Кира и штат.
Потом я думаю о том, что ежедневная служба дисциплинирует ее, и говорю: - А может, тебе действительно пойти в штат...
- Ты когда-нибудь играл сам с собой в бадминтон?
- Как это? - не понимаю я.
- Ну вот ты бросаешь волан. Он летит и падает в траву.
Ты подходишь, поднимаешь, возвращаешься на исходную точку. Опять бьешь ракеткой. Волан опять летит и падает в траву. Ты опять идешь, опять подбираешь...
- К чему ты это?
- К тому, что беседа - это тоже игра. Прием и подача.
А ведь я одна разговариваю.
- Почему?
- Я спрашиваю: "Хочешь яблоко?" Ты говоришь:
"Нет", потом тут же говоришь: "Да". Я спрашиваю: "Идти работать?" Ты говоришь "нет", потом тут же говоришь "да". Ты что, дурак?
Я боюсь сказать "нет", а потом тут же сказать "да".
- Не знаю, - говорю я, - вообще, я всегда хорошо учился...
- Господи... - вздыхает Кира.
Я обижаюсь, но не показываю вида. Иначе она скажет:
"Никогда не страдай при женщине. Вот придешь домой и страдай сколько хочешь".
Она злится и срывает на мне злость за то, что я - не тот, кто ей нужен. Ей нужен совершенно другой человек, а вместо него я. Со мной ей плохо, но без меня еще хуже.
Без меня ей некому будет показывать свою злость и не на ком ее срывать. У нее просто лопнет сердце.
Мы едем за город. Это называется у нас "по огородам". От основного шоссе идет бетонная дорога, по которой никто не ездит и не ходит. Куда она ведет? Откуда она возникла?
- Тебе надо родить, - советую я.
- От кого?
- От меня.
- Я не хочу от тебя. Ты некрасивый.
- Маленький я был очень хорошенький. Хочешь, карточку покажу?
Мы съезжаем с бетонной дороги и несемся куда-то по кочкам, мимо избушек с курами и гусями. Высокий человек в серой кепке провожает нас глазами. Он видит, что нам весело, и ему хочется вместе с нами.
Здесь я даю ей в руки руль и учу ее водить машину. Я учу ее уже два месяца, и она обнаруживает явные способности.
Кира не собирается водить машину, и мое обучение не имеет никакой практической пользы. Просто она выходит ко мне из своей жизни в растерянности, в раздрызгах, а я ее собираю. Я даю ей в руки руль, переключаю ее внимание на движение, на скорость, на повороты, и она забывает обо всем остальном. Она крепко держит руль, глаза ее горят, она похожа на девочку, играющую в лапту. Я люблю ее вместе с ее никчемностью и хамством. Я могу отвезти ее на самое синее море и научить водным лыжам. Я могу отдышать ее, как замерзшую птицу, и в ней не будет больше хамства отчаяния, а будет корректность человека, уверенного в своем завтрашнем дне. Я говорю:
- Выходи за меня замуж.
- Но я не люблю тебя.
Я знаю: она любит другого. Для меня это не новость, и все равно я чувствую, будто мне в грудь положили холодный брусок.
Кира смотрит на меня, и ей меня жаль.
- Ты понимаешь... Я люблю твое ко мне отношение, но то, что у нас с тобой, это совсем не то.
- Ну да... я понимаю... Но почему вы с ним не поженитесь?
- Потому что он непорядочный человек. В нем нет стремления к порядку. Он предпочитает тотальный хаос отношений.
- Зачем же любить непорядочного человека?
- Он, конечно, бывает низок, как свинья. Но зато он бывает высок, как никто. Я знаю его звездные часы. Это звездный человек. Ты рядом с ним все равно что губная гармошка в сравнении с органом.
Я запираю машину, и мы идем в лес.
Какая красивая осень - прохладная и строгая. Березы нежные, ели значительные. Я углублен в себя и не замечаю этой красоты, но она проникает через глаза, через уши независимо от меня и наполняет тишиной и смирением.
Кира останавливается и смотрит мне в лицо.
- Хочешь, я выйду за тебя замуж?
Я молчу, ожидая подвоха.
- Убей его, - серьезно говорить Кира. Я вижу, что она не шутит.
- Не могу, - говорю я, тоже серьезно. - С какой стати?
- Ты любишь меня?
- Да.
- Во имя любви.
- Ты считаешь, этого достаточно.
- Сто лет назад этого было вполне достаточно.
- Но он мне ничего не сделал.
- Он иссушил мою душу. Это тоже преступление.
- Попроси кого-нибудь другого, - предлагаю я.
- Другого у меня нет. Только ты.
Такая преданность меня тронула. Я колебался.
- А где я возьму ружье?
- У милиционера, у охотника, в тире - тысяча мест.
Я задумался, глядя сквозь березовые стволы.
- Меня посадят в тюрьму... - торгуюсь я.
- Я приеду к тебе в Сибирь.
- Ты? В Сибирь? - усомнился я.
- А что? Там мало людей и много свежего воздуха.
Я представил себя и Киру в высоких валенках. Мы идем по сугробам, вязнем на каждом шагу, и это нам смешно.
- Ну?
Кира смотрит мне в самые зрачки, как бы подталкивая своим "ну" мою нерешительность.
- Ладно, - вяло соглашаюсь я, поскольку не умею отказывать, когда меня о чем-то просят.
Сработала гипертрофия обратной связи. Хотя, если разобраться, любовь - это и есть та самая гипертрофия, когда интересы другой стороны становятся выше, чем свои.
Мой приятель Гарик говорит обо мне, что я - бассейн на Кропоткинской, который отапливает вселенную.
Гарик, кстати, тоже обладает энергией, способной обогревать вселенную, но топит он за деньги или за обратные услуги. Его жизненная система формируется так: "Я - тебе, ты - мне". В сущности, это удобно и справедливо.
Гарик - гений доставания. Он может достать все, что угодно: югославскую кухню "Катарина", швейную машинку "Веритас", московскую прописку, птичье молоко, живую воду, и если бы Руслану понадобилась Людмила, то ему не пришлось бы лететь по небу за Черномором, рисковать, держась за бороду. Гарик привез бы Людмилу на такси, по указанному адресу и к назначенному сроку. За деньги или за ответную услугу.
Я попросил Гарика достать мне огнестрельное оружие. Гарик сказал, что от него много грохоту, и достал мне цианистый калий по большому блату.
Мы вышли на кухню. Гарик стал отсыпать пол чайной ложки в чисто промытую баночку из-под вазелина. По внешнему виду цианистый калий походил на мелко толченный антрацит. Острые кристаллики отливали коричневым и поблескивали.
- А это не марганцовка? - усомнился я.
- Не пробовал, - сказал Гарик.
- А как проверить?
- Никак.
"В самом деле, - подумал я. - Кто будет проверять. Даже если пятьдесят процентов риска, то это тоже очень высокий процент".
- А сколько с тебя взяли?
Я попробовал проверить по цене. Марганцовка стоит 11 копеек. Могли, правда, запросить в десятикратном размере, учитывая дефицит, но и тогда получилось бы только рубль десять.
- Нисколько, - сказал Гарик. - Услуга за услугу.
- А какая услуга?
- Билеты в театр.
- Но это же неравноценно...
- Неизвестно, - заметил Гарик. - Тут спектакль и там...
- А я тебе что должен?
- Будешь переводить мою переписку.
- С кем? - испугался я.
- С частным детективом. Из Англии.
- Но это мелочь... - возразил я.
- Мы же друзья, - напомнил Гарик.
Дружба тоже входила в прейскурант.
Гарик закрыл баночку и сказал, чтобы я не вздумал ее открывать и нюхать. Еще он сказал, что цианистый калий - очень дефицитное средство и, если у меня останется, я должен вернуть все, что останется.
Я положил коробочку в карман и, чтобы не тянуть с этим делом, тут же позвонил "непорядочному человеку".
Трубку долго не снимали. В глубине души я мечтал, чтобы никого не оказалось дома. Но Он был дома.
- Слушаю... - отозвался хрипловатый голос много курящего человека.
- Здравствуйте, - поздоровался я.
- Здравствуйте. - Он был вежлив, но я все же чувствовал, что Он торопится и не расположен к длительной беседе с незнакомым человеком.
- Я должен с вами встретиться. У меня к вам дело.
- Какое дело, простите?
- Это не надолго, - пообещал я. - Это займет у вас...
- Две секунды, - подсказал Гарик, имея в виду эффективность цианистого калия.
- Две секунды, - повторил я.
- Хорошо, - согласился он. - Приезжайте.
Я ожидал, что мне откроет отрицательный красавец, хозяин жизни, пират в далеких морях, предпочитающий тотальный хаос скучному порядку. Но дверь отворил невысокий лысоватый и рябоватый человек. Большой головой и тонкими ногами он неуловимо напоминал кузнечика, однако в бархатном пиджачке и с печальным взором. Мне показалось, что я ошибся.
- Это вы звонили? - спросил Кузнечик.
- Да. Это я.
- Проходите, пожалуйста.
Я вошел в прихожую. Мне совершенно не хотелось его убивать. Наоборот, мне хотелось что-то для него сделать, например сварить кофе или поджарить картошку. Я просто не представлял себе, как буду выходить из создавшегося положения.
- Я должен перед вами извиниться, - проговорил Кузнечик, - меня срочно вызвали на прослушивание. Я должен бежать. Так что если можно - давайте на ходу и покороче.
Он смотрел мне в лицо мягко и одновременно твердо.
- Я должен вас убить, - сказал я мягко и в то же время твердо, глядя на него осмысленно и с симпатией. Чтобы он не принял меня за сумасшедшего.
Он задумался ненадолго, глядя в пол. Потом пошел в одну из комнат и тут же вернулся с зажигалкой в замшевом чехольчике. Положил ее в карман своего плаща. Он молчал, и это ставило меня в затруднительное положение.
- Почему вы молчите? - спросил я.
- А что я должен сказать? "Пожалуйста" или "Ой, не надо"... Что вы от меня ждете?
- Я не знаю. Мне очень неудобно, - сознался я.
Он поставил ногу на маленькую табуреточку и стал затягивать шнурки на ботинках, а я стоял рядом и смотрел, как он это делает: он выстроил сначала петлю на одном шнурке, потом на другом, а потом переплел эти петли в бантик.
- Как вы странно завязываете, - удивился я.
- В детстве так научили.
Я читал, что из летающих тарелок выходят инопланетные жители, их называют гуманоиды. Они похожи на людей и бывают трех видов: низкие, средние и трехметровые. Может быть, это - гуманоид? Он вышел из тарелки и остался. И скучает по своей планете. Иначе чем объяснить его печальный взор?
- Лично я против вас ничего не имею, - сказал я. - Может, вы сами...
- Что? - Он выпрямился.
- Убьете себя, - прямо сказал я.
- Но мне не хочется, - прямо сказал он.
- Ради Киры...
- Я так и понял: откуда ветер дует.
- Она плачет, - грустно сказал я.
- Она всегда будет плакать. Это характер.
- Может быть. Но одно дело - плакать в свои ладошки, а другое - в мужское плечо.
- Я не могу подставлять плечо. Если я встану на эту стезю, у меня не будет другого занятия, как только подставлять плечо. Я - занятый человек. Я так устал... - вдруг пожаловался он.
- Но она страдает.
- Потому что ей больше нечем заняться. Она бездельница.
- Да. Она бездельница. Но она - ваша бездельница.
Зазвонил телефон.
- Снимите трубку, - попросил Кузнечик и пошел к себе в кабинет.
- Я слушаю, - отозвался я.
- Кто это? - спросил голос Киры.
- Это я.
- Я тебе через десять минут перезвоню. - Кира бросила трубку.
Я тоже положил трубку. Телефон в ту же секунду зазвонил.
- Я слушаю.
- Это опять ты? Да что это такое, я звоню совсем в другое место, а набираю твой номер.
- Ты правильно набираешь, - сказал я. - Я у него.
- Дурак, - определила Кира. - И шутки твои дурацкие...
Она бросила трубку. Я дождался, пока она снова зазвонила, и сказал:
- Я слушаю...
Кира довольно долго молчала, потом спросила:
- Что ты там делаешь?
- Но мы же договорились...
- О чем мы договорились?
- Что ты приедешь ко мне в Сибирь.
- В какую Сибирь?
- Ты что, забыла?
- О чем?
Хорош бы я был...
Я бросил трубку и побежал по квартире разыскивать Кузнечика. Он стоял у себя в кабинете, торопливо перебирал какие-то бумаги.
- Мне не надо вас убивать! - сообщил я.
- Я очень рад за вас, - поздравил меня Кузнечик, не отрываясь от бумаг.
Зазвонил телефон.
- Меня нет! - крикнул Кузнечик.
Я снял трубку и снова услышал Киру.
- Его нет дома, - сказал я ей. - И перестань звонить каждую минуту.
Кузнечик чего-то не мог найти и нервничал.
- Не волнуйтесь, - сказал я. - Я с машиной. Я вас подвезу.
- Да? Это очень кстати. Тогда у нас есть еще, - он посмотрел на часы, - одиннадцать минут.
Кузнечик вывел меня на кухню и достал из холодильника запотевшую бутылку джина.
- Мне нельзя, - сказал я.
- Мне тоже. Символически... - Он разлил джин по рюмкам.
Мы подняли рюмки и посмотрели друг на друга. Лицо у него было узкое и такое печальное, будто он знает что-то неизмеримо больше, чем все.
- Не стоит меня убивать, - серьезно сказал он. - К чему такие хлопоты? Стар я для страстей...
- Тем более надо торопиться дать счастье.
- Некогда мне. У меня тысяча дел, которые никто за меня не сделает.
- А это тоже дело. Может быть, даже самое важное.
- Какое? - Он нахмурился, сосредоточиваясь.
- Дать счастье другому человеку.
Он внимательно посмотрел на меня и поставил рюмку.
- Насколько я понимаю: мы соперники?
- Нет, - сказал я. - Я не соперник. Она никогда не хотела меня убить.
Ехали мы в молчании. Кузнечик сидел рядом, но у меня было впечатление, что его нет. Я понял: он выключился из реальности и пребывал в своих делах.
- Вы где работаете? - спросил вдруг Кузнечик, возвращаясь в машину.
- Я - технический переводчик. Вы, наверное, подумали, что я сумасшедший, - догадался я.
- Нет. Я подумал: это мы все сумасшедшие, - он кивнул на тротуар, где текла река пешеходов. - А вы совершенно нормальный человек.
Я остановил машину против большого красивого здания.
Кузнечик выбрался из машины и пошел, чуть склонив свою крупную голову.
Я вздохнул. Потянулся к заднему сиденью, взял папку и пристроил ее на колене.
Кузнечик оглянулся и подошел к моей машине.
- Что вы ждете? - спросил он.
- Вас.
- Убить?
- Нет. Чтобы отвезти вас домой.
Я жду так часто, что это превратилось у меня в безусловный рефлекс.
- Не надо, - сказал Кузнечик, удивившись. - Большое спасибо. Я сам доберусь.
Он улыбнулся мне, чуть приподняв лицо, трепеща ресницами. Потом повернулся и пошел - одинокий и непостижимый. Звездный мальчик. Инопланетный человек. Он делает свое дело и не входит ни в чье положение. Поэтому Кира выбрала его, а не меня. Хотя, объективно, я более красивый и положительный и предпочитаю порядок тотальному хаосу.
Через месяц случилось то, что должно было в конце концов обязательно случиться. Меня выгнали с работы.
Мой начальник Лебедев сказал, что у него нет другого выхода, поскольку если он не выгонит меня, то вышестоящий начальник выгонит его. А он, Лебедев, к этому морально не готов.
Я сказал:
- Извините, что я тратил ваши нервы.
Я рассчитывал, что моя покорность смутит Лебедева и он отменит свое решение. Но Лебедев пожал плечом и сказал:
- Каждый человек тратит другого человека. Это и называется жизнь.
По тому, как он говорил со мной, вежливо и остраненно, я увидел, что он уже сбросил меня со счетов. У него уже есть на примете другой переводчик, которому обещано мое место. Может быть, он уже сейчас сидит в раздевалке и ждет, когда я уйду.
Я вышел от Лебедева. Перед его дверью сидела секретарша Роза. Прошлое лето я вывозил ее с семьей на дачу.
- А меня выгнали, - сказал я Розе.
Я мог рассчитывать на то, что Роза бросит все свои дела, выведет всех сотрудников на улицу и они пойдут перед издательством с лозунгами и транспарантами.
- А за что? - спросила Роза.
- За то, что я ничего не делал...
- А...
Организовывать забастовку Роза не побежала. Осталась сидеть на месте.
- А на что ты будешь жить? - спросила она.
- Что-нибудь придумаю...
Роза задумалась. Ее лицо стало сомнамбулическим. Видимо, она мысленно изыскивала средства, на которые бы она существовала, если бы ее выгнали с работы.
Тамара стояла возле плиты и готовила ужин: жарила яичницу с докторской колбасой.
В кухню вошла ее десятилетняя дочь Катя.
- Мне грустно! - воскликнула девочка. Ее голосок прозвучал пронзительно, как крик птицы.
- Это нормально, - объяснила Тамара. - Человеку не может быть только весело. Если это не идиот, конечно.
Катя постояла и ушла.
- Тамара, - сказал я, - одолжи мне денег.
- Я же при тебе купила эти колотырки. Весь аванс ушел. Я сама думала: у кого бы перехватить. Честное слово!
Тамара показала мне искренне вытаращенные глаза.
- Я верю, - сказал я. - Извини, пожалуйста.
В кухне появился ее муж Левка. Он был заспан и одет, как беженец. Он любил спать среди дня.
- Ты чего не раздеваешься? - спросил Левка.
- Я на минуту.
- Зачем ты ее возил? - Левка глядел на меня с брезгливым любопытством.
- Она попросила, я и повез.
- Лева! Ну я же тебе объясняла: мне надо было исключить! - вмешалась Тамара.
- Она же истеричка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71